Основные источники, повествующие о четвертом крестовом походе
и взятии Константинополя крестоносцами, — это французские записки
Жоффруа Виллардуэна, записки маршала Шампани, одного из руководителей похода, «История» знатного византийца Никиты Хониата, лично переживавшего осаду и штурм столицы латинянами, и наконец древнерусская повесть «О взятии Царьграда от фряг», написанная, по всей вероятности, тоже очевидцем и участником изображаемых им событий, где также дается описание штурма Констанинополя 12-13 апреля 1204 г. (отрывок дается в переводе):
«И с той поры начали осаду города. И пустились на хитрости, как и раньше: приготовили к штурму корабельные реи, а на других кораблях установили тараны и лестницы, а с третьих приготовились метать через городскую стену бочки со смолой. И зажгли лучины на бочках, и метали их на дома, и, как прежде, зажгли город. И пошли на приступ в девятый день апреля, в пятницу пятой недели поста, но ничего не сделали городу, и было убито около ста фрягов. И стояли здесь фряги три дня, и в понедельник Вербной неделя на восходе солнца приступили к стенам напротив Святого Спаса, называемого Вергетис, и против Испигаса и далее до самой Влахерны.
Подошли же на сорока больших кораблях, среди которых были и дромоны, а в них — люди на конях, и сами в доспехах, и кони их. Другие же корабли и галеи фряги поставили позади, опасаясь, что их подожгут, как в тот раз, когда пустили греки на них десять кораблей с огнем, установив паруса на попутный ветер, в ночь на Васильев день, но не смогли причинить вреда фряжским кораблям: Исаакович посоветовал грекам пустить корабли на фрягов, а сам предупредил тех об этом, поэтому и не сгорели фряжские корабли.
И вот как был взят Царьград великий: подогнало ветром корабль к городской стене, и были огромные лестницы на нем выше стен, а короткие — на уровне заборол, и стреляли фряги с высоких лестниц по грекам и варягам, оборонявшим городские стены, камнями, и стрелами, и сулицами, а с коротких перелезли на стену; и так овладели городом. Цесарь же Мурчуфл воодушевлял бояр и всех людей, надеясь дать отпор фрягам, но не послушали его: разбежались от него все. Тогда бежал цесарь от фрягов, но они настигли его на Конном рынке, и горько сетовал он на своих бояр и народ. И бежал цесарь из города, а с ним патриарх и все бояре.
И вступили фряги в город в двенадцатый день апреля, на праздник святого Василия Исповедника, в понедельник, и расположились на том месте, где недавно еще стоял греческий цесарь — у Святого Спаса,— и тут простояли всю ночь. А наутро, с восходом солнца, ворвались фряги в Святую Софию, и ободрали двери и разбили их, и амвон, весь окованный серебром, и двенадцать столпов серебряных и четыре кивотных; и тябло разрубили, и двенадцать крестов, находившихся над алтарем, а между ними — шишки, словно деревья, выше человеческого роста, и стену алтарную между столпами, и все это было серебряное. И ободрали дивный жертвенник, сорвали с него драгоценные камни и жемчуг, а сам неведомо куда дели. И похитили сорок сосудов больших, что стояли перед алтарем, и паникадила, и светильники серебряные, которых нам и не перечислить, и бесценные праздничные сосуды. И служебное Евангелие, и кресты честные, и иконы бесценные — все ободрали. И под трапезой нашли тайник, а в нем до сорока бочонков чистого золота, а на полатях, и в стенах, и в сосудохранильнице — не счесть сколько золота, и серебра, и драгоценных сосудов.
Это все рассказал я об одной лишь Святой Софии, но и Святую Богородицу, что на Влахерне, куда Святой Дух нисходил каждую пятницу, и ту всю разграбили. И другие церкви; и не может человек их перечислить, ибо нет им числа. Одигитрию же дивную, которая ходила по городу, святую Богородицу, спас Бог руками добрых людей, и цела она и ныне, на нее и надежды наши. А прочие церкви в городе и вне города к монастыри в городе и вне города все разграбили, и не можем ни перечислить их, ни рассказать о красоте их. Монахов, и монахинь, и попов обокрали, и некоторых из них поубивали, а оставшихся греков и варягов изгнали из города.
А вот имена полководцев их: первый — маркграф из Рима, из города Вероны, где жил когда-то язычник жестокий Теодорих. А второй — граф Фландрский. А третий — дож слепой с острова Марка, из Венеции. Этого дожа ослепил цесарь Мануил, ибо многие мудрые убеждали цесаря: если отпустишь этого дожа невредимым, то много зла принесет твоему царству. Цесарь же не захотел его убить, но повелел ослепить его стеклом, и были глаза его как бы невредимы, а перестал он видеть. Этот дож постоянно замышлял козни против города, и все слушали советов его, и ему принадлежали огромные корабли, с которых город был взят.
А стояли фряги у Царьграда с декабря по апрель, когда и был взят город. А в мае, девятого числа, поставили цесарем своего латинянина — графа Фландрского — решением своих епископов, и власть между собою поделили: цесарю — город, маркграфу — Суд, а дожу — десятина. Вот так и погибло царство богохранимого города Константинова и земля Греческая из-за распрей цесарей, и владеют землей той фряги.»
Если мы сравним описание боевых действий, изображенных в повести, с тем, что о них сообщают другие источники, то не сможем не отметить большой точности изображения. Так, автор повести с полной топографической достоверностью, как очевидец, рассказывает о расположении сухопутных сил крестоносцев под стенами столицы: „Приступишь къ граду, солнчю въсходящю, противу святому Спасу, зовемыи Вергетисъ, противу Испигасу, сташа же и до Лахерны». (Испигас — это, несомненно, название ворот в западной части стены Константинополя, откуда вела дорога в Пиги, пригород столицы, по названию ворот обозначался и район города).
С неменьшей топографической тщательностью, опять-таки с точки зрения очевидца, указываются границы кварталов, охваченных пожарам при первом штурме столицы: „и подрумье (ипподром) и до моря, a семо по Цесаревъ затворъ и до Суда погоре». Это крайний юго-восточный угол столицы между Пропонтидой и Золотым Рогом (Судом). Отсюда можно сделать предположение, где жил автор повести в Константинополе, когда он описывал события. Очевидно, он жил в части столицы, прилегающей к Золотому Рогу, причем к северу от Цесарева затвора — цепи, преграждавшей доступ в Золотой Рог неприятельским судам.
Чрезвычайно точным следует признать указание повести на такую подробность, как корабль крестоносцев, прибитый ветром к городской стене во время штурма Константинополя. Интересно указание на количество крестоносцев, убитых при отражении первого штурма, 9 апреля 1204 года: „Нъ фрягь избиша близъ 100 муж». Это позволяет критически отнестись к хвастливому заявлению Вилардуэна о том, якобы город с 400000 населением был взят крестоносцами с потерей лишь одного рыцаря.
Точным является свидетельство повести о том, что после удачного штурма 12 апреля крестоносцы, уже фактически овладев городом, не решились продвигаться в нем до следующего утра и провели ночь на месте, где была ранее ставка императора Мурцуфла, и лишь с восходом солнца вошли в св. Софию.
Заслуживает полного доверия подробный рассказ повести о применении крестоносцами разнообразных боевых средств. Детальное и точное их описание обличает в авторе повести лицо, хорошо знакомое с „техникой» военного дела и морского боя. Обращает на себя внимание также то, что в полную противоположность, например, Никите Хониату автор повести, упоминая лишь о разграблении крестоносцами церковных богатств, ничего не говорит об увозе или уничтожении ими художественных ценностей, унаследованных Византией еще от языческого Рима. Очевидно, автор повести счел неудобным перечислить эти ценности как предметы идолопоклонства и поэтому не упомянул о них.
Верно названы в повести дни первого и второго штурма столицы крестоносцами; точно указывается дата избрания ими нового императора Латинской империи — 9 мая.
Повесть о взятии Царьграда фрягами (XIII в.)
Мещерский Н.А. Древнерусская повесть о взятии Царьграда фрягами в 1204 году.
