Рорик Фрисландский и Рюрик Новгородский

Рорик Фрисландский и Рюрик Новгородский

Фр. Крузе, профессор Дерптского университета, первым сформулировал в 1836 году тезис о тождественности Рюрика, легендарного основателя русской царской династии, с датским викингом IX века Рориком, Властителем франкского лена в Фрисландии1. Генезис этой концепции уходит еще на 20 лет вглубь, поскольку в 1816 году пастор Г. Ф. Холлман опубликовал в Бремене работу, целью которой было доказать, что Русь вела свое происхождение не от Швеции и Рослагена, как гласила тогдашняя норманская версия, а от Рюстрингии (Rüstringen), небольшого фрисландского государства, расположенного в нижнем течении Везера2. Автор ссылается при этом на Нестора, который поместил Русь между ютами – датчанами (как интерпретиро- [222] валось летописное определение «G-ti») и англичанами, что соответствовало положению Рюстрингии, а также на сходство названий Рюстрингии и Руси и на то, что в Фрисландии встречалось имя Рюрик. Таким путем автор пытался заменить норманскую версию – версией немецкого происхождения Руси. Впрочем, эта концепция не представляла собою оригинальной идеи Г. Ф. Холлмана, а, как признавал это и сам автор3, она была внушена ему Н. П. Румянцевым, русским канцлером и известным покровителем наук, которого в свою очередь, мог навести на эту мысль факт родства царской фамилии с принцами ольденбургскими. Таким образом, концепция Г. Ф. Холлмана служила бы ad usum Delphini. Аргументация Холлмана не свидетельствовала о его .широкой эрудиции в области рассматриваемого вопроса, и его работа не оставила бы следа в научной литературе, если бы тезисы Холлмана не подхватил и не развил бы эрудит Фр. Крузе. Этот исследователь, опираясь на скандинавские саги и особенно на франкские источники (не принятые во внимание Холлманом) доказывал, что в Фрисландии были известны в IX веке два Рорика – датские викинги. Старший из них – сын Гаральда (Гериольда)4, известный исключительно по сагам, якобы князь Фрисландии, погиб во время нападения Годфреда (Геттрика), короля датского, на эту страну в 810 году. Деятельность второго Рорика развивалась на землях Фрисландии (по данным франкских источников) со времени императора Людовика Благочестивого (814-840). При жизни его имя в последний раз упоминалось в 873 г. а затем оно уже фигурировало после его смерти в 882 г. Этого Рорика автор отожествил с летописным Рюриком; Кроме идентичности имен (поскольку Rorikus в латинских и Рюрик в русских источниках представляют, несомненно, две формы одного и того же скандинавского имени Hroerekr – Гроерекр), автор отмечал также синхронизм обеих личностей и схожесть дат их смерти, поскольку летопись называла датой смерти Рюрика 879 год. Этот викинг якобы должен был нести службу и во Фрисландии, и на Руси, чтобы оборонять эти страны от нападений своих агрессивных соотечественников. В 852 году норманны Рорика, принимавшие, по мнению автора, совместно с другими датчанами участие в экспедиции на Бирку, вторглись и на Русь, поскольку именно так интерпретирует автор упоминание Римберта в Vita Anskarii5 о датской экспедиции на городище, лежащее in finibus Slavorum6. С того времени Рюрик должен был делить свою активную деятельность между Русью, [223] Ютландией и Фрисландией, при этом автор исследования старался установить хронологию перемещений Рюрика. Название русов Фр. Крузе выводил из Розенгау (Rosengau), т. е. из названия округа в Южной Ютландии, находившегося в соседстве с бодричами. Отсюда, благодаря миграции норманских русов, это название могло распространиться на Рюстрингию и Рослаген в Швеции7. Таким образом, концепцию собственно ютландскую, связанную с Розенгау, автор старался согласовать с концепциями фрисландской и шведской.

Одинаковое имя и хронологическая близость указывают на то, что Рорик и Рюрик могли быть одной и той же личностью, однако не предрешают их тождественности. Часто случается, что одинаковое имя и в одно и то же время носят разные личности. Например, среди датских королей и викингов IX века мы встречаем четырех разных Годфредов и, по-видимому, столько же Гаральдов. Одинаковые имена были у разных народов Скандинавии – норвежцев, датчан, готов, шведов, язык и культура которых в те времена не имели больших расхождений. Тем большего внимания заслуживают другие аргументы, призванные, по мнению Фр. Крузе, подтвердить тезис о тождественности Рорика и Рюрика.

Целый ряд сомнений в отношении этих аргументов выдвинул П. Бутков8, утверждая, в частности, что источники не называют Ютландию Готией и что последовательность названий у Нестора не всегда соответствует географическому соседству соответствующих стран (этим он ставит под сомнение и фрисландско-ютландскую локализацию нестеровой Руси). Кроме того, П. Бутков указывает, что названия, начинающиеся с Ros и Rus в скандинавских, да и в других странах очень распространены9, а, следовательно, не обязательно находятся в причинной связи с названием Руси.

Против тезиса Фр. Крузе высказывались также М. Погодин, подчеркивавший, в частности, трудность согласования между собою задач, какие ложились на Рорика в Фрисландии и на Руси10, и А. Куник, который не согласился ни с выведением названия Руси от Розенгау, ни с отождествлением Рюрика с Рориком фрисландским11. После опубликования работы А. Куника тезис Холлмана-Крузе приблизительно на 80 лет потерял свою актуальность. Обошел его молчанием С. Соловьев в своей [224] истории России, ни словом не вспомнил о нем В. Томсен, хотя его и отличает внимательное отношение к литературе по данному вопросу12. Снова возродил этот тезис лишь в 1929 году Н. Т. Беляев13.

Этот автор правильно, как видно, оценил, что отождествление Рюрика с Рориком фрисландским сомнительно не столько ввиду географической отдаленности Фрисландии от России, так как норманны умели преодолевать значительные расстояния, сколько ввиду отсутствия четких данных о русско-датских и русско-фрисландских отношениях; его изыскания шли по линии выяснения этих отношений или промежуточных звеньев между зоной Северного моря и Восточной Европой. Он располагал источниками, неизвестными во времена Фр. Крузе, о ранней экспансии русов (т. е., по его мнению, норманнов) в район Черного моря. Исходя из жизнеописания Стефана Сурожского, можно предположить, что на переломе VIII и IX веков норманны свирепствовали в тех краях, проникая туда, по мнению автора, по Западной Двине. Упоминаемое в указанном выше жизнеописании имя князя Бравлина автор связывал с битвой у Бравалле, известной по сагам и отнесенной А. Куником к 770 году. В этой битве шведский король Сигурд Гринг одержал победу над Гаральдом Хилдитенном, сыном Гроерика (Рюрика) старшего и дедом Рорика младшего, известного по франкским летописям. Сам Гаральд, после гибели его отца, вынужден был искать в детстве убежище в Гардарике. Таким образом, в соответствии с сагами, род Рюрика должен был иметь давнюю традицию в области связей с Русью – «Гардарике». Одновременно автор считал, что викинги с конца VIII века стали оседать в Фрисландии, которую должен был получить от франкского короля в качестве своего лена представитель датского царствующего дома Скиодунгов Хальфдан, «по всей вероятности» отец Рорика, около 782 г. Автор называет его первым «маркграфом» Фрисландии. Этот титул перешел затем по наследству к его сыновьям – Гаральду, который в 826 году получил от императора Людовика Рюстрингию, и Рорику14. Между этими двумя направлениями норманской экспансии – на Русь и в Фрисландию – автор видел промежуточное звено в Бирке, хотя и не утверждал, как Крузе, что Рорик принимал участие в датской экспедиции, предпринятой из Бирки в 852 году на какое-то славянское городище, якобы Новгород. По Н. Т. Бе- [225] ляеву, Рорик, если сам и не участвовал в организации этой экспедиции, то во всяком случае внимательно следил за ее ходом15; а когда несколькими годами позже он потерял Фрисландию и обосновался в южной Ютландии, то в его руках оказались пути с Северного моря на Балтику. Отсюда – тенденция включить Новгород в сферу фрисландской торговли, для чего почву должен был подготовить уже Бравлин. Автор приписал Рорику также организацию в 859-861 гг. двух больших экспедиций норманнов против Византии; одна из них под руководством Аскольда и Дира отправилась с Новгородской земли днепровским водным путем, а другая якобы возглавлялась Бьерном, сыном Рагнара Лодброка, и своими действиями опустошила берега Испании, южной Франции и Италии, после чего должна была перекинуться в Грецию16. Этой экспедиции предшествовала, в силу стечения обстоятельств, передача власти в Новгороде Рюрику славянскими и финскими племенами, что должно было произойти не в 862 году, как следует из летописи, а на 6 лет раньше, поскольку этот источник сообщает даты с шестилетним опозданием (экспедиция на Царьград продатирована 866 годом вместо 860)17: Вместе с Рюриком прибыла в Новгород «Русь», или, по мнению автора, фрисландская колония из Бирки и ее ближайших окрестностей18. Названия «Русь», «Руосси», «Руотси» автор выводил из названия фризов: Fresa, Fresen19. Летописная легенда называла наряду с Рюриком его братьев – Синеуса и Трувора; автор следует взгляду, согласно которому эти имена возникли в результате олицетворения эпитетов к имени Рюрика: «победоносный» (Signötr) и «верный» (Forvardr или Thruwar)20. Подтверждение тезиса о локализации первоначальной Руси в Фрисландии автор видел не только в географическом описании Нестора, который поместил Русь между готами и англичанами, но также и в сообщении европейского источника – книги Иосифа, которая упоминала подряд о Руси, саксах и англосаксах. Впрочем, автор считал весьма правдоподобным и то, что название Рюстрингии повлияло на возникновение ассоциации между термином «Русь» и шведскими фризами21. Наряду с этой аргументацией, говорящей в пользу тесных связей Фрисландии с восточными славянами, автор искал также более близких доказательств для своего тезиса, подчеркивая неправдоподобность ситуации, при которой бы две разные личности выступали бы одновременно [226] под именем Рорика и Рюрика, поскольку это имя встречается редко, по крайней мере – в сагах22. С точки зрения своего тезиса автор пытался также уточнить упоминание летописи о том, что воины Олега приняли название «Русь» только в Киеве, лишь после захвата Киева дружиной Олега. Это было определение первой варяжской волны, состоявшей из фризов – руссов Рюрика, а также Аскольда и Дира; это название, утвердившееся в Киеве, было принято затем и другой волной варягов, состоявшей из иных этнических элементов23.

Вопрос о тождественности Рорика и Рюрика на первый взгляд кажется ограниченным узкими рамками историзма, а в действительности – во всяком случае в оценке Н. Т. Беляева – он связан с более широкой проблематикой, в которой на первом плане в историческом развитии Восточной Европы выступает организующая и завоевательская деятельность викингов, а славянскому и финскому народам отводится роль пассивной массы. Рорик выступает как великий завоеватель, организующий концентрированную атаку на Царьград через Черное и Средиземное моря; в то же время его торговая политика охватывает разветвленные торговые пути Северного и Балтийского морей. В. А. Мошин охарактеризовал Н. Т. Беляева как крайнего норманиста24.

В период между двумя мировыми войнами обсуждаемая нами концепция не вызвала сколько-нибудь живых откликов. В. А. Мошин ограничился ее реферированием и не придавал ей, судя по всему, большого значения25. Ад. Стендер-Петерсен в своем анализе летописного сообщения о призвании варягов из-за моря не делал попыток отождествлять Рюрика с Рориком фрисландским26. Видимо, и ограниченная доступность издания, в котором была опубликована работа Беляева, объясняет тот факт, что она мало известна в среде исследователей27. Совет- [227] ская историография заняла в отношении этой концепции частично выжидательную позицию, о чем можно заключить из работ Б. Д. Грекова28 и В. В. Мавродина29. Историк М. В. Левченко охарактеризовал концепцию Беляева как противоречащую источникам30. Совершенно иную позицию в отношении этой концепции занял Г. Вернадский31. Правда, и этот историк отбросил одно из самых слабых положений концепции Н. Т. Беляева о якобы фрисландском происхождении названия Руси, хотя и признавал, что из сокращенного названия Рюстрингии (Riustri) могло возникнуть второе название Руси (поскольку первичное ее название он выводил из названия аланской народности Rukhs-As)32; он считал также, что Рюрик вместе с Русью прибыл в славянские земли не из Бирки, а из Южной Ютландии. Тем не менее в дальнейшем автор последовал за выводами Н. Т. Беляева, в первую очередь о тождественности Рюрика и Рорика, а также о том, что имена Синеуса и Трувора являются олицетворением эпитетов Рюрика. Последовал он за выводами Н. Т. Беляева и в отношении похода датчан на Новгород в 852 году и т. д. Г. Вернадский, автор широко известных трудов, содействовал популяризации среди историков концепции Ф. Крузе – Н. Т. Беляева, хотя несколько и сгладил ее норманско-фрисландскую направленность. Таким образом вопрос о тождественности Рорика – Рюрика и до сего времени остается открытым в литературе. Мы прошли мимо него в своих замечаниях о роли норманнов на Руси33. Однако следует взвесить, было ли это правильным, поскольку одностороннее решение вопроса в пользу тождественности Рорика-Рюрика, не подвергнутое критике, будет находить искренних, но, как нам думается, преждевременных сторонников34. В случае правильности этой концепции Рюрик, упоминаемый летописями, превратился бы в конкретную историческую, личность, а тылы норманской экспан- [228] сии на Русь оказались бы в определенной мере расширенными и усиленными. Поэтому вопрос заслуживает дополнительного рассмотрения. И мы начнем дальнейшие свои замечания с отношения Рорика к Фрисландии.

В выводах. Н. Т. Беляева значительную роль играют данные, почерпнутые из саг. Этот источник мог быть авторитетным впер-вой половине XIX века, во времена Фр. Крузе и А. Куника, но зато от него целиком отказался добросовестный исследователь норманской экспансии на земли франкского государства В. Фогель, писавший в 1906 г. Он ограничил документальную базу своих исследований современными франкскими источниками35. Беляев ссылался на работу Фогеля, однако по существу не использовал ее, поэтому-то его выводы являются шагом назад с точки зрения использованных источников по сравнению с этим исследователем. О закреплении Скиолдингов в Фрисландии с конца VIII века, конечно, не может быть и речи. Иное дело, что столь ранние датско-фрисландские связи говорили скорее против концепции Н. Т. Беляева, внушающей мысль о слабом отношении Рорика к Фрисландии.

Натиск Карла Великого на Саксонию должен был повести к оживлению отношений с Данией, но они носили первоначально мирный характер. В 782 г. на франкский двор прибыло посольство с неким Хальфданом во главе36. Сообщение об этом событии вовсе не дает еще оснований для заключения, что якобы Хальфдан, «отец Рорика», получил тогда Фрисландию в качестве лена от Карла Великого. Такое заключение носило бы печать анахронизма, поскольку викинги получали лены в Фрисландии в результате захватнических действий и должны были участвовать в обороне этой страны от других пиратов. Тем временем первые известия о нападении пиратов на берега франкского [229] государства датируются от 799 года37, причем до 30-х годов IX века они не принимали крупных масштабов38. Датские принцы, которые, вероятно из-за своих внутренних распрей искали убежища у Карла Великого, ничем не напоминали позднейших заносчивых норманских вассалов39. Поэтому нет повода для того, чтобы ассоциировать с Фрисландией сообщение о прибытии в 807 г. на императорский двор «норманского принца» – снова Хальфдана, который должен был подчиниться императору и дать клятву на верность40. Исследователи останавливаются даже над тем, был ли это тот же самый Хальфдан (по одним источникам – отец, по другим – дед Рорика), который фигурировал двадцатью пятью годами раньше41; по нашему мнению, имеются серьезные сомнения в аутентичности этой реляции, поскольку она дошла до нас в более поздней (конца IX века) компиляции, которая могла представлять собою видоизмененное, преувеличенное сообщение от 782 года.

К концу царствования Карла Великого франкско-датские отношения ухудшились из-за соперничества на землях бодричей. В 810 г. датский король Годфред во главе многочисленной флотилии, состоявшей из 200 судов, опустошил Фрисландские острова и вынудил выплатить контрибуцию в размере 100 фунтов серебра, после чего стал готовиться к непосредственному столкновению с императором, ему, однако, помешала его неожиданная смерть от руки дружинника42. Эйнхард, биограф Карла Великого, приписывает Годфреду безграничную чванливость; он якобы вынашивал намерение овладеть всей Германией, а Фрисландию и Саксонию рассматривал как свои провинции; собирался нанести удар по Аквитании. Думается, что Эйнхард представил замыслы Годфреда в преувеличенном виде43. Во всяком случае из этого бесплодного бахвальства еще не проистекает, что Фрисландия находилась в зависимости от норманнов. [230] Противоречит этому и тот факт, что наследник Годфреда – Хемминг незамедлительно заключил мир с Империей44.

После смерти Хемминга (811 г.) в Дании вспыхнула гражданская война. За власть боролись две главные группы претендентов, из которых одна, состоявшая из сыновей Годфреда и имевшая популярность прежде всего среди датских воинов, искала помощи у Швеции45, тогда как другая искала поддержки у императорского двора. Эта-то вторая группа, принадлежавшая, видимо, к царствующему дому Скиолдунгов, интересует нас особенно, поскольку с нею был связан и Рорик.

Состояла она, по летописным сведениям, относящимся к 812 г., из четырех братьев по имени Ануло, Гаральд, Регинфрид и Хемминг, по всей вероятности – сыновей Хальфдана46, правда, неизвестно, того ли самого Хальфдана, который нам уже знаком по 782 году. Неясно также, в какой степени родства находился с ними Рорик; одни исследователи считают его пятым братом47, другие видят в нем сына одного из братьев, т. е. внука Хальфдана. Мы склонны последовать этому второму взгляду, как наиболее, по нашему мнению, правдоподобному48, однако не придаем особого значения тому или иному решению вопроса, поскольку оно не влияет на толкование главного тезиса, составляющего предмет наших исследований.

В начале борьбы погибли двое братьев – Ануло и Регинфрид; Хемминг некоторое время находился при императорском дворе, видимо, в качестве заложника. В конечном итоге чаша весов перевесила на сторону Годфреда, и Гаральд, усомнившись в своем деле, отправился к новому императору, Людовику Благочестивому, который поселил его в Саксонии, где он должен был ожидать помощи от императора в благоприятный момент49. Это обстоятельство свидетельствует о том, что еще в начале царствования Людовика не отмечалось просачивание викингов в Фрисландию, что «профранкская» партия Скиолдунгов добивалась помощи от императора единственно в связи с внутренними раздорами в Дании.

И действительно, благодаря поддержке императора Гаральд [231] вернулся в Данию в 819 году50; правда, он не сумел там укрепиться и в 823 году вновь добивается у императора помощи для борьбы с другими датскими «королями»51. Ясно, что при дворе Людовика положительно расценивались контакты с датской оппозицией, которые являлись средством давления на соседей и, быть может, средством ослабления грабительской экспансии норманнов; они рассматривались также как условие укрепления политических связей, идеологического сближения на почве христианской религии – так, во всяком случае, ставил вопрос сам Людовик Благочестивый, склоняя Гаральда к крещению52. Гаральд, потерявший почву под ногами в собственной стране, поддался убеждению, и в 826 г. в Могунции состоялась торжественная церемония крещения Гаральда вместе с его женой, сыном, племянником и большим якобы числом других датчан53. Среди окрещенных наверняка не было Рорика, который принял новую веру значительно позднее. Поэтому Рорик не мог пользоваться эквивалентом, в качестве которого Гаральд получил тогда от императора графство Рюстрингию, где этот вассал, в случае нужды, мог получить политическое убежище. Вообще это графство было упомянуто в связи с Скиолдунгами только один раз (о котором и идет речь выше), из чего видно, что Гаральд не утвердился в этом лене. Между ним и Людовиком Благочестивым возникли разногласия (о причинах, которых речь пойдет ниже). Гаральд включился в акцию датских пиратов и в течение нескольких лет давал таким образом знать о себе жителям Фрисландии. Видимо, в силу этих обстоятельств Людовик лишил Гаральда лена в Рюстрингии. Только преемник Людовика император Лотар пришел к соглашению с этим викингом, передав ему остров Валхерен и прилегающие к нему территории (841 г.) на западной границе Фрисландии, вдали от Рюстрингии, в которую викинги уже не вернулись54 и которой, по-видимому, мало интересовались ввиду ее расположения в стороне от главных торговых путей. Разрыв принявшего христианство викинга с императором не был фактом исключительным. Точно так же позднее сын Гаральда – Годфред, принявший христианство в 826 году, не поколебался изменить Лотару и нападал на Фрисландию и другие окраинные земли Империи до тех пор, пока не был усмирен Карлом Лысым55. Поэтому соединение названия Руси с названием Рюстрингии, не говоря уже об этимологиче- [232] ской стороне вопроса, представляется весьма уязвимым и сточки зрения связи этого графства с линией Хальфдана и вообще с викингами. Совершенно не подтверждается соответствующими источниками и мнение Н. Т. Беляева о том, что якобы в руках сыновей Хальфдана в 826 году оказалось все фрисландское побережье от устья Шельды до реки Эйдер на севере56. И поэтому не опасения сыновей Готфреда перед «государством фрисландским», остававшимся якобы в руках Гаральда и его братьев, толкнули викингов на большую экспедицию для захвата фрисландских берегов, начавшуюся в 834 г.

Скорее всего мы должны поменять местами причину и следствие. Усилившиеся в то время грабительские нападения датских пиратов на Фрисландию и в особенности на ее главный торговый центр – Дорештад57 привели к тому, что франкские власти использовали в качестве оборонительного средства поселение на берегах Северного моря тех викингов, которые проявляли склонность к компромиссу и брали на себя охрану побережья от нападения собственных же соотечественников. Иногда этот метод приносил положительные результаты. В 837 году, во время нападения норманнов на остров Валхерен, погиб тамошний граф Эггихард, а вместе с ним и Хемминг, сын Хальфдана58. Трудно сомневаться в том, что это Хемминг – брат Гаральда, поскольку это была линия «профранкских» Скиолдунгов. Хемминг успешно справлялся со своими обязанностями и получил в одном из современных ему франкских источниках эпитет dux christianissimus59. Он был не единственным викингом на службе Людовика Благочестивого, такие же функции должны были выполнять и его племянники – Рорик и Гаральд-младший. Но зато Гаральд-старший, осевший в Рюстрингии, в стороне от той зоны, которая подвергалась атакам викингов, не мог играть такой же роли, как и они. В соответствии с тогдашней феодальной практикой «служивым викингам» император жаловал лены. Лены Хемминга следует искать, разумеется, на острове Валхерен и в его окрестностях или во владениях, полученных позднее (в 841 г.) Гаральдом-старшим, о чем уже была речь выше. [233] Рорик и Гаральд-младший должны были иметь к концу жизни Людовика Благочестивого владения в Дорештаде и в его окрестностях, а, следовательно, ближе к Валхерену – на линии главных атак пиратов. Из дальнейшего хода событий (разрыв Гаральда-старшего с Людовиком, получение тем же Гаральдом острова Валхерен от Лотара) можно заключить, что после смерти Хемминга Гаральд-старший предъявил свои притязания на Валхерен, однако не получил их удовлетворения. Это и привело к разрыву с императором. Рорик и Гаральд-младший сохранили верность Людовику, и лишь только после смерти императора, а также и после смерти Гаральда-младшего, Рорик был обвинен перед лицом императора Лотара в измене, видимо, ложно, и арестован. Однако он сумел убежать из-под стражи, направился к Людовику Немецкому, в лице которого нашел покровителя, и затем в течение нескольких лет оставался среди саксов, вблизи границ Дании. Там он создал большой отряд из датчан, которых ему удалось завербовать, встал во главе его и занялся пиратским разбоем, опустошая владения Лотара, прилегавшие к «северному океану», т. е. побережье Фрисландии. Наконец, через устье Рейна он вторгся в Дорештад и овладел им. Лотар не сумел возместить потерю и, по совету своих приближенных, заключил с дерзким викингом договор. В соответствии с этим договором, Рорик был обязан верно служить императору, платя дань и иные подати (разумеется, с Дорештада)! в императорскую казну, и защищать край от нападений датских пиратов60. Из вышесказанного вытекает, что Рорик с момента разрыва с Лотаром (около 841 года) и до момента заключения договора с тем же императором (в 850 году) не удалялся от Франкского государства, а при покровительстве Людовика Немецкого начал борьбу с императором, который проявил по отношению к нему несправедливость. Сообщение Рудольфа в Фульд- [234] ских хрониках, сделанное с восточнофранкских позиций, не выражает отрицательного отношения к этому викингу. Таким образом мы можем констатировать, что с появлением Рорика на исторической арене в конце тридцатых годов, его деятельность проходит в Фрисландии и в зоне Северного моря, в пределах Франкского государства, но в то же время он не теряет контактов со своими родными датскими землями и даже не оставляет занятий пиратством. Проливает свет на деятельность Рорика также сообщение Ксантенских хроник об одном из пиратских нападений на Фрисландию и Галлию при участии Рорика в 845 г.; среди норманских захватчиков началась эпидемия; после того, как один из пленников-христиан погадал – как быть, – Рорик вместе со своею языческой ордой (una cum populo gentilium) воздержался в течение 14 дней от употребления в пищу мяса и меда, – и бедствие прекратилось. Рорик освободил всех захваченных в плен христиан61. Это является иллюстрацией к поступкам викинга, знакомого с франкской цивилизацией и с уважением относившегося к ней.

С этого времени Рорик в течение нескольких лет находился в Дорештаде, не без успеха справляясь с задачами его обороны62. Вообще норманны осуществляли свои набеги преимущественно на Англию и Францию. Восточнофранкское государство располагало большими возможностями для принятия контрмер благодаря тому, что имело непосредственную границу с Данией и реже навещалось грабителями; безопасность Фрисландии зависела от умелой организации обороны. Первоначально Рорику серьезно мешал его двоюродный брат Годфред, сын Гаральда-старшего. Вместе с Рориком он осел в Дорештаде63, однако вскоре порвал с Лотаром, возможно, из-за столкновений со своим двоюродным братом. Впрочем, источники не указывают, помогал ли Годфред датским пиратам в нападениях на Фрисландию в 851 году64. В 852 году сильная норманская флотилия принудила фризов к уплате большого выкупа65. В том же году Годфред свирепствовал в Фрисландии, в устье Шельды и затем направился вверх по течению Сены. Только усмирение этого викинга, который, по всей видимости, получил какой-то лен от Карла Лысого66, принесло успокоение. Известно также об опустошительном набеге пиратов на фрисландские берега в 854 году, однако только вблизи границ Саксонии, вне пределов, оборо- [235] нявшихся Рориком67. Знаменателен факт, что нет никаких сведений, относящихся к тем годам, о нападении на Дорештад, который столько потерпел в тридцатые годы. Нападения норманнов происходили теперь вдали от этого города, что наверняка было вызвано деятельностью Рорика. Однако Рорик не выпускал из поля зрения и собственной страны и не терял надежды получить в ней надел для себя.

Новые возможности открылись для него, когда разгорелась гражданская война между королем Хориком и его племянником Гудруном. В ожесточенной битве погибли оба соперника и «почти все старейшины»; из членов королевской фамилии остался в живых «только один отрок»68, вступивший затем на трон под именем Хорика II. Рорик и Годфред направились в Данию в надежде обрести королевскую власть, однако их предприятие окончилось ничем, и оба викинга вскоре вернулись в Дорештад, наряду с которым они получили во владение еще и большую часть Фрисландии (855)69. Вполне очевидно, что «профранкская» партия не имела серьезных шансов на успех в пределах датских земель. Зато она могла рассчитывать на поддержку со стороны франкских властей, о чем можно судить по новой экспедиции Рорика, предпринятой в 857 году. С согласия короля Лотара II Рорик стал во главе флотилии, которую ему удалось создать, по всей вероятности, не без помощи этого короля. Лотар, видимо, связывал с экспедицией какие-то свои политические планы (а может быть, даже торговые?) в отношении норманнов; при этом знаменателен тот факт, что он не отобрал фрисландский лен у Рорика во время его многолетнего отсутствия на Рейне70. Тем временем Хорик II пошел на уступки и выделил Рорику «часть королевства» между морем (Северным) и рекою Эйдер71.

Начался ютландский период в жизни Рорика, длившийся несколько лет. Положение Рорика на Эйдере было не легким. В Дании преобладали тенденции, присущие обществу эпохи раннего феодализма и направленные на подчинение всей Ютландии власти одного короля. Чтобы завоевать симпатии рыцарства, Рорик должен был обеспечивать ему участие в военных экспедициях. Не без оснований приписывает ему Дюммлер организацию экспедиции на Саксонию72, которые свидетельствовали [236] о попытках направить экспансию викингов по сухопутным путям на владения Людовика Немецкого, а также о хороших отношениях Рорика с Лотаром. Первый удар по этому направлению состоялся в 858 г., однако он был отбит73; жертвой второго удара (860 год) стал Бремен74. Видимо эти экспансии не принесли Рорику больших успехов, он не сумел удержаться в Ютландии, и вскоре мы видим его вновь вернувшимся в Фрисландию. Его отъезд вызвал дезорганизацию обороны этой страны. Уже в 857 году датчане опустошили Дорештад и Утрехт75, а в 859 году они свирепствовали снова над Шельдой и в устье Рейна76. Поэтому в интересах безопасности страны Лотар должен был отдать дело обороны в руки Рорика, когда тот (не позднее начала 862 года) опять оказался на берегах Рейна. И Рорик после неудач в своей стране тоже проявлял склонность к укреплению связей с монархом франков, коли уже согласился принять христианство – по всей видимости, одновременно с возвращением в Фрисландию77. Кажется противоречащим этим компромиссным, тенденциям участие Рорика в событиях 863 года. В январе этого года датчане, после опустошения Дорештада, продвинулись вверх по течению Рейка и достигли какого-то островка напротив замка Новезиум (сегодня Нейсе, между Ксантеном и Кельном). Дальнейшее их продвижение было приостановлено войсками Лотара II и саксов, занявших оба берега реки. Датчане прождали до конца марта, когда, наконец, по совету Рорика, ушли78. Это соглашение с захватчиками может иметь объяснение тактического порядка: не будучи в состоянии отразить удар на собственные владения в Дорештаде, он направил атаку датчан в другую сторону. Несколькими годами позже мы слышим о новом столкновении Рорика, на сей раз – с населением Фрисландии. И вот в 867 году Лотар II создал народное ополчение для защиты страны, поскольку опасался, что Рорик, изгнанный из Фрисландии ее жителями, называемыми кокингами, возвратится во главе подкреплений из Дании79. Источники не указывают, каковы были причины конфликта, не сообщают также, дошло ли дело до вооруженной борьбы. Из умолчания [237] этого факта следовало бы скорее сделать вывод о том, что все окончилось достижением соглашения путем мирных переговоров. Об этом же может свидетельствовать и то, что в 870 году Рорик спокойно владеет своим фрисландским леном, встречается на съезде в Новиомагуме (Нимвогене) с Карлом Лысым, новым властелином Фрисландии, преемником Лотара II, умершего в 869 году. Карл заключил с Рориком союз80 и, видимо, закрепил за ним владение леном в Кеннемерланде (к северо-западу от Амстердама, между Гарлемом и Алькмааром), которое, согласно более позднему упоминанию в Фульдской хронике, получил от франкских королей81. После Мерсенского договора (870 год) владения Рорика были, видимо, поделены между Карлом Лысым и Людовиком Немецким, поэтому, встал вопрос об установлении вассальной зависимости от обоих монархов.

Встреча Карла с Рориком и его племянником Рудольфом, сыном Гаральда-младшего, намечавшаяся на январь 872 года82, состоялась только в октябре того же года в Трейэктум (Маастрихт) на Маасе. Король любезно принял Рорика как верного себе вассала (а, следовательно, вассала с 870 года), но зато выпроводил ни с чем Рудольфа, который затевал какой-то подвох и выставлял преувеличенные требования83. С большими трудностями столкнулось дело установления взаимоотношений с Людовиком Немецким, который мог таить обиду на Рорика за прежнюю неблагодарность и за нападения в 858 и 860 гг. В июне 873 года Рорик прибыл в Аквитанию и после передачи многочисленных заложников (что служило доказательством взаимного недоверия) дал присягу в соблюдении «непоколебимой верности»84. Ксантенские хроники называют его по этому случаю «желчью христианства», возможно, связывая его личность с нападением норманнов на окрестности Ксантена в 863 году. Из этих слов порицания, однако, не вытекает, что Рорик откололся от христианства. Его дядя – Гаральд, а также сын последнего Годфред, племянник самого Рорика Рудольф85, несмотря на принятие христианства, занимались разбоем, но ни один источник не обвиняет их в том, что они вернулись к язычеству. В соответствии с характеристикой, данной Рорику Фульдскими хрониками от 882 года86, т. е. уже после смерти этого викинга, он оставил по себе память верного вассала франкских королей. Дата его смерти, что наиболее правдоподобно, [238] относится к 876 году87. Во всяком случае, почести, возданные Рориком Людовику в 873 году, являются последним событием в его жизни, зафиксированным в источниках88.

Опираясь на источники, мы сделали обзор фактов, касающихся жизни Рорика, и старались таким путем установить степень прочности его связей с государством франков и Фрисландией. Эту задачу облегчил тот факт, что, наряду со своим дядей Гаральдом, Рорик принадлежал к числу тех викингов, которым франкские источники уделяли особенно много внимания. Благодаря этому мы можем проследить весьма обстоятельно течение его бурной жизни от четвертого десятилетия IX века до 873 года. Период, равный почти сорока годам, провел он преимущественно на землях Фрисландии, частично – на сакских (841-850), исключая три ютландских эпизода. Первый из этих эпизодов был весьма кратковременным, поскольку начался и кончился в 855 году. Второй эпизод – более длительный, охватывающий 857-861 гг.; он дает нам также указание на то, что Рорик продолжал поддерживать связи с Фрисландией, где он даже не потерял лена. Неясно, сколь долог был третий ютландский эпизод, зафиксированный под 867 годом, однако, по всей вероятности, Рорик совершил поездку в Ютландию лишь с целью раздобыть подкрепления. Его стремлением было удержаться в Фрисландии, В источниках нет ни одного упоминания о проявлении Рориком интереса к другим прибалтийским землям, ни одного намека на его мнимые авантюрные предприятия в сторону Руси. Предположение о восточнославянской акции Рорика не находит соответствующего хронологического окна в его биографии. В результате мы согласимся со взглядом М. В. Левченко, утверждавшего, что тезис о тождественности Рорика и Рюрика находится в противоречии с данными исторических источников.

Чтобы проверить еще раз справедливость нашего заключения, мы уделим немного внимания тому явлению, которое могло стать для Рорика возможной предпосылкой для вторжения на восточные берега Балтики. Мы имеем в виду торговую экспансию фризов в район этого моря.

Если первые удары норманнов, предпринятые с большим размахом, были направлены против Фрисландии, то следует это относить не столько за счет ее географического положения, сколько за счет экономического значения. В устье Рейна скре- [239] щивались дальние торговые пути89: внутриматериковый рейнский и морские из Скандинавии и Англии. С Балтикой существовали давнишние торговые связи, продолжавшиеся и в IX в.; предметом экспорта являлись франкские мечи, украшения, изделия из стекла, сукно (pallia Fresonica), а также вино. В IX веке в Фрисландии, как и в Скандинавии формируются ремесленно-торговые центры, называемые «виками»; среди них в первой половине IX века на ведущее место выдвигается Дорештад, упоминаемый, впрочем, уже равеннским космографом как представительный центр Фрисландии90. Богатые вики и вообще густо населенный и хорошо обжитый край возбуждал особенно большую алчность со стороны норманских пиратов; поэтому нет ничего удивительного, что их первые удары обрушились на Дорештад. Понятно поэтому, что те викинги, которые шли на службу к Каролингам, также охотно оседали в виках, что, впрочем, было и обязательным с точки зрения организации обороны, о чем свидетельствует пример как Рорика, имевшего лен в Дорештаде (вплоть до его падения в 864 году)91, так Хемминга и Гаральда, которые получили бенефиций на острове Валхерен, где археологи обнаружили следы вика. Можем ли мы отсюда сделать вывод, что «профранкские» викинги, наряду с функциями обороны, имели еще и хозяйственные функции, опекали торговлю фризов и, в частности, поддерживали их торговую экспансию на берега Балтики? Особенно интересен этот вопрос по отношению к восточнобалтийским землям, которые в последующие века сыграли столь большую роль в развитии торговли в Северной Европе.

Прежде всего следует выяснить вопрос о том, сколь далеко простирался в том направлении торговый поток фризов. Об этом мы можем судить на основе письменных источников, среди которых важнейшим является для нас житие Анскара, принадлежащее перу Римберта92, а также по данным раскопок, выявивших [240] предметы, связанные с торговой деятельностью фризов. Эти источники дают одинаковый ответ на наш вопрос: непосредственная сфера торговой деятельности фризов на Балтике простиралась в IX веке до датского Хайтхабу (Шлезвиг) и шведской Бирки, не распространяясь далее на восток. Предметы торговой деятельности фризов встречаются, хотя и редко, в окрестностях Новгорода93 и, очевидно, попали сюда через посредничество шведов. Исследователи считают, что непосредственные торговые связи Запада с зоной Балтийского моря кончались в Бирке, а этот вик уже по собственной инициативе занимался торговлей на континенте Восточной Европы. Таким образом в Бирке скрещивались торговые пути с востока и запада, т. е. там находился конечный пункт каждого из этих двух торговых потоков94. В связи с указанным выше диапазоном торговли фризов всплывает весьма важный для нас вопрос о степени участия фрисландских купцов в этой торговле, иначе говоря, – о границах их предприимчивости, о возможности создания ими колоний.

В научной литературе встречается утверждение, что фрисландские купцы основали две колонии в двух главных центрах прибалтийской торговли – в Хайтхабу и Бирке95. Римберт весьма решительно доказывает, что в Хайтхабу были фрисландские купцы из Дорештада96, но в то же время из жития Анскара вовсе не видно, чтобы фрисландские купцы обосновались в Бирке97. О жителях Бирки там говорится, что они отправлялись [241] в Дорештад очевидно с торговыми целями, и там принимали христианство98. Следовательно, жители Бирки не могли быть выходцами из Фрисландии, давно уже христианской, а рекрутировались из местного населения. Таким образом и значительная часть хайтхабского купечества должна была вести свое происхождение от местных жителей, в особенности же старейшины этого вика99. Однако наибольшей активностью отличалось шведское купечество, действовавшее как на территории Дорештада, так и на востоке, Римберт вспоминает о христианских купцах, принимавших участие в шведской экспедиции 853 года на курляндскую Апулию. Они были из числа обращенных в христианство Анскаром, а, следовательно, были, без сомнения, шведами100. Их участие в экспедиции на Апулию можно объяснить заинтересованностью в торговле с Курляндией. Более того, как свидетельство торговых отношений Швеции с восточными славянами надо рассматривать посольство русов, состоявшее из шведов, которые были на русской службе, описанное в Вертинских анналах под 839 г. В Ингельгейме были очень удивлены, что под чужим названием Rhos выступают хорошо известные по Дорештаду шведы101. Таким образом, мы не находим в источниках подтверждений того, что торговые пути фрисландских купцов простирались дальше Хайтхабу, хотя, если учесть обнаруженные в результате раскопок предметы фрисландского происхождения, не исключено, что они достигали также и Бирки. Их экспедиции дальше на восток наталкивались на активное сопротивление шведов, кроме того их не стимулировала на эти экспедиции и слабая заинтересованность Фрисландии в главных предметах вывоза из Восточной Европы – мехах, меде, воске и, наконец, невольницах, поскольку все это имелось в достаточном количестве в Скандинавии.

Поэтому мы не находим основания для предположения, что Рорик, следуя устремлениям фрисландского купечества, прокладывал ему дорогу на Ладогу и Волхов. Подобного рода инициатива не была актуальной с точки зрения фрисландских интересов, но именно якобы для ее реализации был призван Рорик, датский викинг. Нам ничего не известно о том, чтобы политическая и военная экспансия Дании (а тем более ее торговые устремления) простиралась далее пределов Курляндии, однако и там датчане вынуждены были отступать перед шведами102, [242] поскольку их главные силы осуществляли нажим на западные страны. Мы не можем здесь пройти мимо упоминания о якобы имевшей место датской экспедиции на Новгород в 852 году, упоминаемой Римбертом. Шведский претендент Амунд двинулся из Дании к Бирке, с целью ее захвата, во главе 21 датского и 11 собственных кораблей. Бирка была занята, а ее население спряталось в замке. Амунд не допустил ограбления датскими союзниками богатых купцов и направил датскую флотилию в другую сторону. Она захватила какой-то город, находившийся в стране славян103. Предположение, что этим городом был Новгород, географически допустимо: именно из Упландии распространялась шведская экспансия, в том числе, и к устью Двины. Однако это предположение не находит обоснования в тексте источника, который, не раз упоминая о славянах, всегда имел в виду западных славян, соседствовавших с государством франков104, тогда как о восточных славянах ничего не говорилось как у Римберта, так и в иных франкских источниках того времени. Мы не удивляемся этому, поскольку балтийские и финские народности отделяли славян от берегов Балтики. Таким образом и упоминание Римберта можно было бы связать с Нов-городом только в том случае, если бы автор ясно зафиксировал, что на сей раз речь идет об иных славянах, нежели обычно. Упоминание же в имеющейся редакции можно отнести к одному из городов бодриричских или поморских105 – тем более, что именно в этом направлении и шла датская экспансия в IX веке. Отношения между Данией и Остроградом – Новгородом, а также Русью были хорошо засвидетельствованы только Адамом Бременским в XI веке и новгородской летописью XII века. Таким образом отпадает даже косвенное, впрочем весьма зыбкое, указание на то, что Рорик проявлял активность на якобы существовавших в IX веке датско-русских путях.

Нет никаких данных, позволяющих приписывать Рорику роль проводника фрисландских купцов на берега Балтики. Он принадлежал к числу западных викингов, занимавшихся разбоем, завоеваниями, феодальной эксплуатацией, в противоположность более конструктивной деятельности восточных варягов, которые устремлялись на континент прежде всего в качестве купцов. Франкские источники характеризуют Рорика как солдата и феодального господина; его тяжелую руку хорошо знали под- [243] властные, которые в один прекрасный момент изгнали его из Фрисландии. В Дорештад он прибыл, когда торговля этого вика процветала. Ничто не говорит о том, чтобы Рорик исполнял иные функции, помимо оборонительных и помимо сбора феодальных доходов. Поэтому мы имеем основание предполагать, что и в Хайтхабу, если бы он в самом деле достиг его в 857 году (чему нет никаких доказательств), он был бы полностью поглощен своими обязанностями феодала да грабительскими походами в Саксонию.

И, наконец, приписывание особе Рорика организации большого похода на Константинополь, предпринятого якобы с двух сторон – из Руси и через Средиземное море, не только представляет собою тезис, основанный на сомнительных предпосылках (ни один источник не сообщает об инициативе Рорика в проведении этой экспедиции), но и основывается в главной своей части на недоразумении, а именно – на ошибочной интерпретации испанского источника, который сообщал об опустошениях, совершенных норманскими пиратами на побережье Испании, Балеарских островах и в Греции106. Вертинские анналы содержат более обстоятельные сообщения об этой экспедиции, датированные 859 и 860 гг. Согласно этому источнику датские пираты заложили свою базу в устье Роны, опустошая ее берега, и предприняли экспедицию в Италию, где опустошили Пизу и другие города107. Трудно сомневаться в том, что испанский источник, упоминая Грецию, имел в виду Италию, особенно южную Италию, где пыталась удерживать свое господство Византия. Но тогда отпадает указание на монолитную, рассчитанную на обход Константинополя с фланга, акцию норманнов в 860 году, а тем более – на участие в ней Рорика (поскольку ассоциирование Аскольда и Дира, которые должны были предводительствовать походом русов на Царьград, с личностью Рюрика, представляет собою летописный вариант, датируемый 250 годами позже экспедиции 860 г.). Рорик фрисландский, по всей вероятности, в 860 году опустошил Бремен. Более широкие военные планы, видимо, были ему столь чужды, как и далеко идущие планы торговли. Его политический горизонт ограничивался скорее рамками Ютландии, Фрисландии и Саксонии; во всяком случае, источники не дают основания говорить о чем-либо большем.

Результаты наших исследований, связанных с делом Рорика в его фрисландском аспекте, свидетельствуют о том, что сфера его деятельности была ограничена пределами Рейна и Эйдера. [244] Остается разобрать последнюю сторону этого вопроса – его русский аспект.

В противоположность Рорику фрисландскому, известному по современным ему и заслуживающим доверия источникам, Рюрик новгородский фигурирует в источниках более поздних, сведения которых вызывают сомнения в их достоверности. Тем не менее, летописные сообщения, касающиеся IX века, носят в основе своей характер историографический, а не эпический, как это имело место со скандинавскими сагами; у них есть также преимущество над сагами еще и благодаря тому, что в своей первоначальной форме они были записаны еще в XI веке.

Самое первое летописное упоминание о Рюрике, дошедшее до нас, содержится в новгородской летописи и опирается, в соответствии с анализом А. А. Шахматова, на текст свода 1093/95 гг.; оно представляет собою известную легенду о приглашении несколькими северными славянскими и финскими племенами трех братьев-варягов й передаче им власти. Прибыли трое братьев «с роды своими», а также с дружиной; старший из них Рюрик обосновался в Новгороде, другой, Синеус – в Белоозере, третий Трувор – в Изборске. После смерти своих братьев всю полноту власти взял на себя Рюрик; был у него сын по имени Игорь, а у этого сына воеводой был Олег108. Последующая летопись повторила легенду с некоторыми изменениями: снабдила ее хронологией, объявила Олега также князем из рода Рюрика, который якобы поручил ему, Олегу, опеку над малолетним еще Игорем; последняя редакция этого источника, относящаяся к 1118 г., поселила Рюрика сперва в Ладоге, а уже оттуда перебросила его в Новгород109. По мнению А. А. Шахматова, легенда в первый раз была внесена в гипотетический Новгородский свод от 1050 г. (текст которого этот исследователь пытался восстановить), однако в такой редакции, в которой не было еще упоминания о происхождении Игоря от Рюрика. А. А. Шахматов интересовался генеалогией Игоря с легитимных позиций и зафиксировал ее только в тексте киевского Свода 1093/95 гг.110

Предположение А. А. Шахматова о том, что в основе легенды лежит северная версия, почерпнутая из новгородских традиций, кажется правильным; тем не менее, в легенде переплетаются и образуют единое целое, первоначальный вид которого невоз- [245] можно установить, элементы как новгородские так и киевские. Таким образом не только генеалогия Игоря, но и поселение Рюрика в Новгороде внушает мысль об участии в записи легенды киевского летописца, ибо на севере, как это вытекает из третьей редакции летописного варианта легенды, сохранилась твердая традиция считать местом пребывания Рюрика Ладогу, и эта традиция несет на себе печать аутентичности. Локализация Рюрика в Новгороде представляла собою скорее всего киевскую концепцию, созданную по аналогии, поскольку преемники Игоря на киевском престоле – Святослав, Владимир, Ярослав, прежде чем восходили на этот престол, правили в Новгороде; поэтому считалось, что оттуда же прибыл и Игорь, получивший Новгород в наследство от отца. Анализ легенды усложняет, кроме того, версия о приглашении трех князей из-за моря, ибо эта версия не могла возникнуть на Руси в 1050 г. и даже не могла фигурировать в киевском Своде Никона 1073 г. (поскольку этот Свод, вопреки А. А. Шахматову, использовал новгородскую традицию). Мы согласны в основе с тезисом Ад. Стендер-Петерсена, который отделяет «странствующий» (скандинавский) мотив переселения трех братьев вместе с дружиной от его версии, повествующей о добровольном приглашении этих братьев и передаче им власти. Мотив «странствования» был явно англосакского происхождения и попал на Русь только благодаря женитьбе Владимира Мономаха на английской принцессе Гите, которая после битвы под Гастингсом укрылась вместе с братьями в Дании и только лишь оттуда была выдана замуж за Владимира, видимо в 1074/75 гг.111 (старший сын от этого брака Мстислав родился в 1076 году). В конечном итоге безмерно трудно сказать твердо, когда и в какой форме проявилась первый раз легенда в летописях, но, однако, не вызывающим сомнения кажется тот факт, что в дошедшей до нас форме легенда о приглашении трех братьев попала в свод только лишь в 1093/95 гг.

Несмотря на столь поздний генезис легенды, мы, не колеблясь, признаем, что она содержит в себе определенные исторические данные. Ибо разную оценку можно дать ее фактической и конструктивной стороне. Фактические элементы – это названия городов и имена князей. Все они соответствуют действительности. Вымышленные имена конструировались из названий [246] городов или стран (Кий, Тур, Крак, Чех и т. д.). В данном случае имена Рюрика, Синеуса и Трувера почерпнуты из местной традиции, или из фольклора112, имена Олега и Игоря являются всецело историческими. Зато дальнейший конструктивный элемент – связывание имен в эпическое целое легенды о трех братьях выдает явные черты вымысла, опирающиеся на мотив «странствования». Можно, однако, задуматься над тем, представляет ли из себя признание Рюрика отцом Игоря домысел летописца или след родовой традиции царствующего дома. Возможность традиции в данном случае не только допустима, но даже наиболее правдоподобна. Три предшественника Ярослава Мудрого (Игорь – Святослав – Владимир) были хорошо известны по письменным памятникам; таким образом закрепление в памяти поколений лишь одной генерации, не известной самым ранним письменным источникам, вызывает принципиальные сомнения. Из предшествующего анализа вытекает, что имя Рюрика не имеет своих корней в новгородском фольклоре113; проще всего будет объяснить ассоциирование его с Новгородом летописной традицией, направленной на то, чтобы найти основоположнику династии достойную резиденцию. В конечном итоге мы готовы рассматривать Рюрика как действительного отца Игоря.

Явно вымышленным элементом является хронология Рюрика, установленная лишь Нестором в 1111 году. Этот источник желал считать датой прибытия Рюрика на Русь 862 год; через два года должны были умереть Синеус и Трувор, тогда как смерть Рюрика наступила якобы в 879 году. Все эти даты были скомбинированы летописцем в корреляции с датами иных событий IX века. Так, например, поход Аскольда и Дира на Царьград Нестор отнес к 866 году (вместо исторически точного 860 г.). Таким же образом и Рюрик прибыл на Русь на четыре года раньше. Поход Олега на Киев помечен 882 годом. Так же и смерть Рюрика была обозначена в летописи на три года раньше. Вся эта хронология не представляет собой исторической ценности и случайное ее совпадение с хронологией Рорика фрисландского не дает еще оснований делать какие-либо выводы об отношении Рюрика к Рорику. В литературе делались неодно- [247] кратно упреки Нестору за его непоследовательность в области хронологии, между прочим, кажется слишком большим разрыв между датами смерти обоих, составляющий 66 лет (945-879). Теоретически такой разрыв не исключен. Например, Свидригелло умер через 75 лет после смерти своего отца Ольгерда (1452-1377). Ради большего правдоподобия допустим, что действительный Рюрик был значительно моложе Рюрика, описанного Нестором. Игорь в последние годы своей жизни производит впечатление скорее человека зрелого возраста (о чем свидетельствуют факты: маленький сын Святослав, поход на Царьград, собирание дани), нежели старика; мы не забываем также, что Свод 1093/95 гг. ничего не знал о том, что Рюрик якобы умер, когда Игорь был еще ребенком – этот тезис мы находим лишь у Нестора, который таким образом хотел объяснить регентство Олега (ввиду якобы несовершеннолетия своего воспитанника). Мы приходим к мысли, что действительный Рюрик подвизался в Ладоге скорее всего на переломе IX и X веков – через четверть века после смерти Рорика фрисландского.

Мы признаем, что наши выводы о Рюрике «новгородском» носят в конечном счете характер гипотетический, поэтому при-веденный сравнительный материал к вопросу о тождественности Рюрика с Рориком не может иметь особой доказательной ценности. Впрочем, вопрос о тождественности мы решали в иной плоскости и сделанные нами замечания лишь дополняют предшествующую документацию. Сделаю еще только одно замечание. Поддержание традиции о пребывании Рюрика в Ладоге до 1116 года – традиции живой, которая склонила летописца к ревизии легенды в каком-то ее пункте, свидетельствует о длительном и прочном привязывании определенной личности к определенному месту, что вновь расходится с портретом Рорика, прочно связанного с иной территорией – Фрисландией.

Вполне понятно, что мы не можем довольствоваться трактовкой дела Рюрика в восточнославянском аспекте единственно с точки зрения его личности. Следует принимать во внимание также общественные факторы, которые он представлял, а также те факторы, которые его окружали; они не могли оставить следов в тех или иных источниках. Рюрик появился на «новой почве» и не один, а с «родом» и дружиной, в соответствии с предположением летописца. Таким же образом и Рорик выступал в районе Северного моря cum sociis в данном случае, в соответствии со свидетельством современных ему источников114. Эта горстка скандинавов была, разумеется, поглощена массой бояр и воинов славянских, но тем не менее она оставила о себе след [248] в источниках. Археологические раскопки115 и языковые данные116 говорят за то, что эти скандинавы были выходцами из Швеции; летописные источники используют преимущественно недифференцированное понятие – варяги, относящееся к скандинавам вообще. Один только источник указывает на Данию: сообщение Титмара о Киеве, о котором этот летописец узнал от немецких рыцарей, участвовавших в походе Болеслава Храброго в 1018 году. По словам летописца население этого города складывалось из большого числа невольников, особенно датчан117. Уже эти выражения говорят об односторонности Титмарова описания. Свидетели-немцы видели в чужом городе, прежде всего, известных им лучше всего как соседей – датчан, но этим именем они называли скандинавов вообще (pars pro toto). Сколько среди них было датчан в точном значении этого слова – трудно определить на основе сообщения Титмара. Поэтому большую убедительность, да к тому же в отношении IX века, имеет упоминание в Вертинских анналах за 839 год о прибытии к императорскому двору представителей Руси, которые, как оказалось, в действительности были шведами118.

Наконец, мы не можем обойти упоминание о скандинавах и англичанах в «Повести временных лет». В одном месте автор, перечисляя варягов, шведов, норвежцев (урманов), готов, русов, в соответствии со своей концепцией выводил из Скандинавии и англичан; в другом месте он, кроме варягов Руси, называет шведов, норвежцев, англичан, готов119. В обоих случаях обращает на себя внимание отсутствие названия Дании. Следует ли на этом основании делать вывод, что источник вместо Дании называет Русь, помещая, таким образом, Русь в этой стране? Такое предположение противоречило бы замыслу «Повести временных лет», в которой четко было сказано, что Рюрик забрал из своей отчизны «всю Русь», а следовательно, составители Повести ориентировались в том, что Дания не была безлюдным краем. Остается согласиться с мнением, что понятие «Англия» в связи с датско-английской унией охватывало и Данию. Эту [249] точку зрения подтверждают и арабские источники, применяющие, аналогичную терминологию.

В конечном итоге следует сказать, что русский аспект вопроса не находится в противоречии с предшествующими выводами о том, что Рорика фрисландского и Рюрика новгородского следует рассматривать как две различные личности.

Ссылка на первоисточник
Рейтинг
( Пока оценок нет )
Загрузка ...
Исторический дискуссионный клуб