Русский каганат IX века

В настоящей статье на основании исторических источников и данных археологии исследуются события, имевшие место в южной части Восточной Европы в IX в. — до 882 г., когда, как сообщает Повесть временных лет, Олег из Новгорода, собрав войско, направился в Среднее Поднепровье, овладел Киевом «и беша у него варязи и словени и прочи прозвашася русью»[1].

В VIII-IX вв. ведущее место в истории южных земель Восточной Европы принадлежало Хазарскому каганату [2]. Это было довольно мощное государственное образование, сумевшее длительное время сдерживать натиск Арабского халифата на юге и подчинившее ряд воинственных кочевых племен, населявших степи Юго-Восточной Европы. Хазария занимала обширную территорию, включавшую на юге Восточное Приазовье, Кубань и предгорья Кавказа вплоть до Каспийского моря, на севере — среднее течение Дона и весь бассейн Северского Донца, на западе — Северное Приазовье и часть Крыма.

Население Хазарского государства было полиэтничным, в его составе были хазары, аланы, болгары, угры, славяне, а также мелкие племенные группы. Арабские авторы сообщают о десятке городов-крепостей Хазарии, имевших мощные каменные фортификационные сооружения. Они сосредоточивались в основном на юго-востоке страны, куда через Дербентские «ворота» в первую очередь могли проникнуть войска главного противника Хазарии — Арабского халифата. В VIII в. на очерченной территории Хазарской державы получила распространение салтово-маяцкая культура (см. рис. 1)[3].

Как показал М.И. Артамонов, это была культура всего населения Хазарского государства, хотя по деталям погребальной обрядности, керамическому материалу и особенностям домостроительства выявляются места проживания различных племенных групп, входивших в состав Хазарии.

В 20-30-х гг. IX в. у Хазарского государства появился новый мощный соперник. В начале 30-х гг. правители Хазарии уже не могли сдерживать натиск некоего воинственного соседа и были вынуждены направить послов в Византию с просьбой о помощи в крепостном строительстве. Византийский император Феофил (829-842 гг.) благожелательно отнесся к этой просьбе. Константин Багрянородный сообщает, что в Хазарию направилась миссия во главе с Петроной Каматиром.[4]

Очевидно, в Константинополе придавали этой миссии большое значение: Каматиры принадлежали к знатным фамилиям, а Петрона приходился братом Феодоре — жене императора. Византийская экспедиция в Хазарию состояла из двух частей. На царских судах, вышедших из Константинополя, по-видимому, находились сам Петрона, сопровождавшие его и охрана. Кроме того, по распоряжению императора в экспедиции в Хазарию участвовала группа людей из Пафлагонии — византийской фемы, расположенной на южном побережье Черного моря.

Пафлагонцы прибыли в Херсон отдельной флотилией. Скорее всего, они составляли основную часть военных инженеров и строителей, которым предстояло заниматься в Хазарии фортификационной деятельностью. Сам Петрона, как и его сестра- императрица, происходили из Пафлагонии; именно этим, нужно полагать, объясняется использование для выполнения военно-инженерных работ в Хазарии мастеров из этой фемы. При дворе Феофила было немало выходцев из восточных провинций Византийской империи, которые имели большой вес в Константинополе.

Далее Константин Багрянородный рассказывает о постройке экспедицией Петроны Саркела — мощной крепости на левом берегу Дона (в устье р. Цимла). Она имела в плане форму четырехугольника размером 193,5×133,5 м, кирпичные стены толщиной 3,75 м и башни по углам и вдоль стен [5]. Константин Багрянородный не называет точной даты возведения крепостных сооружений Саркела. Но о строительстве Саркела сообщают еще «Продолжатель Феофана» и Георгий Кедрин (исследователи полагают, что все эти сообщения восходят к единому несохранившемуся источнику IX в.). Кедрин датирует экспедицию Петроны и постройку Саркела 834 годом, «Продолжатель Феофана» помещает это событие перед известием о начале военных действий императора Феофила против арабов в 837 г.[6]

О том, что строители крепости Саркел вышли, скорее всего, из малоазийских провинций Византии, свидетельствуют и результаты археологического изучения этого памятника. Формат кирпича, технология кладки, как и исключительно геометрический план крепости, — отмечал П.А. Раппопорт, — не обнаруживают большого сходства с собственно византийской строительной традицией. Крепостные сооружения Саркела имеют особенности, сближающие их с раннесредневековой строительной техникой Кавказского региона, в частности Албании, при наличии отдельных элементов, сопоставимых с иранским строительством[7]. Такое сочетание строительных приемов свойственно было восточным провинциям Византийской империи.

По возвращении в Константинополь Петрона Каматир заявил Феофилу: «Если ты хочешь всецело и самовластно повелевать крепостью Херсоном и местностями в нем и не упускать их из своих рук, избери собственного стратига и не доверяй их протевонам и архонтам»[8] . Как известно, до 30-х гг. IX в. Крымская Готия находилась в подчинении Хазарии. Херсон с округой пользовался самоуправлением и возглавлялся местным должностным лицом — протевоном. Очевидно, в связи с военно-фортификационной помощью, оказанной Византией, Хазария вынуждена была уступить империи Крым, который превратился в новую византийскую фему. Первым стратигом ее стал Петрона Каматир, которого император Феофил направил в Херсон, «повелев тогдашнему протевону и всем [прочим] повиноваться ему. С той поры до сего дня стало правилом избирать для Херсона стратигов из здешних»[9] .

Постройка Саркела была, по-видимому, не единственной задачей византийской миссии Петроны. Исследователи не раз обращали внимание на то, что строительство одной крепости было действием, отнюдь не равноценным уступке Херсона с округой Византийской империи. Археологические изыскания показывают, что византийское военно-фортификационное строительство в Хазарии в 30-х гг. IX в. не ограничилось возведением Саркелской крепости. Византийские строители еще произвели весьма обширные работы по укреплению северозападных рубежей Хазарского каганата — в том регионе, где территория салтово-маяцкой культуры вплотную соприкасалась с ареалом волынцевской культуры.

До 30-х гг. IX в. на северо-западном пограничье Хазарии использовались старые укрепления — городища, возникшие еще в скифское время. Они были устроены на труднодоступных мысах коренных берегов рек и воспринимались средневековым населением как естественно защищенные участки местности, способные обеспечить безопасность жителей близлежащих селений. Планировка этих городищ зависела исключительно от природных факторов. Хазары лишь усилили дерево- земляные укрепления некоторых из них. В 830-840-х гг. на северо-западной границе Хазарского государства, по берегам р. Тихая Сосна (правый приток Дона) и в верховьях Северского Донца были воздвигнуты крепости совершенно иного типа. Они имели отчетливую геометрическую планировку, а по периметру — стены, сложенные из обработанного камня или кирпича. Природные факторы в их обороне играли второстепенную роль, естественную защиту имела лишь одна, выходившая к реке сторона крепости. Таких крепостей на салтово-волынцевском пограничье было выстроено семь — городища Алексеевское, Верхнеольшанское, Верхнесалтовское, Колтуновское, Красное, Маяцкое и Мухоудеровское. К этому же типу укреплений принадлежит и Саркел.

Г.Е. Афанасьев, обстоятельно исследовавший укрепленные поселения Донского региона салтово-маяцкой культуры, показал, что названные крепости не имеют генетической связи с местным фортификационным строительством. Их планировка и использованные строительные приемы, несомненно, восходят к традициям византийской крепостной архитектуры. Исследователь, выявляя различия между каменными крепостями Донского региона и синхронными хазарскими фортификациями Дагестана, Прикубанья и Крыма, приходит к заключению, что возведение крепостей на северо-западных рубежах Хазарии не связано с ними и могло быть осуществлено только при участии мастеров из Византийской империи, имевших опыт в строительстве фортификационных сооружений такого характера (к сожалению, автор не уточняет, выходцами из какого региона империи были эти мастера). Аналогичные крепостные постройки, выполненные в технике панцирной кладки — из отесанных каменных блоков с забутовкой из рваного камня и щебня, как отмечает Г.Е. Афанасьев, имеются среди памятников Первого Болгарского царства. Но и там техника фортификационного строительства, согласно данным болгарских исследователей, связана с византийской традицией[10] .

Одновременно со строительством новых крепостей на северо-западных рубежах Хазарского государства существенно реконструируются некоторые старые укрепленные пункты. Один из них — Дмитриевское городище — исследован С. А. Плетневой. Материалы раскопок позволили утверждать, что в 830-840-х гг. в этом поселении, занимавшем площадь 20 м х 40-100 м, по периметру были сооружены мощные «двухпанцирные» стены из белого камня. Исследователь отмечает, что традиции возведения каменных фортификаций в лесостепном Подонье не существовало. В строительстве крепости на Дмитриевском городище, несомненно, участвовали пришлые мастера: в руинах каменной стены при раскопках был обнаружен глиняный сосуд, не свойственный лесостепному региону салтово-маяцкой культуры[11] .

Возведение каменных крепостных стен, подобных укреплениям Дмитриевского городища, зафиксировано археологами еще в четырех пограничных хазарских поселениях того же региона: Кабаново, Коробовы Хутора, Мохнач, Сухая Гомолыша[12] . Местоположение каменных крепостей Хазарии, выстроенных в византийской фортификационной традиции, свидетельствует, что все они предназначались для охраны северо-западных рубежей Хазарского каганата. Западнее и севернее этого государства простирались земли одного из крупных диалектно-племенных образований раннесредневековых славян, которое археологически представлено волынцевской культурой (см. рис. 1). Очевидно, что эта большая группировка славян и стала в 30-х гг. IX в. угрозой для Хазарского каганата. Другого крупного соперника в Восточной Европе у Хазарии в это время просто не было.

Скандинавы-варяги в первой половине IX в. никак не могли представлять угрозу Хазарскому государству. Их культурные следы фиксируются только в низовьях Волхова. В Ладоге выходцы из Скандинавии появились около 750 г. До 860-х гг. она была небольшим поселением, в котором проживали также славяне и местные приладожские финны. Судя по вещевым и керамическим находкам, Ладога являлась в это время не военным, а торговым или торгово-ремесленным селением[13] .

Две находки скандинавского происхождения, датируемые VIII — первой половиной IX в., обнаружены еще в Сарском городище близ Ростова Ярославского — в предполагаемом центре летописной мери[14] . Связаны ли эти находки с первым проникновением скандинавов в земли Волго-Окского междуречья или же они являются результатом торговых контактов, сказать трудно. Основание всех других поселений и могильников, в которых археология фиксирует присутствие скандинавских культурных или этнических элементов (Новгородское городище, именуемое обычно Рюриковым; Гнездовский археологический комплекс и курганы в Новоселках близ Смоленска; курганные могильники и поселения в округе Ярославля; курганы Юго-Восточного Приладожья; Шестовицкий и Черниговский курганные могильники) относятся к более позднему времени — второй половине IX в. или к рубежу IX и X вв.[15] Волжский и Днепровский водные пути, как свидетельствуют данные археологии и, в частности, карты находок кладов куфических (арабских) монет[16] , в IX в. еще не функционировали.

Итак, если прежде Хазарский каганат имел мощные города-крепости преимущественно на юго-востоке, там, где его потенциальным противником был Арабский халифат, то в 30-х гг. IX в. Хазария вынуждена была создать ценою территориальных уступок с помощью византийских военных инженеров и строителей на северо-западных рубежах достаточно сильную для своего времени систему обороны, способную сдерживать натиск крепнущего соседа — носителей волынцевской культуры. Ареал этой культуры распространялся на все Днепровское левобережье. В регионе Киева волынцевские памятники известны и в правобережье (между нижними течениями рек Роси и Тетерева). На северо-востоке племена волынцевской культуры постепенно расселялись также в бассейне Среднего Дона и на Верхней Оке. Корни волынцевской культуры обнаруживаются в Среднем Поволжье, где в IV-VII вв. существовала именьковская культура, формирование которой было обусловлено миграцией большой группы населения из Черняховского ареала в связи с гуннским нашествием. В конце VII в. в результате расселения в Среднем Поволжье кочевых орд болгар основная масса славян именьковской культуры вынуждена была оставить эти земли и возвратиться в Поднепровье, где и сложилась волынцевская культура[17] .

Именьковская группировка раннесредневекового славянства в течение трех столетий проживала в Среднем Поволжье в изоляции от остального славянского мира. Это не могло не привести к выработке некоторых языковых особенностей диалектного характера. В этом отношении представляют интерес топонимические изыскания О.Н. Трубачева. В левобережной части Днепра и в бассейне Верхнего и Среднего Дона, включая речную систему верховьев Северского Донца (т.е. в ареале волынцевской культуры и в ближайших соседних землях, колонизованных ее носителями или прямыми их потомками), этим исследователем выявлена и описана архаическая (реликтовая) группа славянских гидронимов. Это преимущественно «гидрографические термины, характеризующие особенности воды, ее течения» с элементами специфической семантики, с реконструируемым праславянским причастием от несохранившегося в славянских языках глагола. «По всем признакам это древнейший разряд гидронимов», — подчеркивает О.Н. Трубачев. Произведенное им сравнение гидронимов левобережно-днепровского и донецко-донского ареала с другими праславянскими группами гидронимов демонстрирует обособленность (диалектность) первых[18] .

Имеются и другие языковые данные, свидетельствующие о диалектном своеобразии славянского населения ареала волынцевской культуры. В лингвистической литературе высказаны суждения о топооснове «колодезь» как ареально-диалектном показателе одной из групп восточного славянства[19] . Картографирование гидронимов «колодезь» выявляет их вполне определенную связь с территорией расселения славян, представленных волынцевской культурой. Сведения, содержащиеся в «Описании городов и областей к северу от Дуная» — историческом источнике, условно называемом «Баварским географом», позволяют определить этноним племенного образования, представленного волынцевской культурой. Рукопись «Баварского географа» синхронна рассматриваемым событиям: по палеографическим особенностям исследователи относят этот документ к первой половине IX в. (Р. Новы и Э. Херрманн), по историческим реалиям, связанным с описаниями племен Моравского Подунавья, — ко времени около 817 г. (Л. Гавлик), в связи с характеристикой ободритов — к 840-м гг. (В. Фритце) или к периоду «вскоре после 795 г.» (Л. Дралле). А.В. Назаренко, недавно прокомментировавший этот источник, склонен датировать дошедшую до нас рукопись второй половиной IX в., замечая при этом, что определить, является она оригиналом или копией более раннего документа, невозможно[20] .

Из информации «Баварского географа» следует, что где-то рядом с хазарами (Caziri) проживали русы (Ruzzi). Их соседями, по-видимому, были Forsderen liudi (как полагают некоторые исследователи, в источнике неточно передано древневерхненемецкое Foristari liudy, т.е. «лесные жители» — от forist — «лес»), которых можно отождествить с древлянами («зане седоша в лесех», т.е. тоже «лесные жители»), и Fresiti (согласно предположению Й. Херрманна, этноним соответствовал древневерхненемецкому Freisassen, т.е. «свободные жители»)[21] .

Может быть, это поляне, проживавшие в незалесенной (свободной от лесов) местности. К восточноевропейскому ареалу относятся также бужане (Busane), волыняне (Velunzane), уличи (Unlizi), угры (Ungare) и, возможно, тиверцы (Aturezane). Все эти этнонимы достаточно надежно локализуются на археологической карте юга Восточной Европы IX в. (см. рис. 1). Русам остается ареал волынцевской культуры — между Хазарией и территорией древлян. Ряд племен, названных в «Баварском географе», локализовать не удается. Вероятно, это обусловлено тем, что речь шла о небольших племенах, входивших в крупные племенные образования (которые и упоминаются в русских летописях), подобно тому, как в составе ободритов находились вагры, варны, травяне, линяне, полабы, древане, а велеты включали племена редарей, укрян, речан, черезпенян и толленцев. Ruzzi «Баварского географа» — одно из ранних упоминаний этноса русь в европейских исторических документах.

А.В. Назаренко подчеркивает, что появление этого этнонима в «Баварском географе» свидетельствует о проникновении славянского *rusь в древневерхненемецкие диалекты не позднее IX в.[22] Другие данные позволили этому исследователю утверждать, что этнос русь был в IX в. достаточно известен в Восточной Баварии, которую в это время связывал с югом Восточной Европы торговый путь, проходивший вдоль правого берега Дуная, Верецкий перевал и область восточнославянских хорватов[23] .

О том, что русы первой половины и середины IX в. действительно являлись славянами, свидетельствуют арабские авторы-современники. Абдаллах Ибн Хордадбех в сочинении «Книга путей и стран», написанном около 847 г., говорит: «Что касается до русских купцов — а они вид славян — то они вывозят бобровый мех и мех черной лисицы и мечи из самых отдаленных [частей] страны славян к Румскому морю, а с них [купцов] десятину взимает царь Рума [Византии] и, если они хотят, то отправляются по реке славян и проезжают проливом столицы хазар, и десятину с них взимает их [хазар] правитель»[24] . Передавая аналогичную информацию, восходящую, как полагают, к единому источнику, Ибн ал-Факих (830- 850-е гг.) там, где Ибн Хордадбех говорит о русах, прямо пишет о славянах[25] . Вполне очевидно, что восточные авторы IX в. русами считали какую-то часть славянского населения Восточной Европы[26] .

В сочинении Ибн Русте, написанном в начале X в., но восходящем к середине IX в. (к Ибн Хордадбеху и ал-Джайхани), сообщается, что у русов «есть царь, называемый хакан русов»[27] . А.П. Новосельцев отмечает, что о таком же титуле правителя русов говорит и автор «Маджмал аттаварих» («и падшаха русов зовут хакан русов»)[28] . Помимо арабских авторов, о существовании в IX в. Русского каганата, независимого от хазар, сообщает и западноевропейский источник IX в. — Бертинские анналы.

Из-за скудности исторических данных мнения исследователей о местоположении этого раннегосударственного образования значительно разошлись. Одни полагали, что Русский каганат IX в. находился в Новгородской земле, а его создателями были русы-варяги (А.А. Васильев, А.А. Шахматов, Дж. Бери и др.). П.П. Смирнов и О. Прицак помещали это раннегосударственное образование на Верхней Волге, Г.В. Вернадский — в Приазовье (при этом также считая его основателями русов — выходцев из Скандинавии). Согласно А.П. Новосельцеву, Русский каганат возник где-то в северной части восточнославянского ареала, где властвовали варяги, затем сфера его влияния распространилась на юг до Среднего Поднепровья[29] .

Довольно большая группа ученых связывала Русский каганат со Средним Поднепровьем, считая его славянским военно-политическим образованием[30] . Б.А. Рыбаков попытался аргументировать среднеднепровскую локализацию племени русь, ставшего основателем Русского каганата на среднем Днепре, распространением находок так называемых антских вещевых кладов VI-VII вв.[31]

Участие Византии в строительстве на северо-западных рубежах Хазарского государства системы каменных крепостей, которые могли быть использованы и для наступления на славянские земли, побудило кагана русов отправить в Византию в 838 г. посольскую миссию. Согласно «Бертинским анналам», весной 839 г. из Византии в Ингельгейм к франкскому императору Людовику Благочестивому прибыло посольство (принято императором 18 мая), в составе которого находились лица, утверждавшие, что их народ называется рос[32] , а послал их к византийскому императору в Константинополь правитель росов — хакан — с целью установления дружбы[33] . В Византии, воевавшей в то время с арабами, очевидно, не пожелали портить установленные Петроной Каматиром добрососедские отношения с Хазарией и прохладно отнеслись к миссии Русского каганата. Послам пришлось вернуться ни с чем[34] .

Такие действия Византии были расценены в Русском каганате как недружественные. В ответ русы совершают военный набег на византийский город Амастриду, расположенный на южном побережье Черного моря. Этот пункт был избран не случайно. Амастрида являлась административным центром фемы Пафлагония, а среди строителей Саркела и крепостей на хазарско-славянском пограничье большую часть составляли мастера именно из этой фемы. О нападении «варваров росов — народа, как все знают, дикого и жестокого», на Амастриду рассказывает «Житие Георгия Амастридского», которое, согласно изысканиям В.Г. Васильевского и И. Шевченко, было написано до 842 г.[35]

Время разорения русами центра Пафлагонии в связи с этим определяется исследователями около 840 г., т.е. сразу же после безрезультатной миссии русов в Константинополь. Следующее нападение было совершено русами уже на византийскую столицу. В 859 г. византийские войска в борьбе с Арабским халифатом потерпели сокрушительное поражение. Едва избежав пленения, император Михаил III спешно провел подготовку к новой кампании и в начале июня 860 г. опять повел войска в поход против арабов. Этим воспользовались русы, появившиеся 18 июня 860 г. у стен Константинополя. Если бы они стали сразу штурмовать город, то, по-видимому, взяли бы его. Однако русы стали грабить окрестные монастыри и дворцы. Вскоре разразился шторм, нанесший им большой урон, они отступили, а византийский флот, высланный императором, довершил их поражение[36] . Патриарх Фотий упоминает русов в двух проповедях, связанных с их нападением на Константинополь[37] . В Послании восточным патриархам 867 г.

Фотий так характеризует русов: «Народ (…), ставший у многих предметом частых толков, превосходящий всех жестокостью и склонностью к убийствам, так называемый народ рос»[38] . Есть основания полагать, что каганат русов в середине IX в. был известным и достаточно оформленным раннегосударственным образованием. В 840-850-х гг. Арабский халифат усилил репрессии в Закавказье. После гибели в 851/852 г. арабского наместника в борьбе с армянами халиф повелел собрать большое войско во главе с Бугой Старшим. Тот сначала учинил резню среди армян, а затем захватил Тбилиси, убил эмира, разорив окрестности города и горцев Грузии, разбил абхазского царя Феодосия и обрушился на ценар (санарийцев) — жителей земель, прилегающих к Дарьяльскому ущелью. Последние упорно защищались и, как явствует из сочинения «Книга стран», написанного в 853-854 гг. арабским историком и географом ал-Йа’куби, обратились за помощью к трем известным властителям, которые были в состоянии оказать им военную поддержку против халифа: «сахиб ар-Рум» (т.е. к императору Византии), «сахиб ар-Хазар (государю хазар) и «сахиб ас-Сакалиба» (владыке славян)[39] . Владыкой славян мог быть только каган русов: в землях славян Восточноевропейского региона другого политического образования в это время не было.

Титул кагана, несомненно, был заимствован русами у хазар. Его принятие свидетельствует, прежде всего, о полной независимости русов в 30-60-х гг. IX в. от Хазарского государства и вместе с тем, возможно, о подчинении их в более раннее время Хазарией. Как отмечал А.П. Новосельцев, титул кагана у кочевых народов и в государственных образованиях с оседло-кочевым населением, каким была Хазарская держава, означал правителя высокого ранга, подобного европейскому императору. Титул кагана был затем унаследован великими князьями Киевской Руси. В «Слове о законе и благодати», написанном в 30-40-х гг. XI в. священником церкви в Берестове Илларионом, киевский князь Владимир Святославич, креститель Руси, назван «великим каганом нашей земли». Этим титулом именовались еще Ярослав Мудрый и его сыновья[40] .

Время принятия главой русов титула кагана определить затруднительно. Г.В. Вернадский полагает, что это событие следует относить примерно к 825 г., когда Хазарское государство испытывало затруднения в связи с активизацией арабов[41] .

Некоторое представление о роли Русского каганата в восточноевропейской истории IX в. дают нумизматические материалы[42] . Так, оказывается, что абсолютное большинство кладов куфических монет в Восточной Европе на протяжении всего IX в. встречено не на территории Хазарского государства, а в землях Русского каганата, как они обрисовываются по археологическим данным (рис. 2). В начале XX в. австрийский нумизмат К. Цамбауэр связывал встречающиеся в Восточной Европе находки подражаний арабским монетам дирхемам с будто бы имевшей место чеканкой монет в Хазарском каганате. Эту же мысль развивал А.А. Быков, утверждавший, что в Хазарии VIII-IX вв. чеканилась собственная монета по образцу дирхемов; чеканка велась не постоянно, а по мере надобности[43] . А.П. Новосельцев считал, что вопрос о хазарской монете остается пока открытым[44] .

Картографирование находок подражаний куфическим монетам отчетливо свидетельствует, что территориально они никак не связаны с Хазарией; основная масса их обнаружена в землях Русского каганата, а также в областях бассейна Оки, колонизованных племенами волынцевской культуры и их потомками. Из этого следует, что если в IX в. в южных землях Восточно-Европейской равнины и велась чеканка монет по образцу дирхемов, то ее нужно связывать не с Хазарским, а с Русским каганатом. Как известно, в кладах дирхемов первой трети IX в. преобладают монеты, чеканенные в африканских центрах Арабского халифата, поступавшие в Восточную Европу через Кавказ караванными путями. Волжский и Днепровский водные пути в то время, как уже отмечалось, еще не функционировали. В.Л. Янин показал, что африканские дирхемы чеканились по норме около 2,73 г и русская денежно-весовая система складывалась на основе этих монет: в гривне IX-Х вв., имевшей вес 68,22 г, содержится 25 дирхемов африканской чеканки (эта гривна в то же время была равна 25 кунам).

Поскольку позднее в Восточной Европе широкое хождение получили дирхемы азиатской чеканки, которые весили уже около 2,85 г, исследователь пришел к выводу, что становление русской денежно-весовой системы восходит к IX в.[45] . Если это так, то начало ее становления следует относить ко времени Русского каганата. К тому же именно на территории каганата сосредоточена основная масса находок дирхемов африканской чеканки. Завершая обзор монетных находок на территории Русского каганата, нельзя не отметить, что все восточноевропейские находки византийских монет IX в. локализуются в землях этого политического образования. Это монеты императора Михаила III (842-867 гг.), с начала царствования которого Русская земля стала известна в Византии: «… наченшю Михаилу царствовати, нача ся прозывати Руска земля», — сообщает Повесть временных лет[46] .

Определить, где была столица Русского каганата, пока не представляется возможным. Не исключено, что таковой в этом рождающемся государстве еще не сформировалось, подобно тому, как не было, например, столицы во Франкском государстве или в Восточнофранкском королевстве: резиденции властителей были разбросаны по всей территории этих государств. Вместе с тем, допустимо предположение, что стольным градом рассматриваемого государственного образования славян был Киев. Этот город рос из агломерации поселений. Древнейшее городище, устроенное на Старокиевской горе, имеет культурные отложения VIII-IX вв.; находки этого времени обнаружены также на горах Детинке, Киселевке, Щековице и на Подоле[47] . В IX в. Киев был уже сравнительно крупным для своего времени торгово- ремесленным центром. Согласно летописи, Олег, задумав овладеть Киевом, выдал себя за купца и с помощью этой уловки захватил город. Очевидно, в последних десятилетиях IX в. приезд в Киев иноземных торговцев был ординарным явлением. Уже упоминалось о возможном функционировании в IX в. торгового пути из Поднепровья в Баварию. Киеву здесь должна была принадлежать важная роль. А.В. Флоровский допускал возможность существования торговых связей Киева с Галицией, а через нее с Моравией в эпоху Святополка Моравского[48] .

Нет ответа и на вопрос о том, какова была судьба Русского каганата. Письменные источники ничего не сообщают о последнем периоде его истории. Вполне возможно, что захват Киева Олегом в 882 г. и объединение Руси с северными восточнославянскими землями были завершающими моментами истории каганата.

Согласно Повести временных лет, два боярина Рюрика — Аскольд и Дир — с группой варягов по пути в Царьград в 862 г. захватили Киев и стали властвовать в земле полян[49] . Каковы были отношения между этим Киевским княжеством и Русским каганатом 860-870-х гг., сказать затруднительно. Остается неясной и упоминаемая летописями данническая зависимость полян, северян, вятичей и радимичей от Хазарского каганата. Не исключено, что северяне, вятичи и радимичи стали данниками хазар, тогда как Полянский Киев оказался во власти варяжских правителей. Итак, основу населения первого славянского политического образования в междуречье Днепра и Дона составляли русы — носители волынцевской культуры. Это было одно из крупных этнографических и диалектных образований славянства. Его истоки восходят к провинциально-римскому населению Северного Причерноморья, а именно к антскому формированию, которое сложилось в условиях взаимодействия части славянского населения с позднескифо-сарматским миром[50] .

Лингвистические изыскания О.Н. Трубачева показали, что в Причерноморье наряду с иранским этническим элементом длительное время сохранялся и индоарийский компонент, который также соприкасался с частью славянства[51] . К этому периоду, очевидно, и относится появление этнонима «русь»[52] . Подобно некоторым другим славянским племенным названиям («хорваты», «сербы», «анты» и др.), «русь» — первоначально неславянский, но ославяненный этноним. Он восходит или к древнеиранской основе *rauka-/*ruk- «свет, блестеть, белый» (осетин, ruxs/roxs — «светлый»; персид. ruxs — «сияние»)[53] , или, как и обширная однокорневая географическая номенклатура Северопричерноморских земель, произведен от местной индоарийской основы *ruksa/*ru(s)sa — «светлый, белый»[54] .

Историческая ситуация в Восточной Европе существеннейшим образом изменилась после 882 г. и особенно в X в., когда Древнерусское государство объединило северные и южные земли восточного славянства. Археология фиксирует значительный приток скандинавских переселенцев. Если для первой половины IX в. можно говорить лишь о двух пунктах, где встречены скандинавские находки, для второй половины IX в. о шести-семи, то в следующем столетии число таких пунктов возрастает до 70. Заметно увеличивается и число находок в каждом из этих памятников. Археологические и нумизматические материалы говорят об активном функционировании в этом столетии Ильменско-Днепровского и Волго- Балтийского водных путей. В развитии международной торговли и организации военных экспедиций, несомненно, варяги играли большую роль. Наплыв их в Киевскую Русь был весьма заметен.

Известно, что Владимир Святославич вынужден был выпроводить в Византию до 6000 варягов и, вполне очевидно, что они продолжали именовать себя там «русью» («отъ рода русьска»). Неудивительно, что в ряде исторических сочинений X в. их авторы под «русью» видят скандинавов. Племенное образование русь зафиксировано русскими летописями под 904 годом: «… Игорь же совкупивъ во многи, варяги, русь, и поляны, словени, и кривичи, и теверьце, и печенеги наа, и тали у них поя, поиде на Греки в лодьях и на конихъ…»[55] Здесь русь — такое же племенное образование, как кривичи, новгородские словене или тиверцы. Очевидно, в Киевской Руси в середине X в. не смешивали понятия «русь» и «варяги», существовало четкое различие между ними. Термин «варяги» известен на Руси с IX в.: так называли восточные славяне выходцев из Скандинавии.

Из приведенной фразы летописи следует, что поляне были отдельным племенем, не входившим первоначально в состав племенного образования русь. И это действительно так. По данным археологии, поляне, как и волыняне, древляне и дреговичи, вышли из большого праславянского племенного образования дулебов, представленного пражско-корчакской и луки-райковецкой культурами, довольно отличными от волынцевской[56] . Однако в VIII-IX вв. земли полян оказались в составе волынцевского ареала — племенной территории руси. Это, по-видимому, и отражает летописная фраза «… поляне, яже ныне зовомая русь»[57] .

В IX-Х вв. праславянское образование русь дифференцировалось на несколько племенных групп: северян, верхнеокскую группу вятичей, донских славян, имя которых не зафиксировано летописями[58] . Каждая из них в XI-XII вв. имела свои специфические височные украшения. Параллельно с ними на всей прежней территории волынцевской культуры и в землях, освоенных ее носителями или их потомками, имели хождение височные кольца особого типа — пятилучевые с ложной зернью (см. рис. 1), выделенные Е.А. Шинаковым в четвертую группу лучевых украшений[59] . Подобная картина наблюдается в то же время и в северо-западном регионе раннесредневекового славянского мира: лехитское праславянское образование, представленное в V-VII вв. единой суковско-дзедзицкой культурой, освоив широкие пространства в междуречье нижней Эльбы и Вислы, разделилось на несколько образований племенного характера, но в X-XI вв. все они имели единые височные украшения — эсовидные кольца поморского типа[60] .

С племенным образованием русь следует связывать и фиксируемую летописями Русскую землю «в узком смысле»[61] . Б.А. Рыбаков для определения границ последней использовал и сведения летописей о древнерусских землях, не входивших в понятие «Русь» «в узком смысле», и летописные указания о принадлежности тех или иных городов к собственно Руси[62] .

Принадлежность некоторых городов к Руси «в узком смысле» оспаривается В.А. Кучкиным, предложившим свой перечень таких городов, в ряде случаев также дискуссионный[63] . Очевидно, бесспорным для определения географии Русской земли «в узком смысле» остается пока метод исключения: области, которые не входили в состав Руси «в узком смысле», называются летописью весьма достоверно. Таковыми являются Новгород и его земля, Ростово-Суздальская, Рязанская, Смоленская, Полоцкая, Владимиро-Волынская и Галичская земли, а также области древлян, тиверцев, радимичей и вятичей (кроме южных окраинных регионов). Остается только коренной ареал волынцевской культуры — племенная территория руси, которую и следует идентифицировать с Русской землей в «узком смысле». Здесь находились и города, принадлежность которых к ней не вызывает никаких сомнений.

Седов Валентин Васильевич, член-корреспондент РАН, заведующий отделом Института археологии РАН.

Примечания

1 Повесть временных лет. Ч. 1. М.; Л., 1950. С. 20.

2Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962; Новосельцев А.П. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа. М., 1990.

3 Карты составлены по данным, опубликованным в книгах: Янин В.Л. Денежно-весовые системы русского средневековья.

Домонгольский период. М., 1956; Плетнева С.А. От кочевий к городам. Салтово-маяцкая культура. М., 1967; Седов В.В. Восточные славяне в VI-XIII вв. М., 1982; его же. Славяне в раннем средневековье. М., 1995; Афанасьев Г.Е. Донские аланы. Социальные структуры алано-ассо-буртасского населения бассейна Среднего Дона. М., 1993.

4 Константин Багрянородный. Об управлении империей (Текст, перевод, комментарий). М., 1989. С. 171-173.

5Артамонов М.И. Саркел — Белая Вежа // Материалы и исследования по археологии СССР. Т. 62. 1958. С. 7-84.

6 Constantine Porphyrogenitus. De administrando imperio. Vol. 2. Washington, 1967. P. 154.

7 Раппопорт П.А. Крепостные сооружения Саркела // Материалы и исследования по археологии СССР. Т. 75. 1959. С. 9-39.

8 Константин Багрянородный. Об управлении империей. С. 173.

9 Там же.

10 Афанасьев Г.Е. Указ. соч. С. 129-141.

11 Плетнева С. А. На славяно-хазарском пограничье: Дмитриевский археологический комплекс. М., 1989. С. 12-25. По мнению автора, традиция возведения каменных укреплений была привнесена в бассейн Дона в 30-х гг. IX в. из Дунайской Болгарии. Однако это положение не находит подтверждения ни в археологических материалах, ни в письменных источниках.

12 Афанасьев Г.Е. Указ. соч. С. 123-150.

13 Кирпичников А.Н. Раннесредневековая Ладога (итоги археологических исследований) // Средневековая Ладога. Новые археологические открытия и исследования. Л., 1985. С. 3-26.

14 Леонтьев А.Е. Скандинавские вещи в коллекции Сарского городища // Скандинавский сборник. XXVI. Таллин, 1981. С. 141-149.

15 Носов Е.Н. Новгородское (Рюриково) городище. Л., 1990; Смоленск и Гнездово (К истории древнерусского города). М., 1991; Ярославское Поволжье X-XI вв. по материалам Тимеревского, Михайловского и Петровского могильников. М., 1963; Кочкуркина С.И. Юго-Восточное Приладожье в X-XIII вв. Л., 1973; Б л i ф е л ь д Д.I. Давньоруськi пам’ятки Шестовицi. Киiв, 1977.

16 Янин В.Л. Указ. соч. Рис. 5, 17.

17 Седов В.В. Славяне в раннем средневековье. С. 186-208.

18 Трубачев О.Н. В поисках единства. Взгляд филолога на проблему истоков Руси. М., 1997. С. 201-206.

19 Е го же. Названия рек Правобережной Украины. Словообразование. Этимология. Этническая интерпретация. М., 1968. С. 222-229; Отин Е.С. Ареалы славянских гидронимических терминов в топонимии Подонья // Проблемы восточнославянской топонимии. М., 1978. С. 9-10.

20 Назаренко А.В. Немецкие латиноязычные источники IX-XI веков. М., 1993. С. 7-51.

21 Херрманн Й. К вопросу об исторических и этнографических основах «Баварского географа» (первая половина IX в.) // Древности славян и Руси. М., 1988. С. 166-168.

22 Назаренко А.В. Об имени «Русь» в немецких источниках IX-XI вв. // Вопросы языкознания. 1980. 5. С. 40-57; его же. Имя «Русь» и его производные в немецких средневековых актах (IX-XIV вв.): Бавария — Австрия // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1982. М., 1984. С. 86-129.

23 Е го же. Южнонемецкие земли в европейских связях IX-Х вв. // Средние века. Т. 53. 1990. С. 121-136.

24 Новосельцев А.П. Восточные источники о восточных славянах и Руси VI-IX вв. // Древнерусское государство и его международное значение. М., 1965. С. 384.

25 Там же. С. 385-386.

26 Более раннее упоминание росов (Hros) имеется в сочинении VI в. — «Церковной истории» Псевдо-Захария. Маркварт связывал этот этноним с выходцами из Скандинавии (Marquart J. Osteuropaische und ostasiatische Streifzuge. Ethnologische und historisch-topographische Studien zur Geschichte des 9. und 10. Jh. Leipzig, 1903. S. 355-357, 383-385), А.П. Дьяконов и Н.В. Пигулевская отождествляли его со славянами (Дьяконов А.П. Известия Псевдо-Захарии о древних славянах //Вестник древней истории. 1939. № 4. С. 83-90; Пигулевская Н.В. Имя «рус» в сирийском источнике VI в. н.э. // Академику Б.Д. Грекову ко дню семидесятилетия. Сборник статей. М., 1952. С. 42-48). С последним можно согласиться. Однако никаких географических привязок для локализации росов VI в. сирийский источник не сообщает, поэтому предлагаемые исследователями места их обитания дискуссионны. В.Я. Петрухин пишет о возможности появления в хронике Псевдо-Захария народа Hros в связи с неточным греческим переводом Книги Иезекииля — еврейский титул наси-рош (верховный глава) был переведен как архонт Рос (П е т р у х и н В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX-XI веков. Смоленск, 1995. С. 42-48).

27 Новосельцев А.П. Восточные источники… С. 397.

28 Там же. С. 406.

29 Там же. С. 402-407; его же. Хазарское государство… С. 207-208.

30 Артамонов М.И. История хазар…; Сахаров А.Н. Дипломатия Древней Руси. IX -первая половина X в. М., 1980; Ловмяньский Х. Русь и норманны. М., 1985 и др. работы.

31 Рыбаков Б.А. Киевская земля и русские княжества XII-XIII вв. М., 1982. С. 68-90, 284-295.

32 В «Бертинских анналах», как и в византийских исторических источниках, этноним русь пишется через «о» — рос.

33 Annales Bertiniani. Hannoverae, 1883. P. 19-20.

34 Византийский император Феофил, направляя посольство в Ингельгейм к Людовику Благочестивому, присоединил к нему и послов русов. Последние будто бы не смогли вернуться на родину, так как путь оказался перерезанным «дикими и жестокими племенами». В «Бертинских анналах» утверждается, что Людовик установил, что послы русов принадлежали к «народу свеонов». Франкский император, хорошо знавший норманнов и воевавший с ними, заподозрил в них лазутчиков- шпионов и распорядился арестовать их до полного расследования. Очевидно, что никакой связи между народом русь и Скандинавией Людовик не усмотрел. По всей видимости, в составе посольства, направленного каганом русов в Константинополь, были наемные скандинавы. Не исключено, что собственно русы по завершении миссии вернулись в Поднепровье, а скандинавы не решились на это, боясь гнева правителя Русского каганата. Позднее варяги, представительствуя от имени Киевской Руси, также объявляли: «мы от рода русского».

35 Васильевский В.Г. Труды. Т. III. СПб., 1915. С. 64; S e v с е n k о I. Hagiography of the Iconoclast Period // Iconoclasm. Birmingham, 1977. P. 121-127. Имеется известие о нападении русов на Сурож — византийскую Сугдею в Крыму в конце VIII в., но оно принадлежит к числу малодостоверных. В «Житии святого Стефана», составленном в XV в. в Новгороде Великом, говорится о походе князя Бравлина из Новгорода, который будто бы имел место после смерти епископа Сурожского Стефана, т.е. после 787 г. (Васильевский В.Г. Указ. соч. Т. III. С. 95-96). Археологические данные позволяют отнести основание Новгорода к середине X в.

36 О кампании 860 г. см.: В u r у J.A History of the Eastern Roman Empire. London, 1912. P. 419-422; V a s i 1 i e v A.A. Byzance et les Arabes. Vol. 1. Bruxelles, 1937. P. 240-247.

37 Mangо С. The Homilies of Photius, Patriarch of Constantinopole. Cambridge, 1958. P. 98.

38 Grume1 V. Les Regestes des actes du Patriarcat de Constantinopole. Vol. 1-2. Paris, 1936. P. 88-90.

39 Новосельцев А.П. Хазарское государство… С. 192.

40 Е г о ж е. К вопросу об одном из древнейших титулов русского князя // История СССР. 1982. №4. С. 150-159.

41 Вернадский Г.В. Древняя Русь. М., 1996. С. 292-293.

42 Янин В.Л. Указ. соч. С. 79-117. 43 Б ы к о в А. А. Из истории денежного обращения Хазарии в VIII и IX вв. // Восточные источники по истории народов Юго-Восточной и Центральной Европы. Вып. 3. М., 1974. С. 26-71. 44 Новосельцев А.П. Хазарское государство… С. 117. 45 См.: Янин В.Л. Указ. соч. С. 93-100. 46 Повесть временных лет. Ч. 1. С. 17.

47 Толочко П.П. Древний Киев. Киев, 1983.

48 Флоровский А.В. Чехи и восточные славяне. Прага, 1935. С. 158-182.

49 Повесть временных лет. Ч. 1. С. 18.

50 Седов В.В. Славяне и иранцы в древности // История, культура, этнография и фольклор славянских народов. VIII Международный съезд славистов. Доклады советской делегации. М., 1978. С. 227-240; его же. Славяне в древности. М., 1994. С. 270-279.

51 Трубачев О.Н. Лингвистическая периферия древнейшего славянства: Индоарийцы в Северном Причерноморье //Вопросы языкознания. 1977. № 6. С. 13-29; его же. Indoarica в Северном Причерноморье. Источники. Интерпретация. Реконструкция // Вопросы языкознания. 1981. № 2. С. 3-21. 52 В исторической и филологической литературе высказано множество предположений о происхождении названия «русь», т.е. о скандинавской, славянской или иной этимологии этого этнонима. Их краткий обзор см.: Ловмяньский Х. Указ. соч. С. 163-203; его же. Руссы и ругии // Вопросы истории. 1971. № 9. С. 43-52; Горский А.А. Проблема происхождения названия Русь в современной советской историографии // История СССР. 1989. № 3. С. 131-137; Константин Багрянородный. Об управлении империей. Комментарии. С. 293-307. Новейшие сторонники скандинавского происхождения этнонима «русь» полагают, что в его основе лежит древнегерманский термин rops (гребцы), который был самоназванием приплывших на земли западных финнов скандинавов. Он стал исходным для западнофинского ruotsi/rootsi, а последний в славянской среде перешел в русь. При этом допускается, что в Восточной Европе первоначально термин «русь» имел этносоциальное содержание — так звались в Русском государстве представители дружинного сословия независимо от этноса. Распространение понятия «русь» на полиэтничные дружины вело к размыванию ранее четко выраженной приуроченности названия к скандинавам. На следующей стадии термин «русь» был перенесен на всех жителей Русского государства (Мельникова Е.А., Петрухин В.Я. «Русь» в этнокультурной истории Древнерусского государства // Вопросы истории. 1989. № 8. С. 24- 38).

Если с филологической точки зрения построение rops>ruotsi/rootsi> русь является приемлемым, то с историко- археологической никак не оправдано. Если ruotsi/rootsi, действительно, — западнофинское заимствование из древнегерманского, то его следует отнести ко времени до распада прибалтийско-финской этноязыковой общности, т.е. до VII-VIII вв., когда уже началось становление отдельных западнофинских языков. Между тем археология фиксирует заметное проникновение скандинавов в западнофинские земли только в эпоху викингов, поэтому оно никак не может быть отнесено к первой половине и середине I тыс. н.э. (О современном состоянии проблемы дифференциации западнофинской этноязыковой общности см.: S e d о v V. Die erste Welle slawischer Ansiedlung im Nordwesten Osteuropas und die Ostseefinnen // Cultural Heritage of Finno-Ugrians and Slavs. Tallinn, 1992. S. 62-77; Седов В.В. Прибалтийско- финская этноязыковая общность и ее дифференциация // Финно-угроведение. 1997. № 2. С. 3-16). К тому же некоторые лингвисты считают ruotsi/rootsi не заимствованием, а исконно западнофинской лексемой (М a g i s t e J.Fi. Ruotsi, estn. Roots m.m. i de finsk-ugriska spraken // Arkiv f6r nordisk filologi. Bd. 73. H. 3-4. Kobenhavn, 1958. S. 200-209). См. также критику представлений о скандинавском происхождении этнонима «русь» в названной выше статье А.А. Горского.

53 Абаев В.И. Историко-этимологический словарь осетинского языка. Т. II. М., 1973. С. 435-437.

54 Трубачев О.Н. К истокам Руси (наблюдения лингвиста). М., 1993; его же. Русь, Россия. Очерк этимологии названия // Русская словесность. 1994. № 3. С. 67-70; его ж е. В поисках единства… С. 184-265. Согласно построениям этого автора, первоначально этноним «рос» тяготел к побережью Черного и Азовского морей и Тавриде. Здесь предположительно существовал этнос росы, известный грекам. Взаимодействие с ним славян привело к перенесению индоарийского этнонима на юго-восточную группу славян.

55 Повесть временных лет. Ч. 1. С. 33-34.

56 Седов В.В. Восточные славяне… С. 90-94.

57 Повесть временных лет. Ч. 1. С. 21.

58 Седов В.В. Восточные славяне… С. 133-151.

59Шинаков Е.А. Классификация и культурная атрибуция лучевых височных колец // Советская археология. 1980. № 3. С. 110-127; его же. Еще раз о лучевых височных кольцах и их культурной принадлежности // Гiстарычныя лесы Верхнянга Падняпроуя. Ч. 1. Магiлеу, 1995. С. 161-174.

60 Седов В.В. Славяне в раннем средневековье… С. 40-67.

61 Тихомиров М.Н. Происхождение названия «Русь» и «Русская земля» // Тихомиров М.Н. Русское летописание. М., 1979. С. 74-100; Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории древнерусского государства. М., 1951. С. 28-68.

62 Рыбаков Б.А. Указ. соч. С. 56-65.

63 К у ч к и н В.А. «Русская земля» по летописным данным XI — первой половины XIII в. // Древнейшие государства Восточной Европы. 1992-1993. М., 1995. С. 74-100.