В 1930 году на левом берегу Волги, почти напротив Увека, близ селения Терновки (Подгорного), колхозниками, занятыми рытьём котлована для силосной ямы, была обнаружена в земле берестяная коробка, содержащая небольшую рукопись, писанную на берёсте. Рукопись была передана в республиканский музей города Покровска (с 1931 года — город Энгельс), откуда она была переслана в Государственный Эрмитаж.
Впоследствии археологическое обследование этой местности позволило обнаружить там остатки золотоордынского поселения. Также было установлено, что рукопись была извлечена из погребения, датируемого XIV—XV столетием.
После того, как рукопись попала в Эрмитаж, она была очищена от земли, были расправлены покоробившиеся и слипшиеся листки. Рукопись была упакована в целлулоид. Фотографии рукописи были переданы специалистам для определения языка, на котором она написана. На основании того, что рукопись была писана уйгурским шрифтом, она была определена сотрудниками Государственного Эрмитажа как уйгурская. Однако, видевшие рукопись тюркологи смогли обнаружить уйгурские слова лишь на некоторых фрагментах, значительная же часть рукописи, и притом наиболее сохранившаяся, была ими признана не уйгурской. После обработки текста было установлено, что значительная её часть содержит монгольский текст.
Несмотря на многочисленные утраты, Николаю Поппе удалось восстановить большую часть произведения. Песня содержит диалог матери и сына. «Милая матушка» провожает своего «кречета» на службу, вероятно, к знатному военачальнику. Слова ее полны любви, нежности, беспокойства за судьбу ее «дитя», надежды на то, что огорчения, увечья и злые духи обойдут его стороной. «Волосы твои я сделаю рассыпным золотом,» — говорит она. Прощаясь с матерью, сын спешит за своими братьями на родину.
В 2013 г. берестяная рукопись была вновь изучена научной группой из Саратова и Новосибирска. В ходе исследования Саратовскими учеными Н.М. Маловым и О.В. Сергеевой были привлечены ранее неизвестные материалы из личного архива А.А. Короткова, позволившие уточнить обстоятельства находки рукописи.
Новосибирским ученым С.А. Пилипенко было проведено экспериментальное трасологическое исследование с изготовлением макета части берестяной книжечки, в ходе которого удалось выявить факт ремонта берестяной книжечки, а также особенности сшивания берестяных рукописей средневековых монголов. В ходе исследования структуры берестяных страниц выяснилось, что ряд двойных листов, ранее считавшихся сшитыми из двух листов, представляли из себя свернутые в двое одинарные листы, выполнявших функцию страниц — стяжек одинарных берестяных страниц в книжном блоке, по пять — шесть страниц между двойными листами.
Где тут свидетели отсутствия письменности у дикого монгольского народа, которые упорно игнорируют факт использования монголами чужих букв?
Дальше — больше. Подробное изучение фрагментов Институтом востоковедения позволило установить, что из 25 фрагментов на монгольском языке написано только 6, но зато наиболее сохранившихся. Остальные содержат текст преимущественно на уйгурском языке. Преимущественно, т.к. на одном из фрагментов одна (!!!) строка написана знаками квадратного письма. Для альтернативно одаренных подчеркну — монгольского квадратного письма. Именно это позволило уточнить датировку написания как начало XIV века (монгольское квадратное письмо использовалось недолго). Позже было обнаружено, что на фрагментах имеются явные следы того, что листы были сшиты в книгу, и что книга эта пересшивалась заново.
Из этих 25 фрагментов лишь 3 листа более-менее сохранились, от остальных сохранилась лишь часть, в которой можно разобрать только от одной до четырех строк. В связи с этим, полное восстановление текста невозможно. Однако, т.к. текст имеет явную стихотворную форму, которая у монголов была достаточно своеобразна, специалистам удалось восстановить и перевести на русский по крайней мере часть текста, на основании которого уже можно делать существенные выводы.
Первый вывод — это время написания рукописи. Т.к. монгольское квадратное письмо было введено в оборот указом иператора Хубилая в 1269 году, распространялось очень медленно и ушло из употребления монголами уже в середине XIV века, то появление надписей отнесли к первой четверти XIV века.
Второй вывод заключается в том, что эта рукопись является именно уйгурско-монгольской, т.е. фрагменты не являются частями двух разных рукописей. Что особенно важно, рукопись эта была написана одним человеком.
Третий вывод — подобная рукопись, содержавшая стихи, могла иметь хождение только среди людей, которые использовали монгольский язык не только в канцелярской переписке, но и в быту. И это не пайдза, которая могла быть обнаружена у гонцов или послов, т.е. далеко за пределами распространения языка. Данная рукопись если и не была написана прямо на месте (вспоминаем чернильницу и писало), то, по крайней мере, на месте читалась. Кстати, береста имела происхождение из более северных мест — Волжской Булгарии.
Римскими цифрами обозначена нумерация фрагментов, которая изначально была дана в Государственном Эрмитаже. Квадратными скобками показано восстановление текста, где количество скобок указывает на разные уровни восстановления. Многоточия — невосстановленный текст.
Начало отсутствует.
XXIа.
«Когда ты с решимостью достигнешь [[благодетельного]] властителя,
пади под перекладиной!
Зачем огорчаться
на том основании, что упал под перекладиной
[К благодетельному] прекрасному властителю
………… будешь ты взято дитя моё!»
…………………………
…………………………
XXIб.
…………………………
…………………………
[[«Человеком]] [взято] ты [будешь, дитя] моё!
Когда ты с решимостью достигнешь заботливого властителя,
пади под [воротами]!
Зачем глядеть и смотреть,
оттого, что упал
под [воротами]?»
XIXа.
«Смотревшим властителем
будешь ты забрано и взято дитя моё!
Когда ты достигнешь [[с решимостью]] божественного властителя,
[пади под] порогом!
[[Затем ……… и ………
на том основании, что]] [упал под порогом]?
[[К божественному властителю
будешь ты ……… и взято, дитя моё!»]]
XIXб.
«Зачем оставаться и ………?
Приходя и ……… к омрачённому властителю, будешь ты взято, дитя моё!
О достойный и прекрасный кречет!»
Пропуск не менее одного листа.
XXб.
«Когда ты в надежде прибудешь к ………,
зачем огорчаться под дверью?
К заклятому человеку [отправишься] ты [дитя моё]!»
…………………………
…………………………
XXв.
[«Когда ты достигнешь …………]
[…………] и прекрасного [властителя],
[зачем] огорчаться [под ………]?
К рабам отправишься ты в расстройстве, дитя моё!
О, ……… и прекрасный ястреб!
Когда ты достигнешь вплотную,
пади под остриём!
Зачем лукавствовать
на том основании, что упал под остриём?»
XXг.
«На службу, будучи разыскиваемо, будешь ты взято, дитя моё,
судьбою данным прекрасным властителем!»
Золотой соловушко, дитя её,
приступил к пению ответной песни
матери своей, милой матушке.
«Мать, милая матушка моя!
………… жена ………
……………твой………
…………………………
XXа.
…………………………
…………………………
…………………………
…………………………
сказал «Встретимся!» и отправился.
Пропуск, вероятно, одного листа.
XXIIIа.
«Отправляюсь!
О, мать моя, милая матушка!
Трава лужайки стала сочнеть,
близкие друзья стали отправляться.
Да отправлюсь я на свою приветливую родину!
…………………………
Мать моя, милая матушка!
………стали …………
достиг …………………
XXIIIб.
Мать моя, милая матушка!»
Мать [его], милая матушка
[Приступила] к пению ответной песни:
«Волосики твоей ……………
сделаю [………… золотыми]» сказала она.
«Не подвергайся нападению со стороны злого духа и ……!
Шествуй [взлети], дитя моё!
Волосики твоей груди
Я сделаю отделанным золотом!» сказала она.
XXIIа.
«Увечьям и страданьям не подвергайся!
Отправляйся, взлети дитя моё!
Волосики твоей груди
сделаю сплошь золотыми!», сказала она.
«С [напастями] и злыми духами не встречайся, дитя моё!
Волосы на твоей [голове я сделаю] рассыпным золотом!», сказала она.
XXIIб.
……………………………
……………………………
«Когда ты [[в страхе]] достигнешь
[[благодетельного]] и [прекрасного] властителя,
зачем огорчаться под тесовой телегой?
К имеющему ……… руки отправишься ты в смятении, дитя моё!
Свои ладони …………»
Пропуск одного листа.
XXIV.
«Буду питать с аил (?)!
Сделаю ……… и золотым с корзину (?)!»
Во время своего взлёта
матери своей, милой матушке
так спел он:
«Горные травы начинают становиться лужайкой,
братья начинают отправляться.
Отправляюсь я на свою родину, где проживаю, чтобы быть там!»
Сотрудники Академии наук в 30-е годы прошлого столетия пришли к мнению, что это произведение посвящено матери, провожающей сына в дорогу на службу к одному из военачальников. Так как текст песни не характерен для аристократической монгольской поэзии XIII-XIV веков, то сделан вывод о том, что это является фольклорным произведением, образцом древнемонгольской народной лирики — одним из древнейших, дошедших до нас.
Фото http://asiarussia.ru/news/15572/
Поппе Н. Н. Золотоордынская рукопись на берёсте. — М., Л., 1941.
Малов Н.М., Пилипенко С.А., Сергеева О.В. Погребение золотоордынского писца с берестяной книжечкой около сел Подгорное-Терновка// АВЕС. Саратов: СГУ. 2013. Вып. 10. с. 382-396.
