Освоение Поволжья

Освоение Поволжья

Стенограмма эфира программы «Родина слонов» с доктором исторических наук, профессором кафедры российской истории Самарского университета Эдуардом Львовичем Дубманом.

М. Родин: Сегодня мы будем говорить о такой теме, которая, на мой взгляд, немного выпадает из общественного сознания. Мы все знаем, что в 50-х гг. XVI в. при Иване Грозном произошёл некий «взрыв» Московского государства. Оно вдруг очень сильно увеличилось по площади. Было завоёвано Казанское ханство, подчинено Астраханское ханство. Территория государства увеличилась примерно в два раза буквально за несколько лет. А дальше мы как будто бы пошли завоёвывать Сибирь, и всё. А что было посередине? Это огромные территории со своим народом, со своей культурой, со своими сложившимися политическими практиками. Как эта территория подчинялась, осваивалась – об этом мы сегодня будем говорить.

Я думаю, имеет смысл начать с того, куда, собственно, мы пришли. Что здесь было? Какое было население, как была устроена власть?

Э. Дубман: Мы можем говорить о среднем Поволжье, можем говорить о юго-востоке европейской России. Это две немного разные вещи. Если среднее Поволжье, то Московское государство приходит, во-первых, на территорию бывшего государственного образования, Казанского ханства, со своими институтами, учреждениями, войском, менталитетом, и т.д.

И второй момент: к югу от Казанского ханства располагаются земли, которые в литературе привыкли называть «Полем», или «Диким полем». Не только в литературе, но и в документах XVI-XVII вв. Это были земли, куда приходили все. Сюда приходили кочевники, это были их северные кочевья, наиболее благоприятные для скота летние кочевья. Это были народы среднего Поволжья: мордва, чуваши, да и татары, которые ранее, во времена стабильности в Золотой Орде, эти территории осваивали.

Но когда во второй половине XIV-XV вв. началась сумятица в Орде, когда пошли сражения, битвы, наконец сражение Тимура и Тохтамыша, всё это население отходит на север в земли бывшего Казанского ханства. Но здесь остались их промысловые угодья: бобровые гоны, бортные ухожья, можно было скот немножко пасти, можно было промышлять рыбу. То есть это такая территория, которая всем была немножко чужая, кроме кочевников. Это была их территория.

М. Родин: Это была совершенно неурбанизированная территория. Я правильно понимаю, что городские центры расположены были севернее, на территории современного Татарстана?

Э. Дубман: Да, урбанизация среднее Поволжье не коснулась.

М. Родин: Насколько плотное было население?

Э. Дубман: Сложно сказать. Кочевья ногаев, вторая половина XVI в., были очень твёрдо расписаны. Но говорить о том, сколько населения было на этих территориях, сложно, потому что территория Ногайской Орды, да и Большой Ногайской Орды, потом она развалилась, это огромная территория.

М. Родин: Мы говорим о том периоде, когда Московское государство неожиданно, очень быстро стало, во-первых, многоконфессиональным, во-вторых, полиэтничным. Это начало образования империи. Соответственно, я так понимаю, московская власть столкнулась в первую очередь с тем, что нужно было как-то экстраполировать свою систему на вновь приобретённые земли. Как здесь была устроена власть?

Э. Дубман: На новых завоёванных землях власть установилась прежде всего на территориях бывшего Казанского ханства и в Астрахани. Всё остальное пространство было управляемо плавными ратями, когда спускались по Волге, или какими-то отрядами, не более того.

В Казанском ханстве необходимо было создать очень жёсткую систему, потому что там был целый ряд восстаний, три черемисские войны, арские татары, и так далее. И поэтому здесь формируется новая для московского государства воеводская система. Воеводская не в смысле воевод, как руководителей войска, а воевод, как руководителей территориальных и одновременно военных округов. Уездов тех же. Возникает она здесь, а затем, в конце XVI-XVII вв., распространяется на всю Россию.

М. Родин: Как было устроено взаимодействие с местными элитами? Когда мы говорим о податном населении, крестьянах, кочевниках, для них в жизни мало что изменилось кроме того, кому платить дань. А жизнь элиты наверняка изменилась, и она должна была встраиваться в новое государство.

Э. Дубман: Если говорить о Казанском ханстве, то, например, при Иване III оно в какой-то степени вошло в состав России, но длительное время оставалось самостоятельным. А здесь в результате событий 1552 г. почти вся знать была истреблена. Поэтому представители той элиты, достаточно незначительной верхушки, если кто согласился, вошли в состав служилых сословий. Татарские, чувашские, мордовские мурзы участвовали в русском войске, командовали какими-то своими отрядами. Им разрешили иметь владения. Они получали жалование. Но говорить о самоуправлении, по крайней мере на территории южнее бывшего Казанского ханства, где мы сейчас живём (Самара), довольно сложно.

М. Родин: Получается, местная элита влилась в структуру дворянства Московского государства.

Э. Дубман: Да, служилых людей по отечеству, не самая верхушка. В правительственную элиту вошли касимовские царевичи, но это уже другая история. Очень серьёзные отношения завязывались с представителями ногайской элиты, с беями и мирзами. Это ханство было полусамостоятельным. А с теми, кто был побеждён, были совершенно другие отношения.

М. Родин: То есть их истребляли?

Э. Дубман: Нет, ни в коем случае их не истребляли. Если поднимались восстания, то конечно война шла с большим ожесточением. Но политики истребления, кроме частных случаев при взятии Казани и во время этих движений, не было.

М. Родин: Что изменилось для нижнего слоя общества?

Э. Дубман: Ничего великого не изменилось. Тягловые люди платили те же повинности. И в царских указах из Москвы обязательно говорилось о том, что повинности должны быть не больше прежних. Если говорить о территориях, которые начали осваиваться в XVII в., во второй половине, это Симбирский край (Ульяновский), Саранск, и пр., то здесь на пустые земли шли и русские, и чуваши, и мордва, и татары. У них не было конфликтов при заселении территории, кроме самых бытовых. Они были на равных правах. Не было каких-то жёстких требований о том, что русские переселенцы выше, мордва ниже, и т.д.

М. Родин: Я так понимаю, большое количество проблем снимала разреженность обстановки. Достаточно много земли, плотность населения невысокая. Поэтому межэтнических, экономических столкновений не было. то есть не было такого, что пришло русское население и выжило кого-то. Не было такого, как с индейцами в Америке.

Э. Дубман: Я уже говорил, что после сумятицы в Орде, после междоусобных войн эта территория фактически запустела. У народов среднего Поволжья осталась историческая память, остались какие-то владения, но эти владения были не земельные, а промысловые. И поэтому, когда начинают переселяться на пустые или практически пустые земли, все эти народы чувствуют себя равными. Идёт единый процесс обретения Родины, специальный такой термин существует. И каких-то конфликтов, кроме самых обычных, мы здесь не наблюдаем. Наделяли землёй служилых людей, этим занималось государство. Ясачные люди, почти те же самые наши тягловые крестьяне, тоже получали свою землю, и всё это регулировалось воеводской администрацией. То есть серьёзных конфликтов из-за земли не существовало. Конфликты могли быть на левобережье, когда мордва и русские заходили на территорию башкирских кочевий.

М. Родин: Мы говорим про людей разных религий. Как выстраивалась религиозная политика? Это тоже был, как я понимаю, новый вызов для Московского государства.

Э. Дубман: Здесь интересно. Можно говорить сначала о национальной политике. Для московского правительства и местной администрации не было особого разделения между мордвой, чувашами и татарами. Оно нередко путалось. Одно поселение называлось то мордовским, то чувашским, и т.д. Главным для властей было то, тяглые или служилые это люди. А также главным было то, христиане это, или мусульмане, или понятно кто.

М. Родин: То есть религиозной политики по большому счёту не проводилось. Как это сложилось, с чем это связано, в чём причина? По большому счёту, можно было проводить какую-то культурную экспансию, заставлять всех креститься. Откуда взялась такая религиозная толерантность?

Э. Дубман: Это очень любопытный процесс. Здесь происходили определённые религиозные процессы. Естественно, правительство и местные администрации были заинтересованы в том, чтобы местное население как можно быстрее приняло православие. Но всё это в XVII в., и на территориях, о которых я говорю, к югу от Казанского ханства, происходило достаточно мягко. Тем, кто принимал православие, давали льготы по службе, землевладению, владению крестьянами, и т.д. Особенно это казалось служилого сословия, тех остатков элиты о которых мы говорили, ясачных людей это почти не касалось. И очень часто бывали случаи, когда в XVII в. во владениях крупнейших монастырей страны, которых здесь было немало, Чудова монастыря, Новоспасского монастыря, Новодевичьего, Савво-Сторожевского, и т.д., чувашские и мордовские селения так и оставались чувашскими и мордовскими по религии.

М. Родин: То есть мы говорим не о землях, которые принадлежали какому-то светскому человеку, а о монастырских. И даже в монастырских землях, которые, казалось бы, точно в культурной экспансии заинтересованы, всё равно оставляли, как есть.

Э. Дубман: Хотя естественно, что здесь возникает епархия с центром в Казани. Политика ведётся, возникает целый ряд местных монастырей, попытки христианизации идут. Но о жёсткой насильственной христианизации по крайней мере до 30-40-х гг. XVIII в. говорить достаточно сложно.

М. Родин: Мы подошли к вопросу переселения сюда русского населения. Как это происходило? Заселялась ли эта земля целенаправленно?

Э. Дубман: Новые земли были фронтиром, пограничьем. Эту территорию нужно было заселять с помощью строительства крепостей, засечных линий. И естественно должны были возникать гарнизоны.

М. Родин: Ну, захватили землю. Зачем её сразу заселять и осваивать? Что это давало?

Э. Дубман: А как? Захватили и не жить здесь?

М. Родин: Тогда вопрос: зачем захватывали?

Э. Дубман: Серьёзные исследователи, например Андреас Капеллер, который занимался всерьёз этими территориями, целый ряд наших российских историков, говорят о том, что первоначально захват новых территорий диктовался геополитическими целями, а не хозяйственными. В общем-то это, наверное, верно. Но я думаю, что относить хозяйственное освоение к более позднему периоду, там, к концу XVIII в., неверно. Я занимался всерьёз Симбирским уездом (фактически территория всей современной Ульяновской области). В середине XVII в. строится система укреплений, селятся стрельцы, городовые казаки, дворянство, служилые люди по отечеству, и т.д. И буквально через несколько десятков лет этот край даёт огромное количество хлеба, промыслы. Симбирские воеводы, например, Иван Иванович Дашков, очень оригинальная личность, начинают доказывать Алексею Михайловичу, что эти земли и Симбирск нужно выше ставить, чем Нижний Новгород. То есть экономика необычайно быстро развивается.

А второе – Волга с её богатейшими рыбными ресурсами. Сюда устремились и российское купечество: гости, люди гостиные, сотни суконные, и крупнейшие монастыри, и дворцовые ведомства. Юг России, астраханские озёра, это огромные запасы соли. А если мы вспомним про богатые запасы соли во владениях Строгановых по средней Каме, то экономическое вхождение этих территорий в состав России происходит очень быстро. И на мой взгляд, может быть я ошибаюсь, в середине-второй половине XVII в. именно эти богатейшие ресурсы, соляные, рыбные, меховые, позволяют правительству проводить реформы, не только Алексею Михайловичу или Фёдору Алексеевичу, но и Петру I.

М. Родин: То есть мы говорим о том, что у нас есть, условно, центральная Россия, и есть Сибирь. И понятно, что Сибирь – это в первую очередь пушнина в тот момент, и ради этого туда шли. Она приносила большую прибыль. Но и эта территория посередине, Поволжье, Урал, тоже была богата востребованными в то время ресурсами в это время.

Э. Дубман: Да. Восточное Поморье было богато пушниной. Знаменитые слова Ломоносова, что богатство России будет происходить за счёт Сибири, в конце XVI в. можно перенести, что богатства России прирастали за счёт юго-востока, юга. Знаменитые чернозёмы как раз начинают входить в оборот. Те лесные районы, где земледелие было развито, которые кормили Россию, они же были крайне не плодородными. То есть новые огромные территории по юго-востоку, плюс природные ресурсы, рыбные, соляные, лесные и прочие, это всё даёт огромный прирост.

М. Родин: А как это всё таки было устроено? У нас есть слабозаселённая территория. Её нужно как-то осваивать. Кого присылали, что делали? Как протекал этот процесс?

Э. Дубман: Я уже говорил, что для того, чтобы расселиться, заняться земледелием, нужно было это население защитить. И в первую очередь это была система укреплений. Например, во второй трети-середине XVII в. было предпринято строительство чего-то вроде русской «китайской стены». Представьте себе территорию от Украины, которая тогда входила в Речь Посполитую, и до Волги, до Камы, несколько тысяч километров были полностью прикрыты по линии Белгорода, Воронежа, Тамбова, Саранска, Симбирска и дальше к Каме. Здесь система острожков, крепостей, земляных укреплений, здесь гарнизоны. И гарнизоны, самое интересное, не только охраняют территорию, они занимаются земледелием. Они сами себя обеспечивают. Начинается помещичье, монастырское землевладение, и пр. Всё это пространство, осваиваясь, кормило себя.

М. Родин: Как была устроена засечная черта? Как можно оборудовать границу в несколько тысяч километров в XVI веке? Какими техническими средствами? Сейчас-то понятно, и то часто сложно. А тогда?

Э. Дубман: Такие методы применялись не однажды. Один из серьёзных примеров – после Смоленской войны, которая завершилась неудачно в частности из-за неожиданных нападений Крымского ханства. И тогда, ещё при Михаиле Фёдоровиче, было решено, что нужно защищать южные пределы. И вот последнее десятилетие правления Михаила Фёдоровича и первое десятилетие правления Алексея Михайловича – это строительство всей этой системы. Нужно было перекрыть татарские сакмы, пути, по которым отряды крымцев, ногаев прорывались на территорию России и грабили, уводили людей. Нужно было все эти броды, переволоки, где это возможно было, засыпать металлическими шариками с остриями, чтобы конница не прошла. Нужно было обустроить систему валов, рвов, и на них расположить сторожевые башни, чтобы приходили сигналы о том, что здесь прорывается какой-то отряд на освоенную территорию.

М. Родин: То есть это была огромная череда очень масштабных земляных работ.

Э. Дубман: Да. Через каждые 20-40 км строились крепости, остроги, серьёзные достаточно. Я уже назвал несколько из них. И всё это гарнизоны, гарнизоны и гарнизоны. В той России, в которой было совсем немного населения, около десяти миллионов, создать эту систему, её заселить – это был, конечно, грандиозный подвиг.

М. Родин: Людей на границу насильно отправляли служить, или давали какие-то привилегии и они сами сюда переселялись?

Э. Дубман: Служилые люди. Я не так давно закончил новую книжку, новое издание о князе, который строил города, о Григории Засекине, который построил нашу Самару. Вот его биографию посмотрел – прежде всего это был человек, который служил. Это князь, Рюрикович. У него в жилах текла кровь Чингизидов. И вся его жизнь, которая отмечена по разрядным книгам, это территория от Корелы, где он воюет, где он головой, затем театр Ливонской войны, затем Дикое поле против крымцев, Михайлов, Рязанские, Тульские земли, и т.д., затем среднее Поволжье, это воевода Алатыря, затем походы для подавления черемисов, это марийцев, а затем строительство Самары, Царицына, Саратова. А строить эти города надо было необычайно быстро, там у первых воевод 400-500 человек гарнизон всего-навсего. А потом, после того, как он строит Царицын, посылают его на театр Русско-Шведской войны, там сражение за Нарву и т.д. И затем новая посылка на Терки, это на Тереке, борьба с шамхалом Тарковским. Вот его биография.

М. Родин: Получается, этим занимались служилые люди, которые воспринимали это нормально: куда отправили, там и служили. И это касалось всего ранжира этих людей, от конкретных стрельцов до руководства.

Э. Дубман: Тех, кто мог служить. Потому что масса была служилых людей по отечеству, дворян и детей боярских, которые не могли ходить в дальние походы. Они служили в гарнизонах, несли осадную службу. Были полковые отряды, которые служили по всему периметру страны. Ключевский не зря говорил, что средневековая Россия – это крепость. И самые опасные границы её – это юг и юго-восток.

М. Родин: Конец XVI в., насколько я понимаю, это время возникновения большого количества городов на этой территории до Урала включительно. Давайте поговорим о том, как основывались города, для чего, как они наполнялись людьми.

Э. Дубман: Во-первых, после присоединения всех этих территорий при Иване Грозном российское государство сразу начинает активные внешнеполитические действия. Сначала пытается в отношении Крыма, затем начинается ливонская война. И у правительства явно не хватает сил, чтобы обустроить новые территории на юго-востоке, построить города, крепости, заселить все эти пространства. Поэтому сил хватает только на то, чтобы освоить только территорию бывшего Казанского ханства. Вот здесь строятся города-крепости, защищается граница этого всего пространства, строится Алатырь, Тетюши, и т.д. Пытаются умиротворить население, которое поднимается на восстания.

Одновременно с этим правительство делает всё, чтобы закрепить Астрахань. Туда посылается значительный гарнизон, идёт перестройка укрепления Астрахани. К тому же Россия, оказавшись на северном побережье Каспийского моря, в предкавказье, получает такую нагрузку: князьки Северного Кавказа вдруг обнаруживают рядом с собой мощное государство. И в борьбе между Персией, Крымом, Турцией появляется русский фактор. В частности, просят русские крепости ставить на реке Терек, к тому же там начинает формироваться терское казачество, или гребенское, как его называли. И вы знаете, что вторая жена Ивана Грозного, Мария Темрюковна, была черкесска.

То есть правительство пытается закрепить территории насколько это возможно. Но это не особо хорошо получается и сил не хватает. Об этом свидетельствует хотя бы следующее. После того, как была окончательно присоединена Астрахань, в 1556 г., у Исмаила, бия Ногайской орды, начинается падёж скота, население разбегается, междоусобная война, мурзы со своими ордами уходят от него через Волгу. И он, оказавшись в безвыходном положении, постоянно просит у Ивана Грозного поставить города на перевозах через Волгу для того, чтобы не пускать своих мурз, чтобы сохранить власть.

М. Родин: Казалось бы, они должны защищать от того, что извне приходит, а это наоборот – удерживать то, что внутри.

Э. Дубман: Да. И разговоры идут прежде всего о трёх местах: на устье Самары, устье Иргиза и на переволоки. То есть Самара, Саратов и будущий Царицын. И правительство каждый раз обещает Исмаилу, что эти города будут поставлены, что мы пошлём сюда войска, и т.д. Но каждый раз отказывается от строительства городов по одной простой причине: ресурсов не хватает. И поэтому в эти места посылают так называемые плавные рати, т.е. стрельцов, казаков, которые весной обустраиваются, ставят какие-то примитивные сооружения в этих местах, и защищают всё лето судоходство, перевозы, перелазы. А осенью с караваном, который идёт из Астрахани (два главных каравана: весной в Астрахань, осенью – из Астрахани) эти отряды снимаются и уходят назад. Такой паллиативный ответ. Мы помогаем, делаем, что можем, но не хватает сил и средств. А в Ногайской орде отношения всё более и более ухудшаются, и тот же Исмаил постоянно просит строить ещё города рядом с Астраханью, на месте Астрахани. Предлагает построить совместный город, послать туда и ваших и наших людей с пищалями, топорников, и т.д. Хотя ногаи из всех кочевников – это тот народ, который был более всего привержен завету Чингисхана: кочевать, нигде не останавливаться.

Строятся какие-то города, крепости. Полки каждое лето отправляются на берег Оки, чтобы защищаться от набегов Крымского ханства, которое было основным противником. И в 70-х гг. XVI в. Крым вообще задумывает разгромить Россию и захватить Москву, совершает два знаменитых похода. Да и в 1569 г. крымско-турецкая армия идёт на ту самую переволоку и пытается захватить Астрахань. Не согласны они были с захватом своих юртов в Астрахани и в Казани. Крайне сложная ситуация, в которой правительство было вынуждено выкручиваться, т.к. сил не хватало. К тому же Ливонская война всё более усложняла ситуацию в стране, и опричнина добавила своих проблем.

А когда наконец завершается Ливонская война, фактически уже можно говорить о правлении сына Ивана Грозного Фёдора Иоанновича. Вот там уже правительство переходит к очень серьёзным действиям на юге, юго-востоке, а затем и в Сибири. Это 1584 г. Здесь у правительства развязываются руки. В конце правления Ивана Грозного Сибирь оказывается завоёвана казаками, потом туда пошли отряды стрельцов. И здесь начинается новый подъём в строительстве городов.

И в каком-то особом указе мы не видим этого. Многие документы до нас дошли, но они об этом не говорят. Здесь мы можем говорить о нарративных источниках, прежде всего о летописях. Это Новый летописец, Пискарёвский летописец, ряд других летописей конца XVI в., которые говорят, что время Фёдора Иоанновича – это время строительства городов. И правительство Бориса Годунова и Андрея Щелкалова, дьяка, одного из братьев Щелкаловых – это время, когда начинают активно строиться города на юге, юго-востоке, Тереке, в Сибири. Новый летописец буквально наполнен всем этим. Да и Пискарёвский более десяти раз говорит о том, что и в Смоленске строится, и в Москве строится, и в Казани, и в Астрахани строится мощная крепость в 1588 г. Строятся города по Волге: Самара, Царицын (он был построен вторым), Саратов, Уфа.

М. Родин: То есть именно в тех местах, где и просили изначально.

Э. Дубман: Да. Разрабатываются планы строительства новых городов. Чёрный Яр, например, не был построен, но проект его существовал. Группа городов в Марийском крае строится, на территории бывшего Казанского ханства, где последняя Черемисская война была, и там 1583-85 гг. 5-7 городов было построено. То есть этап градостроительства, закрепления того, что было сделано в 50-е гг. Иваном Грозным – это время Фёдора Иоанновича и начала правления Бориса Годунова.

М. Родин: Эти города и стали центром притяжения нового населения, развития ремёсел.

Э. Дубман: Я не сказал бы. Такое немножечко примитивное мнение у нас существует. Первоначально в Самаре, да и в других наших городах, гарнизоны были всего 400-500 человек. Это годовальщики. Т.е. люди, которых посылают от их семей из Нижнего Новгорода, из Арзамаса, из старых уже городов. И только через несколько лет эти города обустраиваются. И опять же, это прежде всего военное население. Симбирск в середине XVII в. очень быстро получает значительное посадское население. А в Самаре до конца XVII в. 85% — военные люди и их семьи. Города, которые получают уезд с сельским населением, где промыслы, ремёсла, и т.д., где торговый путь, Симбирск, Саранск, и т.д., становятся по настоящему крупными центрами промышленными, промысловыми, торговыми. А многие другие города остаются крепостями.

М. Родин: То есть это зависит от ситуации в данном конкретном регионе. Сам факт того, что здесь построили город, не говорит о том, что он сразу растёт.

Э. Дубман: Да. Тем более наши города по Волге. В основном русские города строились по широте. Идёт население, спускается вниз на 100-150 км и надо было прикрывать, заселять этот район. А волжские города же меридиональные. Промысловый центр, я согласен с этим. Но селить здесь людей можно тогда, когда защитишь население. И Самарский уезд здесь возник благодаря тому, что Самарская Лука природно защищена. Кольцо Волги как раз даёт Самарский уезд. А так до середины XVII в. это был остров посреди кочевого пространства.

М. Родин: Время идёт дальше, меняется страна. Освоена Сибирь. С приходом Петра I начинают происходить серьёзные изменения в государстве. Как-то меняется политика по отношению к этим землям?

Э. Дубман: Говорить о приходе Петра I довольно сложно. Мы знаем, что приход его, как царя, состоялся в 1682 г. Но это формальный приход. Семь лет правила Софья, и Пётр был только формальным правителем. Да и потом, с 1689 г., когда, казалось бы, власть оказалась в его руках, он занимался своими потешными войсками, ладьями, плаваньем на Плещеевом озере, поездками на Белое море. То есть настоящая внутренняя политика Петра I начинается, наверное, после Азовских походов. 1686 г. Да и то, потом он быстро выезжает за границу на полтора года.

М. Родин: Там северо-западное направление, казалось бы, самое главное.

Э. Дубман: Да. Хотя едет он за другим: создавать коалицию против Турции и Крыма. Но планы перестраиваются и оказывается такая вещь.

Всерьёз его политика начинает проявляться с конца XVII-начала XVIII в. В последние десятилетия XVII в. правительство Фёдора Алексеевича, и в какой-то степени правительство Софьи, тоже даёт новый толчок для развития Самарского края. Потому что той системы засечных линий, которая была построена при Михаиле Фёдоровиче и Алексее Михайловиче, не хватало. Идёт продвижение ещё дальше. Земель не очень-то хватает. Они очень быстро заселяются. Земли плодородные, сюда приходит население. Здесь очень мощное служилое население формируется. И поэтому начинается строительство новых укреплённых линий: Изюмская линия, Пензенская линия до реки Суры, и от реки Суры пытаются провести ещё одну линию к Волге. Это 1680-е гг. И здесь, наверное, Пётр I какую-то роль сыграл. Хотя, может быть, в качестве номинального правителя. Принимается решение о строительстве Сызранской линии. Его очень быстро отменяют, потому что начинаются осложнения на юге страны. Но строят Сызрань, строят Кашпир. И поток переселенцев переваливает через Симбирско-Карсунскую черту и идёт южнее, где-то до Сызрани, и дальше до вершины даже Дона и его притоков. То есть осваивается довольно значительная территория. Фактически заканчивается освоение самарского правобережья, или правобережья всего среднего Поволжья.

Второй момент – начинается Северная война. Там нужны дополнительные ресурсы: оружие, порох, сера. И Пётр начинает обращать внимание на природные ресурсы, которые были в Поволжье. Создаются заводы. В частности, на реке Сок создаются три крупных завода, где выпаривают из воды серу. Строится достаточно мощная Сергиевская крепость. Ставятся гарнизоны по реке Сок вплоть до впадения в Волгу, потому что этот путь нужно было защищать. Строится позднее Царицынская линия между Волгой и Доном, где переволока, чтобы не пропускать кочевников. Серные запасы на Соку явно недостаточны. И тогда серу находят в Жигулёвских горах. И там Серная гора, известное предприятие.

В регионе побывал и сам Пётр I. Если вначале, когда были Азовские походы, он просто проплыл по Волге на челнах, там остались короткие записки в юрналах Петра. То в 1722 г., когда начинается Персидский поход, по Волге уже проплывает вся флотилия во главе с Петром и Екатериной I. Он надолго останавливается в Астрахани, где занимается проблемами строительства судов, свои верфи создаются. Затем останавливается в Самаре, где тоже интересуется делами заводов, и т.д. В Астрахани он перестраивает и систему строительства судов, и каспийский флот, если его так можно назвать.

Уже благоприятно закончилась война со Швецией, 1722 г., ещё до этого, в 1716 г., он задумывается о том, что хорошо бы выяснить, что там в Средней Азии. Посылает экспедицию Бековича-Черкасского, неудачную. Он пытается выяснить, какие проблемы в Заволжье. Строит Алексеевск и заглядывает ещё дальше. То есть Пётр I, по всей видимости, в конце своей жизни всерьёз начинает интересоваться продвижением на юго-восток и дальше.

М. Родин: Я правильно понимаю, что в этот момент вектор немного меняется? Если раньше сюда приходили служилые люди и ставили здесь засечные черты, и потом начинало подтягиваться крестьянство, промысловое население, то в этот момент наоборот: приходится государству идти за людьми, которые сюда приходят на промыслы, и успевать их охранять.

Э. Дубман: Мне кажется, что государство в истории России играло чрезвычайно значительную роль, и более серьёзную, чем в каких-то европейских странах. И это было связано с целым рядом причин: неблагоприятными природными условиями, постоянными военными действиями, обширными границами. И государство и здесь, при освоении земель в правобережье, Сызранская черта и пр., и начиная осваивать Заволжье, играет очень серьёзную роль. Важнейшую роль.

В частности, я могу сказать о десятилетнем правлении Анны Иоанновны. По всякому говорят об этом: «засилье немцев», «бироновщина», и т.д. Хотя современные исследователи говорят, что не очень это всё так, и на самом деле эти немцы, Остерман и другие, работали на благо России. Бирон немного в стороне был, но он был человеком негосударственным.

Так вот, при той же Анне Иоанновне, племяннице Петра, вдруг начинается вновь активная политика по продвижению на юг, юго-восток. Задумывается вторая «китайская стена» укреплённая. На юге строится очень мощная Украинская линия. Ремонтируется система укреплений на Царицынской линии и закладывается проект строительства этой Царицынской линии через Волгу вновь к Каме, ещё одна система укреплений новой Закамской линии. Потом размеры и территория этой линии была немножко изменена. Но мы наблюдаем с 1730 по 1735 г., в 1731 началось строительство мощнейших укреплений той линии, которая сохранилась до настоящего времени.

Единственное, что крепости были фактически застроены, населены ландмилицией, Красноярская крепость и другая. Но тут параллельно возникает ещё один проект, более перспективный: строительства Оренбурга и выхода на Среднюю Азию через среднее течение реки Яик, Урал. И этот проект побеждает новую Закамскую линию, начинается строительство новой системы укреплений. То есть государственная политики и деятельность правительства в это время играет очень серьёзную роль.

М. Родин: И я так понимаю, что именно в этот момент Поволжье прекращает быть фронтиром, пограничной территорией, и начинает развиваться как внутренний район страны.

Э. Дубман: Да. Если говорить о правобережье, то Поволжье, междуречье между Волгой и Сурой, прекращает быть фронтиром в конце XVII-начале XVIII в. А левобережье перестаёт быть фронтиром со строительством Оренбургской линии, созданием Оренбурга и Оренбургской губернии, 1744 г.

М. Родин: Получается, почти 200 лет примерно понадобилось для того, чтобы эта территория действительно стала своей после формального завоевания.

Э. Дубман: Если говорить о левобережье, строительство новой Закамской, а затем Оренбургской линии, строительство целого ряда других систем укреплений, привели к тому, что где-то во второй половине XVIII в., даже, может быть, к концу XVIII в., это всё пространство перестаёт быть действительно фронтиром.

М. Родин: Время обсудить термин, который вы упомянули: «Обретение Родины». Я говорю о том, что в этом регионе от центральной России до Урала очень смешанное население. Оно всё по большей части пришлое. И здесь сложилась странная этническая ситуация. Очень много всего намешано. И при этом есть какое-то ощущение общности. Как это сложилось?

Э. Дубман: Я думаю что да, все эти территории в основном не были коренным местом жительства народов среднего Поволжья, русских, и т.д. И украинцы, и поляки здесь были. Смоленская шляхта. Это, видимо, всё таки больше литовцы. И здесь формируется общество, которое считает все эти территории своими. Все они здесь находятся на примерно равных правах, и для них это становится новой Родиной.

Ссылка на первоисточник
Рейтинг
( Пока оценок нет )
Загрузка ...
Исторический дискуссионный клуб