Карта археологических культур и миграций Железного Века.
Важнейшей задачей в исследовании этногенеза славян является установление хронологических рамок, внутри которых протекало их оформление в качестве особой этнической группы. К сожалению, по этой проблеме у исследователей имеются существенные расхождения. Различия в датировании начала славян определяются в первую очередь скудостью и спецификой источников, разным пониманием исследователями механизма формирования славян и недостаточной порой скоординированностью выводов, сделанных отдельно по каждому из источников. Поэтому, как показывает практика, успех в значительной мере зависит от координации усилий представителей разных наук. В письменных источниках славяне появляются поздно, и в них, естественно, отсутствует всякая информация о начальном периоде их этногенеза, уходящего в более глубокую древность. Приоткрыть завесу над этим сложным процессом дают возможность лингвистические, археологические и антропологические материалы.
Сравнительное славянское языкознание убедительно доказало, что в своем развитии славяне прошли через различные периоды и что все живые, равно как и уже исчезнувшие, славянские языки восходят к общему языковому предку — общеславянскому (праславянскому) языку, который, по мнению ряда лингвистов, представлял собой систему близкородственных диалектов, возможно, соответствовавших древним родственным племенам и племенным группировкам.
В свою очередь, праславянский, так же как и прагерманский, прабалтский и другие предшественники современных индоевропейских языковых групп, является следствием дифференциации еще более древних языковых структур, восходящих в конечном счете к праиндоевропейскому языку.
В системе различных языков индоевропейской семьи народов разные языки имеют между собой неодинаковую степень близости, или родства. Так, праславянский язык ближе всего стоит к прабалтскому и прагерманскому, что позволяет объединять их в особую северную группу индоевропейских языков и предполагать существование у них в прошлом общего языкового предка [1]. Поэтому историю развития праславянского языка и, следовательно, праславян нужно рассматривать в тесной связи с историей других родственных им этносов и их языков.
Несмотря на отсутствие письменности, общеславянский язык просуществовал очень длительное время, почти до появления у славян письменности и был очень близок к языку славянских письменных источников X—XI вв. Полагают, что изменения в общеславянской языковой системе носили всеобщий характер с одинаковыми результатами в отдельных славянских диалектах [2].
Однако в определении времени возникновения общеславянского языка лингвисты сильно расходятся. До сих пор в их работах можно встретиться с датами от III до I тыс. до. н. э. [3]. По их собственному признанию, одна лингвистика не в состоянии установить точное время появления славянского языка [4]. Часто эти даты заимствуются у археологов, которые, в свою очередь, далеко не единодушны в оценках этнической принадлежности тех или иных культур. Например, некоторые связывают с ранними славянами так называемый комаровский комплекс, сформировавшийся около 1500 г. до н. э. в Северной Украине, и датируют этим временем начало праславян. Между тем отношение его к славянам более чем сомнительно. Столь же сомнительно использование в периодизации развития славянского языка дат зарубинецкой культуры, славянская принадлежность которой, говоря словами одного из самых крупных ее исследователей П. Н. Третьякова, так никем и не была доказана [5].
Конечно, не вызывает сомнений большая роль археологической науки в изучении славянского этногенеза, располагающей собственными методами исследования этногенетических процессов, которые позволяют проследить генетическую преемственность между конкретными культурами и предложить обоснованные даты. Но, отдавая должное этой науке и ее большим возможностям, следует подчеркнуть, что при определении времени образования славян археологи обязаны считаться с заключениями лингвистики. Без лингвистических координат использовать даже хорошо датированные археологические культуры для определения начала славян невозможно.
Датирование процесса формирования славя установлением времени начала распада непосредственно предшествовавшей славянам этнолингвистической общности; анализом общеславянской лексики, позволяющей реконструировать уровень социального и хозяйственного развития праславян, который может быть датирован на основании других источников (например, археологических); анализом языкового материала, свидетельствующего о проникновении в общеславянский язык лингвистических структур из других датированных языков; сравнением с этногенезом других родственных народов, если он проходил в сходных условиях, и др.
Поскольку славяне вычленялись из предшествовавшей им общности, начало славянского этногенеза следует связывать с началом дифференциации этой общности. К сожалению, лингвисты определяют ее по- разному. И это во многом связано с разным пониманием механизма выделения славян.
В общих чертах наиболее вероятный и принимаемый большинством исследователей сценарий этнических процессов, приведших к появлению славян, можно представить в следующем виде. Выйдя за пределы своей прародины, индоевропейские племена в процессе своего расселения активно взаимодействовали с различными группами местного населения и постепенно утрачивали свое первоначальное этнокультурное единство. Наслоение индоевропейских диалектов на разные неиндоевропейские субстраты привело к расхождению строя индоевропейских диалектов и образованию обособленных языковых групп — отдельных «ветвей» индоевропейской семьи. Одна из них, получившая название северной группы индоевропейцев, или североиндоевропейцев, дала начало славянам, германцам и балтам. Ее принято локализовать в Средней Европе севернее Карпат и частично в лесной зоне Восточной Европы, где эти народы обнаруживает историческое время. Лингвистика считает возможным предполагать, что после расселения североиндоевропейцы могли некоторое время составлять совокупность близких диалектов, позволяющих объединять их в относительно единую этнолингвистическую общность [6]. Представляется наиболее вероятным, что с этой общностью и ее непосредственными потомками связаны распространившиеся в этой области так называемые «курганные культуры». По ним с большей точностью можно установить время появления здесь североиндоевропейцев и определить протяженность освоенной ими территории. Археологические материалы фиксируют их уже в первой половине III тыс. до н. э., но большая часть полученных радиоуглеродным методом дат относится к середине этого тысячелетия [7].
Ареалы первых сложившихся в этой зоне несомненно индоевропейских археологических культур — среднеднепровской культуры раннего этапа, одновременной культуры шаровидных амфор и мегалитической культуры на Ютландском полуострове и в Южной Скандинавии — дают, по нашему мнению, более точное представление о территории, охваченной первой большой миграцией индоевропейских племен в Северной и Средней Европе. Путь этих племен пролегал от Северного Причерноморья через Среднее Поднепровье, Волынь, верховья Южного Буга и Днестра вдоль южной границы лесной зоны в бассейны Вислы, Одера, Эльбы и далее [8].
Однако, проникнув в эту область и начав активно взаимодействовать с местными племенами, северная группа индоевропейцев начинает распадаться на более мелкие этнические подразделения.
С последующей судьбой расселившихся здесь индоевропейцев, очевидно, и следует связывать начальную историю славян.
Пожалуй, самым большим препятствием в решении хронологических вопросов славянского этногенеза является различное понимание лингвистами механизма выделения славян из предшествующей общности. Эта проблема нуждается в решении в первую очередь. Спорным оказался вопрос о дальнейшей судьбе североиндоевропейцев: как и когда протекал процесс вычленения из них славян; привел ли распад этой общности сразу же к появлению славян или же между ними и североиндоевропейской общностью какое-то время существовали некие промежуточные этнообразования? Если такие промежуточные этносы существовали, то из какой из них и когда выделились славяне? Все эти вопросы в той или иной форме ставились в науке и получали различное освещение. Проблема датирования начала славян оказалась завязанной на этих вопросах и стала зависеть от их решения.
В трудах лингвистов высказывается предположение о возможности существования в составе очень древней «совокупности индоевропейских диалектов» таких, которые могли стать основой общеславянского языка. Трудно, однако, допустить, что такие зародышевые формы общеславянского могли сохраниться в условиях расселения индоевропейцев, занявшего длительное время и сопровождавшегося активными этническими взаимодействиями с различными группами местных неиндоевропейских племен. Конечно, в любой большой общности можно предполагать существование диалектов. Например, уже древнеямная культурно-историческая общность, принадлежавшая одним из первых в Восточной Европе индоевропейцам, насчитывала до 5 групп [9]. Вполне допустимо, что они отражали диалектное членение этой части индоевропейцев. Но едва ли возможно сохранение прежних диалектов в условиях миграции и постоянных смешений с новыми этносами. В этой связи нам представляется очень сомнительной картина расселения индоевропейцев, нарисованная американцами Г. Трегером и Х. Смитом. По их мнению, расселение индоевропейцев шло из одной области в виде следующих друг за другом миграционных волн, каждая из которых приносила с собой поочередно и в разное время то клинописный хеттский, то индо-иранский, то греческий, то итало-кельтский, то германский. Не случайно их концепция подверглась справедливой критике со стороны самих американских ученых [10].
Археологические материалы убедительно свидетельствуют о том, что североиндоевропейцы наложились на разные этнокультурные единицы и вскоре начали смешиваться с ними [11]. В таких условиях сохранить эту достаточно относительную общность было невозможно. С позиции лингвистики, как справедливо отмечал Б. Горнунг, гипотеза о длительном существовании «североиндоевропейской» диалектной группы, в которую протобалтийские и протославянские диалекты якобы входили вместе с протогерманскими, не может быть признана обоснованной [12].
Существование в середине — второй половине ІІІ тысячелетия до н. э. в зоне расселения «курганных племен» нескольких самостоятельных археологических культур может служить археологическим свидетельством происшедшего к этому времени распада «единства» северной группы индоевропейцев и появления уже достаточно сильно дифференцированных, но родственных этнокультурных группировок. Именно поэтому здесь и не образовалось после их расселения культурного единства, которое было бы представлено какой-то одной археологической культурой. Возникшие к середине ІІІ тыс. до н. э. в ареале расселения североиндоевропейцев новые археологические культуры уже достаточно различаются между собой, сохраняя, впрочем, сильно выраженную общую основу — наследие общего для них индоевропейского культурного компонента. Этот общий компонент позволяет объединять эти и другие близкие культуры в группу культур шнуровой керамики и боевых топоров.
Наиболее вероятной причиной возникновения славян, как и балтов и германцев, нужно признать мощную этническую миксацию, приведшую к глубокой трансформации смешивавшихся этнических компонентов. Именно в миксации и действии субстрата видят основную причину расхождения строя индоевропейских диалектов и образования обособленных языковых групп или отдельных конкретных индоевропейских языков многие виднейшие лингвисты и археологи (А. Мейе, З. Фейст, Ю. Покорный, В. Пизани, Б. Горнунг, В. Седов и др.).
Камнем преткновения, однако, на многие годы стала проблема сущности выделившихся из североиндоевропейцев этносов, привела ли дифференциация к появлению славян или же славяне выделились позже на базе какого-то промежуточного этноса. В первом случае начало славян можно вести со времени прихода в Среднюю Европу североиндоевропейцев и начала их дифференциации, в другом — со времени распада промежуточной группировки, что предполагает более позднее появление славян. В научной литературе высказана также идея о возможности выделения славян из балтского этноса, что также предполагает более молодой возраст славян по сравнению с балтами и германцами.
В основе идеи о формировании славян в результате разделения предшествовавшей им промежуточной общности лежала теория так называемого единого «балто-славянского праязыка», которая родилась в XIX веке. Статистические подсчеты количества общих слов в индоевропейских языках, наблюдения над характером и степенью близости у них фонетических и грамматических форм привели некоторых исследователей к заключению, что наибольшее количество общих лингвистических явлений оказалось в славянских и балтских языках. Отсюда был сделан вывод, что праславянский и прабалтский языки выделились не из древнеиндоевропейского, а из общей для них лингвистической структуры, названной «балто-славянским праязыком». Эта теория имела много сторонников в конце XIX — начале XX в. Ее принимали Шлейхер, Бругман, Брюкнер, Педерсен, Фортунатов, Хирт, Шлехт и другие лингвисты. Ее признавали многие польские лингвисты: Т. Лер-Сплавинский, Я. Отрембский, Я. Сафаревич, Е. Курилович, болгарский языковед В. Георгиев, российский лингвист В. Н. Топоров и др. Делались попытки лингвистической реконструкции балто-славянского (А. Вайян) выделения балто-славянской гидронимии и т. д.
Для подкрепления своих позиций некоторые лингвисты пытались апеллировать к археологическим материалам, надеясь найти в них факты, объясняющие происхождение этой общности и определяющие ее локализацию. В археологии пытались искать основания и для ее датировки.
В свою очередь, и археологи в этногенетических построениях нередко брали на вооружение теорию балто-славянской общности. Насколько были удачны эти попытки, можно судить хотя бы по следующим примерам.
Д. Я. Телегин связывал с балто-славянской общностью днепро-донецкую неолитическую культуру V— III тыс. до н. э., А. Гардавский — тшинецкую культуру бронзового века (II тыс. до н. э.), В. Хенсель — культуру Злота (II тыс. до н. э.), а П. Н. Третьяков одно время балто-славянскую общность отождествлял с милоградской культурой железного века (VI в. до н. э. — I в. н. э.). В связи с этим нельзя не вспомнить высказывания польского археолога И. Костшевского, который писал, что если исходить только из археологических источников, то следует признать, что настоящей эпохи балто-славянской языковой общности никогда не существовало [13].
Уже в начале своего существования балто-славянская теория подверглась обоснованной критике. Решительно против нее выступили такие известные слависты и специалисты по балтским языкам, как И. А. Бодуэн де Куртенэ, А. Мейе, Я. Эндзелин, Г. А. Ильинский, Б. Горнунг и другие [14]. В настоящее время многие авторитетные лингвисты считают ее искусственным построением и предпочитают говорить о длительных контактах балтских и славянских языков, о параллелизме их развития, что вполне объясняет природу тех общих явлений, которыми характеризуются эти языки. Общность происхождения, длительное соседство и активные взаимодействия, не ограничивавшиеся только маргинальными, — вот что определило близость славянского и балтского. Сходство между ними поразительное, отмечал А. Мейе, но отсюда еще далеко до установления «славяно-балтского единства» [15]. Справедливости ради, следует сказать, что далеко не все отказались от идеи балто-славянской общности. Поэтому, чтобы определиться в вопросе о начале славян, необходимы дальнейшие усилия лингвистов и археологов.
Исключительное значение для решения балто-славянской проблемы и славянского этногенеза, на наш взгляд, имеют данные, свидетельствующие об очень раннем выделении из североиндоевропейской общности балтов, что позволяет конкретней представить себе историческую картину распада северной группы индоевропейцев и оперировать более аргументированными датами.
Несмотря на то, что эта идея достаточно полно изложена в специальных работах Х. Моора [16] и получила признание со стороны ряда известных исследователей, ее нередко замалчивают или ограничиваются беглым упоминанием о ней. Поскольку она имеет непосредственное отношение к поставленной проблеме, считаем необходимым сказать о ней особо.
В середине III тыс. до н. э. одна из групп древнеямных племен, достигнув области Среднего Поднепровья, начала смешиваться с местным неолитическим населением днепро-донецкой культуры и частично с периферийными племенами трипольцев, в результате чего возникла среднеднепровская культура. На рубеже III и II тыс. до н. э., после почти пятисотлетнего обитания в Среднем Поднепровье, носители этой культуры начали быстро расселяться в северном направлении и скоро заняли обширные пространства от Вислы на западе до верховьев Оки и Волги — на востоке. Освоенная ими территория совпадает с ареалом балтской гидронимии. Это и послужило одним из оснований атрибутировать среднеднепровские племена или их потомков с древними балтами. Следует заметить, что все культуры железного века в этом ареале признаются принадлежащими балтам. Но маловероятно, чтобы формирование балтов и балтского гидронимичесого ареала было связано с железным веком. Расселение среднеднепровских племен на больших пространствах в разнокультурной и, несомненно, разноэтничной доиндоевропейской среде, в условиях энергичных этнокультурных взаимодействий с местными племенами [17] должно было привести к ситуации, малоблагоприятной для этнической консолидации мигрантов. Трудно выделить такие факторы, которые бы определили развитие у этих племен или их потомков общих балтских этнокультурных характеристик. Логичнее предположить обратное: в условиях пространственной разделенности, непрочности межплеменных экономических и прочих связей, присущих первобытнообщинному строю, при активном воздействии разных этнических субстратов большую роль в этногенетическом процессе должны были играть центробежные силы, ведущие не к консолидации, а к дифференциации этноса. Нет никаких данных предполагать, что балтский гидронимический ареал был заполнен в железном веке выходцами из какой-то одной области, в которых можно было бы видеть ранних балтов. Поэтому предпочтительней признать, что балтская гидронимика обязана приходу сюда среднеднепровских племен, которые, следовательно, были носителями балтского (прабалтского) языка. Этот вывод согласуется и с другими наблюдениями. Так, лингвистика фиксирует очень ранние контакты балтов с финно-уграми. В прибалтийско-финских и поволжских финно-угорских языках обнаруживаются многочисленные заимствования из балтского, как в словарном составе, так и в грамматическом строе. При этом по своему характеру они соответствуют историческим условиям периода освоения животноводства и земледелия, т. е. совпадают по времени с расселением в этих местах среднеднепровских племен. О древности контактов между балтами и финно-уграми свидетельствует также тот факт, что балтские заимствования в финно-угорских языках оказываются более ранними, чем заимствования из германских языков [18]. Идею о раннем возникновении прабалтского и начале его диалектной дифференциации уже в III тыс. до н. э. поддержал литовский лингвист В. Мажюлис [19].
Антропологический материал самой удаленной от древних индоевропейских центров — фатьяновской группировки, датирующейся III — первой половиной II тыс. до н. э., не противоречит выводу о балтской принадлежности ее носителей [20].
Наконец, очень сильным аргументом в пользу того, что расселившиеся в конце III — начале II тыс. до н. э. в отмеченном регионе среднеднепровские и родственные им племена были уже сложившимися балтами и что сам процесс их этнического оформления протекал до их расселения и за пределами освоенной ими новой территории, согласуется с представлениями лингвистики о законах образования гидронимического фона. В соответствии с этой теорией господство на какой-то территории гидронимических типов определенного языка должно рассматриваться как свидетельство миграции в эту область носителей данного языка, а не его прародины. Этот тезис впервые был выдвинут польским исследователем М. Рудницким и находит все новые подтверждения [21].
Следовательно, область формирования балтов должна была находиться за пределами или по соседству с ареалом балтской гидронимики. Среднее Поднепровье как раз и могло быть такой областью, т. е. прародиной балтов.
Таким образом, возникновение балтов можно связывать со среднеднепровской культурой ее раннего этапа. Ее сложение началось вскоре после расселения в Среднем Поднепровье степных индоевропейских племен в середине III тыс. до н. э. Значит, оформление балтов в качестве особого этноса проходило в период между серединой III и началом II тыс. до н. э., когда они начали свою миграцию в северном направлении. Получается, что между расселением в средней зоне Восточной Европы индоевропейских племен и началом формирования балтов не остается хронологической ниши, куда бы можно было поместить «балто-славян». Их просто-напросто не было. А если их не было, то и начало славян мы могли бы синхронизировать с балтским этногенезом.
Однако прежде следует коснуться еще одной концепции, согласно которой славяне более молодой этнос, чем балты, и более того, они развились будто бы на основе одной из западнобалтских групп. Идею позднего вычленения славян из балтов можно считать относительно новой. Она получила как лингвистическое, так и археологическое обоснование в работах ряда авторитетных исследователей [22]. Основные лингвистические доводы этой гипотезы, сформулированные И. В. Ивановым и В. Н. Топоровым, вытекают из следующих наблюдений. В семье индоевропейских языков славянский ближе всего стоит к балтскому. Вместе с тем балтская языковая область при своей территориальной ограниченности характеризуется большой диалектной дробностью, в то время как славянская, занимая значительно больший ареал, отличается заметной монолитностью. При реконструкции балтские диалекты оказываются более древними, чем славянские. Отсюда делается вывод не только о более позднем появлении славян по сравнению с балтами, но и о вычленении их языка из периферийных диалектов балтского.
Не трудно заметить, что сторонники этой гипотезы исходят из предположения, что как теперь, так и в далеком прошлом территория славян превосходила территорию балтов, что должно было влиять на формирование диалектной дифференциации или даже определять ее. Но такое представление о древних ареалах славян и балтов априорное и, по существу, неверное.
Прежде чем выставлять такой тезис, следовало бы доказать, что территория праславян действительно превосходила (и вероятно, намного) территорию балтов. Данные топонимики свидетельствуют о том, что территория расселения древних балтов намного превосходила их нынешнюю. Доказано, что балты утратили 5/6 своей начальной территории [23].
Различия в степени диалектной структуры в балтском и славянском языках можно легко объяснить разным временем выхода их носителей за пределы своей прародины и последующим расселением на больших пространствах. Если балты начали свою миграцию еще в начале II тыс. до н. э., то славяне пребывали в пределах своей прародины до середины I тыс. н. э. Это и объясняет меньшую по сравнению с балтами диалектную расчлененность их языка и порождает иллюзию, что он моложе балтского. Заметим, что гипотеза позднего выделения славян из периферийной группы балтов встретила резкое возражение и со стороны О. Н. Трубачева, признанного специалиста в области славянского и балтского языкознания.
Пример балтов показывает, что распад северной группы индоевропейцев сопровождался выделением не каких-то никому не известных промежуточных этнических группировок, а современных исторических народов, точнее, их корневых этносов. Следовательно, возникновение балтов, славян и германцев нужно начинать со времени прихода северных индоевропейцев в европейскую область севернее Карпат и начала их распада, что приходится на середину III тыс. до н. э.
Мы не видим и никаких других промежуточных форм между североиндоевропейцами и славянами, которые бы заставляли омолаживать славян. Нет убедительных аргументов для предположения, что балты могли вычлениться из североиндоевропейской общности раньше других и что на остальной территории расселившихся северных индоевропейцев их единство не было нарушено, и там по-прежнему продолжала существовать неопределенная «совокупность носителей общих близких диалектов». Такое гипотетическое допущение было бы возможно при условии, что этногенетический процесс за пределами балтской области протекал иначе и древнеиндоевропейские племена и их языки не подвергались воздействию со стороны местных субстратов. Но такого не было. И на соседних с древними балтами территориях, куда расселились северные индоевропейцы и где позже историческое время застает славян и германцев, имели место аналогичные процессы энергичного этнического смешения пришельцев с местными племенами. Причем, что очень важно подчеркнуть, местное население здесь не было этнически однородным, и северные индоевропейцы оказались под воздействием разных субстратов. Это не могло пройти для них бесследно.
Сохранить прежнее состояние было невозможно, и мы вскоре увидим появление в европейском ареале к северу от Карпат родственных и синхронных балтам археологических культур. Так, в междуречье Эльбы и Вислы миксация пришлых индоевропейцев с местными неолитическими племенами культуры воронковидных кубков привела к появлению культуры шаровидных амфор, которая могла стать первой культурой славян [24].
Таким образом, завершение миграции индоевропейских племен в среднеевропейской зоне к северу от Карпат может рассматриваться как начало этногенеза славян. Оно приходится на время второй половины III тыс. до н. э. и совпадает со временем формирования и функционирования культуры шаровидных амфор и среднеднепровской культуры.
Хотелось бы сопоставить этот вывод с очень интересными наблюдениями лингвиста А. Сенна. Заметим, что он относится к числу решительных противников существования балто-славянского языкового единства. По его мнению, славянский, балтский и германский языки образовались из одного общего для них языка и какое-то время развивались изолированно. В соприкосновение балтский и славянский языки вошли в результате продвижения балтов в западном направлении. Правда, общего предка славянского, балтского и германского он называет поздним праславянским, а процесс разделения его датирует периодом 1000— 500 гг. до н. э. [25]. Если поменять терминологию и вместо позднего праславянского назвать общего языкового предка славянского, балтского и германского североиндоевропейским и отодвинуть процесс формирования этих языков в III тыс. до н. э., то мы обнаружим поразительное совпадение археологических и лингвистических наблюдений о начале славян. В самом деле, мы уже говорили о том, что расселение в III тыс. до н. э. в европейской области севернее Карпат и в Среднем Поднепровье североиндоевропейцев привело после их смешения с носителями трех местных неолитических культур к появлению во второй половине III тыс. до н. э. трех достаточно изолированных культур: среднеднепровской, шаровидных амфор и мегалитической. Свяжем с ними соответственно прабалтов, праславян и прагерманцев. На рубеже III и II тыс. до н. э. среднеднепровские и, возможно, какие-то периферийные родственные им племена (прабалты?) продвинулись в северном и северо-западном направлениях и вошли на западе в соприкосновение с потомками культуры шаровидных амфор (праславян?) и даже наложились на них в Висло-Неманском междуречье. Это позволило нам высказать предположение, что частичное смешение их могло привести к появлению западных балтов, которых историческое время застает именно в этом регионе [26]. Нарисованная археологическая картина, как можно убедиться, совпадает с предложенной А. Сенном лингвистической. Расхождения только в датировании этих процессов. Нам эти даты дает археологический материал. Если удревнить лингвистические даты А. Сенна, то все становится на свои места. О возможности отнести начало этногенеза балтов к III тыс. до н. э. мы уже говорили. Начало германцев тоже стоит близко к этому времени. Достаточно напомнить хотя бы тот факт, что в науке прочно утвердилось мнение, что ясторфская культура, которая во II тыс. до н. э. стала распространяться в Южной Прибалтике, принадлежала древним германцам [27].
Хотя большинство лингвистов, по словам В. Седова, склоняется к омолаживанию славян и предлагает датировать формирование славянского языка I тыс. до н. э., в науке проблемы не решаются, к счастью, аргументом арифметического большинства. Нам представляются заслуживающими внимания и доводы тех лингвистов, которые считают возможным отнести возникновение славянского языка к более раннему времени.
Прежде всего, поразительным представляется сходство между славянской и балтской языковыми группами, что говорит об общих чертах и тенденциях их исторического, параллельного и длительного развития после отделения от древнеевропейской диалектной общности. Обе группы выражают архаичный тип в семье индоевропейских языков. Обе они сохранили старый характер склонения. Их очень богатое именное склонение имело почти столько же падежей, сколько и древний индо-иранский (арийский). Не нарушали общей структуры слов и происходившие в них фонетические изменения. По мнению А. Мейе, это не только указывает на древность славянской речи, но и объясняет одну из причин сохранения древнего типа предложения в славянских и балтийских языках [28].
Конечно, по сравнению с реконструируемым общеиндоевропейским языком общеславянский представляет новое лингвистическое явление, и в нем имеется не много таких форм, которые могут быть отождествлены с общеиндоевропейским. Он многое упростил и упорядочил. Некоторые глубокие изменения связаны с влияниями других языков, которые, однако, не смогли нарушить общей структуры славянских слов в такой степени, как, например, в греческом. Сохраняя архаичный тип, славянский язык сформировался в результате длительного употребления. Без какого-либо перерыва он продолжает развитие общеиндоевропейского языка [29].
Архаизм его типа во многом объясняется, как думают, и тем обстоятельством, что общеславянский язык развивался на периферии индоевропейского ареала, в стороне от оживленных центров древнего мира, связанных с Средиземноморьем [30].
В настоящее время получила признание предложенная Ф. П. Филиным периодизация развития общеславянского языка. Для нас важны его хронологические выводы. Из трех выделенных им этапов общеславянского языка самый ранний он датирует временем от начала распада общеиндоевропейского, которое он относит к III тыс. до н. э., и до конца I тыс. до н. э. Этот этап, по его мнению, характеризовался формированием основы общеславянской языковой системы, что привело к возникновению таких отличительных признаков, которые выделяли славянский язык среди других индоевропейских языков [31].
Не противоречат такому заключению и наблюдения над лексикой славянских языков, отражающей общественную структуру и хозяйственную деятельность носителей общеславянского языка, которая может быть хронологизирована на основании всего того, что известно о социальном развитии и материальной культуре индоевропейских народов по другим источникам. Общеславянский язык, как свидетельствует сравнительное славянское языкознание, формировался тогда, когда его носители жили в условиях родового строя, еще не вступившего в стадию разложения. Так, термин «семья» по-разному обозначается в некоторых славянских языках. Это означает, что в общеславянском языке не было слова для обозначения такой формы организации ближайших родственников. Для носителей общеславянского языка основной формой организации был род. Значение семьи и ее выделение в качестве основной хозяйственной единицы знаменовало собой распад первобытнообщинных отношений. Из археологических данных известно, что отчетливые признаки выделения локализованной на отдельных поселениях патриархальной семьи в области расселения северных индоевропейцев приходятся в основном на начало раннего железного века, то есть на первые века I тыс. до н. э. В некоторых же местах выделение такой семьи имело место уже в бронзовом веке. Следовательно, период существования общеславянской общности нужно отодвинуть, по крайней мере, на несколько столетий в глубь веков от рубежа II и I тыс. до н. э. Учитывая же длительность развития родового строя и крайне медленный характер происходивших в нем изменений, можно с уверенностью говорить о многовековом, может быть исчисляемым и тысячелетиями, существовании у носителей общеславянского языка развитой родовой организации. Более того, общая, развитая и разнообразная славянская терминология, связанная с родовым строем, позволяет говорить, что славяне формировались в условиях образования и развития самой родовой организации и ее институтов. А это предполагает очень длительный срок и отдаленный период.
Некоторые термины, обозначающие понятия и категории родового строя, у славян близки к индоевропейским, но некоторые специфичны и отличаются от аналогичных понятий в других индоевропейских языках. Это наблюдение тоже может служить указанием на раннее выделение славян из индоевропейской общности [32].
Общеславянский язык имел достаточно выраженный фонд слов для обозначения орудий из камня и кремня. Известно, что основное употребление таких орудий приходится на каменный и бронзовый века. В железном веке они почти повсеместно выходят из употребления.
По названиям орудий земледелия и культурных растений в общеславянском языке можно сделать вывод, что выделение славян из предшествовавшей им общности приходится на время возникновения и развития земледелия. А эта форма хозяйства в ареале североиндоевропейцев фиксируется археологией уже в III тыс. до н. э.
Все приведенные, разнообразные по своему характеру данные позволяют прийти к выводу: славяне выделились из североиндоевропейской общности вскоре после расселения индоевропейцев в Средней Европе к северу от Карпат, что приходится на середину — вторую половину III тыс. до н. э.
Загорульский, Э.М. Проблема датирования начала славянского этногенеза / Э.М. Загорульский // Працы гістарычнага факультэта : навук. зб. Вып. 1 / рэдкал. : У. К. Коршук (адк. рэд.) [і інш.]. — Мінск : БДУ, 2006. — С. 153–168.
