Я глаз не отвел, не умел отводить,
А он попытался меня зарубить…
(с) «История Сайто»
Одна из главных «страшилок» про средневековую Японию — это рассказы про то, что любой самурай (или, точнее, буси — воин) мог убить кого угодно из простолюдинов чуть ли не по желанию своей пятки, и ему за это ничего не было.
С одной стороны, нечто подобное действительно имело место быть в почти беззаконную эпоху Сенгоку Дзидай, когда каждый бурый феодал творил в своем уделе практически что хотел, вдобавок по стране, как франт по бульвару, гуляли взад-вперед различные буйные головушки то из сохээв, то из радикалов Икко-икки, то еще кто-нибудь даже более экзотический. Эти хотя и хотя и самураями не считались (точнее, считались не все, там была сборная солянка из крестьян и низкоранговых буси), но могли и сами любого самурая нагинатой по черепу попотчевать, разрешения у Будды не спрашивая…)
В общем, формально такое право — зарубить простолюдина за оскорбление — у касты самураев действительно было. Оно называлось кирисутэ-гомэн, дословно «разрешение рубить и оставлять» (в смысле тело жертвы на месте).
Формально самурай мог использовать свое право кирисутэ-гомен в отношении любого простолюдина за нанесенное оскорбление. Но есть, как водится, нюанс. Оскорбление должно было быть, во-первых, реальным, во-вторых, соответствующей степени тяжести. После такого… Гмм… Акта осуществления своего права самурай представал перед судом своего сословия. И там должен был представить доказательства достаточной весомости полученного им оскорбления, за которое он расплатился ударом.
Даже в отношении простолюдина — изволь предоставить свидетеля, хотя бы одного, который подтвердит, что «такой обиды было реально не снести».
В противном случае — убийство простолюдина (особенно если он был из другого владения, т. е. принадлежал другому клану) рассматривалось как преступление против государства. Как нанесение ему, государству (в рамках хотя бы отдельного княжества во главе с самостийным дайме) ущерба.
И если суд решал, что оскорбление было недостаточным — самурая самого могли приговорить к обезглавливанию. В поздние периоды Сенгоку Дзидай и в эпоху Эдо — без права на сэппуку.
Что автоматически переводило и его самого, посмертно, и его потомков в разряд простолюдинов.
Поэтому пользовались этим правом либо самые отмороженные, либо самые умные, загодя подготовив нужного свидетеля…)
Кстати, практика цудзигири, «удара на перекрестке», то есть испытания меча на случайном прохожем, часто расценивалась судьями как реальный, а не надуманный — он на меня косо посмотрел! — повод шибко ярому самураю зарубить горожанина или крестьянина. Т. е. суд зачастую изначально исходил из предположения, что настоящей причиной убийства было не оскорбление — известно, что дураков особо нет самураев оскорблять, зная их привычку хвататься за острое железо по любому поводу — а именно желание самого вояки испытать «в деле» свой меч.
Что называется, руки чесались…)
Именно поэтому решивший прикончить обидчика буси обязан был предоставить суду свидетелей, что рубанул он его за дело. По самурайским, конечно, понятиям…))
Источник — М. Сеско, «Тамэсигири: история и развитие испытаний японского меча».
