Сергей Белецкий
ДРЕВНЕЙШАЯ ГЕРАЛЬДИКА РУСИ1
В отечественной литературе термин «геральдика» применительно к изучению личных и городских эмблем эпохи русского Средневековья практически не употребляется: исследователи подменяют его нейтральным понятием — эмблематика. «Характерной особенностью герба является его наследственность… Изображение… может считаться гербом только тогда, когда оно переходит от отца к сыну, из поколения в поколение», — подчеркивали Е. И. Каменцева и Н. В. Устюгов в учебном пособии по русской сфрагистике и геральдике (Каменцева, Устюгов 1974: 5–7).
Действительно, в XIV–XVII вв. Россия не знала гербов в строгом смысле слова. Широко известные по монетам и печатям этого времени изображения воинов, зверей, птиц и проч., хотя теоретически и могли передаваться по наследству, но каноничной иконографии не имели. Однако есть большая группа источников, принадлежность которых к символам власти никем всерьез не оспаривается. Речь идет о так называемых знаках Рюриковичей — двузубцах или трезубцах либо производных от них формах, изображения которых отмечены на самых разных предметах, в том числе — на древнейших русских монетах и печатях. Большинство исследователей признает за знаками Рюриковичей значение лично-родовых символов русских князей X–XIII вв. Но можно ли считать знаки Рюриковичей гербами?
В настоящее время известно более двух тысяч предметов, несущих изображения знаков Рюриковичей. Круг памятников с изображениями этих знаков весьма широк: подвесные печати и пломбы, прикладные печати и перстни-печатки, предметы вооружения и снаряжения воина, произведения прикладного искусства и орудия труда, бытовая и строительная керамика и т. п. Благодаря фундаментальным исследованиям нескольких поколений историков (историографию см.: Молчанов 1997: 104–115) установлено, что генезис знака основан на принципе появления или исчезновения отпятнышей, придававших знаку индивидуальные черты. Наиболее ранние из известных
знаков Рюриковичей относятся к концу IX в., а в середине XIII в. знаки Рюриковичей полностью исчезают из обихода.
Проблема определения геральдичности знаков Рюриковичей традиционно наталкивается на существенную трудность. Оформление герба, как известно, было подчинено строгим правилам, и, равным образом, строгим правилам было подчинено наследование герба при переходе от отца к сыну.
Между тем в литературе прочно утвердилось мнение, согласно которому сын владельца трезубца мог пользоваться двузубцем, а его сын, в свою очередь, мог вернуться к трезубцу. Если это так, то наследование знака при переходе от отца к сыну оказывается бессистемным. Но так ли это?
Полагаю, что единственным путем проверки является новое обращение к первоисточнику, то есть к предметам, несущим изображения знаков Рюриковичей.
1. ЗНАКИ РЮРИКОВИЧЕЙ НА ДРЕВНЕЙШИХ РУССКИХ МОНЕТАХ
В настоящее время можно считать установленным (Сотникова, Спасский 1983; Сотникова 1995), что древнейшие русские монеты чеканились только тремя князьями: Владимиром Святославичем (рис. 1, 1–5), Ярославом Владимировичем (рис. 1, 9, 10) и Святополком Ярополчичем (рис. 1, 6–8). В соответствии с принадлежностью монет персонифицируются и знаки на этих монетах. Трезубец с широкими боковыми зубцами, более тонким центральным зубцом и треугольной ножкой, помещенный на монетах Владимира Святого, атрибуирован самому Владимиру Святославичу. Трезубец с широкими боковыми зубцами, несколько более узким центральным зубцом, увенчанным
кружком, и треугольной ножкой, занимающий центральную часть реверса монет Ярослава Мудрого и подражаний этим монетам, атрибуирован самому князю. Наконец, двузубец с широким правым зубцом, крестообразным или увенчанным крестом левым зубцом и треугольной ножкой, размещенный на реверсе монет Святополка Ярополчича, также атрибуируется самому князю.
Заметим, что трезубец Ярослава отличается от трезубца его отца на один элемент — у него более сложная вершина центрального зубца. В остальном знаки Ярослава и Владимира совпадают. Различие в форме знаков Владимира и Святополка обычно объясняется происхождением Святополка — посмертного сына Ярополка Святославича, племянника Владимира, усыновленного великим киевским князем (Лавр.: стб. 33–34).
2. ЗНАКИ РЮРИКОВИЧЕЙ НА ДРЕВНЕЙШИХ РУССКИХ ПЕЧАТЯХ
Присутствие на древнерусских актовых печатях княжеских знаков — факт, давно отмеченный в литературе. Большая часть известных печатей с изображениям княжеских знаков датируются XII–XIII вв. К X–XI вв. относятся только две печати2(Янин 1970: 34–41, № 1, 2). Печать (рис. 2, 1), найденная при раскопках 1912 г. в Десятинной церкви Киева, неоднократно привлекала внимание специалистов. На обеих сторонах этой печати помещены одинаковые двузубцы с вертикальными зубцами и ножкой в форме треугольника, обращенного острием вниз. Вокруг двузубцев размещались круговые надписи, реконструированные как искаженное написание имени Святослав — «(Σφενδο)σϑλα(βοζ)» (Молчанов 1988: 50–52; Молчанов 1994). Печать (рис. 2, 2), найденная в Новгороде в выбросе из слоя 19-го яруса (1134–1161) Неревского раскопа, несет на одной из сторон изображение трезубца, окруженного фрагментарно сохранившейся надписью «Изас(ла)осо» (Янин 1955; Янин 1970: 41, № 2; Молчанов 1985: 68, примеч. 15). Боковые зубцы у трезубца широкие, сходятся к острой вершине, тонкий центральный зубец завершается крестиком и опирается на овал, нижняя часть которого составляет ножку трезубца, разделенную вертикальной чертой надвое. Выше линии основания трезубца вертикальная черта, разделяющая ножку, сама разделяется натрое, что, по-видимому, должно было имитировать плетенку. Изображение и надпись на другой стороне не читаются.
Таким образом, становится очевидным, что двузубец Святополка Ярополчича продолжает развитие знака деда, имевшего форму двузубца. Знак Владимира Святославича отличается от тамги отца на один элемент, но этот элемент принципиально меняет основу знака — с добавлением центрального зубца двузубец превращается в трезубец. Иными словами, трезубец Владимира является производным от двузубца Святослава. Трезубец Изяслава Владимировича отличается от тамги отца формой вершины центрального зубца. Между собой трезубцы Изяслава и Ярослава Владимировичей различаются оформлением вершины центрального зубца.
3. ЗНАКИ РЮРИКОВИЧЕЙ В ГРАФФИТИ НА МОНЕТАХ
Знаки Рюриковичей, зафиксированные среди граффити на монетах, введены в научный оборот в сводах 1991 и 1994 гг. (Добровольский, Дубов, Кузьменко 1991; Нахапетян, Фомин 1994), а также в статьях Е. А. Мельниковой (Мельникова 1994; 1995; 1996; 1998; Арендарь, Мельникова 1995)3.
В настоящее время известно не менее тринадцати знаков Рюриковичей, процарапанных на монетах. Древнейший из них (рис. 3, 3) зафиксирован на монете IX в. (?) из клада у деревни Погорельщина, сокрытого в первом или втором десятилетии Х в. Таким образом, знак на монете был процарапан, вероятнее всего, в годы великого княжения Игоря Рюриковича. Следовательно, двузубец определенно появляется на Руси не в годы княжения Святослава Игоревича, а уже при жизни его отца.
Граффито в виде двузубца (рис. 3, 12) нанесено на монету 974/975 г.
Этот двузубец не мог быть процарапан на монете при жизни Святослава Игоревича (†972), поскольку монета была отчеканена уже после гибели князя. Весьма вероятно, что двузубец Святослава был унаследован без изменений его старшим сыном, Ярополком Святославичем, занявшим после гибели отца киевский стол. Возможно, двузубец на монете из клада, сокрытого около 975 г. (рис. 3, 11), был также процарапан в годы великого княжения Ярополка Святославича.
Среди граффити на монетах выделяется группа двузубцев (рис. 3, 1, 2, 7, 8), зубцы у которых изображены не контуром, а простыми вертикальными линиями. Наличие у этих двузубцев треугольной ножки позволяет достаточно уверенно рассматривать их в качестве двузубцев Рюриковичей. Граффито на монете 877/878 г. (рис. 3, 1) из клада, сокрытого в первой половине 880-х гг., было нанесено в годы новгородского княжения Рюрика. Происхождение монеты 894 г. неясно, так что граффито (рис. 3, 2) на ней могло быть процарапано как в годы княжения Игоря Рюриковича, так и позднее.
Двузубцы (рис. 3, 7, 8) процарапаны на монетах 979/980 и 988/989 гг., чеканенных уже после гибели Ярополка. Таким образом, в годы великого княжения Владимира Святославича двузубец продолжал оставаться реально существующим символом власти. В конце Х — начале XI вв. единственным известным представителем старшей ветви рода Рюриковичей был Святополк Ярополчич. Именно он имел право наследовать по отцу и родовой двузубец, и великий киевский стол. Полагаю, что граффити на монетах
979/980 и 988/989 гг. могут быть связаны с периодом туровского княжения Святополка Ярополчича и подтверждают оппозиционность Святополка по отношению к Владимиру, занимавшему великокняжеский стол. Демонстративное использование Святополком родового двузубца фактически означало претензии его на верховную власть в государстве. Фронда туровского князя могла стать причиной его ареста. Поход Болеслава I на Киев (1013) заставил Владимира не только выпустить Святополка из заточения, но и, вероятно, заключить с ним соглашение. Результатом соглашения стали, очевидно, взаимные уступки: Владимир был вынужден провозгласить Святополка престолонаследником, а взамен Святополк был вынужден признать себя вассалом Владимира и внести изменение в форму лично-родового знака. Заметим, что изменение это было произведено путем усложнения зубца двузубца, то есть — по образцу изменения формы трезубца при наследовании его сыновьями Владимира.
Убеждает в правильности реконструкции весь ход событий 1014–1015 гг. — отказ Ярослава Владимировича платить ежегодный урок Киеву; подготовка Владимиром похода на Новгород; попытка вооруженного мятежа с участием наемников, предпринятая Ярославом; попытка киевских бояр, поддерживавших Бориса Владимировича, скрыть факт смерти Владимира из-за присутствия в Киеве Святополка; отмеченное летописью (весьма нелестно отзывавшейся о Святополке) признание старшинства Святополка
со стороны Бориса4 — любимца Владимира и наиболее вероятного, с точки зрения летописца, претендента на киевский великий стол. Очевидно, что и Владимир, и Святополк, и Борис вели себя в соответствии с достигнутым соглашением, по которому великое княжение после Владимира должно было перейти Святополку.
Изображения двузубцев (рис. 3, 4, 5, 9) процарапаны на монетах 913/914, 919/920 и 924/925 гг. Монеты не связаны с конкретными кладовыми комплексами, и происхождение их не установлено. Соотносить эти граффити следует со временем княжения одного из великих киевских князей — от Игоря Рюриковича до Святополка Ярополчича.
Граффито на византийской монете 945–959 гг., из Ериловского клада на Псковщине, сокрытого в конце 70-х гг. Х в. (рис. 3, 13), имеет форму крылатого меча и в стилизованной форме передает изображение трезубца Владимира Святославича. Точно так же была стилизована ножка у двузубца (рис. 5, 1) из Новгорода. Датируя нанесение граффити на монету в интервале 960–970-х гг., я считаю возможным связывать его появление с периодом новгородского княжения Владимира Святославича.
Граффито на дирхеме IX в. из клада Свирьстрой, сокрытого во втором десятилетии XI в., имеет форму трезубца с центральным зубцом, увенчанным ромбом (рис. 3, 6). Именно форма вершины центрального зубца является отличительным признаком трезубцев, принадлежавших Изяславу и Ярославу Владимировичам, так что знак-граффити с большой степенью вероятности принадлежал одному из сыновей Владимира Святого.
Граффито, процарапанное на монете 910/911 гг. (рис. 3, 10), может быть интерпретировано как двузубец (Белецкие 2001: 103–106). Особенностью знака является нижняя часть ножки, от основания которой отходят две тонкие линии, завершающиеся маленькими крестиками. Если рассматривать крестики в качестве орнаментального приема, то ближайшей аналогией знаку является знак (рис. 4, 1), процарапанный на роговом гребне из слоя X — начала XI в. на городище Иднакар в Удмуртии (Амелькин 1987). Знак
имеет вид трезубца, боковые зубцы и основание которого обозначены контуром, а центральный зубец имеет вид короткого штриха, пересекающего верхний контур основания знака. Треугольная ножка знака дополнена раздвоением. Центральный зубец у знака на гребне вырезан значительно глубже, чем остальной контур знака. Таким образом, раздвоенная ножка у знака на гребне относится к первоначальному двузубцу (рис. 4, 2), а не к трезубцу, в который двузубец был переделан. Очевидно, что двузубец на гребне принадлежал сыну человека, пользовавшегося родовым двузубцем Рюриковичей. Речь вряд ли может идти о старшем сыне владельца двузубца, поскольку
последний получил после смерти отца право пользоваться родовым двузубцем. Сказанное подводит нас к наиболее вероятному владельцу знака — второму сыну Святослава Игоревича, Олегу древлянскому. Если персонификация знака на гребне верна, то Олегу Святославичу может быть атрибуирован и знак в граффито на монете 910/911 гг. (Белецкие 2001: 103–106).
Таким образом, генеалогия знаков Рюриковичей, с учетом граффити на монетах, дополнилась знаками Олега древлянского и еще одного, пока непоименованного, сына Владимира Святого, сведениями об использовании двузубца Рюриком, Игорем и Ярополком, а также сведениями об использовании Святополком Ярополчичем родового двузубца в период ранее 1013 г.
4. ЗНАКИ РЮРИКОВИЧЕЙ НА РАЗНЫХ ПРЕДМЕТАХ
Деревянные предметы с вырезанными на них изображениями знаков в форме двузубца и трезубца найдены в Новгороде (Колчин 1968: 22, рис. 12, 3, 8). Стилизованный двузубец (рис. 5, 1) обнаружен на предмете из слоя 28-го яруса Неревского раскопа (953–972). Трезубец, вырезанный на поплавке (рис. 5, 2), найден в слое 27-го яруса Неревского раскопа (972–989), то есть происходит из отложений, формировавшихся в период новгородского княжения Владимира и в годы междоусобицы Святославичей.
Изображение трезубца вырезано на деревянном зооморфном навершии (рис. 5, 3), найденном в слое 23–24-го ярусов Троицкого VII раскопа в Новгороде (Дубровин 2000: 425, рис. 160). Аналогично оформлена ножка у двузубца, процарапанного на шиферном пряслице из Боровского Купалища под Лугой (Михайлова, Соболев, Белецкий 1998: 119–120). Обращают на себя внимание два отростка, отходящие от основания трезубца на зооморфном навершии.
Сходный элемент зафиксирован у трезубца, изображенного на костяном предмете, найденном в начале 1960-х гг. при раскопках городища у села Жовнино — детинца древнерусской Желни (рис. 5, 7). В последнем случае знак передан в парадной версии: основание и треугольная ножка оформлены сложным плетеным орнаментом. Плетенка, включая ее свободные концы, повисающие по обе стороны от ножки, является декоративным элементом, а сам знак на костяном предмете из Желни может быть вполне определенно атрибуирован Владимиру Святому (Кiлiевич 1965: 193). С учетом того что мастер, вырезавший знак на новгородском зооморфном навершии, попытался довольно неумело передать элементы плетеного орнамента, отростки у основания этого трезубца также следует расценить в качестве декоративных элементов, а сам знак на деревянном навершии можно атрибуировать Владимиру Святославичу.
Изображение трезубца (рис. 6, 1) процарапано на заготовке каменного грузила из слоя 24-го яруса Неревского раскопа (1025–1055) Новгорода (Янин 1982: 150). Вершина зубца у трезубца имеет ромбовидное завершение, аналогичное трезубцу в граффито на монете из клада Свирьстрой (рис. 3, 6).
Такое же ромбовидное завершение центрального зубца есть у трезубца, процарапанного на костяной пластине (рис. 6, 6), найденной при раскопках Таманского городища в 1931 г. (Миллер 1932: 59). Знак на тмутараканской пластине отличается от трезубца Владимира не на один, а на два элемента: кроме ромба на вершине центрального зубца у него также более сложная форма ножки, треугольная часть которой дополнена крестом. Очевидно, что между трезубцем Владимира Святого и трезубцем на пластине должно было быть промежуточное звено, обеспечивающее постепенный характер развития знака.
Таким промежуточным звеном являются изображенные в граффито на монете и на заготовке каменного грузила трезубцы: отличаясь от трезубца Владимира на один элемент, они на один элемент отличаются и от трезубца на тмутараканской пластине. Если знак на грузиле и в граффито передает тип трезубца, принадлежавшего сыну Владимира, то знак на тмутараканской накладке, по всей видимости, принадлежал сыну этого сына, то есть внуку Владимира Святого. Наиболее вероятным владельцем знака на тмутараканской накладке является князь Евстафий Мстиславич — единственный сын Мстислава тмутараканского (Лавр.: 150). К моменту смерти Евстафия, умершего еще при жизни отца, резиденцией Мстислава Владимировича уже был Чернигов. Место княжения Евстафия неизвестно, однако не исключено, что после переноса своей резиденции в Чернигов Мстислав оставил сына на тмутараканском столе. В таком случае знак в граффито и на заготовке каменного грузила принадлежал Мстиславу тмутараканскому.
При раскопках в Киеве была обнаружена кость животного с процарапанным на ее поверхности трезубцем (Толочко, Гупало, Харламов 1976: 44, рис. 15, в центре). Вершина центрального зубца не сохранилась (рис. 5, 4), поэтому персонифицировать знак не удается.
Ряд предметов с изображениями знаков Рюриковичей происходит из раскопок Саркела. Хрестоматийный костяной кружок (Щербак 1959: 364, рис. 1) с изображением двузубца (рис. 6, 2) может быть отнесен ко времени правления не только Святослава Игоревича, но также Ярополка Святославича и даже Святополка Ярополчича, хотя первая из датировок предпочтительнее.
То же можно сказать и о двух процарапанных на амфорах (Щербак 1959: табл. VI, IX; Флерова 1997: табл. XV, 229, 230) схематичных двузубцах (рис. 6, 3, 4), сопоставимых с граффити на восточных монетах5. С граффити на восточных монетах можно сопоставить и двузубец (рис. 5, 6), процарапанный на амфоре из раскопок Таманского городища (Флерова 1997: табл. XVII, 6).
Изображение трезубца с крестовидной вершиной центрального зубца и ножкой, опирающейся на крест (рис. 6, 5), процарапано на костяной рукояти шила, найденной на Измерском поселения X–XI вв. (Казаков 1991: 348, рис. 8; Казаков, Белецкий 2004: 73–77). Зубцы трезубца находят себе соответствие в трезубце Изяслава Владимировича. Однако считать знак на рукояти трезубцем Изяслава не приходится: от трезубца Изяслава трезубец на рукояти шила отличается на один элемент — треугольная ножка дополнена крестом.
Точно такое же различие было ранее установлено для знаков, атрибуированных Мстиславу тмутараканскому и его сыну Евстафию. Если эта персонификация верна, то знак на рукояти шила из раскопок Измерского поселения может быть атрибуирован одному из сыновей Изяслава Владимировича — Брячиславу или Всеславу.
Изображение двузубца с крестовидной ножкой было вырезано на деревянной счетной бирке (рис. 7), найденной в 1998 г. в слое 26–27-го ярусов (970–1020) на Троицком-11 раскопе в Новгороде (Ковалев 2003: 37, рис. 1; Гайдуков, Дубровин, Тарабардина 2001: 81). Р. К. Ковалев отметил, что знак на новгородской бирке был персонифицирован В. Л. Яниным Ярополку Святославичу (Ковалев 2003: 38). На первый взгляд такое отождествление вступает в противоречие с высказанным ранее предположением, согласно
которому Ярополк во второй половине 970-х гг. пользовался родовым двузубцем. Однако это противоречие мнимое. Если считать, что право пользоваться родовым двузубцем Ярополк получил только после гибели Святослава (†972), то вопрос о лично-родовом знаке Ярополка в период ранее 972 г. остается открытым. Полагаю, что двузубец с крестовидной ножкой Ярополк Святославич использовал при жизни Святослава, замещая отца на великом киевском столе в те моменты, когда Святослав покидал Киев.
Таким образом, после рассмотрения знаков, процарапанных на различных предметах, генеалогию знаков Рюриковичей X–XI вв. удалось дополнить лично-родовыми знаками Мстислава Владимировича, Евстафия Мстиславича, Ярополка Святославича (до 972 г.) и одного из сыновей Изяслава Владимировича.
5. ЗНАКИ РЮРИКОВИЧЕЙ В ГРАФФИТИ НА СТЕНАХ ХРАМОВ
Важную информацию для изучения древнерусских княжеских знаков дает граффито (рис. 8) во Владимирском приделе Софийского собора в Киеве (Белецкий 1995; Белецкий 1997: 141–145). Трезубец был процарапан на одном из столбов южной галереи, которая до перестроек была внешней северной стеной храма (Высоцкий 1966: № 75). Знак образован сложным переплетением неравномерной по ширине «ленты». Широкие боковые зубцы трезубца отогнуты наружу, вершина центрального зубца увенчана крестиком, ножка образована сложным узлом плетенки и завершается неотчетливым крестиком. Завершение центрального зубца находит себе ближайшее соответствие в оформлении вершины центрального зубца у трезубца на печати Изяслава Владимировича и у трезубца на рукояти шила из Измерского поселения.
Решение вопроса о принадлежности знака связано с вопросом о времени строительства Софийского собора в Киеве. Подводя итоги многолетней дискуссии, П. А. Раппопорт подчеркивал: «Неясность сведений о времени постройки Софийского собора привела к сложению двух точек зрения… некоторые исследователи считают, что собор был заложен в 1017 г. и закончен в 1031–1032 или 1037 г.; другие полагают, что он был заложен в 1037 г., а закончен в 40-х гг. XI в. Доказано, что все здание возведено единовременно, без существенных перерывов в строительстве» (Раппопорт 1982: 11–13).
При любой из этих датировок ни Изяслав Владимирович (†1001), ни Всеслав Изяславич (†1003) не дожили даже до закладки храма, уже не говоря о времени создания фрескового убранства. И так как граффито могло быть процарапано по фреске только после того, как храм был возведен и расписан, оба князя могут быть исключены из числа вероятных владельцев знака. Таким образом, знак принадлежал Брячиславу Изяславичу (†1044).
Атрибуируя знак в граффито Брячиславу Изяславичу, мы тем самым атрибуируем этому же князю и знак на рукояти шила из Измерского поселения.
5. ЗНАКИ РЮРИКОВИЧЕЙ НА ГЕРАЛЬДИЧЕСКИХ ПОДВЕСКАХ
Так называемые «геральдические подвески» — это подвески, на одной или на обеих сторонах которых помещены изображения древнерусских княжеских знаков либо их имитаций. Подвески разделяются на три группы: ранние (X–XI вв.), поздние (XII–XIV вв.) и сомнительные (Белецкий 2004).
Здесь речь пойдет только о ранних подвесках, представленных металлическими и костяными предметами. Металлические подвески являлись верительными знаками княжеских чиновников X–XI вв. Костяные подвески представляли собой, вероятнее всего, детские игрушки — подражания подлинным верительным знакам (Белецкий 2011: 47–48).
Большинство княжеских знаков, зафиксированных изображениями на металлических подвесках, нам уже известны. На двух серебряных подвесках — из Гнездово (Белецкий 2004: № 40) и из Пскова (Ершова 2009: 297–288; Белецкий 2011а: 44–48) — помещены изображения простых двузубцев.
Знак на гнездовской подвеске мог принадлежать одному из великих киевских князей — от Игоря Рюриковича до Святополка Ярополчича. Псковская подвеска (рис. 9, 2) происходит из погребения, совершенного не раньше 960-х — начала 970-х гг., так что держатель ее был, вероятнее всего, представителем Святослава Игоревича. Изображение двузубца с крестовидной ножкой, принадлежавшего Ярополку Святославичу, помещено на подвеске (рис. 9, 1) из раскопок городища Каукай (Белецкий 2004: № 53). На серебряных подвесках из раскопок в Новгороде (Белецкий 2004: № 29) и в Рождественском могильнике (Белецкий 2004: № 50) помещены изображения трезубцев Владимира Святого (рис. 9, 3, 4). Место находки еще одной серебряной подвески, идентичной подвеске из Рождественского могильника, не установлено (Белецкий, Тарлаковский 2011: 104). Изображение трезубца Владимира (?) зафиксировано также на подвеске из медного сплава с Передольского погоста; на другой стороне этой подвески помещено изображение процветшего креста (Белецкий 2004: № 42).
Все остальные ранние подвески несут изображения княжеских знаков на обеих сторонах. Подвеска из медного сплава, найденная в Чернигове (рис. 10, 2), несет парадное изображение трезубца Владимира Святого. На другой стороне сохранилась разметка для изображения трезубца, оставшаяся нереализованной; вероятнее всего, этот знак должен был принадлежать одному из сыновей Владимира (Белецкий 2004: № 43; Новик, Белецкий 2009: 51–55).
Две почти идентичные подвески из медного сплава, найденные в Кельгининском могильнике (рис. 10, 5–6), несут на одной из сторон парадное изображение трезубца Владимира Святого (Белецкий 2004: № 51–52); левый зубец трезубца обращен вершиной вверх, а правый — вниз. На другой стороне помещено парадное изображение трезубца, чрезвычайно близкого трезубцу Владимира Святого, но отличающегося от него формой ножки, треугольная часть которой завершается крестиком. Очевидно, что знак принадлежал одному из сыновей Владимира Святославича. И так как трезубцы младших Владимировичей отличаются от отцовского трезубца формой вершины центрального зубца, решусь предположить, что знак на стороне «Б» кельгининских подвесок может быть атрибуирован старшему сыну Владимира, Вышеславу (†1010).
Подвеска из медного сплава, найденная в могильнике Победище близ Ладоги (Белецкий 2004: № 34), несет на одной стороне парадное изображение трезубца Владимира Святого, а на другой — Ярослава Владимировича (рис. 10, 1).
Подвеска из медного сплава, найденная на Рюриковом городище под Новгородом (Белецкий 2004: № 33), несет парадные изображения трезубцев Вышеслава и Ярослава Владимировичей (рис. 9, 5). Аналогичное сочетание парадных знаков зафиксировано на двух отлитых в одной форме подвесках из медного сплава, найденных на городище Даугмале (рис. 9, 6) и в Поозерье (Белецкий 2004: № 8, 41).
Две подвески, отлитые из медного сплава в одной и той же форме (рис. 10, 3), несут парадные изображения трезубцев Ярослава и Мстислава Владимировичей; одна из подвесок найдена в Новгороде в слое последней четверти XI в. (Белецкий 2004: № 30), происхождение другой подвески не установлено.
Подвеска из медного сплава (рис. 10, 4), найденная в окрестностях Киева (Белецкий 2004: № 37), несет на одной из сторон парадное изображение трезубца, центральный зубец которого увенчан изображением птицы. Этот знак, вероятнее всего, принадлежит одному из младших Владимировичей. На другой стороне помещено парадное изображение трезубца, вершина центрального зубца у которого завершается кружком, как у трезубца Ярослава Владимировича, а треугольная ножка опирается на крестик.
Если наследование знака сыновьями Ярослава Мудрого происходило по тем же правилам, по которым происходило наследование знака сыновьями Владимира Святого, то этот трезубец может быть персонифицирован Владимиру Ярославичу, второму сыну Ярослава Мудрого, посаженному на новгородский стол в 1034 г. в возрасте 14 лет. В тот момент Владимир являлся старшим среди Ярославичей, так что присвоение ему знака старшего сына представляется весьма вероятным. В период княжения Владимира Ярославича в Новгороде на политической сцене Руси, кроме Ярослава и Мстислава Владимировичей, оставался всего один их брат — Судислав псковский. Следовательно, ему и принадлежал трезубец с изображением птицы на центральном зубце.
Две практически идентичные подвески из медного сплава (Белецкий 2004: № 28, 38), одна из которых найдена в Новгороде (рис. 11, 2), а другая — в окрестностях Белгорода (рис. 11, 1), несут на обеих сторонах парадные изображения трезубца Владимира Ярославича, обращенного зубцами вниз. У одного из знаков на крестовидном завершении ножки помещено изображение птицы. Вероятнее всего, Владимир Ярославич, будучи новгородским князем, одновременно контролировал также и псковский княжеский стол, а включение в его трезубец геральдически не мотивированного изображения птицы было призвано засвидетельствовать преемственность власти, перешедшей к Владимиру после ареста Судислава.
Подвеска из медного сплава (рис. 12), найденная близ села Цыбля в окрестностях Переяслава (Белецкий 2011а: 44–45), несет на одной из сторон парадное изображение трезубца Владимира. На другой стороне помещено изображение трезубца, боковые зубцы которого обращены в разные стороны: один — вверх, а другой — вниз. Центральный зубец трезубца повторен дважды: один раз он обращен вверх, а второй раз — вниз. Близ вершины центрального зубца размещены два симметричных завитка. Если эти завитки являются геральдически значимыми, то вершина центрального зубца трезубца имела вид миниатюрного трезубца. В таком случае этот знак принадлежал одному из младших Владимировичей.
Костяная подвеска найдена в слое 26-го яруса (954–973) на Троицком раскопе в Новгороде (рис. 13, 3) (Белецкий 2004: № 31). На одной из ее сторон помещено изображение двузубца, позднее переделанное в трезубец, на другой стороне — изображение трезубца. Редактирование знака на одной из сторон свидетельствует об изменении характера власти, представлять которую хотел ребенок, являвшийся владельцем подвески: первоначально он позиционировал себя представителем одновременно и владельца двузубца, и владельца трезубца, а позднее счел необходимым представлять интересы только владельца трезубца, что и потребовало переделки двузубца на одной из сторон подвески в трезубец, аналогичный трезубцу на другой стороне. На середину 970-х гг., как известно, приходится борьба между Святославичами, завершившаяся гибелью в битве под Овручем Олега древлянского и бегством Владимира «за море» (Лавр.: 74–75).
Сочетание на подвеске знаков Святослава и Владимира указывает на то, что владелец подвески вначале «выступал» полномочным представителем одновременно и великого киевского князя, и его новгородского наместника.
Переделка же подвески произошла, очевидно, в тот момент, когда Ярополк Святославич сменил отца на киевском столе: заменив двузубец на трезубец, владелец подвески «превратился» в представителя исключительно Владимира Святославича.
Еще одна костяная подвеска, найденная в Новгороде (Белецкий 2004: № 32), несет на одной из сторон изображение двузубца без ножки, а на другой стороне — поясок геометрического орнамента, над которым размещена крестообразная фигура, образованная двумя перпендикулярными рядами точек, стороны «креста» ограничены разомкнутыми трапециевидными фигурами (рис. 13, 1). Наиболее вероятными владельцами знаков без ножки являются княгини, пользовавшиеся упрощенными версиями княжеских знаков своих мужей (Белецкий 2004: 272–273). Судя по исключительной редкости знаков без ножек, случаи их использования были не слишком частыми, и в каждом конкретном случае были вызваны чрезвычайными обстоятельствами (например, вдовство владелицы знака). В частности, знак на новгородской подвеске мог принадлежать княгине Ольге (†969), вдове Игоря Рюриковича.
Костяная подвеска из раскопок курганов у села Прудянка (Белецкий 2004: № 39; Белецкий 2011а: 47–48) несет на одной из сторон парадное изображение трезубца Владимира Святого, процарапанное крайне неумело (рис. 13, 2).
Таким образом, геральдические подвески пополнили генеалогию знаков Рюриковичей X–XI вв. знаками вдовы Игоря Рюриковича Ольги, Судислава Владимировича, Владимира Ярославича и еще одного сына Владимира Святого, остающегося непоименованным.
6. ЗНАКИ РЮРИКОВИЧЕЙ В КЛЕЙМАХ НА БЫТОВОЙ И СТРОИТЕЛЬНОЙ КЕРАМИКЕ
Среди известных гончарных клейм в виде знаков Рюриковичей к X–XI вв. можно отнести находки из Плеснеска, Владимира-Волынского, Киева, Вышгорода, Могилева, Берестья, а также из раскопок поселения на Менке. Гончарное клеймо в виде двузубца с широкими боковыми зубцами и ножкой в виде полуовала (рис. 14, 1) найдено при раскопках начала 1950-х гг. в детинце древнерусского города Плеснеска (Кучера 1961: 144, рис. 1, 6). Еще одно клеймо в виде двузубца с широкими зубцами и неясной формой ножки происходит из Владимира-Волынского (рис. 14, 2).
Гончарные клейма в виде простого трезубца (рис. 14, 3, 4, 6, 7, 10, 11) обнаружены при раскопках поселения на Менке (Загорульский 1982: 38, рис. 9, 21–25; Штыхов 1978: 125, рис. 53, 16), отождествляемого с первоначальным Минском (Штыхов 1978: 71–72). Отложения древнерусского культурного слоя, выявленные при раскопках поселения, датируются X–XI вв., так что знаки в клеймах можно атрибуировать Владимиру Святому.
Два ранних клейма происходят из Могилева (Марзалюк 1998: 210, рис. 26)6. Одно из этих клейм определенно атрибуируется Владимиру Святому (рис. 14, 8). Другое клеймо (рис. 14, 5) имеет вид трезубца с широкими подтреугольными боковыми зубцами (нижняя часть левого зубца плохо оттиснута) и центральным зубцом, увенчанным крестиком. Вершина правого зубца раздвоенная. По опубликованной прорисовке форма ножки у трезубца неясна. Крестовидная вершина центрального зубца являлась наследственным признаком потомков Изяслава Владимировича. У него было два сына — Брячислав и Всеслав. Последний как будто бы потомков не оставил, и полоцкую ветвь Рюриковичей продолжил единственный сын Брячислава — Всеслав Брячиславич. Знак последнего нам пока не известен, а знак Брячислава Изяславича, как мы уже знаем, повторял трезубец Изяслава Владимировича, усложняя на один элемент форму ножки.
По хронологическим соображениям связывать знак с сыновьями Всеслава Брячиславича не приходится: все они получили столы после 1101 г., когда стилистика изображения княжеских знаков существенно изменилась. Таким образом, владельцем знака, сохраненного могилевским гончарным клеймом, мог быть один из двух князей — либо Всеслав Изяславич, либо его племянник, Всеслав Брячиславич. Если мы правы в том, что старший сын, наследуя знак отца, вносил изменение не в форму зубца, а в форму ножки отцовского знака, Всеслав Брячиславич, старший сын Брячислава Изяславича, не может быть владельцем знака, зафиксированного могилевским гончарным клеймом: усложнение вершины бокового зубца трезубца является признаком наследования знака сыном князя, знак которого имел симметричные боковые зубцы.
В таком случае владельцем знака, сохранившегося в могилевском гончарном клейме, остается Всеслав Изяславич — младший сын Изяслава Владимировича. Атрибуируя ему этот знак, мы, таким образом, допускаем, что не оттиснувшаяся ножка трезубца имела форму треугольника, обращенного острием вниз.
Среди гончарных клейм, найденных при раскопках Киева, имеется несколько клейм в виде трезубца, центральный зубец которых завершает трезубец (рис. 14, 12–13) (Зоценко, Брайчевська 1993: 68, рис. 16, 20–21). Эти знаки могли принадлежать тому же сыну Владимира Святого, которому мы ранее персонифицировали знак на подвеске из окрестностей Переяслава.
Гончарное клеймо в виде трезубца с ромбической вершиной центрального зубца (рис. 14, 9) найдено при раскопках Берестья (Лысенко 1985: 334, рис. 236, третий ряд сверху, крайний левый рисунок). Такой знак ранее был атрибуирован князю Мстиславу Владимировичу.
При раскопках Вышгорода (Строкова 2000: 163, рис. 6, 5) было найдено гончарное клеймо в виде трезубца, вершина центрального зубца у которого имеет вид треугольника со слегка скругленными углами, обращенного вершиной вверх (рис. 14, 14)7. Ножка у трезубца сохранилась не полностью, но если она была простой треугольной формы, то знак принадлежал, скорее всего, одному из младших Владимировичей.
Подавляющее большинство известных в настоящее время клейм в виде княжеских знаков на древнерусских кирпичах и плитках пола относится к XII–XIII вв. К началу XI в. можно уверенно отнести пока только клейма в виде трезубца Владимира Святославича (рис. 15, 1–3) на кирпичах из Десятинной церкви, найденные при раскопках 1907–1908 (Церква Богородицi 1996: 113–114, кат. № 44), 1938–1939 (Каргер 1958: 455, 456) и 2005–2011 гг. (Ёлшин 2012: 25). Д. Д. Ёлшин определенно установил, что все кирпичи со знаками Владимира Святого в клеймах принадлежат к числу нетипичных для Десятинной церкви и были изготовлены, вероятнее всего, для возведения
одной из малых архитектурных форм, размещенных в интерьере храма (Ёлшин 2012: 25–27).
Таким образом, знаки в клеймах на бытовой и строительной керамике позволили дополнить генеалогию знаков Рюриковичей трезубцами Всеслава Изяславича, а также еще одного сына Владимира Святого, остающегося непоименованным.
7. ЗНАКИ РЮРИКОВИЧЕЙ НА РОГОВЫХ КИСТЕНЯХ
Совершенно особую группу геральдических памятников Древней Руси составляют роговые кистени с процарапанными на поверхности знаками Рюриковичей. Таких кистеней к настоящему времени найдено не менее пяти — в Новгороде (Артемьев 1990: 20, рис. 2, 2), Саркеле, Минске, Киеве и на острове Ледницком близ Гнезно (Белецкий 2003: 412–419).
На обломке кистеня из Минска (рис. 16, 2) процарапаны изображения двух трезубцев, сохранившихся фрагментарно. Один из них (рис. 16, 2а) имеет форму трезубца с широкими боковыми зубцами, обозначенными контуром, и таким же широким основанием. Центральный зубец обозначен вертикально процарапанной мачтой с крестовидной вершиной. Ножка трезубца практически полностью уничтожена отверстием, просверленным при ремонте кистеня, однако в хаосе царапин, которыми покрыто пространство вокруг отверстия, все-таки угадывается ее небольшой фрагмент, перпендикулярный основанию трезубца. Отсутствие у ножки треугольной части и фрагмент вертикальной линии, отходящей вниз от основания трезубца, позволяют предполагать, что ножка у знака на минском кистене, вероятнее всего, имела крестовидную форму. В таком случае возможным владельцем этого знака является Всеслав Брячиславич (†1101) — единственный сын Брячислава Изяславича. Другой знак на минском кистене сохранился менее чем наполовину, так что реконструировать его крайне сложно (рис. 16, 2б). Тем не менее очевидно, что этот знак датируется более поздним временем — не ранее XII в.
На поверхности кистеня из Саркела (рис. 17) помещены изображения пяти знаков (Белецкие 1998). Знак «А» имеет форму двузубца линейного рисунка с отогнутыми наружу зубцами и крестовидной ножкой. В пространстве между зубцами нанесены две соединяющиеся под углом линии.
Знак «Б» имеет форму двузубца, напоминающего по очертаниям букву Y; он вырезан на поверхности кистеня очень глубокими желобками. Знак «В» имеет форму двузубца линейного рисунка с отогнутыми наружу зубцами и крестовидной ножкой. С внешней стороны правого зубца прослежены три параллельных желобка, соединенные с мачтой. Знак «Г» имеет форму трезубца линейного рисунка с отогнутым наружу левым зубцом и вертикальным центральным зубцом, вершина которого раздвоена, ножка имеет петлевидную форму. Правый зубец трезубца уничтожен разрушением полированной поверхности кистеня и трещиной. Знак «Д» процарапан на поверхности кистеня слабым штрихом. Он имеет форму двузубца с широкими зубцами, обозначенными контуром, и треугольной ножкой, обращенной острием вниз.
Очевидно, что состав знаков, нанесенных на поверхность кистеня, разнороден. Аналогии знаку «Б», в основе которого лежит простейшая вилообразная фигура, известны на разных территориях и датируются разным временем. Территориально ближайшие аналогии обнаруживаются среди граффити на кирпичах (Флерова 1997: табл. VI, 80–83) и амфорах Саркела (Флерова 1997: табл. XV, 251, 252, 256), в граффити (Флерова 1997: табл. I, 123, 124, 126–128) и среди знаков строителей Маяцкого городища (Флерова 1997: табл. IV, 86–90). Знак «Д» можно вполне определенно относить к числу двузубцев Рюриковичей X в., не исключая также конец IX и начало XI в.
Знаки «А» и «В» чрезвычайно близки друг другу и фактически являются разными вариантами начертания одного и того же знака — двузубца линейного рисунка с отогнутыми наружу зубцами и крестовидной ножкой.
Различия между знаками «А» и «В» несущественны: две соединенные под углом линии, нанесенные в пространстве между зубцами у знака «А», вероятнее всего, являются рудиментом внутреннего контура широких боковых зубцов, а три параллельных желобка под отгибом правого зубца у знака «В» хотя и прочерчены вполне осознанно, явно не являются геральдически значимым элементом знака.
Аналогии для знаков «А» и «В» серийно представлены в памятниках Руси XII в.: в гончарных клеймах из Киева (рис. 17, 4) и Владимира-Волынского (рис. 17, 6), на пломбе из Дрогичина (рис. 17, 3), в граффито на литейной форме из Киева (рис. 17, 2), на щитке перстня с городища Княжая Гора (рис. 17, 5) и др. С учетом верхней даты древнерусского слоя Саркела — 1117 г., то есть год, когда из Белой Вежи было выведено русское население (Артамонов 1958: 83), — есть основание атрибуировать знак одному из русских князей, живших в начале XII в. С учетом же широкой известности знака в пределах Киевского государства (от Киева до Дрогичина и от Владимира Волынского до Саркела) речь, очевидно, должна идти о князе, занимавшем великий киевский стол.
Для знака «Г» аналогии пока, кажется, неизвестны, хотя сходного типа трезубец с отогнутыми наружу боковыми зубцами и раздвоенной вершиной центрального зубца зафиксирован на щитке перстня, о существовании которого свидетельствует литейная форма из раскопок В. В. Хвойко в Киеве (Рыбаков 1940: 238, рис. 89). Можно вполне определенно утверждать, что знаки, подобные знаку «Г», относятся не ранее чем к первой половине XII в.
Таким образом, саркельский кистень, как и кистень из Минска, находился в употреблении длительное время — по крайней мере с Х и до начала XII в.
Обломок кистеня с острова Ледницкий (рис. 16, 3) несет фрагментарно сохранившиеся изображения двух знаков. Один из них представляет собой трезубец с отогнутыми наружу боковыми зубцами, обозначенными контуром, и центральным зубцом в виде вертикальной мачты, завершающейся крестом. Ножка у трезубца, судя по опубликованной прорисовке, отсутствует (рис. 16, 3а). Другой знак сохранился только наполовину: левый зубец его аналогичен левому зубцу знака «А» (рис. 16, 3б).
Трезубцы, лишенные ножек, хотя и не принадлежат к числу широко распространенных древнерусских княжеских знаков, но все-таки известны: они зафиксированы на пломбах из Дрогичина (Авенариус 1890: № 27; Болсуновский 1894: № 953) и Новгорода (Лихачев 1930: рис. 68–69, 4-й ряд сверху, крайняя правая), а также в клейме на кирпиче из Благовещенской церкви в Витебске (Раппопорт 1993: 252, рис. 6). Знаки на дрогичинских и новгородской пломбе являются практически полной аналогией знаку «А»: это трезубцы с отогнутыми наружу боковыми зубцами и вертикальным зубцом с крестовидным завершением. Главным отличием оказывается принцип передачи изображения — контурный рисунок на кистене и линейный на пломбах.
И для минского, и для саркельского кистеней мы уже отметили долговременный характер использования, засвидетельствованный нанесением на них знаков как контурного, так и линейного рисунка. Очевидно, что именно на рубеж XI–XII вв. приходится смена контурных изображений на линейные. В таком случае вероятным представляется использование в это
время одними и теми же лицами и контурных, и линейных знаков одновременно. В пользу этого свидетельствует знак «А» на саркельском кистене, сохранивший рудименты внутреннего контура широких боковых зубцов.
Если сказанное справедливо, то знак «А» на кистене с острова Ледницкий можно датировать концом XI или рубежом XI–XII вв. Крестовидная вершина центрального зубца связывает знак на кистене с острова Ледницкий с княжескими знаками полоцких Рюриковичей. Если верна гипотеза о принадлежности знаков, лишенных ножки, княгиням, знак «А» на кистене с острова Ледницкий мог принадлежать жене Изяслава Владимировича, Брячислава Изяславича или же Всеслава Брячиславича. С учетом же того, что знак находит себе аналогии на пломбах, датировка которых временем ранее рубежа XI–XII вв. маловероятна, претендентом на владение знаком (рис. 16, 3а) оказывается неизвестная по имени жена Всеслава Брячиславича.
Обломок кистеня из Киева с изображением княжеского знака (рис. 16, 4) был обнаружен при раскопках на территории города Владимира в Киеве (Мовчан, Боровський, Архiпова 1998: 117, рис. 5). Знак, процарапанный на его поверхности, имел вид двузубца с крестовидной ножкой. Ножка процарапана двумя тонкими пересекающимися линиями, зубцы и основание двузубца обозначены контуром (рис. 16, 4а). Обозначенные контуром широкие зубцы и основание двузубца находят себе прямое соответствие среди знаков-граффити X — начала XI в. на арабских монетах. Однако наличие у двузубца на киевском кистене тонкой крестовидной ножки отличает его от ранних знаков и не позволяет относить находку к эпохе Игоря — Святослава — Ярополка.
Стилистическое соответствие знак находит в знаке «А» на минском кистене. Полагаю, что владелец знака на киевском кистене принадлежал, как и Всеслав полоцкий, к VII колену рода Рюриковичей. Деятельность этих князей приходится на середину XI — первую четверть XII в.Главное отличие знака на киевском кистене от знака «А» на минском кистене заключается в том, что на киевском кистене изображен не трезубец, а двузубец. Появление двузубца у представителя VII колена рода Рюриковичей не мотивировано ни генеалогически, ни геральдически, поскольку старшая ветвь рода, представители которой пользовались двузубцем, пресеклась еще в V колене. Однако среди известных в настоящее время знаков Рюриковичей XII–XIII вв. фиксируется решительное преобладание двузубцев над трезубцами (Белецкий 1999: 315, 322, рис. 28, 34).
Чем это вызвано — вопрос особый, для нас же существенно, что при всем стилистическом архаизме знак на киевском кистене вписывается в систему именно поздних, а не ранних княжеских знаков.
В этой связи вспомним о знаках «А» и «В» на саркельском кистене. Если не учитывать различное оформление зубцов двузубца (линейные на саркельском кистене и контурные на кистене из Киева), то знаки принципиально соответствуют друг другу. При этом у знака «А» на саркельском кистене мы уже отмечали рудименты широких боковых зубцов двузубца, что также может свидетельствовать в пользу принадлежности всех трех знаков одному лицу — князю, жившему на рубеже XI–XII и в начале XII вв., обладавшему общерусской известностью и занимавшему великий киевский стол. Наиболее вероятным владельцем знаков на саркельском и киевском кистенях в таком случае оказывается Владимир Всеволодич Мономах.
Кистень из Новгорода (рис. 16, 1) найден в Неревском раскопе в слое конца XI — первой половины XII в. (Артемьев 1990: 7, 20, рис. 2, 2). На его поверхности процарапано изображение двузубца, один из зубцов которого был обращен острием вверх, а другой — острием вниз (рис. 16, 1а).
Ножка у двузубца отсутствует, однако это могло быть вызвано обратной ориентацией зубцов. Реконструировать исходный облик двузубца можно, таким образом, в двух вариантах — с ножкой (рис. 16, 1б) или без ножки (рис. 16, 1в): в первом случае можно говорить о родовом двузубце Рюриковичей, во втором — о персонификации знака княгине Ольге (†969).
После рассмотрения знаков на роговых кистенях генеалогия знаков Рюриковичей дополняется знаками Владимира Всеволодича (Мономаха) и Всеслава Брячиславича полоцкого, а также знаком неизвестной по имени жены последнего.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Если предлагавшиеся персонификации древнерусских княжеских знаков верны, то можно определенно считать, что простой двузубец использовался в качестве родового символа Рюриковичей со времен правления Рюрика. Вплоть до IV колена происходило наследование родового двузубца, передававшегося от отца к старшему или единственному сыну.
В середине X в. начался постепенный переход от использования общего для Рюриковичей родового символа к употреблению символов лично-родовых. Начало этого процесса приходится на период деятельности сыновей Святослава. Ярополк при жизни отца пользовался двузубцем с измененной, по сравнению со знаком отца, формой ножки, а право пользоваться родовым двузубцем он получил только после гибели отца. Олег наследовал знак в форме двузубца, но также изменил форму ножки отцовского знака. Владимир уже при жизни отца пользовался трезубцем. Завершением этого этапа становится 1013 г., когда Святополк Ярополчич, пользовавшийся до этого времени родовым двузубцем, был вынужден изменить у двузубца форму левого зубца.
Сыновья Владимира Святого изначально пользовались уже не родовым символом, а символами лично-родовыми: старший сын Владимира наследовал отцовский трезубец, усложнив треугольную ножку крестом, а его младшие братья, сохранив без изменения форму ножки отцовского трезубца, усложняли вершину центрального зубца. Принцип наследования знака, при котором старший сын меняет форму ножки отцовского трезубца, а младшие сыновья изменяют форму зубца, прослеживается как будто бы и у поколения внуков и правнуков Владимира Святого.
Очевидно, что система социально престижных изобразительных символов, опирающаяся на разработанные правила наследования и соблюдаемая всеми представителями рода, отвечает тем требованиям, которые предъявляются к геральдике. Поэтому решусь утверждать, что в X в. (то есть до появления западноевропейской геральдики) на Руси уже формировалась своеобразная геральдическая система, сложившаяся к началу XI в., а дошедшие до нас знаки Рюриковичей являются теми древнейшими гербами, из которых состояла эта система.
Заметим, что для V–VII колен рода Рюриковичей в источниках имеются сведения о 39 князьях: 12 князей колена V (внуки Святослава Игоревича), 11 князей колена VI (правнуки Святослава) и 16 князей колена VII (праправнуки Святослава). Период жизни всех этих лиц укладывается в интервал с конца X до начала XII в. Таким образом, для 39 князей мы располагаем всего 13 разновидностями лично-родовых знаков. Не исключено, что в XI в. не все князья Рюриковичи имели право пользоваться гербами.
Зарождение древнейшей русской геральдики относится к концу IX в., когда о трезубце — знаке вторичном по отношению к двузубцу — речи еще не было. Следовательно, искать корни древнерусской геральдики следует в знаковых системах IX в., основанных на фигуре двузубца. Однако ни в Скандинавии, ни в Западной Европе знаковые системы VIII–IX вв., в основе которых находилась бы фигура двузубца, мне неизвестны. Таким образом, социально престижный изобразительный символ в виде двузубца не был принесен первым династом из-за моря, а появился уже в Восточной Европе.
Поиски истоков двузубца Рюриковичей среди знаков Боспорского царства первой четверти I тысячелетия и знаков на подвесках середины I тысячелетия представляются мне некорректными по хронологическим причинам: те и другие бытовали на несколько столетий раньше знаков Рюриковичей, и связующие звенья между ними отсутствуют. По хронологическим же причинам представляются некорректными поиски истоков для древнейшей русской геральдики среди золотоордынских тамгообразных знаков: тамги Чингизидов становятся известны на Руси на несколько столетий позднее появления знаков Рюриковичей. Таким образом, большинство известных знаковых систем Восточной Европы нельзя рассматривать в качестве исходных для системы социально престижных изобразительных символов князей Рюрикова дома.
Единственным исключением остается Хазарский каганат. Среди граффити Хазарии VIII–IX вв. серийно представлены простые двузубцы, сходные с древнейшими русскими княжескими знаками (Флерова 1997: 155, табл. XXI). Поэтому я не исключаю, что тип социально престижного изобразительного символа в форме двузубца был заимствован Рюриком именно от Хазарского каганата. В свете давно отмеченного (Коновалова 2001: 108–135; здесь же основная историография) заимствования Русью от хазар титула правителя («хакан») в таком предположении нет ничего невероятного. Правда, титул «хакан» известен у «росов» с конца 830-х гг. (Древняя Русь 1999: 288–290), так что заимствование титула и социально престижного изобразительного символа вряд ли произошли одновременно: первое из этих заимствований по крайней мере на четверть века опередило второе.
