В нелегкие бурные годы правления Петра I мужала и крепла «Россия молодая». Порой неожиданно, необычно складывались тогда людские судьбы. Думал ли солдат Оренбургского батальона Яков Батищев, что ему доведется строить заводы и в Туле, и близ топких берегов далекой Невы…
До нас не дошло сведений о том, откуда происходил, чем занимался Батищев, но, видимо, власти знали его как искусного мастера, каких тогда оказывалось немало и в «солдатском чине». 12 августа 1714 г., через два месяца после смерти Марка Сидорова он по государеву указу был послан Московской оружейной канцелярией в Тулу продолжить его работы.
Батищев, побывав в заводах, заявил, что «на тех заводах зачатое дело окончить добрым порядком и их содержать в совершенстве он, Батищев, может», следовательно, принял на себя завершение строительства и заведование заводами.
Ближайшей его задачей было закончить начатое Сидоровым. В том же 1714 г. он оборудовал «амбар», ранее предназначенный Сидоровым для молотовой, установив там три водяных колеса, от которых действовали станки для сверления стволов. Закончив эту работу, Батищев вскоре проявил себя самостоятельным в техническом творчестве. Он доложил ведавшему заводами князю Г.И. Волконскому, что «сверх тех Маркиных заводов сделать в прибавок к делу ружья снастей может, а именно в третьем жилье обтирать стволы пилами, снасти поставить, и тому сделан образец, который объявил».
Батищев представил «образец»- модель (или опытный экземпляр) машины для проверки своего изобретения. Он учитывал и возможный экономический эффект: в пять раз повысится производительность и «сбор денежной казны» в доход государства, так как с оружейников взыскивались деньги за пользование механическим оборудованием.
Понимая значение дальнейшей механизации работ, Батищев предлагал, «ежели вода будет сильна», установить еще три молота для ковки досок на выделку стволов. Князь Волконский согласился на предложения Батищева с условием, «чтоб не было на том строении убытку, что взыщется на нем». Это не остановило Батищева, уверенного в успехе своего изобретения. В начале января 1715 г. машина для обтирания стволов была готова. Устройство ее в основных чертах было следующее. На станке, действовавшем от водяного колеса, стержни с закрепленными на них стволами двигались взад и вперед, одновременно вращаясь храповым механизмом. К стволам прижимались собственным весом тяжелые пилы (16 — 24 кг) и «обтирали» — отделывали их наружную поверхность. Батищев заменял машиной бывшую опасной и вредной обточку стволов на точильных (абразивных) кругах. В условиях того времени это изобретение имело важное значение.
Осуществление его встретило немалые трудности. С оружейников за пользование заводскими машинами взимались деньги. Это затрагивало их интересы, особенно тех «первостатейных» предпринимателей, которые выделывали оружие по домам и получали высокие прибыли. Они и старались всячески помешать дальнейшим мероприятиям Батищева, сорвать проводимую им механизацию работ. В донесении сенату в феврале 1715 г. он сообщает, что эта и другие созданные им машины «совершенно не отделаны для того, что определено было к тому строению от комиссара Клементин Чулкова (управлявшего заводом) кузнецов малое число только три человека и те работали переменою только две недели». Дело осложнилось тем, что некоторые оружейники «по согласию со своей братьею от той работы отказали и учинились государеву указу противны и тем заводам в пользу государевой оружейной работы быть не желают».
Здесь весьма примечательно то, что Батищев четко противопоставляет государственный интерес своекорыстным стремлениям и расчетам оружейников — богатеев. Стремление «всеконечно служить благу государства Российского» нашло яркое выражение во всей деятельности этого талантливого энергичного человека.
Батищев продолжал настойчиво бороться за осуществление своих изобретений, хорошо понимал значение их для развития производства. Видя, что Чулков не поддерживает его стремлений, Батищев показал ему на опыте несомненное достоинство своих механизмов. В присутствии его и ствольного приемщика Ефимова он на своей машине «отбелил» ствол за полтора часа и утверждал, что машина обеспечит отделку 16 стволов в сутки, тогда как вручную отделывается лишь два ствола.
Сенат, учитывая важность дела, 28 мая 1715 г. поручил рассмотреть его главноначальствующему артиллерией Я.В. Брюсу. Вмешательство Я.В. Брюса, широко образованного военного инженера, возымело свои последствия. Батищев наконец получил возможность завершить свои работы. В начале августа 1715 г. он «оружейные водяные заводы сделал совсем в совершенстве и поставил на ход».
Опись Тульского оружейного завода, составленная на 28 декабря 1715 г., достаточно подробно дает сведения о том оборудовании, которое создал Батищев. В первом этаже, «нижнем жилье», от водяных колес через промежуточные «сухие колеса» приводились в движение два станка, на которых рассверливалось по четыре ствола. (Возможно, Батищев улучшил их тип, созданный еще Сидоровым). Во втором этаже — «верхнем жилье» — от одного водяного колеса через стоячий вал движение передавалось на станки для обтирания стволов наружной отделки. От другого водяного колеса через такой же стоячий вал приводились в движение четыре станка с пилами для чистки граней казенного конца ствола; от третьего водяного колеса — четыре «смыгальные трещетки» для «чистки стволов внутри». Шуст — металлический стержень с расклиненным полукруглыми подпилками на конце, двигаясь внутри канала ствола, отделывал его начисто.
Комплект машин, созданных Батищевым, надолго определил технологический процесс обработки стволов. Он был первым в производственной практике. В механизации работ Батищев достиг значительных успехов. Он создал станки оригинальных конструкций, в частности, станок для чистки граней ствола и чистки их внутри. Эти операции требовали возвратно — поступательного движения инструмента или обрабатываемой детали. Как это осуществлялось, сейчас установить невозможно. Но применение устройства с обратно поступательным движением до создания машин Батищева неизвестно. Станки Батищева превосходили иностранные станки того времени.
Механизируя наиболее трудоемкие операции, Батищев стремился облегчить труд рабочих людей, что, надо сказать, было характерно и для других русских изобретателей XVIII века, в большинстве своем вышедших из народа. Работы талантливого изобретателя имели большое значение для русского оружейного производства. Прав был известный историк оружейного дела Н. Е. Бранденбург, говоря, что Батищеву «завод оказался не менее обязанным, чем первому своему строителю».
Деятельность Батищева отметили уже его современники. Первая русская газета «Ведомости» в номере за 14 августа 1719 г. сообщила: «На тульских оружейных заводах русские мастера делают ружья фузеи солдатские и драгунские, пистолеты, мушкетоны, стуцеры, сверлят и обтирают водою весьма изрядно». Прямо Батищев здесь не называется, но «изрядная работа» русских мастеров стала возможна благодаря его изобретениям.
Однако власти мало ценили талантливых людей, вышедших из народа. Батищева пожаловали чином… сержанта артиллерии с жалованьем четыре рубля в месяц и выдачей провианта «против солдат вдвое».
Вскоре Батищеву пришлось покинуть Тулу. В 1715 г. по указу Петра 1 близ новой столицы Санкт-Петербурга на речке Охте началось строительство пороховых заводов. Оно очень затянулось, несмотря на вмешательство самого царя, работы шли крайне неудовлетворительно. Я. В. Брюс решил использовать выдающиеся способности Батищева и вызвал его в столицу. Прикомандированный к понтонной роте, Батищев завершил постройку и создал оригинальные вододействующие машины, положил начало заводской выделке пороха. Но он не забыл и родного ему оружейного дела. В связи с намерением правительства построить еще один пороховой завод на реке Луппе (приток Большой Охты), Батищев в феврале 1720 г. предложил создать там цеха для изготовления оружия — фузей и мушкетов. Наряду с уже строившимся Сестрорецким заводом это дало бы армии дополнительное количество оружия, тем более, что война со Швецией продолжалась.
В 1720 г. Батищев был назначен комиссаром (начальником) заводов, но оставлен в том же сержантском чине. Его замыслы и труды поддержки не получили. Помешали и недруги, строившие козни и интриги. В 1725 г. Батищева отстранили от управления заводом. Но без его знаний и опыта нельзя было обойтись. Ему поручили «иметь смотрение только при строении машинных, мельничных и всяких деревянных и железных работ», т. е. ведать механической частью. Эта несправедливость не остановила Батищева в его трудах. В 1727 г. он выступил с проектом полного переустройства Охтинского завода, который был принят. Но властям пришлось признать, что выполнить его сможет только сам Батищев, и в апреле 1727 г. он был снова назначен комиссаром завода.
Батищеву не удалось осуществить задуманного. Растущее влияние иностранцев при царском дворе дало себя знать. В 1730 г. фельдмаршал Б. X. Миних вновь отставил Батищева от работ. Когда они все же начались и мастера иностранцы не смогли построить новую плотину на Охте, пришлось поручить это дело Батищеву и плотнику Глазунову. Они еще раз показали превосходство русского плотинного строения, закончив работы в марте 1735 г. По-видимому, это была последняя успешная работа Батищева. Далее имя его не встречается в документах. Возможно, его уже не было в живых.
Л.Л. Шамшуренков – умелец и выдумщик
Л.Л. Шамшуренков – умелец и выдумщик
Невиданный колокол
Более 280 лет назад в деревне Большепольской Яранского уезда Казанской губернии жил крестьянин Леонтий Лукьянович Шамшуренков, умелец и выдумщик. За что бы он ни брался, все у него выходило ладно. Дом ли построить, лодку ли сделать или какую детскую игрушку смастерить – Шамшуренков первый мастер на деревне.
У деревенских жителей отхожий промысел был тогда в обычае. Уходили на работу в город целыми артелями. В 1731 году отправился в Москву плотничать и Леонтий Шамшуренков. Работа в Белокаменной нашлась. Уже там мастер узнал, что в Москве льют диковинный колокол – нигде во всем свете еще нет такого – весом 12 000 пудов, то есть почти 200 тонн!
– Да как поднимут на колокольню тяжесть-то такую? – поинтересовался у литейщиков Шамшуренков.
– Как поднимут? Колокольню за веревку к земле пригнут, колокол подвесят, а после колокольню отпустят. Выпрямится она, и делу конец.
Понял Леонтий Лукьянович, что смеются над ним, деревенским, и решил сам посмотреть на чудо-колокол. Отливали его на территории Московского Кремля в огромной литейной яме. Действительно, тяжесть была великая. Каким-то способом надо было вытащить отливку из ямы, как-то довезти ее до места, а затем – самое трудное – поднять на высоту 20 метров. Шамшуренков расспросил мастеров и почувствовал, что и они плохо представляют, как это сделать.
Подъемный «снаряд»
Возвратился Леонтий Лукьянович в родную деревню. Минула неделя, другая, а не шел у него из головы Царь-колокол. И решил он сам придумать подъемный «снаряд». Напилил брусочков и начал хитроумно их складывать. К ним добавил нитки, имитировавшие канаты, а роль Царь-колокола выполнял маленький колокольчик. Соседи, застав его за странной работой, удивлялись и задавали вопросы. Он отшучивался: «Ребятишкам игрушку мастерю».
Целых пять лет придумывал Шамшуренков свой подъемный «снаряд». Зарисовал его, как умел, и снова отправился в Москву. Вез и «доношение» в Московскую сенатскую контору. Он писал там, что видел, как отливали в Кремле колокол. «В нынешнем, 1736 году, – продолжал Леонтий Лукьянович, – уведомился я, что оный колокол вылился, и я, нижайший, того ради пришел в Москву из дальнего расстояния для подъема его». Чтобы вызвать к себе доверие чиновников, он заверял: «И я человек не беглый и в подушный оклад написан и подушные деньги плачу без доимки». Уж какой разговор вышел у него с чиновниками конторы, неизвестно, но проект его был принят и рассмотрен, а «снаряд» признан «к подъему больших тягостей удобным». Изобретателю выдали три рубля на постройку модели механизма. Он быстро ее изготовил. Затем в литейной яме вокруг колокола был сооружен уже настоящий подъемник из бревен, досок и прочных канатов.
Царь-колокол треснул во время пожара
Роковой пожар
Все было готово для подъема невиданного колокола, как вдруг в Москве начался пожар, самый опустошительный из всех, какие только случались в городе. Сгорели тысячи домов, погибли сотни москвичей. Огонь перекинулся на Кремль. Загорелись деревянные постройки и крыши каменных зданий, деревянная мостовая и, наконец, сооружение в литейной яме, подъемный «снаряд».
Колокол от сильного огня раскалился. Его пытались спасти, охлаждая водой, но это лишь ухудшило дело. Колокол треснул, и от него отвалился огромный – весом больше 10 тонн – кусок. Так и остался колокол-гигант на земле. Не суждено ему было огласить Москву чудесным звоном. До сих пор стоит он на территории Московского Кремля, удивляя всех своими размерами. Шамшуренков видел и пожар Москвы, и гибель своего подъемного «снаряда», и поврежденный колокол. Ему ничего не оставалось, кроме как вернуться в родную деревню.
А дома его ждала другая беда. Леонтий Лукьянович узнал, что местный купец Корякин притесняет крестьян, отбирая у них землю. Шамшуренков не выдержал и написал жалобу. Думал найти на купца управу, да где там! Купец остался на свободе, а крестьянина-жалобщика не только на-казали кнутом, но и посадили в острог. Но даже в тюрьме он продолжал размышлять над новыми изобретениями.
Немалых трудов стоило ему добиться разрешения иметь в остроге хотя бы самые простые инструменты, и начал он строить странные механизмы. Леонтий Лукьянович замыслил построить коляску, в которую не надо было бы запрягать лошадей.
«Курьезное художество»
В те времена еще не существовало двигателя, пригодного для такой коляски. И Шамшуренков решил использовать мускулы самих ездоков. Два человека должны были стоять сзади, на запятках коляски, и нажимать на педали. Удобное же место для пассажиров располагалось впереди.
Обдумав и проверив все, Леонтий Лукьянович подал начальству бумагу со своим проектом. Он писал: «Такую коляску я сделать могу на четырех колесах так, что она будет бегать без лошадей, только правима двумя человеками, стоящими на той же коляске, кроме сидящих в ней праздных людей. А бегать будет хоть на какое дальнее расстояние, и не только по ровному месту, но и в гору».
Он заверял, что его «самобеглая» коляска может быть готова «со всем совершенством» и пущена в ход всего через три месяца со дня начала постройки. За правдивость этих слов крестьянин-изобретатель был готов ручаться головой. Доказательством служила модель, которую он построил в тюрьме и на которой проверил и отработал конструкцию коляски. «Только оная (модель), – сетовал мастер, – за неимением к тому достаточных железных инструментов, в сущем совершенстве быть не могла, а ход небольшой».
Весть о «новом и весьма курьезном художестве» крестьянина-изобретателя докатилась до Петербурга. Оттуда пришло распоряжение: прислать Шамшуренкова в столицу, и пусть он сделает коляску.
Реконструкция «самобеглой» коляски
Рождение экипажа
И вот весной 1752 года Леонтий Лукьянович, которому тогда уже исполнилось 65 лет, в сопровождении солдата на подводе отправился в далекий путь. Он торопил своего конвоира, и до Петербурга им удалось добраться всего за две недели. В столице ему было отведено место на мастеровом дворе. Он попросил все необходимые инструменты, а также материалы: пять пудов сибирского железа, «самой доброй» английской стали, 20 фунтов толстой железной проволоки, лучшего рыбьего клея, сыромятной кожи, смазочного сала и достаточное количество гвоздей. Прикрепили к нему и помощников: «слесарных, кузнечных и прочих художеств мастеров». Уже в начале сентября, за обещанные три месяца, коляска была построена и стояла на мастеровом дворе.
Принимала работу специальная комиссия. «Самобеглая» коляска бодро катилась по ровной дороге. Легко преодолевала она и подъемы. Изобретателя удивительного экипажа наградили 50 рублями и отпустили домой. Сведений о том, что стало с коляской потом, кто на ней ездил, история, к сожалению, не сохранила. Не уцелела, конечно, и сама коляска.
«Метро» ХVIII века
Теперь Леонтий Лукьянович уже не мог жить без творческой работы. Новые замыслы теснились в его голове. А что если придумать сани, на которых можно будет ездить не только зимой, но и летом, причем тоже без лошадей? И он изобрел такие полусани-полуколяску.
Дальше задумался, как устроить путемер, который бы измерял и указывал пройденное расстояние. Разработал и такой прибор. Путемер мог отсчитывать до тысячи верст, причем каждая пройденная верста отмечалась звоном колокольчика.
Не забыл Шамшуренков и свою «самобеглую» коляску, размышляя, как сделать ее еще лучше. Об этом он писал в Петербург: «А хотя прежде сделанная мною коляска находится в действии, но токмо не так в скором ходу. И ежели позволено будет, то могу сделать той прежней уборнее (наряднее), ходу скорее и прочнее мастерством». Но в столице уже потеряли интерес к изобретению.
А замыслы талантливого изобретателя-самородка, до всего доходившего, как он писал, «своею догадкою», становились все смелее. Последние его проекты можно назвать просто грандиозными. Он планировал, например, провести канал от Волги до Москвы-реки, соединить их. Дальше – еще больше, смелее: предложил устроить «подземную колесную дорогу» – сегодня мы бы сказали: метро. Вот как далеко смотрел простой русский крестьянин!
Иван Иванович Ползунов (1728-1766)
«Облегчить труд по нас грядущим» — вот что поставил целью своей жизни солдатский сын Иван Иванович Ползунов, справедливо названный одним из немногих его друзей «мужем, делающим истинную честь своему отечеству». Великий и трудный путь пришлось ему пройти. Преждевременно, трагически оборвалась его жизнь. Не суждено ему было видеть действующей дивную огневую машину, созданную им для того, чтобы облегчить труд грядущим поколениям. Трагична и судьба его творения, уничтоженного врагами русской культуры.
Иван Иванович Ползунов родился в 1728 г. на Урале, на берегах Исети в Екатеринбурге, нынешнем Свердловске. Документы сообщают, что отец Ползунова, солдат второй Екатеринбургской роты, был родом из крестьян города Епанчина, или Туринска.
Где и как работал отец Ползунова точно неизвестно. Скорее всего он был одним из строивших на Исети заводы и укрепления для их обороны. Как рядовой солдат отец Ползунова получал нищенское жалованье. Легко представить себе, как жилось солдатскому сыну. И. И. Ползунову не дали возможности закончить даже начальную школу тех дней. Обучение в школе пришлось прервать, когда заводскому механику, Никите Бахареву, понадобились сметливые помощники — «механические ученики».
И. И. Ползунов успешно помогал Бахареву; за время с 1742 по 1748 г. механик дважды делал представление о прибавке жалованья расторопному и умному ученику. В этот период И. И. Ползунов имел много случаев для ознакомления с оборудованием и работой одного из лучших тогда заводов — Екатеринбургского. Пришлось ему побывать и поработать также и на других уральских заводах.
В 1748 г. И. И. Ползунов прибыл вместе с группой уральских горнозаводских специалистов на Колывано-Воскресенские заводы Алтая, где он и вырос в выдающегося горнозаводского специалиста. В первый год пребывания на Алтае он работал всего лишь писцом при плавильных печах. А в 1761 г. ему пришлось даже одно время исполнять обязанности руководителя Колыванского завода и всего прилегающего к нему округа.
Начальство постоянно заставляло его работать там, где было труднее всего, где дело не ладилось. Благодаря этому пришлось ему побывать на Барнаульском и Колыванском заводах, на Змеиногорском руднике, на Красноярской и Кабановской пристанях. И. И. Ползунову постоянно приходилось ездить в командировки, проводить сплав руды, расплачиваться с возчиками руды, ремонтировать или строить суда, производить ревизии. Поиски горнового камня сменялись работами по заготовке тёса и скалы для кровель. Земляные работы чередовались с руководством куренной операцией, то есть заготовкой дров и выжиганием из них угля для металлургических печей. Пришлось И. И. Ползунову даже отвозить транспорт золота и серебра в далёкий Петербург.
Везде и всегда И. И. Ползунов стремился изыскивать самые лучшие решения порученных ему дел, для чего многое изобретал. Ему принадлежит заслуга создания в Змеиногорске в 1754 г. одной из первых, если не первой в России деривационной гидросиловой установки, то есть установки, в которой вода, приводящая в движение колёса, подаётся по особому каналу на большое расстояние от плотины.
Немало пришлось ему встречаться с выдающимися людьми как на Алтае и на Урале, так и особенно при поездке в Петербург в 1758 г. Вполне вероятно, что тогда могла состояться встреча Ползунова с Ломоносовым.
В апреле 1763 г. Иван Иванович Ползунов подал начальнику Колывано-Воскресенских заводов Порошину предложение о постройке изобретённой им огнедействующей машины для заводских нужд. Проект машины был основан на достижениях науки и техники того времени. Особенно помогли ему труды Ломоносова, использованные для физического обоснования проекта машины. Не ограничиваясь теоретическим изучением, И. И. Ползунов провёл много опытов, исследовал воду и пар, взвешивал воздух, отлично разобрался в тепловых вопросах.
В то время на всех предприятиях господствовал ручной труд. Только в отдельных случаях для вспомогательных трудоёмких работ применялись громоздкие машины, основная часть деталей которых была из дерева и только некоторые из металла. То был век ручного труда и немногих нехитрых механизмов, буквально срубленных топором, подобно тому как «рубят избу». Основными строителями машин того времени были «плотинные» мастера и подчинённые им плотники. Они сооружали и устанавливали машины при помощи своих обычных инструментов, используя лишь ограниченное число металлических частей, поставляемых им кузнецами.
Наиболее распространёнными машинами были воздуходувные меха для металлургических печей и молоты для ковки металлов. Самым совершенным двигателем было водяное колесо, основным орудием при изготовлении которого опять-таки служил топор. Применение водяных колёс, без которых была невозможной работа заводских металлургических печей и молотов, привязывало заводы к определённым местам, очень часто невыгодным из-за удалённости от рудников и лесов, доставляющих руды и горючее. Воды в заводских прудах часто не хватало. Колёса останавливались, а вместе с ними останавливался и завод. Во времена же паводков масса воды сбрасывалась впустую, стремительное половодье разрушало плотины.
Модель паровой машины Ползунова
Царству ручных орудий и немудрёных машин Ползунов решил противопоставить небывалую машину. «Водяное руководство пресечь» — было призывом Ползунова. Создать огненную машину, способную «по воле нашей, что будет потребно, исправлять» — вот задача, поставленная им. «Я должен, — писал И. И. Ползунов, — все возможные труды и силы на то устремить, коим бы образом огонь слугою к машинам склонить».
По принципу действия огнедействующая машина И. И. Ползунова относилась к особому типу паровых машин — к так называемым пароатмосферным машинам. Устанавливая два цилиндра. Он обеспечил возможность удобного получения в такой машине непрерывно развиваемой полезной работы.
Так был изобретён первый тепловой двигатель для заводских нужд, который легко можно было приспособить для привода разнообразных машин. Этот двигатель можно было сооружать в любом месте и притом такой мощности, какая была необходима.
За 21 год до Уатта, признанного всеми изобретателем первого двигателя, русский теплотехник И. И. Ползунов в 1763 г. изобрёл «огнедействующую машину» как новый двигатель для всеобщего применения в производстве.
«Всенародная польза», стремление для процветания родины новую машину «в обычай ввести» — вот что побуждало замечательного патриота работать, не щадя своих сил.
Постройка машины была связана с огромными затруднениями. И. И. Ползунов настаивал на сооружении сначала небольшой, опытной теплосиловой установки. Он хотел обеспечить изучение и освоение новой техники, подготовку кадров для строительства крупных установок. Однако Ползунова заставили сразу приступить к постройке машины «большим корпусом». Выполнив проект такой машины в кратчайший срок, он вынужден был начать в Барнауле её постройку не только без грамотных помощников, но даже почти без участия квалифицированных рабочих. Он просил для работы девятнадцать квалифицированных рабочих и трёх учеников, а ему дали четырёх учеников и двух отставных мастеров. Даже необходимого инструмента для работы не было. Всё приходилось выполнять самому.
В марте 1764 г. И. И. Ползунов подал первые требования на людей и материалы. К 20 мая 1765 г. уже было готово сто десять частей машины, не считая парового котла. Отдельные части весили до ста семидесяти пудов. Каждая из этих частей, по словам строителя, «требовала для пропорционального сбора машинную на водяных колёсах, по обстоятельствам токарную работу». Для такой работы им были созданы особые станки. Вот почему И. И. Ползунов был пионером не только в области теплотехники, но и в машиностроении.
Сарай для паровой машины Ползунова
Ползунов в основном закончил всё строительство к декабрю 1765 г. Пробный пуск показал, что всё обстоит благополучно. Однако машину даже нельзя было испытать. По вине начальства не была построена воздуходувная установка, которую должна была приводить в действие машина. Это упущение оказалось роковым. И. И. Ползунов, надорвавшись от непосильного труда, заболел и умер раньше, чем начались испытания машины. 27 мая 1766 г. И. И. Ползунова не стало.
Через несколько дней начались испытания построенной машины. С ней обращались варварски, но она всё выдерживала и работала.
7 августа 1766 г. — дата пуска в эксплоатацию первой в истории паровой машины для заводских нужд.
К этому времени варварство в обращении с машиной дошло до крайности. Для уплотнения поршней задумали применить бересту. Можно представить себе, как выглядели извлечённые из цилиндров металлические поршни с висящими на них лохмотьями бересты!
10 ноября произошла течь котла, прогоревшего из-за недосмотра (обвалился в печи защитный свод). Котёл, кстати сказать, был сделан из тонких металлических листов, признанных ещё до пуска машины недостаточно прочными. Казалось бы, следовало исправить котёл или соорудить новый, а затем снова пустить машину. Этого не сделали, и машина была остановлена навсегда.
За короткий срок машина Ползунова полностью оправдала себя, вернула все издержки и даже принесла огромную прибыль. Однако после порчи котла она продолжала стоять в бездействии 12 лет.
В июле 1778 г. начальник Колывано-Воскресенских заводов немец Ирман обратился в Петербург с просьбой разрешить ему разломать теплосиловую установку Ползунова. То, что начал Ирман, завершил новый начальник заводов, немец Меллер, приехавший на смену Ирману.
Меллер привёз указ об уничтожении машины Ползунова и уничтожил творение, сооружённое в Барнауле замечательным русским теплотехником.
Всё дело И. И. Ползунова было предано забвению, да так основательно, что важнейшие документы, относящиеся к его творчеству, пролежали в пыли архивов никем не тронутыми до наших дней. Засилье немцев в Академии наук того времени сыграло свою отрицательную роль. Неслучайно поэтому, что в стране, где жил и действовал И. И. Ползунов, на конкурсе лучших сочинений по огнедействующим машинам в 1783 г. первая премия оказалась присуждённой Майярду из Вены, профессору фортификации австрийской инженерной академии.
Но страна не забыла величественного труда солдатского сына Ивана Ивановича Ползунова, создавшего первую в истории огнедействующую машину. Русский народ помнит своего гениального представителя, завоевавшего право стать первым у истоков современной техники.
Данилевский В. В., И. И. Ползунов. Труды и жизнь первого русского теплотехника, М.-Л., изд. АН СССР, 1940 г.
