Основным противником саргатских воинов на севере были таежные племена, тревожившие постоянными набегами их лесостепные поселения. Неслучайно многие из них, расположенные в предтаежной полосе, обнесены стенами и образуют цепочку форпостов вдоль границ южной тайги. Пешие враги стремительно нападали и столь же быстро исчезали. Вся мощь тяжёлой панцирной конницы оказывалась бессильной перед такими набегами.
Широкая зеленая полоса на карте, что протянулась на восток от Уральских гор через всю Сибирь, почти до Тихого океана, являет на местности таинственный и укромный таежный мир. Мир безбрежных лесов и обширных болот, полноводных рек и глубоких озер, зыбучих трясин и глухих буреломов, мрачных урманов и чистых светлых кедровников. Его границы растянулись на юг от Приполярья на тысячу километров в Западной Сибири и почти на две тысячи — в Восточной. Здесь с эпохи бронзы сложился ареал присваивающей экономики, основу которой составляли охота, рыболовство, сбор ягод, орехов. Местные жители были знакомы с техническим прогрессом и проявляли недюжинную сметку, приспосабливаясь к природным условиям, но кормовые возможности западно-сибирской тайги были невелики и сильно ограничивали плотность населения. Шансы для развития земледелия и скотоводства сводились к нулю. Увеличивая же добычу продуктов питания за счет еще более жестокой эксплуатации угодий, местные жители сильно рисковали — можно было, нарушив природный баланс, запросто лишиться и того немногого, что они имели. Проблема продуктивных, пригодных для жилья территорий всегда была актуальной. Человек в тайге испокон веков жил щедротами природы, которая не была к нему особенно ласковой.
Усугубляли ситуацию тяжелые годы долговременных увлажнений и климатических перемен. В такие времена расширялись зоны болот, смещались к югу границы леса, сокращались жизненные пространства, и, как следствие, появлялось избыточное население. Все это будило тягу к перемене мест у самых предприимчивых обитателей южно-таежного пограничья. Поэтому обстановка «войны всех против всех», которой впоследствии так прославилась западно-сибирская тайга, здесь очень рано стала привычной нормой жизни. Вот и возникали на высоких и сухих-местах укреплённые поселения — городища — для защиты от неприятеля.
Для рогового нагрудника использована расщеплённая и распрямленная лопата лосиного рога. Вероятно, её в свое время размочили с последующей сушкой под прессом. Её размеры не позволяли полностью прикрыть грудь, поэтому нагрудник был сделан составным. Вторую, утерянную, часть вырезали из другой половины рога, расщеплённого на продольные плоскости по пористой сердцевине. Скорее всего, каждая из частей нагрудника крепилась на своей поле распашных доспехов, хорошо известных по этнографическим данным и изобразительным материалам эпохи средневековья. Преимущество этого покроя заключалось в том, что в такие латы воин мог облачиться сам, без посторонней помощи. III—II вв. до н. э. Городище Дубровинский Борок, Новосибирское Приобье. Раскопки Т. Н. Троицкой. НГКМ
Цельный нагрудник, изготовленный из китового уса. С роговым нагрудником из Новосибирского Приобья его роднит характерная форма, а главное — сходство изображений, процарапанных на панцирных пластинах. В обоих случаях это персонажи в головных уборах, похожих на короны, с гривнами на шеях и с двумя короткими мечами в руках. III—II вв. до н. э. Поселение Усть-Полуй, Нижнее Приобье. Обнаружен В. Н. Чернецовым.
Костяные чешуйки от лат. Вырезаны из поперечных спилов трубчатых костей крупных копытных. На внутренней стороне чешуек чётко прослеживаются следы мозгового канала. С внешней стороны нижняя часть чешуек хорошо заполирована, верхняя — хранит следы многочисленных царапин. Чешуйки нашивались на мягкую основу, частично перекрывая друг друга. Выпуклая форма пластинок позволяла доспехам хорошо облегать тело воина. Однако, система крепления чешуек в одной точке делала эти доспехи не очень надежными: при движении корпуса они разъезжались и не спасали воина от колющего удара. Найдены на месте старого русла реки Язевой при прокладке в 1888 г. канала, связывающего Обь с Енисеем. МАЭС ТГУ.
а, б. Реконструкция чешуйчатого шлема воинов становится возможной благодаря общей стилистике, свойственной многим культовым изделиям кулайской культуры: чешуйчатая поверхность нагрудников на бронзовых фигурках воинов (а), такая же фактура шлемов на личинах. Даже на хвосте бобра (б), популярного персонажа кулайского пантеона, отчетливо видны чешуйки. Реальные конструкции такого рода хорошо известны среди военных древностей причерноморской Скифии и Северо-Восточного Китая. IV—III вв. до н. э. а — Среднее Приобье, НГКМ; б — культовое место Сат-Виклы, Нижнее Приобье. Раскопки И. Н. Гемуева, А. М. Сагалаева. МА ИАЭТ СО РАН
Бронзовый клевец с изображением орла на втулке. Распахнутые крылья птицы опоясывают втулку, когтистые лапы расположены по её бокам, хвост занимает нижнюю часть молоточка-противовеса на тыльной стороне оружия, а низко опущенная голова, выходя за размеры чекана, занимает пространство между втулкой и лезвием. Хотя стилизованная птичья голова под лезвием появляется у чеканов в конце VI — начале V века до н. э., данное изделие уникально тем, что хищная птица впервые изображена целиком. И образная, мистическая связь между ударом чекана и образом атакующей хищной птицы, которая бьет клювом свою жертву, выражена здесь наиболее полно. Ассоциация с острым птичьим клювом существовала с момента появления такого оружия, восходя к эпохе бронзы. II—IV вв. н. э. Парабельский клад. Среднее Приобье. ТОКМ
| Подобно своим современникам, таёжные бойцы в рукопашных схватках широко использовали клинковое оружие. Их короткие мечи в целом соответствовали техническим достижениям соседей. Они также ковались из железа и имели прямое перекрестие. |
Таёжный Ляпин
Обычно для укреплений выбирались мысы, участки между оврагами или просто высокий обрывистый берег. И хотя внутренняя площадка такого форпоста бывала невелика, укрепления вокруг нее возводились весьма солидные. Склоны подкапывались до отвесного состояния. Рвы и валы вокруг жилой зоны сооружались с наименее защищенных сторон, а порой охватывали её целиком по периметру. Так появились односторонние (поперёк мыса), трехсторонние (дугообразно либо под-прямоугольно вдоль обрыва коренного берега) и кольцевые линии искусственных укреплений. Строительство подобных защитных поясов сопровождалось сложными, нередко кровавыми обрядами, призванными сохранить их не только от врага, но и от злых сил. Для защиты своего рода даже человеческая жертва в то время не казалась чрезмерной. Захватить такие укрепленные позиции прямой атакой было непросто, особенно если учесть немногочисленность таежных воинств и то, что они были не в состоянии вести планомерные длительные осады. В тайге невозможно было кормить свои войска за счет грабежа местного населения. Жители ближайших посёлков при малейшей угрозе, прихватив с собой орудия промысла, с которыми они редко расставались, бесследно растворялись в таежных краях. Со временем все большая часть окрестных жителей стала укрываться в укреплённых центрах, и площадь городищ, а вместе с ней и мощь оборонных систем существенно выросли.
Яркие свидетельства тому дают материалы кулайской культуры. Названа она так по месту находок предмета бронзового литья у горы Кулайка в Принарымье Эти удивительные изделия — плоские, ажурные, с подчёркнутой простотой рисунка — определили археологический колорит данной культуры.
Благодаря очень малой изменчивости форм таежной материальной культуры, сохранению старых форм хозяйства, бытового уклада и верований на большом историческом отрезке от раннего железного века до средневековья, здесь, с большим основанием, чем где-либо ещё, можно привлекать данные этнографии и фольклора, возмещая пробелы в источниках. Поэтому, воссоздавая облик воинов распространенной здесь в эпоху раннего железного века кулайской историко-культурной общности, мы использовали этнографические материалы, касающиеся кроя одежды, обуви, фасона причесок аборигенного населения Нижнего Приобья. Для декора одежд и предметов воинской экипировки из органических материалов были использованы орнаментальные мотивы глиняной посуды кулайского населения.
Облик таёжных воинских формирований тоже определялся особенностями местного ландшафта. На пересечённой оврагами, реками и речками, заболоченной и поросшей лесом равнине приходит конец всевластной кавалерии. Здесь царство пехоты — сравнительно небольших подвижных отрядов умелых стрелков, быстр и скрытно скользящих на лыжах зимой, а летом — на лёгких лодках.
Вооружение кулайских отрядов было не менее мощным и разнообразным, чем у их южных соседей. Отметим, что оно не было привозным. С тех пор, как было открыто и практически освоено железо, болотные руды стали для мастеров важнейшим источником металла. Это позволило им избавиться от сырьевой зависимости.
Непременным атрибутом таёжных воинов были лук и стрелы. Их наконечники, как и во всем скифском мире, отливались из бронзы и отличались от уже знакомых нам степных форм большими (8—10 сантиметров) размерами и длинными острыми шипами. Некоторые из них из-за резкого сужения посередине пера напоминают современную ракету, но не с круглым, а с трёхлопастным в сечении корпусом и длинными приострёнными шипами-«стабилизаторами». Наконечники столь характерной формы получили название кулайских. Другие, тоже с длинными шипами, имеют прямые, плавно сходящиеся к острию стороны, третьи снабжены втулкой, далеко выступающей за жальца шипов. Почти общепринято, что наконечники таких размеров свидетельствуют об исключительной мощи кулайского лука. Но так ли это?
Правила стрельбы в лесу и на открытом пространстве имеют свои особенности. У лучника в степи есть возможность поразить цель на дальней дистанции. К дичи бывает трудно приблизиться, противника тоже безопаснее сразить издали. В степи больше возможностей преследовать раненого зверя, повторить выстрел. И действительно, на петроглифах Саяно-Алтая, как и на барельефах Месопотамии, встречаются сцены охоты с изображением убегающих животных, буквально утыканных стрелами.
В отличие от охоты на степных просторах, где практиковались загонные, облавные способы, связанные с маневрированием на конях в зоне прямой видимости, охота в лесной зоне предполагала незаметное приближение к добыче и точную стрельбу накоротке. В пространстве с ограниченной видимостью стрельба всегда ведётся на малой дистанции по быстро исчезающей цели. Иными словами, цена выстрела гораздо выше, ведь не очень серьезная рана почти всегда равнозначна потере добычи. Поэтому здесь выстрел должен был поражать большую поверхность тела и обладать повышенным останавливающим действием.
Еще сравнительно недавно, в конце XIX века, на самострелах, установленных у звериных троп, настораживались стрелы с очень крупными наконечниками, которые даже при попадании в не самое опасное место в состоянии были обескровить крупного зверя. Сам же лук такого самострела был очень простым — дистанция выстрела не предъявляла к нему каких-то особых требований. Поэтому кулайские луки едва ли были особо мощными и дальнобойными, и таёжные пехотинцы, оказавшись на открытых лесостепных пространствах, не могли противостоять конным стрелкам с их сложными дальнобойными луками. Зато в лесу удар кулайской стрелы сразу же обездвиживал жертву Этим, кстати, объясняется широкое распространение здесь защитного вооружения.
Фрагменты доспехов, рассеянные по археологическим памятникам в западно-сибирской тайге, подсказывают, что в их конструкции широко применялись уже хорошо знакомые нам чешуйчатый и ламеллярный приемы.
Основными материалами для создания лат служили рог и кость. И многие секреты древних конструкций становятся понятными благодаря очевидному сходству найденных «броневых» пластин с деталями хорошо известной по этнографическим коллекциям конца XIX века защитной одежды коренных народов Северо-Восточной Сибири. Один из таких секретов заключался в том, что чаще всего прямоугольные роговые пластины при сборке лат ламеллярной структуры соединялись между собой ремнями длинными сторонами встык. Креплению внахлест препятствовала толщина материала, необходимая для надежной защиты от удара. Только металл мог позволить многочисленные наложения звеньев друг на друга без риска получить толстую, негибкую конструкцию. Как показывает практика, тесного смыкания боковых сторон толстых роговых звеньев добиться несравненно легче, нежели плотного прилегания друг к другу плоскостей их внешней и внутренней поверхностей. Небольшие зазоры, которые все же оставались между пластинами, защитных свойств этих доспехов не снижали. Острие, попавшее в такую щель, смещало пластины, и они фиксировались под некоторым углом друг к другу, зажимая между собой клинок. Впрочем, если позволял материал, мастера использовали и крепление внахлёст.
Ширина плоского кожаного ремешка, которым связывали сквозь отверстия пластины панциря, была больше величины их диаметра. Продевая ремешок в такие дырочки, его сжимали, скручивали и смачивали, скорее всего, слюной, для лучшего скольжения. Протянутый сквозь отверстие кончик распрямляли. Крепёжные ремешки сжимались (стискивались) отверстиями. И даже если врагу удавалось ударом рассечь их, доспехи не разваливались, ибо сорвать пластину с ремня, опять не скрутив его, было невозможно.
Доспехи конструировались в виде некоего подобия халата (до колен или до середины голени) или «корсета» (до начала бедер). Для удобства надевания боевые «халаты» имели прямой сплошной разрез впереди. Правда, в отличие от одежды наших дней, они были без рукавов и надевались на плечи с помощью широких лямок из твердой кожи. Особенностью таких доспехов были составные нагрудники из двух крупных пластин, сделанных из лопат лосиного рога, — эти пластины прикрывали верхнюю треть корпуса. Панцирь с подобными «полукирасами» застегивался по осевому разрезу спереди. Некоторые из этих лат имели разрез сбоку, на что определённо указывает цельная конструкция нагрудника, состоявшего из монолитной крупной панцирной пластины. В том и другом случаях полы доспеха связывались между собой кожаными ремешками. Что же касается панциря типа «корсет», то он собирался из двух створок, соединенных между собой лямками и завязками на боках. Его разновидностью были ламеллярные латы, выполненные в виде жилета с разрезом спереди; к верхней его части, как и у «халата», крепились крупные пластины роговой кирасы. Еще одной особенностью кулайских доспехов было то, что на эти крупные роговые пластины нагрудника («кирасы») наносились сакральные изображения. Владелец доспехов находился под двойной защитой — непосредственно панциря и духа-помощника, охранителя. Горло тяжеловооруженного воина, не защищённое латами, прикрывалось массивной подвесной пекторалью луновидной формы.
Воин натягивает сложный лук кулайского типа
(а). Его кибить оклеена, с помощью рыбьего клея, полосками вываренной бересты, защищающей оружие от влаги. За его спиной — коробчатый берестяной колчан (б), украшенный излюбленным орнаментом таежного населения Приобья — так называемой «уточкой» (в). В походном положении длинный лук носили одетым через плечо. Воин облачен в короткий панцирь типа «корсет», связанный из роговых пластин (г). На боках он стянут ременными завязками, а по талии — кожаным поясом (д). Грудь дополнительно закрывает крупная роговая пластина — священное изображение фигуры с мечами (е). Шлем (ж) сплетен из длинных пластин треугольной формы и снабжен бармицей (з), защищающей шею и щеки.Она составлена из роговых чешуек, пришитых к кожаной основе. Под шлем и панцирь одета плотная поддевка, набитая простеганной шерстью. Из-под шлема опускаются длинные волосы (и), заплетенные, в соответствии с таежной модой, в косы, концы которых зажаты в специальных бронзовых трубочках-накосниках (к). К воинскому поясу прикреплены медвежий клык (л) и бронзовый клевец (м) с втоком (н). Щит (о) сделан из оструганных дощечек, стянутых друг с другом сыромятным ремнем, стежки которого образуют орнамент в виде «уточки» (п). Щит пропитан смолами и раскрашен с лицевой стороны. IV—III вв. до н. э. Реконструкция по материалам Среднего и Нижнего Приобья.
Набор древковых средств для ведения ближнего боя дополняли богато орнаментированные бронзовые топоры-кельты с шестигранной в сечении втулкой. Одним из недостатков их конструкции было ненадежное крепление ударной металлической и несущей деревянной частей. Таежные мастера нашли простое и эффективное решение. Внутри втулки они расположили поперечную перемычку, которая расклинивала рукоять в момент ее заколачивания. III в. до н. э. Могильник Каменный Мыс, Среднее Приобье. Раскопки Т. Н. Троицкой. НГКМ
Наконечники кулайских копий отливались из бронзы и, повторяя форму наконечников стрел, имели по три лопасти и большие размеры (порядка 40 см и больше). На плоскости пера некоторых из них наносились сакральные изображения животных, рыб, личин в короне. Такие размеры и богатые украшения позволяют считать этот экземпляр церемониальным, возможно, знаком власти вождя. Впрочем, другие — несомненно, боевые — кулайские копья отличаются от этой случайной находки лишь отсутствием литых изображений. V—IV вв. до н. э. Таёжное Прииртышье, Западная Сибирь. ООКМ
Тяжеловооруженный кулайский воин. Он облачён в длинный панцирь, составленный из колец по ламеллярному принципу (а). Кольца набраны из роговых пластин, сплетённых между собой ремнями. Нижние кольца защитной одежды свободно свисают на нескольких ремнях и могут складываться, входя одно в другое, не мешая ходьбе. На груди воина — роговая «кираса» со священным воинским изображением (б). Голова защищена шлемом (в) с бармицей (г) и бронзовым наносником (д). Купол шлема смонтирован из небольших пластин по чешуйчатому принципу. Воин вооружён бронзовым втульчатым топором-кельтом (е), сложным цельнодеревянным луком западно-сибирского типа (ж) и копьями с железными наконечниками (з). Средства защиты дополняет деревянный щит (и).
Такие тяжеловооруженные бойцы стояли впереди. За ними выстраивались в небольшую колонну легковооружённые копейщики и лучники, поражавшие противника на дальней дистанции. Под защитой этой «живой» брони происходило сближение с противником, и завязывался ближний рукопашный бой. IV—III вв. до н. э. Реконструкция по материалам Нижнего Приобья
Кроме рога и кости, таёжники, как и пазырыкцы, имели в изобилии иной материал, удобный в обработке и вполне пригодный, как показывает боевой опыт жителей Алеутских островов и индейцев тлинкитов, для изготовления средств нательной защиты. Речь идет о древесине. Дощечки панциря, выструганные ножом из кедра и стянутые между собой сыромятными ремешками, оказываются лёгкими и достаточно прочными, чтобы противостоять удару кинжала, а то и клевца. Другое преимущество — древесина обладает вязкостью и способна остановить наконечник стрелы или очень сильно ослабить его действие. Неслучайно щиты — самое распространённое и популярное защитное вооружение — делались даже много столетий спустя из древесины. К тому же существовало немало способов увеличить прочность материала. Например, пропитать его смолами, обшить кожей или же плотно обмотать планки доспехов сухожилиями. И звенья таких лат будет крайне трудно расщепить кинжалом или расколоть стрелой, особенно если она снабжена бронзовым наконечником стандартного, уже знакомого нам, скифского типа.
Головы кулайцев закрывали шлемы. Они собирались из треугольных костяных пластин, стянутых между собой ремнями, или из костяных чешуек, нашитых поверх кожаной основы головного убора. Иногда — плелись из прутьев.
Вероятно, появление оригинальной формы наконечников кулайских стрел обусловлено задачами борьбы со столь неуязвимым «бронированным» противником.
Но самым серьезным оружием боя с ним на ближней и средней дистанции оставались копья с массивными наконечниками. Этот вид вооружения, редкий в Верхнем Приобье и практически неизвестный в районах Саяно-Алтая, был необыкновенно популярен у таёжных воинов. Кулайские мастера создали своеобразные, нигде более не встречающиеся образцы этого оружия — внушительных размеров, с длинной втулкой и узким тяжелым трёхлопастным пером. Лопасти наконечника порой украшались изображениями животных, рыб, личин. В целом их конструкция, как у трехгранного штыка трёхлинейной винтовки, больше рассчитана на мощный пробивающий удар, нежели на нанесение широкой колото-резаной раны, характерной для плоских наконечников копий, с которыми мы имели дело раньше. Длина древка такого копья вместе с железным наконечником равнялась расстоянию от стопы до плеча взрослого человека. Столь коротким оружием удобно было делать прямые выпады или метать его на небольшие расстояния, что, впрочем, позволяло успешно пробивать большинство панцирей того времени. В ближнем бою у подобного оружия масса преимуществ — в частности, не требуется замах, необходимый для ударного и рубящего оружия. Поэтому укол копьем опережает удар топора, кистеня, чекана или клинка.
Другим оружием, общепринятым в таёжной среде, был чекан. Вначале, как и копья, чеканы отливались из бронзы в глиняных формах, но с конца II века до н. э. их стали ковать из железа. Ранние бронзовые экземпляры этого оружия имеют цилиндрическую втулку для древка рукояти, прямую ударную часть, гранёную в сечении, и боек длиной до 15 сантиметров.
Городища, культовые места кулайцев, многочисленное оружие, в том числе заимствованное путем сложных обменных операций, а может, и добытое в качестве трофея у соседних племен, — все это говорит о сложной, напряжённой военной обстановке и, конечно, о возвышении роли военачальников. Военные столкновения имели для древних коллективов эпохи раннего железа целый ряд далекоидущих последствий.
В битвах преимущество оказывается на стороне племён, обладающих более сильной и централизованной организацией. Они чаще, чем соседи, стремятся к победоносным походам, которые, в свою очередь, ещё более усиливают роль этой организации и власть военного предводителя. Войны часто вызывают миграцию населения. Подвижки человеческих масс немало способствуют ослаблению и разрыву старых родовых связей и сложению новых — территориальных. Наконец, завоевания укрепляют позиции руководящих кланов не только в престижном, но и в материальном плане. Новые источники дохода используются для привлечения новых людей. Силой оружия создаются ранее не существовавшие территориальные образования. Их границы определяются уже не столько землями одного рода или племени, сколько его военными возможностями. Вокруг удачливых вождей неизбежно скапливаются люди, жаждущие военной добычи. Появляется военная, дружинная «аристократия».
Предметы вооружения в этой среде приобретают особое значение, некоторые из них теперь символизируют общественное положение владельца. Военная атрибутика становится особо почитаемой в обществе, она сакрализуется. Духи умерших предков удачливых военных лидеров из разряда «личных» переходят в разряд «территориальных» и почитаются, как небесные покровители, не только прямыми потомками, но и всеми жителями данной территории. Разумеется, при этом у каждого воина и поселенца остается свой личный дух-помощник, дух собственного умершего предка.
Деревянные фигуры таких духов-предков, богатырей-покровителей устанавливались в специальных культовых местах. На их лица надевались бронзовые личины, рядом раскладывались оружие и жертвоприношения. «Небесных» защитников изображали и на нагрудных пластинах доспехов, самым прямым и непосредственным образом спасавших «душу и тело» своего хозяина.
Оружие в тайге тоже было предметом культа и поклонения. Из дальних походов воины приносили на сокрытые в тайге культовые места свои трофеи и оставляли их там в качестве дорогой жертвы. Отзвуки этой традиции дошли до наших дней. Некоторые персонажи божественного пантеона обских угров нередко представлены куклой, символизирующей духа — хозяина культового места. Кукла, как правило, изготовлена из какого-нибудь старинного предмета вооружения, обмотанного особыми жертвенными тряпочками-прикладами. Здесь до сих пор можно увидеть клинки конца позапрошлого — начала прошлого веков, захваченные в походах или приобретенные в обмен на меха прадедами нынешних хантов и манси.
Пока на высоких мысах среди болот и урманов предки обских угров и самодийцев совершенствовали свое оружие, далеко на востоке, за тысячи километров от Великой Реки и Таёжного царства, в неизвестных глубинах Центральной Азии, копилась та сила, которой суждено было изменить ход событий и дать имя целой эпохе. Эпохе, когда ушли в небытие старые культуры и народы, еще недавно господствовавшие в степях Саяно-Алтая; когда кочевое население лесостепи, томимое «тягой к перемене мест», отправилось на запад в поисках новой родины: когда таёжные воины продвинулись по обским крепям и плесам далеко на юг, а их родственники по языку, южные угры, ушли в тот путь, что закончился на берегах Голубого Дуная.
А.И. Соловьёв
