СКАНДИНАВСКИЙ МИР В ВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ И АКТАХ

СКАНДИНАВСКИЙ МИР В ВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ И АКТАХ

М. В. Бибиков

СКАНДИНАВСКИЙ МИР В ВИЗАНТИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ И АКТАХ

На первый взгляд может показаться странным то обстоятельство, что при упоминании «северных» народов византийские авторы не говорят о скандинавах. Для византийцев «северными» областями скорее считались крымские «климаты», Причерноморье, Русь, Северный Кавказ и даже Фессалия (1). Более того, норманны в византийских текстах (начиная с XI в.) – отнюдь не «северные люди», а, прежде всего, население Сицилийского королевства (2); «Северное море» – не Балтика, а «Гиркания», т. е. Каспийское море (3).

Устойчивость традиции соотнесения «севера» с причерноморским регионом объясняется принципом расположения этногеографических зон в соответствии с направлениями ветров. На этом основании «северными» являются народы, которых, как пишет Иоанн Цец (XII в.), овевает северный ветер Борей: это скифы и (народы) Эвксинского понта (Причерноморья) (4). Поэтому деконкретизованный этноним «северный», часто встречающийся в византийских источниках XI-XIII вв. (5), чаще всего атрибутируется русским (6). Потому и социокультурный портрет «скифского» мира, разрабатываемый византийскими авторами, на основе античных традиций, неприложим к интересующему нас региону. При общем тезисе, что «Скифия» занимает всё «северное» пространство, скандинавский мир не включается в него византийскими авторами. Знания средневековых греков о скандинавах формируются на иной основе, чем представления о «тавроскифах», т. е. русских, о германцах, других «латинянах» – жителях Западной Европы. Византийская «скандинавика» оказывается в целом вне сферы влияния традиций античной книжности.

Противоречием такому заключению могут показаться данные об острове Фула (Туле), частые в византийских текстах. Действительно, сам географический термин воспринят из античных сочинений, да и те конкретные сведения о «фулитах», которые сообщает, например, Прокопий Кесарийский (VI в.) (7), свидетельствуют о древней книжной основе этих представлений. Однако тот же Прокопий фактически порывает с античной традицией в определении Фулы. Если для Пифея (320 г. до н. э.) Фула – это остров на севере от Британии (8), с чем обычно отождествляют Исландию или Шетландские острова, то у Прокопия Фулой определенно называется Скандинавия (понимание полуострова как острова – обычное явление для византийских географических представлений). Скандинавская «атрибуция» Фулы укрепилась в византийской традиции. Таким образом, при традиционности самого географического термина, его значение оказывается опять-таки нетрадиционным.

К XI-XII вв., в период оживления античных реминисценций в византийской литературе, с одной стороны, и в период наиболее тесных византино-скандинавских контактов – с другой (что подтверждает, в частности, нумизматика (9)), можно отметить тенденцию «включения» скандинавского мира в традиционную парадигму византийских этногеографических экскурсов. В соответствии с расположением географических зон по направлениям двенадцати ветров, Фула попадает в зону «апарктического» ветра (10).

В этот же особый регион И. Цецем помещаются Британские острова, из которых отмечаются два крупнейших – «Иуерния» и «Альбион», а также тринадцать островов «Оркад» (11). Под «Иуернией» следует понимать Гибернию-Ирландию (12), хотя поздневизантийская глосса к этому термину сближает ее с «Варангией» (13); Оркадами же названы Оркнейские острова, что традиционно (14). Далее помещается другой большой остров Фула, овеваемая «апарктическим» ветром. В сочинениях XII-XIII вв. Фула-Скандинавия описывается уже в красках, традиционных для византийских описаний «варварских» окраин: это – самая отдаленная точка ойкумены (15), с ненастным климатом (16), вошедшим в поговорку, сама же земля представляется «скифской пустыней» (17). В последнем случае показательна тенденция описания скандинавской Фулы через топосы северно-скифского мира.

Таким образом, скандинавский мир в византийской литературе в значительно меньшей степени, чем другие регионы, связан с античными традиционными описаниями. Ни сами античные термины – Скандинавия (Плиний Старший; у Помпония Мелы – Коданновия), Скандия (Птолемей) или Сканд(ц)ия (Иордан), известные из латинской традиции, не получили распространения в византийских памятниках, ни полуреальные, полумифологические сведения о них (экскурсы, подобные рассказу Прокопия о фулитах, гавтах и т. п., – раритет). Поэтому подробные этногеографические описания Скандинавии и Прибалтики, появляющиеся в поздней Византии XV в. (Лаоник Халкокондил, Иоанн (?) Ласкарь Канан (18)), основываются больше на личном опыте, непосредственных наблюдениях авторов, чем на древних античных знаниях.

Обычным наименованием выходцев из Скандинавии в византийских литературных памятниках и в актах является термин Bágαγγoι – варяги (19), известный и по русским летописям, в связи с чем появление варягов на византийской службе считается синхронным с появлением русских дружин в Византии (20), т. е. в X в. (21). Варягами именуются скандинавы и в византийских актах. В XI в. Кекавмен пишет уже о «Варангии» (византийский неологизм) как стране. Это термин, относящийся к разряду гапаксов и обозначающий в данном случае Норвегию («Аральт… – сын василевса Варангии» (22); т. е. имеется в виду Харальд Суровый, принимаемый за сына норвежского короля (23)).

Анна Комнина при упоминании варягов указывает на их происхождение с острова Фула (24) (в некоторых рукописных вариантах текста сочинения Анны определение «варвары с Фулы» последовательно заменяется на «варяги с Фулы»). В XI – начале XIII вв. варяги фигурируют как в византийских актах, так и в нарративных сочинениях в качестве воинов наемного корпуса императорской гвардии. Поскольку в зарубежной историографии прочно укоренилось мнение об именовании скандинавского корпуса в византийских источниках термином ‘Pώς – «русские» и, в соответствии с этим, о скандинавском «содержании» этого этникона (25), следует подробнее остановиться на проблеме соотношения терминов «варяги» и «росы» в византийских источниках. В новейших работах советских скандинавистов, этой проблеме в последние годы уделяется большое внимание (26).

Сразу нужно сказать, что самые ранние византийские упоминания «росов» (IX в.: житие Георгия Амастридского, леммы двух гомилий, «Энциклика» и «Амфилохии» патриарха Фотия) не дают оснований для их сближения со скандинавами. Описанное движение росов «от Пропонтиды» (житие Георгия Амастридского) возвращает нас в традиционный северопричерноморский регион, с которым связываются византийцами «тавроскифы» – русские (27).

Более сложным является вопрос о содержании этнонима ‘Pώς у Константина Багрянородного (28). Здесь важно иметь в виду, что 1) этим термином Константин обозначает народ как некую социокультурную группу (а не столько страну или жителей определенной страны: термин ‘Pωσια’ образован от этнонима (29)); 2) этноним включает в себя как русский, так и скандинавский элементы, являясь, таким образом, комплексным обозначением полиэтнической общности. Это – особенность византийской этнонимии, где этнические термины не являются этниконами в узком и строгом смысле слова, но включают в себя обширную область географо-культурно-бытовых характеристик (30).

В XI в. и Кекавмен (31) и Пселл (32) разграничивают варягов и русских как два самостоятельных элемента наемного гарнизона. При этом Пселл относит их к совершенно различным культурным регионам: варягов сближает с «италийцами», т. е. сицилийскими норманнами, а русских – с их традиционным «тавроскифским» ареалом.

Подобное разграничение зафиксировано и в актах, где «росы» (самостоятельно) фигурируют в хрисовулах Константина IX хиосскому Новому монастырю (Неа мони) 1044 и 1049 гг. (33), а в императорских актах второй половины XI в. упоминаются рядом «варяги» и «русские». Мнение о варяжском «содержании» этникона «росы» основывалось на якобы синонимичном употреблении терминов «варяги» и «русские» (один термин как приложение по отношению к другому: текст понимался как «русские-варяги») в византийских актах 1060, 1075, 1079, 1080, 1081, 1086, 1088 гг. В старых изданиях, основывавшихся на неаутентичных списках документов, оба этнонима, стоящие в ряду других этнических терминов, не были разделены запятой (а в хрисовуле Михаила VII Андронику Дуке 1073 г. зафиксирован даже сложный термин «росоваряги» (34)). Однако анализ ставших доступными оригиналов актов показывает ошибочность толкования: этнонимы «варяги» и «росы», разделенные в подлинных списках запятыми, являются самостоятельными терминами, а не «замещающими» друг друга понятиями (35).

В четырех актах второй половины XI в. из архива Лавры св. Афанасия на Афоне (Акт. Лавр. 33, 38, 44, 48) перечисляются иностранные наемники, входившие в состав византийской «гвардии», в том числе русские, варяги, кулпинги (колбяги), болгары и др. Все указанные документы известны теперь по оригиналам (фото Г. Мийе и Ф. Дэльгера), за исключением Акт. Лавр. 38, дошедшего в копии императорской канцелярии, изготовленной, видимо, одновременно или вскоре после составления самого акта. По старому изданию эти акты были известны лишь в списке с картулярия Феодорита 1803 г. с ошибками и неточностями переписчиков; отсюда неточности и в анализе содержания этих актов. В первом из этих хрисовулов – Акт. Лавр. 33 (июнь 1060 г.) при указании наемников на византийской службе, от постоя которых освобождена Лавра, на первом месте стоят варяги и русские (33.81). В экскурсионной клаузуле следующего документа о наемниках – в Акт. Лавр. 38 (июль 1079 г.) – на первом месте стоят русские, варяги и кулпинги-колбяги (38.29-30). В формуляре хрисовула Алексея I Комнина (Акт. Лавр. 44 от марта 1082 г.) среди наемников на первом месте опять-таки – русские, варяги, кулпинги (44.26). Экскуссионная клаузула о митате в Акт. Лавр. 48 (май 1086 г.), начинается снова с русских, варягов и кулпингов (48.27-28).

С проблемой дифференциации терминов «варяги» и «росы» связан вопрос об эволюции этнического состава византийского наемного корпуса. Со времени В. Г. Васильевского (36), чья концепция формировалась в условиях полемики с Д. И. Иловайским, представления об эволюции состава наемного корпуса остаются в целом неизменными: в результате притока в Византию англосаксов после завоевания в 1066 г. Англии норманнами русские, игравшие важную роль в наемном корпусе византийской армии в 1040-60-е гг. (37), уступают свое место с 70-х гг. XI в. выходцам из Англии и Скандинавии (38) (первое актовое упоминание «инглинов» относится к 1080 г. (39)).

Сопоставление формуляров рассматриваемых грамот позволяет установить расширение списка иноземцев в формуляре. Если в Акт. Лавр. 33 указаны варяги, русские, сарацины, франки, то в Акт. Лавр. 38 – русские, варяги, кулпинги, франки, болгары, сарацины, в Акт. Лавр. 44 – русские, варяги, кулпинги, инглины, немцы, а в Акт. Лавр. 48 – русские, варяги, кулпинги, инглины, франки, немцы, болгары и сарацины. Сходные данные мы получим и из других императорских постановлений этого времени: в хрисовуле 1073 г. впервые упомянуты кулпинги (ММ40, VI, 2.33-34); варяги, русские, сарацины, франки, кулпинги, болгары упомянуты в акте 1074 г. (ММ, V, 137.10) и в акте 1079 г. (ММ, V, 143.22). Наконец, в хрисовуле 1088 г. список увеличивается за счет аланов и авасгов (ММ, VI, 47.5-6).

Эволюция особенностей самого источника, используемого для изучения изменений в составе наемного корпуса на византийской службе, имеет важное значение для наших выводов о скандинавах, русских и англосаксах в этом корпусе. Исчезновение подробных экскуссионных клаузул, а затем и изменение формулировок, языкового стиля документов, начиная с начала 90-х гг. XI в., резкое отличие манеры письма и оформления актов, – все это ведет к тому, что с этого времени мы утрачиваем важный источник по истории иноземного корпуса в Византии – императорские акты: документы XII в. нужных нам сведений не содержат в принципе. Выводы об иноземцах-наемниках в XII в. строятся уже на основании совершенно другого типа исторического источника – нарративных сочинений, памятников риторики и поэзии, этнические дефиниции в которых нечетки, а этнонимика – традиционна. Это касается и сведений об иноземном корпусе: в беллетристике XII в. они фигурируют в виде общих мест, доходя до штампа – «скифские лучники», «аланская пехота», «британская секироносная гвардия». Эти образы, повторяющиеся во многих источниках, и давали основание для заключений об измененном, по сравнению с XI в., составе корпуса. Однако, как выясняется, оснований для такого категоричного заключения нет: ведь за этот период изменялся сам источник наших знаний.

В XII-XIII вв. наемный корпус «секироносной» гвардии, как его именуют византийские авторы, участвует в политических событиях на Кипре в 1103 г. (41), в Амфиполе (Стримон) (42), на Корфу в 1149 г. (43), Крите в 1183 г. (44), в Константинополе в 1143, 1171 (45) и 1201 (46) гг. В последнем свидетельстве Николая Месарита можно видеть намек на православие «секироносных» воинов (результат «культурной ассимиляции» варягов в Византии, или этими воинами были выходцы из Руси?).

Итак, от сближения в византийских источниках этих этносов в начальный период «знакомства» Византии со Скандинавией и Русью (что связано, вероятно, с практически одновременным появлением тех и других в поле зрения империи) намечается путь к их дифференциации, что и отражено в актах второй половины XI в.

С историей наемного корпуса в Византии связана проблема варяжской просопографии. Из скандинавских источников – саг и рунических надписей – нам известны некоторые имена предводителей варяжских воинских соединений или просто воинов-скандинавов в Византии (47). В византийских источниках сохранились сведения об аколуфах – начальниках варяжской гвардии. Однако из более чем десятка известных аколуфов – начальников скандинавского наемного корпуса, достоверно о скандинавском происхождении (или, по А. Васильеву, англосаксонском) можно говорить лишь применительно к На(м)биту (48). Что касается Харальда Сурового, то невысокий титул спафарокандидата, пожалованный ему византийским императором (49), свидетельствует о том, что он командовал лишь небольшим соединением (50) и не играл значительной роли при константинопольском дворе. Все это подтверждает мысль о сложности понятия «варяги» в византийских источниках, с одной стороны, и об этнической неоднородности варяжского наемного корпуса в Византии, – с другой.

Не связанным в целом со скандинавскими норманнами предстает в византийских памятниках мир сицилийских норманнов, хорошо известный в Византии как активный контрагент, начиная с 40-х гг. XI в. Анна Комнина проводит последовательное разделение между «варягами»-фулитами (= скандинавами) и норманнами-сицилийцами (см. выше). «Италийцами» называет сицилийских норманнов и Пселл, не связывая их с выходцами с «севера». Сицилийские норманны сближаются с франками (51), под которыми византийские авторы обычно подразумевали западноевропейские народы, прежде всего германцев (Константин Багрянородный, Атталиат, Пселл, Кекавмен, Киннам, Никита Хониат и др.) или, реже, французов (Анна).

Итак, скандинавские народы в византийских литературных и актовых памятниках предстают в виде самостоятельного мира, не связанного в целом с традиционными древними наименованиями, отягощенными античной традицией книжного восприятия. Скандинавский мир – новый для средневековых греков, постепенно осмысляется ими через категории античной этногеографии (Фула). Нет данных для толкования «росов» византийских источников исключительно как скандинавов.

С другой стороны, конгрегация варягов, игравшая видную роль в византийской как внешней, так и внутренней политике, не была этнически однородной, хотя и самостоятельной, наряду с наемными корпусами русских, германцев, кавказцев, италийцев. Начальники скандинавского гарнизона, получая византийские титулы от василевсов, включались в византийскую социальную иерархию господствующего класса. Византийские представления о скандинавах все больше формировались на основе личных наблюдений, данных непосредственного опыта византийцев (путешествия, контакты с варягами и т. п.).

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Так, Иоанн Цец (XII в.) «северными» называет народы, находящиеся «под дыханием Борея» – авасгов, аланов, саков, даков, росов, савроматов и «собственно скифов» (= тюрков); все они связываются «скифской» общностью (Ioannis Tzetzae Historiae. Napoli, 1968, p. 507. XII. 896-900). Подробнее см.: М. В. Бибиков. Этнический облик Северного Причерноморья по данным Иоанна Цеца. – Etudes ba lka niques, t. 4, 1976, p. 116-120.

2. Anne Comnène. Alexiade. Paris, 1937-1945, t. 1-3, X. 6; XI, 8.

3. G. Bernhardy. Geographi graeci minores. Leipzig, 1828, p. 458. 25-27.

4. Ioannis Tzetzae…, p. 327, VIII. 674-677.

5. W. Regel. Fontes rerum byzantinarum. Petropoli, 1892, t. I/1, p. 142. 7-14; Th. Tafel. Eustathii Thessalonicensis Opuscula. Amsterdam, 1964, p. 200.65 sq.; W. Regel. Op. cit., p. 94.30; 95.15; 103.31; cf. ibidem, p. 40.13-15; 81.9; R. Browning. A New Source on Byzantine-Hungarian Relations in the XII-th Century. – Balkan Studies, 1961, v. 2, p. 191.156-158; S. Bernardinello. Theodori Prodromi De Manganis. Padova, 1972, VI. 342-347; A. Heisenberg. Neue Quellen zur Geschichte des Lateinischen Kaisertums- und Kirchenunion. III: Der Bericht des Nikolaos Mesarites über die politischen und kirchlichen Ereignisse des Jahres 1214. München, 1923, S. 11.7-16.

6. М. В. Бибиков. Древняя Русь и Византия в свете новых и малоизвестных византийских источников. – В кн.: Восточная Европа в древности и средневековье. М., 1978, с. 296-301.

7. Procopii Caesariensis Opera omnia, rec. J. Havry, ed. G. Wirth, v. 2. Lipsiae, 1963, p. 217 sq.

8. Lexikon der Antike. Leipzig, 1972, S. 512; Encyklopedie antiky. Praha, 1974, p. 619; cf. Macdonald. – Realencyklopädie der klassischen Altertumswissenshaft, VI A 1, 1936, S. 627-630.

9. C. Morrisson. Le rôle des Varangues dans la transmission de la monnaie byzantine en Scandinavie. – Les pays du Nord et Byzance (Scandinavie et Byzance). Acta Universitatis Upsaliensis. Figura, n. s. 19. Uppsala, 1981, S. 131-140; cf. W. Hahn. Regensburger Denare mit dem Bildnis Kaiser Heinrichs IV im byzantinischen Stil als Schlussmünzen in nordischen Schaftsfunden. – Ibidem, S. 117 ff.; B. Malmer. The Byzantine empire and the monetary History of Scandinavia during the 10th and 11th Century A. D. – Ibidem, p. 125 sq.; cf. H. R. Ellis Davidson. The Viking Read to Byzantium. London, 1976.

10. Ioannis Tzetzae…, p. 327, VIII. 671-673.

11. Ibidem, p. 329, VIII. 710-715.

12. См.: Византийский временник, 1973, т. 34, с, 289.

13. Ioannis Tzetzae…, p. 588, VIII. 711.

14. Claudii Ptolemaei Geographia, ed. C. Müller – C. Th. Fischer. Leipzig, 1883, II 3, 331; Dionysii Periegeti Op. – In: C. Muller. Geographi graeci minores, v. II. Paris, 1861, 561 sq.; Strabonis Geographia rec. A. Meineke Lipsiae, 1851, III. 175.

15. W. Hörandner. Theodorus Prodromes. Historische Gedichte. Wien, 1974, p. 206, IV. 197; P. Gautier. Michel Italikos. Letters et discours. Paris, 1972, p. 174.15 sq.; Nicetae Choniatae Historia. Berolini, Novi Eboraci, 1975, P. 1, p 639.15-17.

16. Th. Tafel. Op. cit., p. 327.46.

17. Sp. Lampros. Mιχαηλ ‘Aнoμινατoν Xωνιατoν Tα σωςoμενα. ‘Aυηνησι, 1879, T. 2, σ. 216.28.

18. H. Ditten. Der Rußland-Exkurs des Laonikos Chalkokondylos. Berlin, 1968.

19. G. Jacobson. La forme originelle du nom des Varègues. – Scando-Slavica, I. Copenhagen, 1954.

20. M. A. Dendias. Oί Bάgαγγoι нαίτò Bυξάντιoν. – Δελτίoν τής ‘Iστogιήςxής ‘Eυνoλoγι нής ‘Eταιgείας τής ‘Eλλάδoς, T. IX, 1926; – В. А. Мошин. Начало Руси: Норманны в Восточной Европе. – Byzantinoslavica, t. 3, 1931; А. А. Vasiliev. The Opening Stages of the Anglo-Saxon Immigration to Byzantium in the XIth Century. – Seminarium Kondakovianum, t. 9 Praha, 1937.

21. А. А. Васильев. Византия и арабы, т. 2. Прилож. СПб., 1900, с. 85.

22. Советы и рассказы Кекавмена. Изд. Г. Г. Литаврин. М., 1972, с. 282. 12.

23. A. Stender-Petersen. Varangica. Aarhus, 1953, p. 134-135.

24. Anne Comnène…, II. 9; 11.

25. R. M. Dawkins. The Later History of the Varangian Guard: Some Notes. – Journal of Roman Studies, v. 37, 1947, p. 40; A. Stender-Petersen. Varangica…, p. 241; I. Sorlin. Les traités de Byzance avec la Russie au 10-e siecle. – Cahiers du Monde russe et soviétique 1961, 2, 4, p. 466.

26. M. Б. Свердлов. Скандинавы на Руси в XI в. – Скандинавский сборник, XIX. Таллин, 1974, с. 55-68; Е. А. Мельникова. Экспедиция Ингвара Путешественника на восток и поход русских на Византию в 1043 г. – Скандинавский сборник, XXI. Таллин, 1976, с. 74-88; I. Šaskolskij. Die Normannentheorie in der sowjetischen Geschichtsschreibung. – Jahrbuch fur Geschichte der sozialistischen Lander Europas, 1977, 21/2, S. 150, 155.

27. В. Г. Васильевский. Труды. СПб., 1915, т. 3, с. 64. 3-9; В. S. Lauordas. Фωτίoν ‘Oμιλίαι Thessalonike, 1959, p. 42.8-43.12; С. Mango. The Homilies of Photius, Patriarch of Constantinople. Cambridge (Mass.), 1958, p. 98; J.-P. Migne. Patrologiae Cursus completus. Series Gracca, v. CI, col. 285; v. CII, col. 736-737.

28. Constantine Porphyrogenitus. De admmistrando Imperio. Washington, 1967. v. 1, II. 1, 2. 5, 9. 12, 17, 19; IV. 1, 4, 11; VIII. 20; IX. 1, 16, 16, 21, 30, 71, 79, 104, 106, 109; XLII. 61, 77.

29. Ibidem, II. 4, 8: VI. 5; IX. 1, 3, 5, 67; XXXVII. 42, 43, 47; XLII. 4, 62; cp. IX. 25, 40, 46, 58, 62, 64.

30. M. В. Бибиков. Византийская этнонимия: архаизация как система. – В кн.: Античная балканистика. Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. М., 1980, с. 70-72; он же. К изучению византийской этнонимии. – Византийские очерки. М., 1982, с. 148-159.

31. Советы и рассказы…, с. 176. 23.

32. Michel Psellos. Chronographie. Paris, 1926-1928, Mich, et Isaac. XXIV.

33. F. Dölger. Regesten der Kaiserurkunden des Oströmischen Reiches, N 862, 892.

34. F. Dölger. Op. cit. N 944.

35. Подробнее см.: М. В. Бибиков. Византийские источники по истории Руси, народов Северного Причерноморья и Северного Кавказа (XII-XIII вв.). – В кн.: Древнейшие государства на территории СССР. 1980, М., 1981, с. 87-91.

36. В. Г. Васильевский. Труды. СПб., 1908, т. I, с. 355 и след.

37. Г. Г. Литаврин и др. Экономические и политические связи Древней Руси и Византии в XI – первой половине XIII вв. – XIII International Congress of Byzantine Studies, M. P. III. Oxford, 1966, p. 8.

38. A. A. Vasiliev. The Opening Stages…, p. 59 sq.; R. M. Dawkins. The Later History…, p. 39 sq.; B. S. Benedikz. The Evolution of the Varangian Regiment in the Byzantine Army. – Byzantinische Zeitschrift, Bd. 62, 1969, S. 21-22.

39. M. Goudas. Bυξαντια нά έγγgαφα τής έυ »Aυω ‘Iεgάς Moνής τoϋ Bατoπεδίoν. – ‘Eπετηgίς ‘Eταιgείας τώυ Bυξαντινών Σπoυδών, T. 3, 1926, σ. 122.

40. F. Miklošič, J. Müller. Acta et diplomata graeca medii aevi sacra et profana, v. I-VI. Vindobonnae, 1860-1890.

41. Е. С. Werlauff. Symbolae ad Geographiam medii aevi. Copenhague, 1821, p. 27.

42. P. Riant. Expéditions et pelerinages des Scandinaves en Terre Sainte. Paris. 1865, p. 260, n. 2.

43. Ioannis Cinnami Epitome rerum…, Bonnae. 1836, p. 97.

44. Nicetae Choniatae Historia…, p. 263-266.

45. Ibidem, p. 172.74; P. Gautier Op. cit.

46. A. Heisenberg Neue Quellen…: I. Die Rede…, S. 42.14-15; (47.31-41); 48.5-7.20.

47. Е. А. Мельникова. Скандинавские рунические надписи. М., 1977, с. 67, 91, 99, 125-132 и др.; С. Morrison. Op. cit., p. 132.

48. S. Blöndal. Nabites the Varangian. – Classica et Mediaevalia, v. II/2, 1939 p. 156-159; A. A. Vasiliev. The Opening Stages…, p. 57.

49. Советы и рассказы…, с. 97.20.

50. S. Blöndal. The Last Exploits of Harald Sigurdson in Greek Service. – Classica et Mediaevalia, v. II/2, 1939, p. 2.

51. Советы и рассказы…, с. 176. 27 и след.; ср. с. 280.16.

* * *

Исходные данные: Скандинавский сборник X. – Таллин: Ээсти Раамат, 1965.

Ссылка на первоисточник
Рейтинг
( Пока оценок нет )
Загрузка ...
Исторический дискуссионный клуб