Монголы и завоевание Иерусалима ховарезмийцами. ХРОНИКА МАТФЕЯ ПАРИЖСКОГО

Монголы и завоевание Иерусалима ховарезмийцами. ХРОНИКА МАТФЕЯ ПАРИЖСКОГО

Изображение зверств монголов из хроники Матвея Парижского

 

МАТФЕЙ ПАРИЖСКИЙ

ВЕЛИКАЯ ИСТОРИЯ АНГЛИИ, ИЛИ ХРОНИКА

HISTORIA MAJOR ANGLIAE, SEU CHRONICON

67. – Монголы и завоевание Иерусалима ховарезмийцами.

1244 г.

(В 1259 г.).

Автор, под 1238-м годом своей хроники, рассказывает сначала различные внутренние события английской истории: брак Симона Монфора с сестрою короля Генриха III; восстание против него баронов; смерть королевы Шотландской; прибытие Константинопольского императора в Англию; ссору папского легата с Оксфордскими студентами; наконец, он упоминает о смерти египетского султана, покровителя христиан и друга Фридриха II, и по этому поводу говорить, что в этом же году явились в Европе в первый раз мусульмане проповедниками крестового похода, по случаю нападения на переднюю Азию монголов.

1238 г. Около этого времени к королю Франции прибыло торжественное посольство от сарацин, и особенно от Горного-Старца, чтобы известить его и рассказать ему сущую правду о том, как с северных гор спустилось чудовищное и кровожадное племя людей; как оно наводнило собою пространные и богатые земли Востока, опустошило Великую Венгрию и повсюду разослало грозные письма и посольства. Их предводитель называет себя посланником Всевышнего, которому предназначено усмирить мятежные народы. Эти варвары отличаются огромною головою, несоответствующею остальному телу; пищею им служит сырое мясо и даже мясо людей. Они отличные стрелки; умеют переплывать всякие реки в кожаных ладьях, которые они носят с собою; при громадном росте, они обладают страшною силою; безбожны и неумолимы; их язык не походит ни на одно из известных нам наречий. Они весьма богаты всякого рода скотом; лошади их быстры, и могут в один день пробежать пространство трех дней пути; будучи отлично вооружены спереди, они не носят никакого вооружения сзади, так как им запрещено бегство. Их предводитель, человек свирепый, называется Кааном (т. е. хан). Они обитают северные страны и спускаются то с Каспийских гор, то с гор соседних; их называют татарами (или монголами) от имени реки Тар. Будучи слишком многочисленны, к несчастью рода человеческого, они как бы выходят из земли кипучим ключом: они уже и прежде делали нападения, но в нынешнем году распространились с необыкновенною яростью. Вследствие того жители Готии (т. е. Скандинавии) и Фризии, опасаясь нападения варваров, не приходили по обычаю в Англию во время ловли сельдей, чем они обыкновенно нагружали свои корабли в Ярмуте. А потому в этот год селедку отдавали за даром, вследствие отсутствия вывоза; и в странах самых отдаленных от моря можно было купить за одну серебряную монету (pro uno argenteo) от сорока до пятидесяти штук и самых [653]свежих. Сарацинский посол, знатный человек и знаменитого происхождения, явился к королю Франции с поручением от восточных князей известить о случившемся и просить у западных народов помощи для отражения неистовства татар. Этот же посол поручил одному из сопровождавших его сарацин отправиться к королю Англии, рассказать ему о всем происшедшем и сказать ему, что если сарацины не остановят вторжения варваров, то они опустошат весь Запад, а поэт сказал: «Если горит дом соседа, то подумай о своем доме». Посланный просил потому, чтобы в столь крайнем и важном для всего мира положении христиане поддержали сарацин и помогли им отразить общего врага. Епископ Винчестерский, принявший крест и присутствовавший случайно на этом свидании, ответил весьма умно: «Оставим собак грызть друг друга и взаимно истреблять; а когда придет наш черед, мы вступим в борьбу с теми из христовых врагов, которые переживут и очистим лицо земли от них; да подчинится весь мир единой кафолической церкви, и да будет едино стадо и един пастырь!»

Этим отрывочным известием о появлении монголов в Азии и ограничивается автор под 1238 годом; затем он обращается к внутренним событиям европейской истории последующих 1239, 1240 и 1241 годов, останавливаясь преимущественно на борьбе Генриха III с английскими баронами и Фридриха и с папою. Упомянув под 1241 годом о взятии в Италии города Фаэнцы, державшего сторону пап, Фридрихом II, автор вторично обращается к монголам.

1241 г. Во время всех этих событий, это племя бесчеловечное, неистовое, варварское, необузданное и беззаконное, известное под именем татар, дерзко напало на земли христиан с севера, произвело страшные опустошения и возбудило в целом христианстве страх и ужас. При своей неслыханной кровожадности, они обратили почти в пустыню Фризию, Готию, Польшу, Богемию и большую часть обеих Венгрий, принудив к бегству и умертвив князей, прелатов и жителей городов и сел. Вот те письма, писанные во внутреннюю Европу, по которым можно судить о том разрушительном происшествии. В них говорилось следующее:

«Геийнрих, милостию божиею, граф Лотарингский, палатин саксов, своему тестю и государю, любимому и вечно любимому, знаменитому владетелю, герцогу Брабантскому, свидетельствует о своей ревности и готовности служить ему как угодно!

Несчастия, предсказанные в Писании издревле, не иссякли и теперь, и в наказание за наши грехи появляются отовсюду. На самом деле, народ кровожадный и бесчисленный, племя неистовое и беззаконное вторглось и заняло соседние нам страны. Они достигли даже Польши, ограбив предварительно другие страны и истребив их народы. По этому случаю я получил уведомление и просьбу как от частных лиц, так и от нашего любезного брата, короля Богемии, поспешно вооружиться и придти на помощь и защиту верных. [654] Действительно, теперь нет уже никакого сомнения, что эта татарская нация намерена чрез неделю после Пасхи кровожадно ворваться в Богемию и опустошить ее, если королю не будет оказана заблаговременная помощь, так как горит дом у соседа, и соседняя нам земля подверглась разграблению, а часть ее уже опустошена, то мы просим со слезами помощи и совета у Бога и у своих соседей, наших братьев, во имя вселенской церкви. Всякое промедление будет опасно, и мы молим вас настойчиво спешить как можно скорее, нам на помощь, ибо дело идет столько же о вашем избавлении, сколько и о нашем; соберите многочисленную конницу, храбрую и отважную: ваши вассалы поставят вам ее; держите ее всегда наготове, во ожидании, когда мы пошлем вторично дать знать. А мы, чрез содействие своих прелатов и братьев Проповедников и Миноритов, объявим повсюду крестовый поход, так как дело идет о Боге распятом, молебствия и посты, и призовем к священной войне всех обитателей страны. Заметим при этом, что значительная часть этой проклятой нации с другою армиею, соединенною с ними, опустошает Венгрию с неслыханным варварством; в руках короля этой страны, как уверяют, осталась самая ничтожная часть его владений. Одним словом, церковь и население северных стран угнетены и подавлены бедствиями всякого рода до того, что еще никогда, от начала мира, эти земли не претерпевали столь великих зол.

Дано в год благодати 1241, в день, когда поют: «Возрадуйся, Иерусалиме!»

Таково же было содержание письма, отправленного герцогом Брабантским епископу Парижа. Почти в тех же выражениях писал и архиепископ Кёльнский королю Англии. Вот почему, вследствие этих тяжких бедствий и несогласия, горестного для церкви, между императором и папою, предписаны были во многих странах посты и молитвы, с щедрою раздачею милостыни, дабы Господь, поправший своих врагов и торжествующей руками и слабых и сильных, сжалился над своим народом и низринул гордыню татар.

В то время, когда этот бич гнева господня угрожал народам, королева Бланка, мать короля французского (Лудовика IX Св.), женщина уважаемая и любимая Богом, воскликнула при получении этих известий: «Где вы, король Лудовик, мой сын?» Он подбежал и ответил: «Что с вами, мать моя?» Тогда она с плачем и вздохами, как женщина, по с большею твердостью, нежели обыкновенный женщины, говорила ему, помышляя о предстоящей опасности: «Что теперь делать, мой сын, при этом печальном событии, ужасный слух о котором распространился между нами? Ныне всем нам и всей святой церкви угрожает вторжение татар». На эти слова, король отвечал хотя и печальным голосом, но вдохновленным свыше: «О, мать моя, да подкрепят нас небесные утешения! Если эта нация нападет на нас, то или мы отправим этих татар в тартар (ад), откуда они вышли, или они откроют нам дорогу на небо». Он как бы хотел этим сказать: «Или мы их отразим, или, в противном случае, мы отойдем к Богу, как [655] исповедники Христа и мученики». Эта замечательная и благородная речь воодушевила не только французское рыцарство, но и жителей соседних стран. Император, узнав об этом вторжении, писал в следующих выражениях христианским владетелям, и в особенности королю английскому:

«Фридрих (II), император римлян и Август и пр., королю Англии привет!

В настоящее время происходят события, которые занимают столько же римскую империю, имеющую обязанность распространять евангелие, сколько и остальные государства вселенной, исповедующие христианскую веру; как ни поздно пришли к нам известия о том, но мы не можем не сообщить вам их. Какой-то народ, вышедший уже давно из последних пределов земли, прибыл из стран южных; долгое время скрываясь в жарком поясе и обожженный солнцем, он направился потом к Северу; овладев силою всей страной, это племя долгое время оставалось там и множилось, как желуди. Это народ варварский и по происхождению, и по образу жизни; не знаю, откуда явилось их название татары, от их ли происхождения, или от места, в котором они жили; по-видимому, божественное провидение держало их до настоящего времени с целью наказать ими и исправить божий народ: но да не послужит то к падению всего христианства! Это вторжение сопровождалось общественными бедствиями; всеобщее разорение было последствием его, и плодоносный земли, по которым прошла эта нечестивая нация, остались опустошенными. Не щадя ни возраста, ни пола, ни достоинства, они стремятся к уничтожению всего рода человеческого; уверенные в своем могуществе и надеясь на свою многочисленность, татары желают одни господствовать на всей поверхности земли. Предав грабежу и смерти все страны, которые они могли только завидеть, оставив позади себя бесконечные пустыни, они прибыли в землю густо населенную куманами (половцами). Там татары, этот народ, не щадящий жизни и привыкший к своим лукам, стрелам и дротикам более, нежели мы к своему оружию, руки которых более мощны и изведаны, нежели у других народов, рассеяли тот народ и покорили его; меч татар обагрился в крови тех, которые не успели бежать. Но такое соседство не могло внушить более благоразумия и осторожности русским (rutheni); враг был вовсе не так далеко, чтобы они, не видав прежде никогда такого народа, не пришли в ужас от приближавшегося пожара и не приняли мер против набега татар, или вообще не подумали бы о своем спасении. Между тем варвары явились внезапно с целью грабить и истреблять. Когда этот неистовый народ, бросающийся с быстротою гнева божия или молнии, напал на них, город Киев (Cleva), один из самых больших городов этой страны, был уже осажден и взят приступом, и все то знаменитое государство, жители которого были перерезаны, было предано грабежу и опустошению. Такая участь должна была бы заставить венгров, соседних им, подумать о мерах предосторожности; но венгры, по своей небрежности, не подумали о защите. [656]

Далее автор рассказывает о завоевании Венгрии монголами и о приближении их к границам империи.

Теперь ужас и страх, внушаемый неистовством этих завоевателей, должен овладеть сердцем каждого; подавляющая нас необходимость, близко угрожающая опасность заставляют подумать о мерах к отражению врага. Всеобщее истребление мира и в особенности христианства требует поспешной помощи, ибо эта свирепая и беззаконная нация не знает человеколюбия. Между тем она следует за повелителем, которого чтит и послушно уважает, называя его богом земли. Это – люди малорослые, но сильные; широкоплечие, с мощными руками и ногами, мускулистые, неустрашимые и всегда готовые броситься в опасность по одному слову предводители. Лицо их широкое, глаза скошенные; они издают пронзительный крик, вполне выражающий свирепость их сердца. Они одеваются в недубленую кожу и прикрываются воловьей шкурой, или шкурой ослов и лошадей, нашитою на железный обруч; таково их вооружение, которое они употребляют до настоящего времени. Но, о чем мы не можем говорить без сожаления, они успели теперь облечься в лучшее вооружение, пользуясь добычею, отнятою у христиан, чтобы к нашему стыду мы истреблялись собственным оружием: так хочет гнев божий! Теперь они ездят на лучших лошадях, лучше едят и одеваются менее дико. Эти татары – отличные стрелки; они носят с собою искусно изготовленные меха, при помощи которых безопасно и скоро переправляются по рекам и болотам. Говорят, что их лошади, когда недостает фуража, питаются древесною корою, листьями и корнями трав; они ведут лошадей за собою, и, несмотря на то, их лошади в случае нужды обнаруживают легкость и быстроту. Я предвидел и предсказывал эти бедствия, я часто писал к вашему величеству и извещал чрез послов, как вас, так и других христианских государей; а убеждал их сохранять между собою мир и просил прекратить раздоры, вредные республике христовой; я говорил, что необходимо с поспешностью подняться всем, чтобы остановить успехи этого народа, готового броситься на нас, ибо стрела ранит не так опасно, когда успеешь предвидеть ее. Нашим врагам остается только радоваться, видя, как несогласие разделяет христианских государей и расчищает им дорогу.

Император, пользуясь этим случаем, обращается с упреками к папе, который враждует против него, и молит все христианские народы собраться воедино «для низвержения татар в тартар», и в заключение исчисляет все народы, которые могли бы соединиться вместе для борьбы с общим врагом.

Так, сойдутся вместе Германия, бурная и пылкая на войне; Франция, мать и вскормленница отважного рыцарства; Испания, воинственная и неустрашимая; плодоносная Англия, богатая героями и мощная своим флотом; Алеманния, славная мужественными [657] витязями; Дакия (Дания), искусная в морских боях; неукротимая Италия; Бургундия, не знающая моря; Апулия, которая не может терпеть покоя; острова морей Адриатического, Греческого и Тирренского, Крит, Кипр, Сицилия,доставляющие непобедимых мореходов; кровожадная Ирландия; острова и страны, соседние океану; живой Валлис; болотистая Шотландия; ледяная Норвегия; одним словом, все знатные страны Запада, управляемый королями, пошлют избранное воинство, которое выступит под знаменем животворящего креста, креста, который наводит страх не только на мятежных людей, но и на неистовых демонов.

Дано во время обратного движения, после сдачи и разорения Фаэнцы, в 13 день июля».

Таково было содержание письма, с которым император, в своей заботе об общественном деле, обратился к различным государям, переменяя только титул и некоторые слова в самом содержании. В письме, адресованном к королю Франции, следующее место весьма раздражило его: «Я удивляюсь, писал Фридрих, что дальновидность французов не может лучше других раскрыть хитрости папы и не видит его намерений. Действительно, его ненасытное властолюбие стремится подчинить себе все государства верных. Папа берет за образец английскую корону, которую он поверг к своим стопам, и теперь, чтобы поработить своей воле императорское величество, он осмеливается в своей продерзости объявлять самые наглые притязания».

По всей Европе и даже в странах сарацинских распространился странный слух, и по поводу того явились самые противоречивые мнения. На самом деле, были люди, которые утверждали, что император сам с умыслом поднял этот бич народов, татар; что то велеречивое письмо служило только прикрытием самых черных замыслов; что Фридрих, в своих дерзких замыслах, домогался власти над вселенной и уничтожения христианской веры, по примеру Луцифера или антихриста. Его упрекали за одно место письма, которое было несогласно с истиною. Там сказано, что татары, неизвестные прочим людям, вышли из южных стран, находящихся в жарком поясе; но это, очевидно, сказка, ибо мы никогда не слыхали, чтобы татары проходили по южным странам или восточным. Подозревали даже более: что тайные действия татар обходились не без сношения их с императором; никто не мог открыть их козней и планов, ибо они умеют скрывать свой язык и научились переменять вооружение. Если кто-нибудь из них попадется в плен, то величайшие мучения не могут исторгнуть у пленника их замыслов и планов. Известно, что все пространство мира делится на семь климатов, а именно: индейский, эфиопский или мавританский, иерусалимский, греческий, римский и франкский, и что на всей поверхности земли обитаемой нет такого отдаленного угла, куда не проникали бы купцы, как о том сказал поэт: «Неутомимый купец доходит до конца Индии»; как же могло случиться, что эти татары, при своей многочисленности, оставались до сих пор никому неизвестными? Откуда явилось между ними такое согласие [658] в замыслах и такая печальная тайна о их существовании? Говорят, что это гирканы и скифы (Sicii), столь любящие проливать кровь, и которые живут по горам и в ущельях севера, ведут жизнь свирепую и покланяются горным духам в определенное время. Эти-то татары, в союзе с куманами, были приглашены императором, и напали на короля венгров и других владетелей в империи с целью, утомив их войною, заставить искать убежища у императора и дать ему присягу, за что император окажет им помощь. Действительно, когда все это случилось, неприятель удалился. Но я далек от мысли, чтобы подобное злодеяние могло гнездиться в сердце одного человека.

После того автор снова оставляет монголов в стороне и рассказывает внутренние события европейской истории, и опять преимущественно те, который относятся к борьбе Генриха III с баронами Англии, и Фридриха II с папами, под годом 1242 и 1243. Но, дойдя до 1244 года, автор возвращается к монголам по поводу просьбы венгерского короля к Фридриху II о помощи против завоевателей, под условием ленной присяги императору; рассказав коротко, что Фридрих II изгнал монголов и освободил Венгрию, автор записывает брак побочной дочери Фридриха с одним греческим князем Ватаком, что еще более раздражило папу против императора, ибо Ватак в его глазах был еретик. После того автор обращается, наконец, к Палестине и говорит о том влиянии, которое произвело на ее судьбу вторжение монголов в переднюю Азию.

1244 г. Между тем татары, изгнанные из Венгрии и не имея возможности вынести удара, нанесенного им силами императора, оставили северные страны и с быстротою направились на Восток. В то время, когда они опустошали с свирепостью владения Персии, другой народ, весьма кровожадный и бесчеловечный, населявший страны, соседние Чермному морю и признававший над собою власть Вавилонского султана, известный под именем ховарезмийцев, старался избегнуть бури, угрожавшей ему от вторжения варваров. Явившись в вавилонскому султану, они требовали у него настойчиво места для поселения. Султан, понимая, что в случае отказа ховарезмийцы добудут свое мечем, отвечал им: «Недалеко от нас обитает народ, который мы называем христианами; они живут в приморских странах, враждебны нашему закону, неприязненны нам и угрожают вступить с нами в еще более ожесточенную борьбу. Самое драгоценное для них место – Иерусалим. Идите же мужественно на них, выгоните их и овладейте их жилищами. Победив христиан, вы обогатитесь драгоценными добычами, приобретете в волю земель с замками и городами, и тогда вы рассчитывайте вполне на мое покровительство». Тогда ховарезмийцы, воодушевленные такою речью, напали сначала па Иерусалим и произвели страшное опустошение между христианами, как мы подробно узнали о том из писем владетельных лиц. [659]

«Фридрих (II) (По удалении Фридриха II из Палестины в 1229 г., Иерусалим управлялся 10 лет его наместниками; но в 1239 г. кончился срок перемирия с султаном, и мусульмане снова овладели Св. Землею. Вследствие того начались новые попытки отдельных частных лиц к возвращению Гроба господня; самую счастливую из таких попыток сделал брат Генриха III, Ричард Корнваллийский, племянник Ричарда Львиное-Сердце. В 1240 г. он успел второй раз овладеть Иерусалимом, и на следующий год возвратился в Европу, предоставив Св. Землю на жертву междоусобий партии Фридриха II с патриархом и орденами. В таком положении нашли Иерусалим ховарезмийцы, когда они подступили к нему в 1244 г.) божиею милостью император римлян и Август, король Иерусалима и Сицилии, Ричарду, графу Корнваллийскому, своему любезному брату, привет и уверение в искренней дружбе!

В Риме был слышен голос, рыдания и вопли. Молва признала этот голос за предвещание наших бедствий; но бедствия не приходят по одиночке. Действительно, многочисленные удары грома, разразившиеся в окрестностях Иерусалима предвещали близость бури, кровавое истребление верующих во Христа, плачевную утрату Гроба господня, наконец опустошение св. города, и все это случилось в наше время. Молния сверкнула, но вместо того, чтобы привести за собою росу или капли дождя, она заволокла тучами небо и залила нас потоком бедствий. Действительно, в ту минуту, когда любовь и долг веры воодушевляли христиан, переживших избиение от руки ховарезмийцев, к тому, чтобы отмстить злодеям за то бедствие, и когда вожди и самый последний воин требовали восстановления чести, патриарх Иерусалимский, желая один воспользоваться славою победы и считая вероятно других князей недостойными его сообщества, явился проповедником похода господня, раздражал и без того пылкие сердца своих слушателей и воспалил в них благочестивую ревность, которая на этот раз была неуместна; не дождавшись благоприятной минуты – а это главное требование законов войны – христианская армия, составленная из соединенных сил заморского рыцарства, напала за два дня до праздника св. Луки евангелиста (16 окт.) на ховарезмийцев, которые предвидели такое нападение и изготовились к битве; в этом деле, начатом при таких неблагоприятных обстоятельствах, едва несколько человек со стороны христиан успели спастись от смерти или плена. Другие, но в весьма небольшом числе, освободились после и бежали; притом это были люди, которых отвага не увлекла в самый центр боя, где с треском ломалось оружие и сыпались удары. Из всех баронов Св. Земли, из всего рыцарства Иерусалимского королевства, из целого монастыря ордена Храмовников, выславших 300 братьев, из 200 Иоаннитов и из всего Немецкого ордена св. Марии – о бедствие! – не спасся никто, кроме патриарха, барона Монфорта, знаменоносца королевства, начальствовавшего передовым отрядом, четырех рыцарей и небольшого числа прислуги Тамплиеров, 19 Иоаннитов и только трех оруженосцев Тевтонских братьев. Вот все, что возвратилось, и то благодаря счастью или бегству. Именитые люди, как епископ св. Георгия и владетель Каифы, легли на поле [660] битвы под смертоносными ударами. Галтерий, граф Иоппе, был смертельно ранен. Архиепископ Тирский, переживший свои раны, был заключен в темницу. Все это я узнал из писем, который дошли до меня из монастыря Немецкого ордена св. Марии. Такое плачевное событие должно возбудить тем большую печаль и огорчение в нашем сердце и в сердцах всех христианских князей, и пролить потоки слез, потому что этому поражению предшествовали ошибки, а беспечность последовала за ним. Действительно, духовный орден Тамплиеров, гордыня которых питается изнеженностью туземных баронов Св. Земли, предались самообольщению и своею безумною и вероломною войною заставили Вавилонского султана обратиться с просьбою о помощи к ховарезмийцам, не смотря на союз, заключенный нашим именем с султаном, по согласию с монастырем и магистрами орденов Иоаннитского и Немецкого св. Марии; действуя таким образом, Тамплиеры могут быть обвинены не только в очевидном промахе, который можно сделать по простоте ума, ибо они, ожидая найти постоянство в изменчивости варваров и верность в вероломстве, призвали к себе на помощь против Вавилонского султана и ховарезмийцев султана Дамаска и Крака, противных ему и по религиозному различию, и по намерениям; неужели для погашения пожара нужно лить масло? Кроме того, Тамплиеры были до унижения снисходительны к тем двум султанам, как нас уверили в том некоторые из духовных, прибывшие из-за моря; а именно, те султаны и их люди были ими приняты с торжеством в самом монастыре ордена Тамплиеров, и совершали свои предосудительные обряды и мирские празднества, призывая имя Магомета. Между тем они никаким образом не могли совершенно уничтожить в себе привязанность к своим единоверцам и затаенную ненависть к нам одним обещанием союза с нами, и последствия скоро доказали, что те султаны были более врагами, чем союзниками. Действительно, за исключением султана Щамеля, убежавшего с поля сражения с 5 человеками, которого султан Дамаска послал на помощь против Вавилонского султана, и который не надеялся быть хорошо принятым со стороны последнего, все другие до султана Крака, показав вид, что они намерены принять участие в битве, перешли на другую сторону, к которой и прежде были расположены сердцем, и не участвовали в битве, даже не обнаружили подобного намерения. Ко всему этому, крайняя беспечность – последнее несчастие, когда дело идет о спасении – довершила пашу опасность и грозила окончательным разорением. Нам, как людям православным, тяжело писать без огорчения, что главы православия вовсе не думают о мерах к исправлению такого печального зла, и не сетуют, подобно нашим предкам, о столь горестных событиях; но что еще хуже, мы не обращаем вовсе внимания па свои раны, и не торопимся уврачевать их, как будто бы дело идет не о христианах и не о христианской вере. Господь поразил нас, а мы и не горюем; со всех сторон горят кровли наших домов, а мы и не спешим за водой; напротив, каждый радуется бедствиям другого. [661]

Затем император описывает эти бедствия, останавливаясь преимущественно на вторжении монголов и вражде к нему римских пап, которые продолжали вооружать против него итальянские города.

Впрочем я не думаю, что нам следует считать это дело (т. е. завоевание Палестины) отчаянным и осужденным на смерть, и н? думать более о возможных и должных средствах. Я с своей стороны не отказываюсь от того, и, даже обещая свои услуги тем охотнее, что секира уже лежит при корне дерева, полагаю, что мне и всем христианским государям должно поспешить на помощь; но мне необходимо, чтобы Италия была умиротворена, и чтобы наши права, которыми пользовались предки в империи и в королевстве, были вполне восстановлены; тогда только наши крылья получать всю силу при целости своих перьев и могут поднять нас безопасно в воздушное пространство.

Дано в Фоджие, 27 декабря, 8 индикта».

Но вот что было причиною того плачевного избиения христиан, о котором говорилось выше, и которое произошло в самом св. городе Иерусалиме. Когда ховарезмийцы неожиданно напали на патриарха и жителей города, эти последние бросились поспешно с своими семействами в город Иоппе, чтобы найти там убежище. Но коварные ховарезмийцы, желая вернуть беглецов, с тем чтобы поймать их в свои сети и умертвить, распустили на укреплениях города знамена христиан, обратившихся в бегство. Вследствие того те христиане, которые спрятались за городом, видя то, пустились в погоню за беглецами, желая оказать им братскую услугу, и, догнав их на лошадях, приглашали возвратиться, уверяя, что христиане, оставшиеся в городе успели счастливо восторжествовать над неприятелем и радостно водрузили свои знамена на стенах. Когда христиане возвратились назад и вошли с полною уверенностью в город, тот народ, вооруженный с ног до головы и снабженный всякого рода оружием, бросился на христиан, ничего не ожидавших, и всех их истребил мечем. При известии об этом избиении, те из наших, которые уцелели в своих замках, собрали сильную и многочисленную армию и решились потребовать отчета от убийц и отмстить им кровавым образом. Между ними завязалась упорная битва, но, по несчастию, горестному навсегда, христиане были поражены, как то явствует из вышеприведенного письма. Впрочем, павшие, раненые и сохранившие жизнь бегством, хотя и в малом числе, заставили неприятели дорого заплатить за победу, как он сам сознавался после сражения. Бой продолжался без отдыха от начала дня до позднего вечера, когда сделалось так темно, что нельзя было никого узнавать, и потому сражающиеся принуждены были разойтись (Эта битва ховарезмийцев с христианами и их мусульманскими союзниками происходила при Газе, в половине октября 1244 года).

За этим автор приводит в подлиннике письмо великого магистра Иоаннитов, Вильгельма Шато-Нёв, из которого он и почерпнул свой [662] краткий рассказ об избиении христиан в Иерусалиме и о поражении их при Газе, после чего Иерусалим навсегда уже остался в руках неверных и, после битвы при Газе, подчинился египетским султанам.

Далее автор по-прежнему обращается к внутренним событиям Европы и излагает их погодно до 1259 года, которым и заключается его хроника; только, под годами 1248-1254, поход Лудовика IX Св. в Палестину заставляет его на время возвратиться к истории крестовых походов.

Монах Матвей Парижский.

Historia major Angliae, seu Chronicon ab a, 1066-1259. – Под годом 1244.


Матвей Парижский (см. краткое известие о нем и его труде во II томе, в примеч. к ст. 66) принадлежит к числу первоклассных исторических писателей в средние века. Получив свое воспитание в монастыре св. Альбанса, одном из центров католического просвещения в Англии, он принял монашество в 1217, из чего можно заключить, что ему было тогда не менее 20 лет. Его ученость и искусство каллиграфа и иллюминатора обратили на него внимание аббата; потому, когда около 1240 года умер монастырский историограф Рогер Вендовер, писавший хронику Англии, начиная от завоевания ее норманнами в 1066 г., продолжение этого труда было возложено на Матвея Парижского. В 1247 г. он был приглашен к королю Генриху III присутствовать при торжестве, по случаю доставления из Палестины чаши с кровью христовой, и король поручил ему, как знаменитому литератору, составить описание всего праздника. В том же году Иннокентий IV отправил его в Норвегию к Гакону V для устройства дел одного монастыря того же бенедиктинского ордена; при этом Лудовик IX Св. поручил Матвею пригласить Гакона участвовать в крестовом походе и принять под свое начальство весь флот. Последнее время Матвей предавался исключительно своим литературным трудам и довел продолженную им хронику Вендовера до 1259 г., когда он скончался сам. После него, его хроника была продолжена Вильгельмом Рисгангером до конца правления Генриха III (1273 г.).

Этот труд трех монахов св. Альбанса в своем соединении носить общее название «Великой истории Англии или Хроники от 1066 до 1259», но обыкновенно известен под именем Матвея Парижского, как лучшего из них и более талантливого писателя. В Матвее Парижском особенно подражает его беспристрастие в делах церковных; он до того не щадит пап и их легатов, что многие из позднейших писателей подозревали подлинность его сочинения и думали, что в XVI веке протестанты с умыслом исказили хронику Матвея своими вставками. Труд Матвея не менее замечателен как богатый сборник подлинных документов, писем, грамот и т. п., которые без него не дошли бы до нас; в хронике помещено до 200 таких документов. – Об изданиях, переводах и критике его хроники см. выше, во II томе, в примечании к ст. 66; сверх того, остаются неизданными: 1) географический атлас, составленный рукою Матвея и помещенный па первых листах манускрипта его Хроники; 2) Малая история Англии, сокращение предыдущей, и 3) жизнеописания некоторых святых.

(пер. М. М. Стасюлевича)
Текст воспроизведен по изданию: История средних веков в ее писателях и исследованиях новейших ученых. Том III. СПб. 1887

Ссылка на первоисточник
Рейтинг
( Пока оценок нет )
Загрузка ...
Исторический дискуссионный клуб