За что и как крестьяне бранили царя (по материалам следственных дел конца XIX – начала XX века)

Еще А. Ф. Кони в своем письме К. П. Победоносцеву от 25 июля 1879 г. обращал на это внимание, предостерегая от бездумного привлечения крестьян к суду за оскорбление императора. Он увидел в делах об оскорблении Величества типический характер пьяных ссор между крестьянами и отставными солдатами. В частности, на заявление солдат «Царю служил» обыкновенно следовал раздраженный ответ «Черту ты служил!». А. Ф. Кони не сомневался, что в этой «пьяной болтовне» не проявлялось «никакого хотя бы отдаленного умысла отнестись с неуважением к особе Государя» [9, д. 16, л. 10]. Поводом для оскорбления царя часто становилась ситуация, вызывавшая у собеседника негативную реакцию, а также «болезненная» тема. Таковой для крестьянина являлся земельный вопрос. Например, 3 ноября 1896 г. мещанин Герасим Кузьменко и запасной рядовой Семен Безпалько заявили сотскому хутора Святой Родник станицы Новомалороссийской Кубанской области, что 1 ноября крестьянин Иосиф Журба, 37 лет, крестьянин с. Шапашниковской той же волости Острогожского уезда Воронежской губернии, работая в поле в экономии Паховского, произнес следующие слова: «Вот сколько было манифестов, все толковали, что дадут землю, а ничего не вышло. Что он за государь, что он ни земли, ничего не дает. Вот убили деда государя, кабы еще убили теперешнего Государя и перевели его с зачатком (т.е. семейством), тогда нам лучше бы было». При этом он произнес скверную брань в отношении императора [3, д. 52, л. 8 – 8 об.].

Недовольство крестьян вызывали также властные установления, которые затрагивали права общины, а следовательно, ущемляли и их интересы. Так, из донесения полицейского урядника 2-го участка 1-го стана Щигровского уезда Курской губернии становому приставу узнаем, что «10 ноября 1896 г. по дороге из с. Медехина в д. Медведко-Колодезь крестьянин Егор Каменев в присутствии свидетелей, во время разговора по поводу рубки общественного леса, в ответ на слова Федора Лукьянчикова, что таковая рубка производится согласно решения Правительствующего Сената, подписанного Государем Императором, сказал: “Собачье решение, кобель его подписал, а черт на хвосте разнес”» [Там же, д. 38, л. 8].

Спровоцировать оскорбления в адрес монаршей особы могли и действия представителей коронной власти в ходе сбора недоимок, взыскания судебных издержек и т.п. Так, «крестьянин Лукьян Анохин 10 октября 1906 г. в д. Ивановской Богородицкой волости Мценского уезда Орловской губернии при взыскании недоимок старостой села, позволил себе выругать скверными словами императора» [2, д. 9, ч. 36, л. 7 об., 12]. С целью сильнее унизить объект критики крестьяне прибегали к оговору в каком-либо постыдном проступке или преступном деянии: воровстве, пьянстве, мошенничестве и т.п. Например, в середине ноября 1902 г. крестьянин с Верхнего Воронежского уезда и губернии Семен Майоров в присутствии свидетелей, при приставе, прибывшим взыскать с него неуплаченные судебные издержки, будучи трезвым, заявил: «Все вы мошенники и царь ваш мошенник, прибейте ему на лоб печать, что он мошенник» [5, д. 40, л. 9 об.]. На допросе Майоров заявил, что «бранил царя сознательно, потому что он считает его величество виновным в том, что судьи и вообще начальство неправильно решают дела» [Там же]. В данном случае крестьянин был трезв и от своих слов в ходе допроса не отказался. Это, по всей видимости, и определило строгость наказания. Он был приговорен к двухмесячному тюремному заключению с последующей отдачей под гласный надзор полиции [Там же, л. 10].

Основанием для привлечения к ответственности являлись оскорбительные высказывания или действия по отношению к портрету (изображению) императора. Вот характерный эпизод. 21 декабря 1896 г. в сборную избу с. Исаева Оренбургского уезда, в то время как там были сборщик податей Андриан Селиванов и крестьяне Василий Черников, Александр Апосов и крестьянка Варвара Маннаникова, вошли два пьяных крестьянина того же села Василий Тычинин и Семен Селиванов. Последний ругался матерными словами и на замечание Андриана Селиванова, что здесь не следует ругаться, т.к. в сборной избе висят царские портреты, отвечал, обернувшись к портрету Государя: «Их убивают мать их ети» [3, д. 60, л. 14]. Наказание за такую дерзость было стандартным: крестьянина Семена Иванова Селиванова, 45 лет, подвергли аресту при волостном правлении сроком на 7 дней [Там же, л. 14 об.]. Как правило, дела об оскорблениях ОГИ возникали вследствие доноса крестьян на своих односельчан.

Так, 2 января 1897 г. крестьянин с. Хилкова Градо-Уметской волости Кирсановского уезда Тамбовской губернии Андрей Антонов Ивашкин по заявлению крестьянина Мокея Тихонова Мишурина, находясь в избе
Никандра Юдаева в присутствии многих лиц, замахнулся ножом на висевшие портреты государя и государыни и сказал: «Царя бы ножом зарезать, а с ней ночку переспать» [Там же, д. 82, л. 9]. В ходе дознания
свидетели Фрол Иванов и Карп Мишурин дерзких слов обвиняемого не подтвердили, а сам он своей вины не признал, заявив, что Макей Мишурин клевещет на него по злобе. Дело было прекращено [Там же]. Таким образом, обращение в полицию законопослушных крестьян могло быть продиктовано отнюдь не верноподданническими чувствами, а мотивами совсем иного рода.

Новый всплеск оскорбительных высказываний крестьян в адрес коронной власти отмечен в начале XX в. Это было связано с подъемом аграрного движения и отражало разочарование жителей российской деревни в способности царя решить земельный вопрос. Падение авторитета императора выражалось в том, что ругали его чаще, а тон высказываний становился резче. Приведем лишь несколько выдержек из полицейских донесений за 1906 г., поступивших в МВД из Орловской губернии: «Крестьянин Федор Жабин, 15 августа в торговой лавке деревни Дорожевой Брянского уезда произносил бранные слова по адресу императора»; «21 сентября Крестьяне Евтихий Толкачев, житель Мценского уезда, и Яков Федяков из Болховского уезда позволили оскорбить матерными словами Его Императорское Величество Государя Императора» [2, д. 700, ч. 7, л. 245].

Во время Русско-японской войны неудачи армии на фронте сельские обыватели связывали не только с бездарными генералами, но и с личностью императора. Так, 8 февраля 1904 г. в с. Мордовском Коломасове Наровчатского уезда Пензенской губернии крестьянин Никанор Березкин, проходя по пути из церкви, где священник прочитал прихожанам о нападении японцев на крепость Порт-Артур, мимо дома своего односельчанина Михаила Сарайкина, услышав, что тот играет на гармонии, заметил ему, чтобы тот прекратил игру, так как священник читал о нападении японцев на Порт-Артур. В ответ на это Сарайкин позволил себе произнести: «Наш царь озорник – так ему и надо!» [6, д. 213, л. 3]. «Острый на язык» гармонист был подвергнут аресту при полиции на две недели [Там же, л. 3 об.].

Годы Первой мировой войны были также отмечены в российской деревне ростом числа оскорбительных высказываний по отношению к монаршей особе. Авторитет императорской власти в глазах крестьян падал. Объяснимо, что патриотический подъем в российском обществе в начале войны в силу отсутствия решающих успехов на фронте сменился недовольством властью, лично государем-императором. Эти высказывания часто носили оскорбительный характер. Так, 19 июня 1916 г. крестьянин д. Абакумовки Тамбовского уезда Петр Тимофеев во время ссоры с односельчанином, отставным солдатом Федором Нечаевым сказал, используя ненормативную лексику: «Ты дурак, а не защитник, и служил дураку царю Николашке». По его словам, царь «почти уж продал всю Россию, продал Варшаву и Польский край; за это бы нужно вначале повесить его, а потом, за следом, и другого командующего Николашку, а уж потом повесить всех вас вояк, вашу мать, чтоб вы не продавали Россию» [7, д. 9494, л. 1].

Тезис об «измене» царя, предательстве им национальных интересов страны использовался как один из аргументов обвинения в адрес императора. Доставалось и другим членам императорской семьи, в частности, вдовствующей императрице Марии Федоровне. По сообщению исправника от 11 августа 1915 г., крестьянин д. Бродовой Слободской волости Лебедянского уезда Тамбовской губернии Иван Леонов Филатов назвал «императрицу Марию Федоровну германкой, через которую идет война, и что государыня – шарманка, дети ею подкрапивники произошли от германца, а сын ее Михаил произошел, черт его знает, откуда» [Там же, д. 9172, л. 341]. В данном случае с целью усиления негативной оценки использовался характерный для крестьянской среды прием обвинения женщины в распутстве, а следовательно, незаконнорожденности ее детей. В этом отношении, с подачи либеральной публики, наиболее популярным сюжетом в досужих пересудах крестьян было утверждение о нечистоплотности императрицы Александры Федоровны. Природа возникновения подобных слухов и механизм их тиражирования были подробно изучены исследователем Б. И. Колоницким в его обстоятельном труде [8].

Следует отметить, что оскорбительные высказывания по отношению к императрице в контексте ее нравственного облика фиксировались в российской деревне еще задолго до начала «германской войны». Пример тому – дело о крестьянах, братьях Семене и Якове Паршутиных, обнаруженное в фонде Министерства юстиции. Из содержания дела следует, что «14 декабря 1899 г. в с. Перевозе Кирсановского уезда Тамбовской губернии в доме крестьянки Пучковой собралось несколько человек местных жителей, а также братья Семен и Яков Паршутины, ранее проживавшие у Пучковой на квартире. Все эти лица пили водку, пели песни и вели общий разговор». Когда речь зашла о плохом положении безземельных крестьян, Семен Паршутин, бывший в возбужденном состоянии от выпитого вина, сказал, обращаясь к висевшим на стене избы портретам императора и императрицы: «Он сукин сын, мать его уе…, он живет с бл…ю, а не жена его, она какая-нибудь англичанка, он насрал на престол». Яков же Паршутин, еще более пьяный, поощрял брань своего брата, говоря: «Так, так!» [4, д. 13, л. 8]. Все изложенное было установлено на основании свидетельских показаний присутствующих при этом крестьян [Там же].

В стремлении оскорбить и унизить императора не брезговали никакими средствами и вели общий разговор. Ему вменялось в вину все и вся: и набожность, и поддержка аграрной реформы. Например, «4 сентября 1915 г., крестьянин с. Митрополья Тамбовского уезда Данил Казьмин при разговоре о военных действиях позволил себе ругать императора нецензурными словами, говоря, что «царь наш, сукин сын, глупый, ничего не готовил к войне, а лишь ездил по монастырям» [Там же, л. 448]; 29 августа того же года крестьянин с. Отормы Моршанского уезда Денис Хромов при разговоре с односельчанами о войне произнес: «Хорош он, царь, продал Россию Германии и господам позволил укрепить землю» [Там же, л. 516].

Как правило, словесная апелляция к имени царя в ходе крестьянской ссоры вызывала бурную реакцию, которая сопровождалась отборной бранью и неприличными жестами. Так, из содержания полицейского отчета от 7 ноября 1896 г. следует, что «жандармский унтер-офицер Колосов донес начальнику Воронежского ГЖУ о произнесении крестьянином Никитой Гусевым оскорбительных слов против ОГИ. На формальном дознании свидетели Анна Новикова, сын ее Петр Новиков, 14 лет, Варвара Гусева, Илья Рыков, Петр Слепышев показали, что 28 октября 1896 г. крестьянин Никита Гусев, будучи немного пьян, на улице поселка Песковатского грозил ударить Петра Новикова. Когда мать последнего хотела заступиться за сына, Гусев ответил ей: “Убирайся в Бобров на свою землю, а здесь не указывай”. На ее слова, что земля везде одного государя, Гусев сказал: “Я вас обоих с Государем на х… повешу” и, вынув детородный член, стал показывать его Новиковой» [3, д. 72, л. 8]. По всей видимости, в практике деревенской ссоры такое публичное обнажение выступало наглядным аргументом решительности намерений одной из сторон. Таким образом, крестьяне в стремлении выказать ненависть к царю площадную брань дополняли демонстрацией гениталий с целью большего оскорбления августейшей особы.

Так, в рапорте кирсановского исправника от 23 декабря 1915 г. читаем, что «при обоюдной ссоре из-за усадьбы крестьянами с. 2-го Пересыпкина Петром его женой Верой Ментюковыми 12-го сентября на слова отставного нижнего чина Дмитрия Пустотина, что он был на войне, проливал кровь за царя, Петр Ментюков, указывая на свой половой член, ответил: “Вот у меня царь, вот за кого ты кровь проливал!”. Жена его Вера Ментюкова подняла подол и, показывая свой половой орган, добавила к словам мужа: “А вот царица!”» [7, д. 9172, л. 616 – 616 об.]. И в этом случае причиной ссоры соседей был конфликт из-за усадебной земли, который, помимо взаимных упреков, сопровождался бранью и угрозами в адрес императора, а также показом для большей убедительности своих гениталий.

По нашему мнению, факты оскорбления императора в российской деревне рассмотренного периода обусловлена конкретной ситуацией. Брань в адрес царя не имела никакой политической подоплеки, а была обусловлена конкретной ситуацией общественного конфликта или бытовой ссорой. В ходе следствия по таким делам состав преступления не был обнаружен. Если крестьян за пьяные речи «без умысла» все же наказывали, то в большей мере с воспитательной целью. К ненормативной лексике и неприличным жестам, которые сопровождали ругательства, хулители царя прибегали с целью эмоционального воздействия на слушателей. Аргументами для дискредитации монарха служили обвинения в действиях, традиционно воспринимаемых сельскими жителями как порочные. Личность императора все чаще становилась объектом ругани крестьян, а действия монарха вызывали у сельских обывателей подозрение в злом умысле. Все это выступало верным признаком кризиса самодержавной власти.

Безгин Владимир Борисович, д.и.н., профессор. Тамбовский государственный технический университет

Список литературы:

1. Безгин В. Б. «Царь-Батюшка» и «Народ-Богоносец» (крестьянский монархизм конца XIX — начала XX вв.) // Труды кафедры истории и философии Тамбовского государственного технического университета: сборник научных трудов. СПб.: Нестор, 2004. Вып. 2. С. 24-28.
2. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 102 (МВД. Департамент полиции. Особый отдел). Оп. 1906.
3. ГАРФ. Ф. 124 (Министерство юстиции). Оп. 18.
4. ГАРФ. Ф. 124. Оп. 21.
5. ГАРФ. Ф. 124. Оп. 24.
6. ГАРФ. Ф. 124. Оп. 25.
7. Государственный архив Тамбовской области. Ф. 4 (Канцелярия губернатора). Оп. 1.
8. Колоницкий Б. И. «Трагическая эротика»: образы императорской семьи в годы Первой мировой войны. М.: Новое литературное обозрение, 2010. 664 с.
9. Отдел рукописей Российской научной библиотеки. Ф. 587 (Кони А. Ф.).