Столь нравящееся южнославянским этнографам и московским этнолингвистам противопоставление святочного обрядового времени всему остальному календарю как времени «нечистого», «нехристианского» и даже «языческого» — христианскому базируется не на архаике обрядов и представлений, а на том важном, известном, но недостаточно осознанном ученым людом обстоятельстве, что в эти две недели, по народным понятиям, младенец Иисус еще не был окрещен. Народное верование в «некрещеное» двенадцатидневье, как и само календарное двенадцатидневье, имеет реальную историко-хронологическую точку отсчета (в установлении празднования Рождества вдобавок к Богоявлению в 352 г.), и приписывать ему праславянскую, прагерманскую, индоевропейскую и иную глубокую древность, право, неразумно. Святость этого отрезка церковного календаря была отмечена в IV в. Ефремом Сирином и признана как Dodekameron Синодом в Туре в 567 г. К славянам отголоски представления о каком-то сакральном зимнем двенадцатидневье могли явиться еще до их официального крещения, так сказать, в процессе приобщения их к ценностям христианства, но и это ничем не подтверждаемое допущение ненамного удревнит связанные со святками славянские обычаи, верования и термины.
В частности, представляется необоснованным предположение этимологов о том, что общеславянское слово +kolęda принадлежало праславянскому лексическому пласту (*kolęda), хранило следы “дохристианского языческого значения ‘обряд, связанный с началом года’ и лишь вторично (в ходе последующих христианско-латинских, средневеково-немецких влияний) приобщилось к празднику собственно рождества” (ЭССЯ 10, 135). Сомнительно, чтобы у праславян явилась внутренняя обрядово-хозяйственная потребность связать начало нового года с самым холодным временем — концом декабря-началом января, и назвать его заимствованием из латыни, если такой потребности не было у народов, гораздо раньше христианизированных и гораздо теснее, чем славяне, контактировавших с Римской империей. Провансальское calendo обозначало ‘Рождество’ (ср. франц. марсельск. calendeau ‘рождественское полено’), и маловероятно, чтобы ц.-славянское слово коляда отражало бы более древнюю ступень семантической и обрядовой эволюции этого понятия.
В Германии только в 1310 г. Кельнский собор постановил считать святки началом нового года, но, например, в Трире и области до середины XVII в. год начинался с Благовещенья. В Англии официальной датой нового года долгое время тоже считалось Благовещенье, 25 марта, и только в 1752 г. начало года было передвинуто на 1 января. Во Франции в VIII в. год начинался с 1-го марта, затем после смерти Карла Великого (768-814) и до конца X в. началом года было 25 декабря, т.е. Рождество. Но со времени первых Капетингов началом года стали считать Пасху, и так продолжалось очень долго — до тех пор, пока эдикт Карла IX-го в 1564 г. не закрепил начало года за 1 января. В графстве, а потом в княжестве Савойя в Средние века год начинался с Пасхи, только в 1306 г. начало года было перенесено на Рождество, и эта система там пребывала без изменения до 1572 г. В Каталонии и Арагоне Рождество стало считаться первым днем нового года с 16 декабря 1350 г. Христианская церковь с 313 по 462 гг. цикл фиксированных в календаре праздников начинала с 23 сентября (дня Зачатия Иоанна Крестителя). После 462 г. гражданский год стал начинаться с 1 сентября. С VIII в. сентябрьский новый год обрел литургический статус, и праздник Рождества Богородицы (8 сентября) постепенно уменьшил важность дня Зачатия Иоанна как начала праздничного цикла. Начало нового года католическая церковь связала с 1 января только при папе Иннокентии XII в 1691 г., последовав примеру протестантов. В первые века христианской эры церковный год начинался с Крещения (Богоявления), но какое отношение это могло иметь к славянам?
Попытки структуралистов (см. многочисленные труды В.Н. Топорова и его эпигонов, среди последних выделим посмертную статью Н. Велюса [1998]) приписать святочным обрядам и фольклору смысл и функцию древнего новогоднего «интегрирования» или творения «космоса» из «хаоса» в рамках придуманного ими «Основного индоевропейского мифа» беспочвенны и попросту смешны, как и сам их «миф».
Страхов А.Б. Ночь перед Рождеством: народное христианство и рождественская обрядность на Западе и у славян. Cambridge, Mass., 2003. С. 242-243.
