27.12.2015Судостроение030

Судостроительная традиция северо-западной Руси в Средневековье.

Начало изучения русского средневекового судостроения относится к середине прошлого столетия, однако длительное время оно сводилось лишь к интерпретации письменных источников по этой проблеме. На археологические судовые находки исследователи начинают обращать внимание только с конца 40-х гг. XXвека.

К настоящему времени накоплены значительные археологические материалы по рассматриваемой теме, на основании которых уже предпринимались попытки реконструкции некоторых летописных типов судов.
Это и набойная ладья XI века М. X. Алешковского.
«В 1960 г. при археологическом наблюдении за строительством новых фундаментов у Владимирской башни Новгородского кремля были найдены остатки трех лодок. В шурфе у восточного фасада Владимирской башни XV в. были обнаружены лицевой сруб и лицевая стенка городен оборонительного вала 1044 г.. Остатки всех трех лодок находились под лицевым срубом в составе засыпки этого вала; засыпка вала обнаружена и под лодками. Никаких следов перекопов не найдено. Это позволяет считать, что лодки попали в насыпь вала при его сооружении, в 1044 г. Изготовление самих лодок следует отнести к еще более раннему времени, к началу XI в., поскольку подобные лодки служат обычно 10-15 лет, к тому же, судя по характеру их сохранности, они пролежали на волховском берегу еще столько же лет.

Находка лодок начала XI в. представляет большой историко- культурный интерес, тем более что их остатки позволяют сравнительно полно восстановить основные габариты, устройство и внешний вид. Лучше и полнее других сохранилась лодка №1 у северной стенки шурфа. Ее носовая часть лежала вверх днищем, расплющенным трехметровой толщей грунта. Как и другие две, лодка №1 сделана из одного ствола осины. Производство таких лодок-однодеревок имело место в северных районах России еще в XIX веке и было описано тогда же П.А.Богословским. Из ствола осины сначала делали так называемую «трубу», которую наполняли водой и ставили над костром. Распаренная древесина делалась более податливой, трубу распирали «опругами» — шпангоутами, при усыхании она несколько сжималась, намертво закрепляя шпангоуты на нужных местах. Иногда такую «трубу» не выдалбливали из ствола осины, а забивали в растущее дерево клинья, год от года расширяя образовавшееся пространство, и затем уже срубали дерево. На это уходило пять-семь лет. Первый способ применялся чаще. Иногда на готовую трубу нашивали дощатые борта — «нашвы», скреплявшиеся «вицей» (лыком) с «трубой». Эти однодеревки, или, как их называли, «осиновки», «белозерки», напоминают о древнерусских насадах, «набойных ладьях», известных по летописи, «Русской правде», и маленькой шахматной костяной ладье, борт которой прорезан швом между «трубой» и «нашвой». И в XIX в. такие однодеревки назывались «набойнями». Следовательно, однодеревки в древней Руси были не только небольшими челнами, но и более крупными ладьями. Новгородская находка позволяет расширить наши представления о таких ладьях.

Попробуем определить высоту, длину и ширину лодки. Найденные в ней шпангоуты сделаны из ели. Длина их 60 и 90 см, в зависимости от местонахождения в той или иной части «трубы». Толщина стенок «трубы» очень невелика: 2-2,5 см, а толщина днища 0,5-0,8 см. Для того чтобы предохранить тонкие днище и борт от давления шпангоутов и в то же время удержать шпангоуты на месте, в «трубе» оставлены специальные прямоугольные выступы — полустрингеры. На каждый шпангоут приходится по четыре-пять полустрингеров. В каждом из них сделано отверстие, в которое продета лыковая веревка — «вица». «Вицей» шпангоут привязан к полустрингеру. На найденных фрагментах сохранилось по одному-два полустрингера. Соединив на чертеже нижние полустрингеры левого и правого бортов лодки № 1, получаем ее высоту — 48 см.
Длина лодки выясняется благодаря тому, что сохранились почти все шпангоуты, к тому же все они найдены на своих местах. Даже крайний западный из них, лежавший под фундаментом башни, где сваи уничтожили тонкое днище, также найден на своем месте. Шестой шпангоут, если считать от носовой части, не сохранился, но его место легко устанавливается благодаря соседним шпангоутам. В несохранившейся корме лодки находилось, видимо, еще два шпангоута, поставленных рядом, как это обычно бывает. Два таких шпангоута найдены на фрагменте лодки № 2 в том же шурфе, что позволяет считать этот фрагмент не носовой, а кормовой частью. Учитывая длину крайнего шпангоута, который короче найденных посредине лодки, заключаем, что ее корпус в данном месте начинает сужаться. Длина лодки не превышала 6,75 м. Этот размер обычен для однодеревок, еще в прошлом веке плававших по Белому, Онежскому озерам и по Ильменю. «Осиновка» имела до 6 м в длину, «белозерка» — до 6,5 м. Высота этих лодок также близка к реконструированной высоте найденного древнего судна — 0,55 м. Судя по длине шпангоутов и сохранившейся носовой части, ширина древней лодки не превышала 90 см и была близка к ширине этнографически известных лодок — 90-95 см.

ссматриваемой теме, на основании которых уже предпринимались попытки реконструкции некоторых летописных типов судов.
Это и набойная ладья XI века М. X. Алешковского.
«В 1960 г. при археологическом наблюдении за строительством новых фундаментов у Владимирской башни Новгородского кремля были найдены остатки трех лодок. В шурфе у восточного фасада Владимирской башни XV в. были обнаружены лицевой сруб и лицевая стенка городен оборонительного вала 1044 г.. Остатки всех трех лодок находились под лицевым срубом в составе засыпки этого вала; засыпка вала обнаружена и под лодками. Никаких следов перекопов не найдено. Это позволяет считать, что лодки попали в насыпь вала при его сооружении, в 1044 г. Изготовление самих лодок следует отнести к еще более раннему времени, к началу XI в., поскольку подобные лодки служат обычно 10-15 лет, к тому же, судя по характеру их сохранности, они пролежали на волховском берегу еще столько же лет.

Находка лодок начала XI в. представляет большой историко- культурный интерес, тем более что их остатки позволяют сравнительно полно восстановить основные габариты, устройство и внешний вид. Лучше и полнее других сохранилась лодка №1 у северной стенки шурфа. Ее носовая часть лежала вверх днищем, расплющенным трехметровой толщей грунта. Как и другие две, лодка №1 сделана из одного ствола осины. Производство таких лодок-однодеревок имело место в северных районах России еще в XIX веке и было описано тогда же П.А.Богословским. Из ствола осины сначала делали так называемую «трубу», которую наполняли водой и ставили над костром. Распаренная древесина делалась более податливой, трубу распирали «опругами» — шпангоутами, при усыхании она несколько сжималась, намертво закрепляя шпангоуты на нужных местах. Иногда такую «трубу» не выдалбливали из ствола осины, а забивали в растущее дерево клинья, год от года расширяя образовавшееся пространство, и затем уже срубали дерево. На это уходило пять-семь лет. Первый способ применялся чаще. Иногда на готовую трубу нашивали дощатые борта — «нашвы», скреплявшиеся «вицей» (лыком) с «трубой». Эти однодеревки, или, как их называли, «осиновки», «белозерки», напоминают о древнерусских насадах, «набойных ладьях», известных по летописи, «Русской правде», и маленькой шахматной костяной ладье, борт которой прорезан швом между «трубой» и «нашвой». И в XIX в. такие однодеревки назывались «набойнями». Следовательно, однодеревки в древней Руси были не только небольшими челнами, но и более крупными ладьями. Новгородская находка позволяет расширить наши представления о таких ладьях.

Итак, размеры древней лодки: до 6,75 м в длину, до 90 см в ширину и до 55 см в высоту. В центре ладьи стояла небольшая мачта, о чем можно судить по находке двух спаренных шпангоутов как раз в месте предполагаемой мачты. Мачта и парус были невелики и крепились канатами, протянутыми к носу и корме лодки. В носовой части найдено отверстие для этого каната. «Труба» ладьи была укреплена семью-восемью шпангоутами. Их концы заострены и уплощены для более плотного прилегания к борту. Судя по следам на бортах и размерам самих шпангоутов, они не доходили до верхнего обреза борта на 5-7 см. Особенно интересны конструктивные особенности бортов лодки, не встречавшиеся этнографам и еще неизвестные науке. Верхний обрез борта имеет небольшой выступ, а в этом выступе обнаружены маленькие прямоугольные отверстия. Из размер 0,3х0,2 см. В них уцелели дубовые гвозди — «нагели». «Нагели» отстоят друг от друга на 18-20 см и опоясывают всю лодку. Они вбиты в бортовой выступ с наклоном внутрь лодки и кое-где вышли из внешней плоскости бортового выступа наружу. Эта особенность в их положении хорошо объясняется находкой другой серии дубовых «нагелей», находящихся уже не на бортовых выступах, а на самих бортах и днище ладьи. Каждый из рядов расположен в 90 см друг от друга. В носовой части и корме имелись дополнительные ряда «нагелей», шедшие наклонно. Нагели обоих типов (на бортовом выступе и на самом борту) забиты не заподлицо с плоскостью борта или его выступа, а возвышаются над этой плоскостью на 0,3-0,4 см. Следовательно, ими крепилась какая-то тонкая (до 0.3-0,4 см толщины) обшивка, не найденная на фрагментах лодки. Эта обшивка охватывала весь корпус лодки, заходила на бортовой выступ и спускалась по внутренней плоскости борта в лодку, под верхние острия шпангоутов, плотно прикреплявших ее к борту. Для того чтобы обшивка не сползала наружу, ее укрепляли «нагелями» бортового выступа. Поэтому-то они и вбиты с наклоном, который препятствует ее сползанию. На бортах и днище обшивка крепилась системой более мелких «нагелей». Сама обшивка лодки №1 не найдена, но материал, скреплявший ее с корпусом лодки, обнаружен. На внешних и частично на внутренних поверхностях бортов сохранились следы различных органических веществ, анализ которых произведен по нашей просьбе химиком-реставратором высшей квалификации Г. Н. Томашевич. Удалось определить наличие сосновой смолы, мела, белковых веществ (животный клей). Смола имеется на всех поверхностях лодки, внутри нее особенно большие сгустки найдены на полустрингерах, где смолилась «вица».

Белковое вещество (животный клей) найдено только на внешних поверхностях лодки. Здесь оно скрепляло меловую массу. Клей и мел обнаружены и на остатках других лодок. Особенно важно, что клей найден между двумя скрепленными мелкими «нагелями» древесными пластинами от борта лодки. Одна из этих пластин, более толстая, является фрагментом борта, к которому прибита «нагелем» та самая обшивка, в существовании которой мы убедились, рассматривая систему «нагелей» и следы меловой шпаклевки на животном клее на внешней поверхности борта лодки № 1. Итак, обшивка найдена. Это не береста, а все та же осина, из которой сделаны тонкие пластины. Меловая шпаклевка на животном клее и «нагели» прочно прикрепляли обшивку к корпусу лодки. Легкий и тонкий корпус этой ладьи значительно укреплен обшивкой и защищен ею от повреждений. Это именно ладья, а не простой челн, у которого не бывает ни шпангоутов, ни мачты, ни подобной обшивки и который обычно делался меньших размеров. Не бывает у челнов и бортов поверх «трубы». О наличии такого борта у найденной ладьи свидетельствует фрагмент ее носа, сделанный из двух частей, скрепленных лыком. Линия соединения «трубы» и борта закрывалась обшивкой и не была видна, как это и показано на нашей реконструкции. Таким образом обшивка играла чисто конструктивную роль, скрепляя борт и «трубу» и предохраняя линию их соединения от воды.

По «Русской правде» известны три разновидности ладей XI века: простая, набойная и морская. Набойная — это ладья с дополнительными бортами, насаженными на корпус. Найденная в Новгороде ладья принадлежит, видимо, как раз к этой разновидности. Остается только сказать, что подобных ладей до сих пор не находили ни в новгородском культурном слое, ни в других русских городах. Нет таких находок и в Западной Европе, а те корабли, которые там известны, не имеют подобной обшивки. Наличие этой обшивки у сравнительно небольшой парусной ладьи, качество изготовления отдельных ее деталей, ее прочность, почти ювелирная точность расположения миниатюрных «нагелей», умелое использование различных пород дерева — осины для трубы, борта и обшивки, ели для шпангоутов, дуба для «нагелей», липы для «вицы», сложность самой многосоставной конструкции — все это свидетельствует о высоком кораблестроительном искусстве новгородцев уже в X — начале XI в. Найденная ладья — лишь фрагмент той кораблестроительной культуры, которая, позволила новгородским гостям бороздить многочисленные реки и моря их родины. Подобные же ладьи строили еще в X в. в верховьях Днепра. Константин Багрянородный называет их моноксилами (однодеревками) и сообщает, что десятки таких однодеревок пригонялись к Киеву. Возможно, здесь их осиновые корпуса подвергались окончательной обработке, обшивались, на них «нашивались» борта и так далее. Находки более крупных и сложных по своему устройству набойных и морских ладей еще будут сделаны археологами. В частности, эти находки особенно вероятны на участках новгородского культурного слоя в тех его местах, где он вплотную подходит к Волхову. Ведь найденные ладьи удалены от реки на несколько десятков метров. Следует ожидать подобных находок и в других городах».

Детали судов, обнаруженные в слоях средневековых городов (Старая Ладога, Рюриково городище Новгород, Псков, Орешек), находились преимущественно во вторичном использовании, что ставит перед исследователями ряд проблем: интерпретации фрагментировапных находок, затруднительность их датировки, репрезентативность выборки. Решение их становится возможным при условии привлечения в качестве аналогий цельных судовых находок из сопредельных регионов, использовании дендрохронологического метода и изучения этнографических, письменных и иконографических источников по судостроению. На основании имеющихся археологических материалов можно говорить о существовании на Древнерусском северо-западе трех основных типов судов, которые вероятно включают в свой состав все конкретные судовые типы, известные из письменных источников этого периода. Выделяются досчатые суда с обшивкой в клинкер, паромообразные плоскодонные плавсредства с обшивкой встык, однодеревки и суда построенные на их основе. К деталям досчатых клинкерных судов с уверенностью могут быть отнесены: железные закрепки и фрагменты досок обшивки с закрепками. Проблематично отнесение к ним судовых досок с нагельными отверстиями так как наименьшие интервалы между ними составляют 20—25 см., то есть в два-три раза превышают аналогичные интервалы на досках судов с обшивкой в клинкер, обнаруженных в землях западных славян. К примеру на достаточно хорошо сохранившемся судне IX—X вв. с острова Рюген / Ральсвик / они составляют 7—9 см. / Herferf 211-222 /. Такие же расстояния между нагелями фиксируются и у средневековых судов из Польского Поморья / судно из Щецина, Гданьск-Орунья 1-111, Чарновско 1-111 /. Подобные промежутки около 12 см наблюдаются и у скандинавских судов между заклепками, соединявшими доски обшивки. Вероятно, именно такие интервалы обеспечивали достаточную прочность и надежность корпуса судна при клинкерном соединении поясов.

Общеизвестно, что функциональная длина заклепок от шляпки до клинкершайбы заключает в себе информацию о толщине соединяемой деревянной конструкции. Учитывая, что такие конструкции в средневековых судах были типичны и число их вариантов обычно сводилось к 3-м — 5-ти, из заклепок, обнаруженных в одном комплексе / погребенье в ладье/, можно выделить заклепки принадлежащие к различным вариантам соединений. Систематизация сохранившихся заклепок из кургана № 7, могильника в урочище Плакун (Старая Ладога) позволила получить некоторую информацию о сожженном здесь судне. Толщина досок его обшивки составляла 2,2—2,6 см, двойная толщина, учитывая вырезной паз, при соединении в клинкер варьировала от 3,2 до 4,1 см.

Определенную информацию могут дать и заклепки из городских слоев, представленные достаточно репрезентативно. Рассмотрение коллекций заклепок из слоев различных городов позволяет на основании их размеров получить некую обобщенную информацию о размерах самих клинкерных судов использовавшихся в этих городах или посещавших их. Вероятно, суда, посещавшие Ладогу, Псков и Рюриково городище, были примерно одинаковой величины, тогда как в Новгород ходили небольшие суда. Судя по всему использование Ладоги в качестве морского порта — конечного пункта плавания больших морских судов, относится уже ко времени появления Новгорода, до этого же по Волхову поднимались и большие суда.

Паромообразные суда имели плоское дно, с примыкающими к нему под углом, близким к прямому, бортами, заостренную носовую часть и усеченную корму, хотя существовали, вероятно, и суда, симметричным оформлением носовой и кормовой частей. К деталям этого типа можно отнести так называемые «корабельные доски», переходные доски, соединявшие днище с бортами, интерпретировавшиеся ранее, как киль или планшир, шпангоуты планки и кокоры, прямые форштевни. Эти детали в наибольшем количестве представлены в средневековых слоях, так как зачастую фрагменты бортов и днищ судов этого типа могли без дополнительной доработки быть использованы в качестве мостков. Более десятка их скоплений было обнаружено в Старой Ладоге и в Новгороде.

Анализ материалов, происходящих из района «большого дома» / Старая Ладога, гор. Е 1. Раскопки В. И. Равдоникаса, Е. А. Рябинина /, показывает, что ширина судна, детали которого находились в составе вымосток, достигала 3,2 м, высота бортов — 80 см. Длина паромообразных судов могла превышать 14,3 м, о чем свидетельствует борт, обнаруженный на левом берегу Ладожки и интерпретированный исследователем, как корабельный. / Петренко В. П. 1989. 46 /. Судя по штевням, происходящим из Новгорода / Неревской раскоп, ул. Александра Невского / Колчин Б. А. / Орлов С. Н. /, паромообразные суда могли иметь высоту бортов до 1—1,2 м. Из типов судов, упоминаемых письменными источниками с паромообразными несомненно связан паром, о котором говорится в берестяной грамоте № 349 / 1268—81 гг. / Арциховский А. В. / Появление паромообразных судов в Старой Ладоге фиксируется по находкам их деталей уже со второй половины VIII в., в Новгороде с середины X в. Именно на базе этого типа развиваются барочные суда нового времени, конструктивные особенности которых восходят к средневековой судостроительной традиции.