Из статьи Владимира Воронова.
14 (26) ноября 1836 года русский бриг «Аякс» задержал в Суджукской (ныне Цемесская) бухте английскую шхуну «Виксен» (Vixen), что-то выгрузившую горцам.
В самом разгаре была кровопролитная и изнуряющая Кавказская война, но на побережье протяжённостью в двести миль было всего три изолированные русские крепости-форта, вся остальная территория была в руках черкесских племён.
Именно через эту береговую полосу и шло снабжение горцев оружием и боеприпасами, доставлявшимися морем из Турции. Лишь в одном 1830 году из Турции к берегам Кавказа прибыло до 200 турецких и британских судов, доставивших военные грузы.
Для пресечения этой контрабанды русские власти установили блокаду побережья, предписав кораблям Черноморского флота крейсировать у кавказских берегов, задерживая нарушителей.
На Кавказе иностранным торговым судам дозволялось заходить лишь в Анапу и Редут-Кале (севернее Поти), где были таможни и карантинные станции. Суда-нарушители, разгружавшиеся в неположенном месте и вёзшие запрещённый груз, подлежали конфискации.
Между тем банальное, казалось бы, задержание контрабандиста стало мировой сенсацией и спровоцировало грандиозный международный скандал, едва не вылившийся в войну между Англией и Россией.
Британская общественность бурно возмущалась «дерзким пиратским актом» против мирного судна, призывая «покарать захватчика», поскольку «владычице морей» непристойно взирать, как Россия «покушается на нашу торговлю».
Дошло до бурных дебатов в палате общин, где даже прозвучало, что когда «Виксен» бросил якорь в Суджукской бухте, то русский бриг, мол, вошёл в бухту как раз в тот момент, когда владелец груза шхуны «и несколько офицеров, высадившиеся на берег, вели переговоры с черкесскими властями относительно размеров требуемой последними пошлины со стоимости груза…».
Да уж, черкесская таможня — это сильно, но ведь британская публика на эту чушь повелась! Попутно газеты живописали про «зверства русских войск в Черкесии», публиковались статьи о неправомерности русской блокады, утверждая, что черкесское побережье вовсе не русская территория…
Министр иностранных дел Великобритании лорд Пальмерстон потребовал от русского правительства «указать мотивы, на основании которых оно сочло себя вправе в мирное время наложить арест на торговое судно, принадлежащее британскому подданному».
Чуть позже лорд учинил сцену русскому послу в Лондоне графу Поццо ди Борго: «Да, Европа слишком долго спала, — кричал он на посла. — Она наконец пробуждается, чтобы положить конец системе захватов, которые император желает предпринять на всех границах своей обширной империи».
Много лет спустя, когда Пальмерстон был уже премьер-министром, он с сожалением заявил: «Захват «Виксена» был прекрасным поводом для нападения. Тогда англичане могли бы нанести России сокрушительное поражение».
Цинично заметив, что «суть вопроса не в том, имеет ли Россия право владеть побережьем, а в том, выгодно ли это нам. Британские интересы превыше законов и справедливости, ибо они и есть законы и справедливость».
Интересы у Британии в том регионе действительно были серьёзные. По данным издания The Free Press, отказ от прав торговли с Черкесией обходился Англии в 100 тысяч фунтов стерлингов ежегодно.
Всего же британский экспорт в гавани Чёрного моря достигал тогда двух миллионов фунтов стерлингов. Но не только в деньгах было дело: «владычица морей» имела свои виды на турецкое «наследие», рассматривая Черкесию как барьер на пути возможной экспансии России.
«Когда черкесы будут побеждены, — уверял журнал The Edinburgh Review, — Кавказ будет открыт, и Персия окажется предоставленной милости Санкт-Петербурга. В результате мы увидим, как границы России одним махом придвинутся на 1200 миль к нашим индийским границам».
Трудно спорить с тем, что в том регионе действительно пересеклись стратегические интересы трёх империй — Российской, Османской и Британской, и уже потому Кавказ никак не мог остаться нейтральным.
Воевать же с горцами России пришлось прежде всего для обеспечения своих коммуникаций с Грузией и, как пишет автор современного труда о Кавказской войне Яков Гордин, «обеспечивая тыл и фланг в противостоянии с историческим противником — Турцией».
По Адрианопольскому мирному договору 1829 года восточное побережье Чёрного моря отходило к Российской империи. По тогдашним международным нормам Россия получала права на эти территории, потому что формально черкесские князья были вассалами Турции.
Сами горцы полагали иначе. «О неверные русские, враги истинной религии! — писали старейшины убыхов русскому командованию. — Если вы говорите, что наш падишах дал вам эти горы, то он нас не уведомил, что отдал вам нас лично; и если бы мы знали, что эти земли вам отданы, то не остались бы на них жить.
Мы имеем посланных от султана Махмуда, Мегмет-Али-паши, королей английского и французского. Мы поклялись нашею верою и уведомляем вас о том, что мы не исполним того, что в вашей бумаге написано. Бог будет за нас или за вас!»
Да и сами турки, привыкнув считать Кавказ за свой «огород», чихать хотели на запрет султана снабжать горцев оружием. Но никакой благотворительностью здесь не пахло: «гуманитарные конвои» через Чёрное море были чрезвычайно выгодны, поскольку поставляемый горцами товар был очень востребован — невольники.
К тому времени Кавказ оставался едва ли не последним источником поступления «белых рабов» на турецкие рынки. И завоевание Россией Кавказа на корню подрезало вывоз черкесского «живого товара» в Турцию.
«Можно положить, — сообщал один из документов того времени, — что из Черкесии вывозят ежегодно до четырёх тысяч невольников и невольниц в разные места Турции».
Конечно, с Кавказа вывозили не только рабов, но именно «торг невольниками, — сообщал в своём рапорте капитан-лейтенант Владимир Полянский, командир брига «Пегас», — составляет ныне главный артикул их торговли».
Насколько всё это было выгодно, в своём «Дневнике пребывания в Черкесии» откровенно поведал Джеймс Белл — тот самый, кто снарядил шхуну «Виксен»: «Цена на них (невольников) на рынке сейчас, — писал Белл, — составляет от трёх до пяти фунтов стерлингов (от семидесяти пяти до ста двадцати пяти франков), что может свидетельствовать, что этот товар имеет большой спрос». И ведь это цены собственно в Черкесии, а на турецких рынках они были в разы выше.
Но британцы снабжали черкесов оружием главным образом с целью как можно дольше затянуть Кавказскую войну, обессилив Россию и отвлекая её от дел европейских и попыток выйти на подступы к британской Индии.
«Если Персия является заставой Индии, то ещё в большей мере ею является Черкесия, которая защищает Афганистан и которая наравне с Персией защищает и Индию». — Эти слова принадлежат Дэвиду Уркарту, британскому дипломату, политику и разведчику. Именно он и стал организатором авантюры со шхуной «Виксен».
Жизненная эволюция этого персонажа интересна. Уроженец Шотландии, он в 1827 году волонтёром отправился воевать за независимость Греции. Но позже вдруг стал поклонником всего турецкого и ненавистником России, «заболев» черкесским вопросом.
В июле 1834 года на яхте «Мисчиф» он прибыл к черкесским берегам и высадился в Суджукской бухте, где горцы восторженно приняли его как настоящего посланца английского короля. Впрочем, так оно и было, поскольку идею создания «черкесского барьера» одобрил британский король Вильгельм?IV.
Призвав горцев к всеобщему восстанию против российского правительства, Уркарт подарил черкесам зелёное знамя с пучком стрел и звёздами, символизировавшее борьбу за «независимую Черкесию» и обещал им военную помощь европейских держав.
Наградой за эту миссию стал пост секретаря английского посольства в Константинополе, полученный Уркартом в 1835 году. Именно Дауд-бей, как его прозвали горцы, и проложил ту незарастающую английскую тропу к черкесам, по которой оружие и снаряжение потекли к ним уже систематически.
Уркарт не только организует «гуманитарные конвои» с оружием в Черкесию, но и сам не гнушается нелегальных поездок туда, невзирая на свой дипломатический ранг.
Очередную рекогносцировку он совершил в июне 1836 года, выбрав место для прибытия шхуны «Виксен» и время: она появилась аккурат в момент максимального накала полемики в британских политических кругах вокруг черкесского вопроса.
Ещё дипломат его величества руководит деятельностью своих эмиссаров, которые внушали горцам несбыточные надежды на то, что Англия вот-вот объявит войну России и пришлёт свой могучий флот к кавказским берегам. Помимо функций пропагандистских и разведывательных, эти эмиссары исполняли порой и обязанности инструкторов-диверсантов.
Одним из них и был тот Джеймс Белл, что снарядил «Виксен». Выходец из богатой банкирской шотландской семьи, Белл на госслужбе формально не состоял, имея репутацию авантюриста, занимавшегося как коммерцией, так и политикой.
В 1833 году он отметился в качестве… португальского консула в Глазго, где в этом качестве вербовал наёмников для участия в гражданской войне в Португалии, потом объявился и в Османской империи.
Его вполне можно назвать не только разведчиком, работавшим под «крышей» купца-коммерсанта, но, как показали дальнейшие события, ещё и полноценным диверсантом.
Форзац книги Джеймса Белла о его нелегальной миссии на Кавказе.
«На следующий день по моему прибытию в Константинополь, после пленения Vixen, — писал он в своём дневнике, — я принял решение вернуться в Черкесию, дабы там пополнить исследования, столь печально прерванные».
В новое «исследование» он отправился на турецком судне уже 20 марта (1 апреля) 1837 года, «предусмотрев взять с собою немалый ассортимент подарков, таких как ружья, сабли» и основательный запас пороха.
Компанию ему составил Джон Лонгворт, трудившийся под «крышей» корреспондента газеты Morning Chronicle. Прибыв к горцам, британцы организовали, как значится в документах, «постоянное и правильное сношение с портом Самсунским».
Петербург отдал предписание захватить «этого злобного английского банкрота, который мечется как чума из угла в угол». Но, как рапортовал командир Черноморской береговой линии генерал Раевский, «захватить живыми сих англичан, всегда вооружённых и тщательно охраняемых кунаками, почти невозможно».
Их можно тайно убить, «но и предложить таковую меру постыдно». Потому генерал предложил торжественно объявить их нарушителями общего спокойствия, обнародовав «оценку головы их». Оговорившись, что «если великодушное правительство желает оказать им последнее снисхождение, то, уведомив их о сей мере, можно дозволить им свободный выезд из гор».
Карта Кавказского побережья, сделанная в 1840 году британским разведчиком Джеймсом Беллом.
Император предложение Раевского одобрил, и за живых англичан была назначена награда по 500 червонцев за каждого. Впрочем, инструкция допускала и физическое устранение, не оговаривая конкретной цены: «головы их, как преступников, будут оценены».
Но премия так и осталась невостребованной: британский агент пробыл в Черкесии три года, став разработчиком плана ряда операций по разгрому русских фортов на Черноморском побережье…
Войны же из-за «Виксена» в 1837 году удалось избежать. Дабы Лондон не потерял лицо, ответственность за провокацию возложили только на Белла, который и так партизанил в черкесских аулах.
Без особой огласки Петербург согласился несколько изменить в пользу англичан таможенные тарифы, но возвращать шхуну категорически отказался.
Лорд Пальмерстон на словах согласился с тем, что если Черкесия даже и не принадлежит России, то Суджук-Кале — точно российская территория, и «правительство Его Величества не находит достаточных оснований оспаривать право России на арест и конфискацию судна «Виксен».
Уркарта отозвали из Константинополя, уволив с государственной службы, хотя засылку своих агентов к горцам и поставки им военного имущества англичане так и не прекратили.
