7 фактов о развитии диалога между христианством и иудаизмом и публичных диспутах Средневековья
Полемика между христианством и иудаизмом впервые звучит в новозаветных текстах и талмудической литературе и далее занимает важное место в писаниях Отцов Церкви и средневековом богословии, присутствуя также в произведениях иных жанров, например в хрониках. Еврейские средневековые источники в меньшей степени увлечены этой темой и все же включают ряд сугубо полемических сочинений и несколько компиляций полемических цитат и аргументов и, опять же, полемические фрагменты в исторических трудах.
1. Диспуты на досуге и в воображении
До XIII века иудео-христианская полемика носила диалогический характер, была мирной, можно даже сказать, дружелюбной, инициировалась обычно христианами, но иногда и евреями. Это были приватные диспуты, беседы на ярмарке, на кухне или в бане, как на достаточно высоком, интеллектуальном, так и на обывательском уровне. Их целью, как кажется, иногда действительно был поиск религиозной истины.
Некоторые такие диспуты фиксировались письменно. Зародившийся еще в поздней Античности жанр диалога «против иудеев» получил развитие. Во-первых, записывались реальные диалоги «между иудеем и христианином» — например, между монархом и его приближенным евреем или просто между образованным христианином и образованным евреем. Во-вторых, христианские богословы создавали воображаемые диалоги, сочиняя аргументы обеим сторонам; разумеется, христианских было больше, и звучали они гораздо убедительнее. Иногда в таких диалогах спорили аллегорические фигуры, скажем, Экклесия (Церковь) и Синагога.
Чрезвычайно любопытный пример такого жанра — «Диалоги Петра Альфонси, христианина из иудеев», в которых крещеный еврей Петр Альфонси (Моше Сефарди) полемизирует со своим прошлым, дохристианским «я» — иудеем Моисеем. Самый же, вероятно, знаменитый вымышленный диалог — это «Диалог между Философом, Иудеем и Христианином» Пьера Абеляра, его последнее, предсмертное произведение. Диалог этот написан в жанре видения: автору в ночи привиделись «три мужа» и попросили разрешить их спор. Сочиненный Абеляром диспут — особенно на фоне дальнейшего ужесточения иудео-христианской полемики — удивительно толерантен. Автор, он же судья спора, сам будучи христианином, тем не менее заявляет, что спор — полезная вещь, только в споре рождается истина, и все учения — и языческая философия, и христианство, и иудаизм — в чем-то хороши: «Ни одно из них не может быть до такой степени ложным, чтобы не заключать в себе какой-нибудь истины и назидания».
2. Опасные диспуты Высокого Средневековья
В XIII веке иудео-христианская полемика радикально меняет свой формат, берется под контроль, институционализируется. Эта реформа была частью политики Католической церкви по монополизации знания, ограничению контактов паствы с опасными элементами и разнообразному преследованию инакомыслящих. Связано это было с повышенной тревожностью, ощущением угрозы, исходящей не столько от иудаизма, сколько от ереси. XIII век — время напряженной борьбы с южнофранцузскими еретиками, как силовым путем, так и путем религиозного сыска, инквизиции. Очевидно, церковь опасалась, что в ходе приватных, никак не контролируемых и никем не регламентируемых бесед с евреями паства будет лишний раз задумываться о доктринальных вопросах, о которых им рассуждать не следует, и дальше прямым путем попадать в объятия еретиков. Другая причина возникновения организованной и официальной иудео-христианской полемики — возникновение в начале века нищенствующих орденов — францисканцев и доминиканцев, чьей основной задачей была защита католической веры; им была вверена инквизиция, то есть преследование еретиков, они же занимались и диспутами — опровержением иноверцев и, как мы увидим дальше, наказанием их за презюмированную «хулу» на христианство.
Новая эпоха средневековой иудео-христианской полемики — эпоха публичных и заранее спланированных диспутов с назначенными участниками и прописанной программой, а то и предопределенным исходом. Споры о вере на площадях и в банях были запрещены, простым мирянам не полагалось вступать в спор с хитроумным евреем, чтобы не опростоволоситься и не подвергнуться его вредному влиянию; если же тот хулил христианскую веру, следовало не спорить с ним, а «втыкать ему меч в живот по самую рукоятку», как предписывает одна французская хроника. Впрочем, надо думать, на практике до этого доходило нечасто.
3. От Парижа до Барселоны
Самые крупные официальные диспуты — это Парижский диспут 1240 года и последовавший спустя 23 года Барселонский. Это были диспуты, инициированные крещеными евреями, которые делали карьеру в церковной иерархии и, вероятно, хорошим лифтом на этом пути сочли организацию диспутов с бывшими единоверцами. Эти же люди и выступали на диспутах с христианской стороны. Поражение еврейской стороны было предрешено, хотя, согласно еврейским отчетам, раввины вполне успешно парировали выпады в адрес иудаизма. На Парижском диспуте постановили, что Талмуд содержит хулу на Иисуса Христа и Деву Марию, и впоследствии производили массовое сожжение Талмудов во Франции, пока еврейские петиции не возымели результата. Тогда сожжение приостановили, а Талмуды отправили на цензурирование образованным францисканцам. Барселонский диспут, согласно еврейскому отчету Нахманида, закончился de facto его победой («я не видел никого, кто был бы неправ, но так блестяще доказывал свое мнение», будто бы сказал король), а согласно латинскому отчету, «еврейский магистр» не знал, что отвечать, и от позора бежал и спрятался. Так или иначе, за ним последовали доминиканские проповеди в синагогах по субботам и заметные крещения в еврейской общине Барселоны.
4. Из диалога в суд
В еврейской историографии иудео-христианскую полемику традиционно рассматривают как один из аспектов давления христианского большинства на еврейское меньшинство. Давление могло быть реализовано через законодательство, которое создавало правовую базу для сегрегации, дискриминации и финансовой эксплуатации, или, например, через физическое насилие (погромы); сюда же относят и позднюю полемику, превратившейся из мирной в довольно милитаристскую. Иначе говоря, спор почти равноправных участников, не имевший никаких реальных последствий, стал почти расправой одной стороны, доминантной, над другой, подчиненной; диалог между христианством и иудаизмом превратился в суд христианства над иудаизмом.
5. О сотрудничестве интеллектуалов
Однако не следует думать, что иудео-христианские отношения в Средние века сводились к ужесточающейся полемике. Например, между христианскими и еврейскими интеллектуалами происходило и сотрудничество, достаточно плодотворное для христиан. Христианские экзегеты, стремившиеся постичь буквальный смысл Писания, содержащийся в древнееврейском тексте, так называемую hebraica veritas, консультировались у еврейских ученых. Это явление характерно прежде всего для Возрождения XII века, для Сен-Викторской экзегетической школы. Лидеры этой школы консультировались с евреями, следы этих консультаций остались в их комментариях, о том же свидетельствует и критика в их адрес — Андрея Сен-Викторского даже обвиняли в «иудействовании».
6. Иудео-христианское пограничье
Особенно интересно лиминальное пространство между религиями, в котором находились, например, крещеные евреи, за чистотой новой веры которых поначалу никто особенно не следил. Многочисленная группа крещеных евреев (маранов) появляется в Испании в конце XIV — начале XV века после серий погромов. Инквизиция в Испании была введена в конце XV века. То есть на протяжении нескольких десятилетий эти люди, формально будучи христианами, могли при желании почти безнаказанно оставаться тайными евреями. Видимо, их иудаизм деградировал с течением времени, но, по крайней мере, поначалу это, вероятно, так и было.
Бывали и другие, индвидуальные случаи прозелитизма/апостатства в обоих направлениях. Обычно считается, что только евреи в ситуации прямой угрозы жизни или под давлением тяжких обстоятельств принимали христианство, более или менее вынуждено. На самом деле это происходило не всегда вынуждено — иногда вполне добровольно и необязательно из каких-то корыстных побуждений, иногда по мотивам достаточно высоким. Но самое интересное, что были «отпадения от веры» и в обратную сторону — были христиане, которые переходили в иудаизм.
Один из самых ярких, даже, можно сказать, скандальных примеров — история Бодо, или Бодона, дьякона при дворе императора Людовика Благочестивого, сына Карла Великого. Молодой придворный клирик знатного происхождения, протеже императрицы, на пороге блестящей карьеры он вдруг отпрашивается у императорской четы в паломничество в Рим. Непонятно, заехав ли в Рим и оставив там дары, которые император отправил с ним папе римскому, или манкировав официальной целью своей поездки, он вдруг оказывается в Сарагосе, в мусульманской Испании, где переходит в иудаизм, женится на еврейке и чуть позже вступает в диспут с местным мосарабом, христианином, жившим под властью мавров, неким Пабло Альваро. Фрагменты этой полемики дошли до нас. Из них мы можем попытаться узнать мотивы поступка Бодо и понять, насколько в IX веке было позорно, невыгодно, опасно (список можно продолжить) быть евреем, насколько его поступок был непрактичным. Сам Бодо утверждает, что гнался не за выгодой, естественно, и даже не за плотскими утехами семейной жизни, как инсинуировал его оппонент, а лишь за истиной: углубившись в ветхозаветные штудии, процветавшие среди аахенских интеллектуалов, он понял, что иудаизм подлиннее христианства. По-видимому, случай Бодо был редким, но неуникальным. В христианских анналах того времени встречаются анонимные отсылки: «Вот некоторые отпали от христианства».
7. Прозелитизм под вопросом
Во второй половине XIII веке, вслед за изменением формата полемики зазвучала истерия католического духовенства, обеспокоенного отпадением паствы в иудаизм. Этой проблеме посвящена не раз переиздававшаяся булла «Со смятенным сердцем», а также папские послания в Англию, где, согласно сведениям апостольского престола, евреи совсем распустились, миссионерствуют и привлекают в свою веру христиан. Сложно сказать, идет ли речь только о выкрестах или также о «старохристианах». Сложно оценить масштабы этого явления — была ли тревога Рима оправдана или это была воображаемая угроза? И наконец, действительно ли евреи, в общем-то не склонные к миссионерству среди других народов, этому активно способствовали? Тема недостаточно изучена, ибо еврейская историография традиционно занимала позицию «тише воды, ниже травы» и никаких противозаконных инициатив за евреями не признавала. Но сейчас, в свете радикального отказа ряда современных исследователей от виктимного подхода, стремления вписать в еврейскую средневековую историю некоторую субъектность — активную роль не только, скажем, в комментировании Торы, но и в отношениях с христианами, предполагаемый иудейский прозелитизм приобретает особую привлекательность. Столь тревожившая пап миссионерская деятельность английских евреев, если она имела место в реальности, — это прекрасный пример активной позиции.
