Борис Юлин и Дмитрий Пучков начинают новый цикл бесед о Первой мировой войне – причём в первую очередь именно о её военной составляющей. Хотя, конечно, известно, что вооружённые силы – это аргумент державы для реализации своих политических и экономических амбиций, поэтому без этих аспектов, хоть и коротенечко, тоже не обойдётся. Сегодняшний рассказ – о том, как Россия в преддверии 1914 года строила свой военный «паровой каток» для войны нового типа, и чем симметричным в это время занимались её союзники и противники…
Дмитрий Пучков. Я вас категорически приветствую! Борис Витальевич, доброе время года.
Борис Юлин. Аналогично.
Д.П. Обо что мы сегодня?
Борис Юлин. У тебя уже рассказывали про Первую мировую войну.
Д.П. Да.
Борис Юлин. Был такой мелкий локальный конфликт, который назвали Первая мировая война. Это война, после которой говорили люди, что никакой войны больше не будет, принимали решения об объявлении войны вне закона и этого хватило на очень долго… до Второй мировой войны.
Д.П. Многие тогда же при подписании окончания Первой сказали, что это только передышка на двадцать лет. Наиболее умные, я так полагаю.
Борис Юлин. Ну да. Или сказали, что мы видим в Версальском мире 18 поводов для следующей войны.
Д.П. Отлично.
Борис Юлин. Это американский представитель сказал на переговорах.
Д.П. Тоже не дурак был, по всей видимости.
Борис Юлин. Ну да.
Д.П. И про что мы сегодня?
Борис Юлин. Сегодня про подготовку к войне. То есть хотелось бы в целом поговорить о военном аспекте. С Е.Н. Яковлевым ты говорил о политическом аспекте, а тут – военный: что она из себя представляла.
И вот сегодня поговорим о подготовке к войне, что из себя представляли стороны, которые шли к войне.
Д.П. То есть про всех? Мы не конкретно про Россию?
Борис Юлин. В основном про нас, ну потому что, я думаю, большинству интересно в основном про нас.
Д.П. Так точно. Мы всё-таки нам ближе, да.
Борис Юлин. Но с общей картины. Потому что, представляешь, воюют все, а только мы к войне готовились, только мы воюем, получается кривая картина – непонятно, почему происходит всё именно так.
Д.П. Тут вопрос. Отскакивая немного в сторону. Война началась в 1914 году, я правильно помню, да?
Борис Юлин. Да, правильно.
Д.П. А в 1913 году мы достигли каких-то невероятных экономических показателей. Так нам рассказывают всё время.
Борис Юлин. Да.
Д.П. Да?
Борис Юлин. Нет. Так нам рассказывают всё время…
Д.П. Да.
Борис Юлин. …а на то, что достигли – не «да».
Д.П. Давайте взглянем.
Борис Юлин. Начнём с того, как вообще складывались коалиции.
Дело в том, что эта война была двух крупных коалиций: Тройственного союза, из которого, правда, две страны воевали на одной стороне, а одна – на другой. Это был такой союз, сложившийся ещё где-то в начале, получается, последней трети XIX века: это Германская империя, Австрийская империя и Итальянское королевство. Правда, Италия вступила в этот Тройственный союз с одной оговоркой занятной, что, мол, она не будет участвовать в войнах Союза в том случае, если они будут вестись против Англии.
Нет, ну ты Италию на карте видел?
Д.П. Да.
Борис Юлин. Такой сапог, окружённый со всех сторон практически морем, кроме севера, где горы. И у англичан самый мощный в мире флот. То есть итальянцев понять можно.
Д.П. Могут случиться неприятности.
Борис Юлин. Да.
Д.П. Со стороны моря.
Борис Юлин. И они сразу это оговорили.
Но дело в том, что Германия рассматривала как своего основного противника Францию (когда складывался этот союз). Франция была во франко-прусской войне разгромлена, но недобита, отчасти из-за международного давления, что, мол, добивать не надо. И со стороны Российской империи, и Британской империи, то есть никто не хотел в это время, кроме самой Германии, очень большого усиления германии. И немцы рассчитывали дальше французов добить. И собственно говоря, в самом конце века они были близки к этому.
И чтобы избежать подобной угрозы, Франция любыми путями стала искать пути сближения с Российской империей. И был заключён франко-русский союз. Союз оборонительный, потому что франко-русский союз и по промышленным ресурсам, и по военной мощи уступал центральным державам, и на море, и на суше. Вернее, как, когда заключался – на море ещё превосходил, на суше – уже уступал. Но он уступал, главное, по промышленному потенциалу.
Этот союз рассматривался первоначально как оборонительный и при этом в нём всегда рассматривалась как основная ударная сила не Российская империя, что самое интересное, а Франция. Например, по первым выкладкам по этому франко-русскому союзу предполагалось, что после проведения мобилизации Франция выставит на фронт 1 миллион 300 тысяч человек, а Российская империя – 800 тысяч человек. Это была, скажем так, оценка промышленной как раз мощи Российской империи. Со временем, и Франция, и Россия, в общем-то, и Германия с Австрией, они становились постепенно сильнее, то есть мощь союзов росла.
Во время русско-японской войны произошла печальная для Франции вещь: Россия не просто потерпела поражение, ещё упал резко рейтинг России как военного союзника. То есть до этого она воспринималась как очень сильный военный союзник, очень мощный.
Д.П. А почему упал?
Борис Юлин. Потому что Японии проиграли. Потому что русские армия и флот в русско-японской войне не одержали ни одной победы.
Д.П. Все, кто не смотрел про русско-японскую войну, линк под роликом – три ролика про то, что случилось с Россией в русско-японской войне.
Борис Юлин. И здесь самое главное было даже не то, что факт поражения, а то, что русские армия и флот не одержали ни одной победы. То есть сам рейтинг русских армии и флота очень сильно упал.
Д.П. Вооружённых сил.
Борис Юлин. И поэтому, собственно говоря ещё во время русско-японской войны, начались секретные переговоры между Англией, которая воспринималась до этого Россией как противник, и которая ни к каким союзам не присоединялась, и Францией.
Здесь как раз небольшое отступление в сторону Англии. Дело в том, что Англия, будучи мировым гегемоном – самой сильной страной в мире, исходила из принципа «блистательной изоляции», то есть у нас нет союзников, у нас есть только интересы. Англия не вступала ни в какие официальные долгосрочные союзы. Но это продолжалось до конца XIX века, дальше начала картина меняться. В каком плане: значительно возросла мощь Соединённых Штатов, т.е. они стали вытеснять в области торговли, в области производства Англию с мировых рынков.
И очень сильно возросла роль Германии, которая объединилась за это время, потом разгромила Францию, окончательно объединившись, уже с южногерманскими княжествами и стала сильнейшей страной в Европе. На 1880 год ещё не сильнейшая, но быстро догоняла Англию и вскоре её обогнала. Германия уже обогнала Англию по производству, Соединённые Штаты обогнали Англию по промышленному производству. Германия стала догонять Англию на море потихонечку и явно превосходила её в сухопутных вооружениях.
И для Англии такая картина стала неприемлема, и она стала искать военные союзы. Воспользовавшись тем, что Франция находится в панике – если Россия такой слабый союзник, что мы будем делать, когда на нас нападут немцы? – был заключён секретный англо-французский союз. То есть с нами – официальный, между Францией и Англией – секретный.
Д.П. А в чём смысл секретности в данном случае?
Борис Юлин. Дело в том, что Англия была против того, чтобы этот союз афишировался. Для Франции конечно лучше было размахивать флагом, что Англия – наши союзники.
Д.П. Не подходи.
Борис Юлин. Да, не трогайте нас. Но это было требование англичан.
И вот, складывается англо-французский союз и официальный франко-русский союз. Но спустя некоторое время, мы уже проиграли японцам, Англии нас уже топить не нужно, вытеснять нас с Дальнего Востока не нужно – это уже сделано, Англия предлагает уже союз и нам. И тоже секретный. Так возникает вот это «Сердечное согласие», как союз трёх держав.
Д.П. Антанта.
Борис Юлин. …Франция, Англия и Российская империя. Вот эти три страны – это Антанта, но официально существует по-прежнему именно франко-русский военный союз, Англия – она секретный член этого союза. И получается как – официально франко-русский союз слабее центральных держав, а неофициально – ощутимо сильнее.
Продолжается подготовка к войне опять же, всех стран, то есть идёт гонка вооружений, нормальная, здоровая гонка вооружений – все свободные деньги вбухиваются в то, чтобы развить военный потенциал, создать мощные флоты. Германия строит свой флот открытого моря, который обгоняет собственно говоря суммарно уже флоты и России, и Франции, и германских союзников, уступая только английскому, английский по-прежнему самый сильный и в ответ на каждые два немецких линкора Англия строит три своих.
А у нас в это время после войны…
Д.П. Вопрос от тупых: из-за чего всё? Из-за денег? В чём причина войны?
Борис Юлин. Если примитизировать, то да, из-за денег.
Д.П. То есть они делили рынки или что?..
Борис Юлин. Империалистическая война – страны, которые уже разделили мир, воспринимают мир как разделённый несправедливо. Некоторые из них. Франция считает, что всё поделено справедливо – она отхапала себе достаточно, Британская империя, в которой никогда не заходит солнце и живёт треть населения Земли, тоже считает, что в принципе захватила сколько надо…
Д.П. Очень справедливо всё, да.
Борис Юлин. …но не надо ничего отдавать. Германия с Австрией считают, что они опоздали к разделу…
Д.П. Но сейчас немножко можем это изменить.
Борис Юлин. Да. Кроме того, они стали втягивать в свою сферу влияния Турцию: стали строить Багдадскую железную дорогу, брать под контроль всю турецкую торговлю, что опять же расстроили Российскую империю. Российская империя считает своей будущей добычей Константинополь, к этому времени уже 150 лет как.
Д.П. И Пролив.
Борис Юлин. Ну разумеется, и Проливы.
Д.П. Да. Который, как говорил Егор, позволил бы транспортировать наше зерно беспрепятственно в Средиземное море, там продавать его…
Борис Юлин. Да, но мы считаем его своей законной добычей уже 150 лет как.
Д.П. Да…
Борис Юлин. Но никак захватить не можем. Потому что нам постоянно дают по рукам, не получается.
Д.П. Турки-то знают, что мы считаем, нет?
Борис Юлин. Знают. Но дело в том, что они маневрируют между нами и австрияками, которые считают этот Константинополь своей законной добычей…
Д.П. Своим…
Борис Юлин. …уже 200 лет своим, за будущей добычей. Это как раз основная точка пересечения среди Союзов, самая напряжённая.
Балканские интересы. Дело в том, что у нас говорят, что Россия кормила всю Европу хлебом, это не так. Россия давала, как отдельная европейская страна, больше, чем другие европейские страны, но мы не берём ещё Латинскую Америку, которая давала тоже много продовольствия, Соединённые Штаты… Но основная торговля хлебом шла по Дунаю, просто там была Австрийская империя и балканские страны, вот они давали вместе больше, чем Российская империя хлеба. И вот мы хотели эту дунайскую торговлю отжать всю под себя, а австрийцы, которые и так большую часть этой торговли контролировали, хотели отжать её всю под себя.
И собственно говоря, под торговлю, что Австрийской империи, которая шла в основном через Дунай, через Чёрное море и дальше, и Российской империи, которая шла через черноморские порты в основном, Константинополь был одинаково интересен. Но одинаково мы и друг другу не давали захватить, и собственно говоря более мощные игроки на политической арене такие, как Англия и Германия, не собирались давать ни нам, ни Австрии это захватить.
Но ведь добыча лежит, надо же на неё накинуться.
Д.П. Правильно.
Борис Юлин. Поэтому, интересы тоже есть. А Германия, которая опоздала к разделу колоний, вообще была в жутком расстройстве. В Латинской Америке, они пытаются там всех потеснить, там американцы начинают кричать про доктрину Монро и мешают нам с немцами торговать, в Африке и Азии – англичане кричат, что это их колонии, пытаются там вводить протекционистские меры, ну потому что немецкие товары были лучше и дешевле английских… картина как сейчас с Китаем. Только у Китая нет тенденции захватывать колонии, а у Германии они были, самые натуральные. То есть, они чего-то сумели отхватить, но в основном то, что не отхватили другие по причине ненадобности. Всякие пустыни – Камерун, Намибия…
Д.П. Поскольку вы, паскуды, просто так ничего отдавать не хотите, мы строим корабли и скоро придём к вам, да?
Борис Юлин. Да, но это опять же официально не афишировалось. Речь всегда идёт о справедливости…
Д.П. Конечно.
Борис Юлин. …о демократии.
Д.П. Свобода.
Борис Юлин. Ну вот, например, когда была очередная революция в Венесуэле, туда пришли в первую очередь немецкие и французские корабли. Хотя, казалось бы, вот Венесуэла и… и собственно говоря, американские дипломаты. А потом тоже подтянулись американские корабли. Наводить порядок в Венесуэле. Вот где Германия, где Венесуэла…
Д.П. Там нефть, по всей видимости, да?
Борис Юлин. Тогда ещё она особо роли не играла, да и не особо её там было.
Д.П. Ну то есть, даже банановые республики всё равно сильно интересовали.
Борис Юлин. Всё интересно. Это рынок сбыта, источник сырья. Это нужно.
Д.П. Да.
Борис Юлин. Потому что наше процветание зиждется на том, что мы вас грабим, вы не должны мешать нам грабить. А так как мы великие европейские державы, плюс Соединённые Штаты и Япония, то мы вместе договорились, что мы джентельменский клуб – и грабим всех остальных.
Но ведь и грабить нужно по справедливости. А Германия считает, что грабят несправедливо: Англия грабит вот столько, а Германия – вот столько.
Д.П. Ей тоже хочется.
Борис Юлин. Да. Для Англии было недопустимо усиление Германии и кроме того, она хотела, чтобы во время серьёзной войны ослабла и Германия, и Франция, и заодно ещё Российская империя, чтобы не выпендривалась.
Для Франции жизненно важным было убрать от своих границ такого страшного врага как Германия, который постоянно над ней нависает и в случае чего, может просто снести, то есть нужно разгромить Германию, любой ценой.
Для нас основная задача была – это убрать конкурентов-австрияков в том, чтобы нормально загрести себе Балканы с Константинополем. Ну и дружить с англичанами, чтобы те не мешали это сделать, потому что иначе опять помешают.
Вот такой вот расклад. У всех свои исконные, сакральные интересы, все нашли там свои скрепы в этой войне, всё нормально.
И вот, готовятся к войне, идёт гонка вооружений. Мы участвуем в гонке вооружений. Во-первых, нам нужно было провести целый ряд военных реформ – потому что, раз мы проиграли войну, нужно учесть опыт проигранной войны и сделать так, чтобы следующая война не была так проиграна. У нас был поставлен толковый военный министр, А.Ф. Редигер. Вот он, заявил, например, что (цитирую его):
«Для содержания армии на уровне, отвечающем современным требованиям военного дела, необходимо увеличить ежегодные ассигнования на 144 миллионов рублей и сверх того единовременно отпустить 2 миллиарда 133 миллиона рублей.»
Но Министерство финансов изыскать эти деньги не смогло, потому что их нет, весь государственный бюджет составлял в это время чуть больше 2 миллиардов.
Д.П. Ого. Круто.
Борис Юлин. А здесь, заметь, речь идёт об увеличении. Поэтому военные расходы увеличили со скрипом за пару лет на 30 миллионов, а не на 144, которые запрашивались, а единовременного такого поступления денег по сути не было вообще. Это уже показывает: вот это – хотят военные, вот это – им дало Министерство финансов.
Но, разумеется, многие важные вещи у нас делались: во-первых, у нас всё-таки ввели, по опыту русско-японской войны, маскировочного цвета форму, цвета хаки. Ну у нас она такая, не совсем хаки была, но всё равно. Такая, серовато-зеленоватая.
Д.П. Не красные пиджаки с жёлтыми штанами.
Борис Юлин. Нет, до этого у нас были скажем так, белые гимнастёрки и чёрные штаны. Очень контрастно на любом фоне. Вот от этого отказались. Кстати, здесь, что самое интересное: самой передовой армией в мире была английская, в это время считалось.
Д.П. Ну они в Африке повоевали, как мы знаем.
Борис Юлин. И у них были деньги, чтобы учесть весь опыт.
Д.П. Злые буры, которые были нищие, пуль мало, стреляли метко, поэтому пришлось переодеться в хаки, да.
Борис Юлин. Поэтому англичане первые перешли на стрельбу из закрытой позиции, нормальной, потом на маскирующую форму и так далее. Потом это сделали японцы, которых учили англичане. Затем, после войны с японцами это сделали наши. А, например, французы и немцы вступили в войну в форме не камуфлированного цвета, а вполне себе заметном. Например, французская форма была синей.
Д.П. Отлично.
Борис Юлин. И с артиллерией, которая была обучена вести бой на открытой позиции – если мы видим холм, мы ставим пушки не за холмом, а сверху корректировщика, а прямо на холмах, потому что стрелять-то удобней.
Д.П. Да. Видно лучше, опять-таки.
Борис Юлин. Почему – потому что и французы и немцы, они серьёзно воевали в последний раз в 1870 году и тогда было нормально так.
Д.П. Сорок лет назад, да?
Борис Юлин. Да. То есть в этом отношении у нас подвижки были серьёзные. У нас улучшилась подготовка личного состава, младшего офицерского состава, по сравнению с тем, что было перед русско-японской войной.
Но у нас не проводились крупные учения, поэтому маневрировать крупными соединениями мы не умели. У нас не проводились пробные мобилизации. Почему – ну а опять денег нет. Это как раз 144 миллиона рублей ежегодно, это добавить нужно к военному бюджету, а добавили 30. И это как раз единовременно отпущенные деньги – не отпущено. То есть бабла нет, поэтому у нас, как П.А. Зайончковский писал, были «отличные роты и батальоны, хорошие полки, неплохие дивизии и плохие корпуса и армии». А, нет, плохие у нас были армии и фронты. То есть, чем более высокий уровень, тем меньше у нас каких-то практических навыков, как, чего нужно делать. Всё на тактическом уровне остаётся.
Кроме того, у нас не удалось увеличить серьёзно нормы боеприпасов ни для полевой артиллерии, ни для стрелкового оружия, по сравнению с тем, что было в русско-японскую войну. В русско-японскую войну уже этих норм не хватало, хотя боевые действия как велись: там же обеим сторонам вести всё было далеко, поэтому – прошло сражение, потом долгое накопление сил, потом следующее сражение. И то не хватало. Здесь ясно было, что будет по-другому, но денег нет. То есть рост возможностей собственно говоря Военного министерства был крайне скромный.
Дальше. Пошло у нас перевооружение. Например, оказалось в русско-японскую войну, что нам крайне не хватает гаубичной артиллерии, то есть у японцев были как раз немецкие гаубицы. Что характерно, у немцев были тоже немецкие гаубицы, но намного больше. Поэтому, наши устроили международный конкурс, то есть сами уже не рассчитывали разработать хорошую гаубицу. Устроили международный конкурс, где участвовали и наши заводы. Принята была на вооружение гаубица стодвадцатидвухмиллиметровая полевая образца 1909 года, это урождённая гаубица фирмы Крупп, немецкой. Она победила, она оказалась лучшей. Наши приняли ей на вооружение, заплатили вознаграждение фирме Крупп и тут возбухли французы.
Дело в том, что вот это увеличение денег оно тоже в значительной мере шло не за наш счёт. Французы были богаче нас, и они финансировали модернизацию и перевооружение нашей армии. Частично, не всё, но финансировали. То есть они нам дают кредиты на перевооружение, а мы берём и покупаем у немцев, развивая фирму Крупп. Ну куда это годится. Возмущение французов было вполне понятным. Поэтому, наши провели повторный конкурс, там победила гаубица образца 1910 года. То есть у нас есть гаубица образца 1909 года, её выпустили немного, и дальше гаубица образца 1910 года. Это урождённая гаубица Шнайдер, французская. Вот её приняли на вооружение. Начали выпускать, но к началу войны выпустили недостаточно, на перевооружение дивизионного звена она не поступила. То есть в дивизиях у нас была только трёхдюймовка. Хорошая, обкатанная в русско-японскую войну, себя оправдавшая.
Кстати, у французов в этом плане было так же плохо, как у нас, т.е. у них в дивизиях тяжёлой артиллерии не было.
Д.П. Трёхдюймовка, это 76, да?
Борис Юлин. Да. А у французов 75 была. При этом насыщенность была одинакова.
Д.П. Немного, да?
Борис Юлин. Ну у французов на дивизию из 12 батальонов – 36 пушек, у нас на дивизию из 16 батальонов – 48 пушек. То есть на батальон строго одинаково и пушек практически строго одинаково, т.е. наши пушки с французскими были примерно равноценными. Пушки хорошие, скорострельные, но без тяжёлой артиллерии конечно оно не очень. С тяжёлой артиллерией хорошо было только у немцев.
Вот, допустим, как я сказал, у нас на дивизию 16 батальонов, то есть 21 тысяча человек, было 48 пушек, скорострельных, а у немцев на дивизию в 16 тысяч человек, двенадцатибатальонную – было 72 пушки и 18 гаубиц.
Д.П. Неплохо.
Борис Юлин. Просто, вот разница в огневой мощи. Два к одному, где-то. И немцам есть, чем разрушить полевые укрепления, нам – нечем. Я говорю, но в этом отношении сильно выделялись в лучшую сторону только немцы. Австрияки не выделялись, потому что они прекрасно были согласны с немцами, всё у них в этом плане было тоже с теорией хорошо, но у австрийской империи была ровно та же проблема, что и у Российской империи – нет денег. Поэтому, Австрия до сих пор ещё сохранила на вооружении даже, скорострельная у них полевая пушка была с бронзовым стволом ещё.
Д.П. Круто.
Борис Юлин. То есть в этом отношении у них было даже хуже, чем у нас. Хотя, вроде бы процветающая европейская монархия.
Но дальше говорим о перевооружении. У нас была создана как раз-таки с участием небезызвестного адмирала Колчака Лига по восстановлению флота, которая собирала деньги по подписке по всей стране, получила деньги из бюджета, заказала корабли по старым проектам, которые были не самыми новыми даже к русско-японской войне и по сути современного флота у нас к началу Первой мировой войны не было.
Д.П. Толково.
Борис Юлин. У нас было несколько броненосцев: 4 броненосца на Балтике и, по-моему, штук 6 на Чёрном море, но это всё броненосцы, которые так сказать относятся к русско-японкой войне, либо новейшие – «Павел I» и «Андрей Первозванный», но которые всё рано броненосцы, в это время в нормальных странах у всех линкоры. Линкоры у нас строятся, но к началу войны ни один в строй не вошёл.
У Англии – 20 линкоров и 9 линейных крейсеров (это тоже линкоры, но потоньше броня, побольше скорость хода), у Германии – 16 линкоров и 5 линейных крейсеров…
Д.П. Неплохо.
Борис Юлин. …у Франции – 4 линкора, у Италии – 6 линкоров. У России – 0 линкоров. То есть, вот так вот.
Д.П. Да…
Борис Юлин. С крейсерами почти та же картина. Крейсера в это время современные, лёгкие были у Англии, были у Германии и было штучки три у Австрии, и парочка у Италии. Ни у нас, ни у французов современных крейсеров не было.
У нас получается как: линкоров новых не было, крейсеров новых не было, эсминцев к началу войны – одна штука. Один, «Новик». Он отличный, прекрасный (построен, кстати, с немецкой помощью), но он один.
Дальше. Воздухоплавание. Самолётов, например, у нас в армии было, пожалуй, больше, чем у любой другой страны мира. Ну там речь как шла, у нас где-то 260 с чем-то было, у Франции – 180, у Германии – тоже где-то 250-260, то есть по чуть-чуть.
Д.П. Они тогда не сильно использовались, правильно?
Борис Юлин. Они используются только для разведки и корректировки. Ни бомбардировщиков, ни истребителей. Но у нас, правда, появился бомбардировщик, про который любят рассказывать, как «наше всё» – бомбардировщик «Илья Муромец».
Д.П. Да.
Борис Юлин. У нас от создания первой эскадрильи идёт отсчёт нашей дальней бомбардировочной авиации, типа стратегическая авиация была создана. Так вот, «Илья Муромец – это большой четырёхмоторный самолёт, но самолёты Первой мировой войны строились вокруг мотора, гениальных особо решений там не было, остальное, извини, делается из тряпок и палок, то есть он деревянно-перкалевый.
Д.П. Да. Палки, обтянутые тряпками.
Борис Юлин. Да. Есть конечно переделанные находки, но «Илья Муромец» к этим находкам особо не отличился.
Д.П. А тогда алюминий ещё не придумали или что?
Борис Юлин. Придумали, но ещё не использовали особо.
Д.П. Дорого.
Борис Юлин. Кстати, чем дальше, тем больше, немцы уже и цельнометаллические «Альбатросы» (Albatros D.I.) стали выпускать во время войны. Много металла использовалось на французские SPAD, например. Но это уже во время войны, а мы говорим о периоде перед войной. В это время в основном – тряпки и палки. Почему – потому что их легче поднять в воздух маломощным двигателем.
Так вот, самолёт строится вокруг двигателя, «Илья Муромец» имел четыре мотора, немецкие двигатели «Argus», потому что у нас двигатели не выпускались (авиационные). Мы использовали чужие моторы, во время войны мы, допустим, выпускали в основном французские, фирмы «Гном-Рон» (Gnome-Rhône), но мало.
И вот откуда взял у нас четырёхмоторный бомбардировщик, откуда он вообще стал нужен. Дело в том, что в других странах были дирижабли. Например, к началу Первой мировой войны у Германии для дальних налётов и для использования в бомбардировочных целях было 26 дирижаблей. А у нас в стране было всего сделано два дирижабля своих крупных (потому что мелкие никакую роль собственно говоря не играли, только для разведки могли служить) и два достаточно крупных было закуплено у французов. Всё.
Д.П. От себя сделаю не имеющее к делу примечание: была такая группа Led Zeppelin, слышал, наверное?
Борис Юлин. Да.
Д.П. На обложке первого альбома у них горящий дирижабль «Гинденбург», который там стукнулся или молния проскочила…
Борис Юлин. Сгорел.
Д.П. Да. Есть даже видео, на киноплёнку снимали, достаточно качественное. А на втором альбоме группы Led Zeppelin немецкий дирижабль, а под ним группа Led Zeppelin сидит в шмотках немецких дирижабельных лётчиков времён Первой мировой войны, которые бомбили Лондон… Я был изрядно удивлён, ты знаешь. Если бы у нас отечественная группа фотографировалась в шмотках нацистов… мы к этому уже пришли, конечно.
Борис Юлин. Ты знаешь, вот если бы у нас были в Первую мировую войну дирижабли, на которых бы летали наши пилоты в наших дирижабельных шмотках и бомбили бы Берлин, это было бы круто. Но у нас их не было. Поэтому у нас был бомбардировщик «Илья Муромец», который далеко летал только как пустой самолёт, а когда его использовали так сказать в военной конфигурации, наставив пулемётов и взяв бомбы, то он довольно небольшое количество бомб тащил на 200 километров, то есть он действовал только около линии фронта, это не было стратегической машиной, это не был дальний бомбардировщик. Это был здоровый четырёхмоторный биплан из дерева и тряпок. На нём было несколько пулемётов, он был самым крупным бомбардировщиком в то время и единственным четырёхмоторным бомбардировщиком в мире. Это было типа круто, но это сделано было от бедности, потому что не было возможности делать дирижабли.
Потом во время войны оказалось, что бомбардировщики лучше, чем дирижабли. Но во время войны, это мы уже поговорим потом, потому что другие страны бомбардировщиков выпускали много, а у нас их по-прежнему оставалось несколько десятков.
Д.П. То есть серьёзные вопросы они решать не могли.
Борис Юлин. Так вот, дальше у нас идут вопросы… с финансированием мы несколько разобрались, дальше идёт производство стрелкового оружия, которое позволило нам, например, после русско-японской войны нам потребовалось несколько лет, чтобы компенсировать потери винтовок во время войны. И собственно говоря мощность наших заводов была достаточно скромной, они постоянно работали под довольно высокой загрузкой, насколько деньги позволяли, на сколько денег хватало. И как раз недостаток выпуска винтовок, патронов, пороха, боеприпасов вынудил Российскую империю к тому, что у нас была единственная из континентальных держав, где не было всеобщей воинской повинности.
Во Франции всеобщая воинская повинность, срок службы – три года, и при сорокамиллионном населении численность армии мирного времени – больше 800 тысяч человек. В Германии – срок службы два года, всеобщая воинская повинность и армия мирного времени – 780 тысяч человек. Российская империя: население – 180 миллионов, армия мирного времени – 1 миллион 400 тысяч человек, то есть она больше, чем у остальных, но у нас призывали далеко не всех. У нас призывали меньше половины. Почему – потому что экономика страны не тянула всеобщую воинскую повинность, поэтому она у нас была всесловная, то есть все как бы подлежали призыву, но призывали меньше половины. И запасы оружия делались как раз на тех, кто прошёл военную подготовку.
У нас к началу войны было, например, накоплен запас винтовок 4 миллиона 500 тысяч, то есть только на призывников, которые уже прошли обучение. К чему это потом привело – это мы рассмотрим дальше. Это то, что касается винтовок.
С пулемётами картина была точно такая же, как во всех странах. Дело в том, что в это время была в мире принята такая общая норма – по два пулемёта на батальон в дивизии. Она была, такая норма, у французов, у англичан, у немцев, у австрияков, у нас, у всех.
Теперь достаточно важный момент хотелось рассмотреть, по поводу железных дорог. Дело в том, что одним из важнейших аспектов подготовки к войне – это было развитие дорожной сети, то есть скорость мобилизации. Например, если перед франко-прусской войной Германии на мобилизацию всех своих сил требовалось 18 дней, то перед Первой мировой войной ей требовалось уже 10 дней. Франции требовалось на мобилизацию чуть больше двух недель. У нас срок мобилизации оценивался где-то в 30-40 дней.
Д.П. Ого.
Борис Юлин. Связано это было с чем: у нас были довольно редкие сети железных дорог и при этом, начиная с 1900 года… у нас постоянно расписывают, что к 1913 году у нас бурно строились железные дороги, всё было прекрасно… Вот конкретные цифры: к началу войны у нас было 73 тысячи километров железных дорог, что, кстати, по плотности железных дорог, даже в европейской части, крайне мало.
Что у нас строится: 1900 года по 1904 год введено 6380 километров железных дорог (то есть вот, кусочек времени – 5 лет – столько введено). Следующий: 1905-1909 гг. – 5260 километров (уже меньше), 1910-1913 гг. – 3570 километров. То есть у нас постоянно темп строительства железных дорог падал, из года в год он постоянно снижался.
Д.П. В чём причина? Вроде дело нужное.
Борис Юлин. Деньги. Развитие промышленности.
И вот тут такой занятный момент:
«На строительство новых стратегических линий Россия получила от Франции дополнительный заём. Соглашаясь на новый заём, французское правительство требовало немедленного осуществления плана строительства дорог, согласованного между Генеральными штабами. Под него в России был выпущен внутренний облигационный займ, крупные банки приступили к организации обществ, получившие концессий на 15 тысяч вёрст дорог. До начала мировой войны они успели построить около 2 тысяч вёрст новых дорог и во время войны – ещё 3,5 тысяч вёрст. В строительство включилось и Военное ведомство.»
Так вот, что это означает. Во-первых, строительство железных дорог, как перевооружение армии в значительной мере у нас финансировала Франция (вот это как раз есть франко-русский союз) и при этом у нас большая часть железных дорог строилась в Польше.
Д.П. Она тоже нашей была, многие не в курсе.
Борис Юлин. Да, она наша была. Но дело в том, что именно через Польшу мы могли действовать против Германии, и французы выделяли деньги в первую очередь на строительство тех железных дорог, которые позволяют провести быстрее мобилизацию. Им плевать на нашу экономику, им не нужно было строить железные дороги там, где нам нужно для хозяйства, им нужно строить железные дороги, по которым мы сможем из глубины России перебросить войска к границе с Германией. Поэтому самая лучшая сеть железных дорог была в Польше, и в Прибалтике – там, где как раз шла переброска войск в Германию. Вот так у нас строились железные дороги перед Первой мировой войной.
Д.П. Увы.
Борис Юлин. И ты помнишь, в принципе размер, визуально, Российской империи, Франции и Германии?
Д.П. Да.
Борис Юлин. Так вот, что у нас имеется по составу. Паровозов: Франция – 14 тысяч, Российская империя – 20 тысяч, больше, чем во Франции, но вот Франция, вот Российская империя, у нас чуть-чуть больше. Германия – 28 тысяч паровозов, больше, чем у нас, при гораздо меньшей территории. Вагоны: у нас – 485 тысяч, Франция – 371 тысяча вагонов, Германия – 704 тысячи.
Д.П. Это значит (для совсем тупых), что перевозки сильно интенсивнее – паровозов много, и везут они гораздо больше, потому что вагонов много.
Борис Юлин. Да. А учитывая, что у них гораздо более короткое число перевозок, то у них…
Д.П. Расстояния меньше…
Борис Юлин. Скажем так, для замены одного паровоза по уровню перевозок во Франции, нам требуется четыре-пять паровозов, потому что у нас гораздо большее плечо перевозок. И, соответственно, в четыре-пять раз больше число вагонов. А у нас этого нет. Отсюда и разница сроков мобилизации и численности мобилизованных войск. И в снабжении войск на линии фронта.
Д.П. Не только едой, но снарядами и патронами, да?
Борис Юлин. Всем. От текущих пополнений и до. Вот это наши мобилизационные возможности.
Д.П. Ну и тут, обратно, неплохо привязать, сколько где народу служит и сколько на них получается паровозов и вагонов.
Борис Юлин. А вот это мы как раз посмотрим. Вооружённые силы мирного времени в Российской империи, если брать кадровую армию, это 1 миллион 284 тысячи человек (а всего вооружённые силы – больше 1 миллиона 400 тысяч), 6848 орудий и 240 тяжёлых орудий, это у нас. По окончании мобилизации численность вооружённых сил у нас должна была составить 5 миллионов 460 тысяч.
Франция, население 40 миллионов. Но, правда, Франция активно развивала ещё колониальные войска, которые потом уже в ходе войны стали сильно помогать. Армия мирного времени – 884 тысячи человек, по окончании мобилизации – 3 миллиона 780 тысяч человек, артиллерия – 3960 лёгких орудий и 688 тяжёлых орудий. То есть лёгкая артиллерия, какие армии собственно говоря по численности – в полтора раза меньше, чем у нас, а тяжёлая – в три раза больше.
А если мы, допустим, посмотрим Германию, то это – 780 тысяч армия, собственно говоря, по окончании мобилизации – 3 миллиона 800 тысяч должно было быть (но это без Ландвера), 7312 полевых орудий, 2000 тяжёлых орудий. Больше, чем у нас и у Франции вместе взятых в три раза. Тут собственно говоря силы Австрии есть, Бельгия, Сербия, Англия, то есть много всего.
Но есть ещё интересный аспект: допустим, у нас должно было быть мобилизовано в начале войны сил в полтора раза больше, чем у французов – 5,5 миллионов против 3,8 миллиона, но к началу боевых операций у нас было 2,5 миллиона, у французов – 2, 7 миллиона. Дело в том, что у нас под первую волну мобилизации попадали далеко не все, ну потому что опять же – возможности перевозок.
Д.П. Да.
Борис Юлин. Германия к началу операции мобилизовала 2 миллиона 200 тысяч здесь написано, но на самом деле, Германия собственно говоря по количеству согнанных под ружьё людей к началу операции согнала больше, чем Франция и Россия, просто она раньше начала боевые операции
Дальше то, что касается самой идеи войны. Французы исходили из того, что немцы в первую очередь нападут на них. Немцы, кстати, исходили тоже из того, что первыми надо нападать на французов. И наши понимали, что немцы в первую очередь нападут на французов. То есть немцы считали главным противником Францию.
И поэтому боевые действия планировались как: французы собирались, опираясь на линии укрепления на границе во Франции, а также, если немцы попытаются ломануться через Бельгию, на линию бельгийских укреплений, сдерживать немецкий натиск до тех пор, пока Россия не завершит наконец-таки мобилизацию и не вторгнется в Германию с другой стороны. А на два фронта у Германии сил воевать не хватит.
Д.П. Не хватит, да.
Борис Юлин. Это французский план. Он учитывал ещё то, что нашим союзником является Англия, т.е. если Англия не является союзником, этот план работает слабо, потому что у Германии хватит сил на два фронта, ещё и останется. Но то, что Англия будет воевать… немцы знали, что Англия будет воевать против них, они не знали, что будет воевать сразу, потому что они не знали о союзных обязательствах Англии непосредственно. Они считали, что Англия неизбежно ввяжется в войну, но с опозданием.
Немцы планировали, у них был знаменитый такой план Шлиффена, практически все силы сосредоточить против Франции, на силы против России вообще практически забить, развернуть против Франции 7 армий, из которых 6 вторгаются через Бельгию, в обход французских укреплений, а одна – сидит напротив границы с Францией, сдерживая в случае чего возможный контрудар французских войск, и обойдя всю северо-восточную часть Франции наиболее промышленно развитую, обойдя вокруг Парижа, окружить все французские силы и уничтожить их. И заставить Францию капитулировать в считанные недели.
План грандиозный, пугал даже самих немцев. Но, правда, к Первой мировой войне его переработали в более мягкую версию: одну армию держать против России, семь – против Франции, наступать через Бельгию не шесть из них, а только пять, а две – французов сдерживать, то есть план как бы смягчили.
Но план немцев был какой: используя превосходство своё в артиллерии, в скорости мобилизации и как сами немцы считали в подготовке войск, забив на войну с Россией, в первую очередь разгромить Францию. А когда разгромят Францию, тогда уже развернуться к России. Кроме того, немцы немножечко рассчитывали на Австрию, что та будет хоть как-то сдерживать Россию в это время, но особо сильно не рассчитывали, потому что знали, что Российская империя сильнее Австрийской практически по всем параметрам. То есть у нас и армия больше, да и с промышленностью конечно Австрии было не всё слава богу. Кроме того, рассчитывая на то, что какие-то силы французов будут оттянуты итальянцами. Вот это план Германии.
План Австрии: воспользовавшись тем, что мы развяжем войну, прикрыться чем-то от России и срочно напасть на Сербию, захватывать проход к Константинополю.
План России. Дело в том, что французы пытались от нас добиться какого плана: так как главный противник – Германия, то мы сосредотачиваем основные силы против Германии и как только появляется возможность, сразу же начинаем наступление вглубь Германии, чтобы оттянуть силы от Франции. Наши собирались развернуть на западной границе 6 армий. Французы настаивали, чтобы 4 армии, или хотя бы три, были развёрнуты против немцев, утверждая, что немецкая граница будет практически открыта. Наше командование хотело сразу отожрать как можно больше и у Германии, и у Австрии, поэтому по планам войны намечалось, что мы 2 армии развернём против немцев, 4 – против австрияков, и будем наступать и там, и там по расходящимся направлениям.
Д.П. Наполеоновски.
Борис Юлин. Да. А французы, мол, пускай отмахиваются пока. Ну и разумеется, когда мы четырьмя армиями мочканём Австрию, айда на Константинополь. Потому что это важно.
У Англии планы были предельно простые: начать развёртывать свои силы во Франции, заблокировать Германию со стороны моря и не слишком сильно глубоко встревая в сухопутные действия, предоставить русским и французам бить немцев, а немцам бить русских и французов. Это тоже у них не сработало, но это мы тоже потом пройдём.
Это, собственно говоря, основные планы.
Д.П. Как положено, каждый про своё печётся, о собственной выгоде.
Борис Юлин. Империалистическая война может быть только про это, это чисто коммерческая война.
Вот это, что представляло собой картину накануне войны. По вооружению: все страны вооружены магазинными винтовками, пулемётами, скорострельной полевой артиллерией, у немцев ещё есть достаточное количество тяжёлой артиллерии. По развитию тактики так сказать, по развитию формы, ведению боевых действий на поле боя на первом месте находятся собственно говоря английская и русская армии, ну и японская, которая на Дальнем Востоке тоже союзник наш (она союзник Англии).
В плане умения действовать крупными соединениями, освоения этих методов, отработки мобилизации и так далее на первом месте немцы и французы. Австрияки на первых местах не находятся ни в чём, у них к тому же ещё и самая многонациональная армия, говорящая на огромном количестве языков и с немецким командным составом, который часто не понимает своих подчинённых.
Д.П. Они-то и внутри Германии не очень хорошо друг друга понимали.
Борис Юлин. Ну а здесь – Австрийская империя.
Д.П. Да. В произведении про бравого солдата Швейка, как там, «из Баварии призывники, их сначала надо научить говорить по-немецки, а после этого они уже могут службу нести».
Борис Юлин. Не из Баварии. Дело в том, что Бавария – это у нас Германия.
Д.П. Не важно и внутри германии они друг друга не понимали. Это, кстати, говорит о специфических вещах: что под сказки про свободу, там же свобода издревле, как ты понимаешь, наличие вот таких диалектов, когда люди из Баварии не понимают людей из Берлина, говорит о том, что вы никогда никуда не ездите, веками, вы сидите на одном месте и говорите, как говорите.
Борис Юлин. Австрийская империя, там как: там была австро-венгерская двуединая монархия, т.е. там одна нация высшего сорта – немцы, австрияки, вторая нация первого сорта, более многочисленная, более бодрая и наглая, но чуть ниже по уровню считается – это венгры, и куча подвластных народов.
Д.П. Чурки завоёванные.
Борис Юлин. Да. В основном из славян. Ну ещё и румыны есть. Такой определённый бардак, но при этом это древняя и могучая империя, которая обеспечивает мир и стабильность в Европе. Ну это по австрийской пропаганде тогдашней, всё хорошо было. То есть по пропаганде у них всё было шикарно.
И вот такие силы готовились развязать Первую мировую войну. Вот это о подготовке.
Д.П. Все стали на низкий старт и ждали сигнала.
Борис Юлин. И активно гнали гонку вооружений, в меру возможностей.
Д.П. Про что дальше?
Борис Юлин. А дальше про начальный этап боевых действий.
Д.П. Но это уже в следующий раз, да?
Спасибо, Борис Витальевич, познавательно, познавательно. Всем любителям хруста французской булки, невероятного развития и ещё чего-то там рекомендуется, наверное, хотя бы поверхностно ознакомиться, у кого что было, сколько и почему, на что шли деньги. К сожалению, глубоко-то очень не заглянем…
Борис Юлин. И откуда они брались.
Д.П. Да. Откуда брались, как, что было организовано и какой давало конечный результат.
Спасибо. С нетерпением ждём продолжения.
А на сегодня всё. До новых встреч.
