Европейские школы фехтования

Европейские школы фехтования

 

Стенограмма эфира программы «Родина слонов» с младшим научным сотрудником кафедры археологии и истории Древнего мира и Средних веков МГОУ Вадимом Евгеньевичем Сеничевым.

М. Родин: Сегодня мы будем продолжать историю изучения разных аспектов европейских боевых искусств. У нас уже была программа, которая вообще посвящена была боевым искусствам. Мы удивлялись тому, насколько серьёзно к этому подходили в Европе, не только где-нибудь на Востоке, как кажется обычно.

Сегодня мы будем укрупнять, говорить о конкретных школах фехтования, когда, как они возникали, как они менялись, чем предпочитали фехтовать умеющие и знающие люди и как менялось это оружие. Давайте начнём с того, какие впервые трактаты появились и как мы можем определить, что вот здесь возникла школа фехтования?

В. Сеничев: Как мы говорили в прошлый раз, на европейской земле в принципе обучение боевым искусствам известно достаточно давно, с античных времён. Но средневековая европейская цивилизация породила особый феномен: книги о боевом искусстве, в широком смысле фехтовании, fechten, этот термин обозначает любые действия против противника, и одиночные, и групповые.

Первый трактат, дошедший до нас в целом виде – это манускрипт из Тауэра, он же называется I.33. Он посвящён мечу и баклеру. Баклер – это небольшой кулачный щит. По сути трактат рассказывает о самообороне, о том, как человеку без доспеха, просто с мечом в руке без каких-то особых защитных приспособлений и маленьким щитом, который в то время как раз модно было носить просто на поясе с собой, выходя в город, сражаться с другим подобным ему противником. Этот трактат датируется началом XIV в. В нём показано огромное количество принципов, приёмов, условий работы. И он уже говорит о том, что к моменту, когда его создавали, методика и идея, как противоборствовать противнику с холодным оружием, уже была известна достаточно хорошо. Об этом говорят свидетельства. Допустим, графические источники XII в., даже местами XI в. Мы находим подобные позиции в барельефах церквей и миниатюрах.

Но запись и передача в таком виде началась именно с этого трактата. А за ним пошли уже более подробные манускрипты. Самым первым и при этом самым подробным из дошедших до нас является целая серия манускриптов, которые оставил нам Фиоре де Либери. Это мастер, который жил в конце XIV в. Происходит он из области, которая называется Аквилейский экзархат. Это историческая область на границе современной Италии и Хорватии. Она принадлежит к территории Фриули, к Венеции. До 1420-х гг. она была полунезависимым государством. Фиоре де Либери оставил нам целый набор манускриптов.

Самый полный из них, который он посвятил своему патрону и ученику Никколо д’Эсте, содержит 94 листа текста и иллюстраций, в которых описано в принципе всё, что нужно знать человеку, чтобы подготовиться к войне. От борьбы без оружия до конного поединка. И Фиоре в этом смысле методологический гений. Он описывает и шаги, и повороты, и удары, и борьбу. Всё, что можно. Но при этом есть одно интересное наблюдение, которое потом проследует через все европейские трактаты: он не описывает ударов голой рукой.

И здесь возникает два варианта: либо все знали и умели это делать, и он даже не думал, что это нужно описывать, либо европейцы считали, что бить голой рукой не интересно или бесполезно. Учитывая, что по тогдашней моде одевались достаточно плотно, многослойно и пытаться бить в тело было, возможно, бесполезно или не так эффективно. На первое место практически во всех европейских трактатах, где есть работа без оружия, ставится борьба. Т.е. заломы, броски, захваты. Этого просто огромное количество от европейского боевого искусства осталось.

М. Родин: То есть даже банально о том, чтобы попасть в нос кулаком, никто не думал.

В. Сеничев: Возможно, думали, возможно, знали, что так оно и происходит и никто даже не думал, что этому надо учить. У нас нет прямого свидетельства, что бить бесполезно. У нас две версии: либо все знали и умели, либо считали, что это не так эффективно, как взять человека на залом локтя, бросить через бедро, чему уже в XIV в. обучали. Всё то, что мы сейчас знаем как классические приёмы борьбы и самообороны, тогда было описано, в подробностях зарисовано как есть.

М. Родин: Давайте поподробнее разберём трактат Фиоре де Либери. Из чего он состоит? Я так понимаю, он разделён по оружию?

В. Сеничев: Да, он идёт по оружию. По возрастающей, можно сказать. И это как раз такой «blueprint» для того, как в принципе готовить человека к войне. Начинается всё с борьбы, с простых заломов, контрзаломов, бросков и огромного количества всего, что есть. Этому посвящено, наверное, порядка 15 части всей книги.

Потом идёт кинжал, причём строго колющий, вошедший как раз тогда в моду. Т.н. рондельный кинжал, у которого нет как таковых лезвий. Им почти невозможно рубить. Он чуть-чуть режет, но у него действительно не обозначено лезвие. Им колят. Им можно проколоть и толстую одежду, что, опять же, возможно подсказывает нам, почему бесполезно было бить рукой. В то время действительно носили многослойную, шерстяную с подкладками одежду, которая просто так, видимо, не пробивалась. Противодействие этому кинжалу. Огромное количество действий и заломов.

Затем идёт меч, который используется в одной руке. Это длинный меч. Потом тот же самый меч берётся в двух руках. И это тоже огромный кусок манускрипта. Он описывает и удары, броски, заломы. Меч используется не только как рубящий и колющий инструмент, как нам традиционно кажется. Меч используется как рычаг, если вы вдруг окажетесь на расстоянии, где рубить бесполезно. Меч используется как кастет. Если лезвие далеко оказалось, вы можете стукнуть человека навершием или перекрестьем меча. Опять же, как рычаг в борьбе, как заломы. Это просто такое удивительное продление тела. Казалось бы, учёные, которые изучали европейские боевые искусства в XIX-нач. ХХ вв., обычно писали, что европейский средневековый меч – это грубый инструмент, им только рубили и старались противника свалить. Оказывается, нет. Это тонко настроенное оружие, которым можно было, рассчитав правильный угол соединения, противника элегантно заломать, бросить, попасть в брешь доспеха, и т.д.

Следующим оружием Фиоре является копьё. Тоже традиционный рыцарский инструмент. Он используется у него и пешим, и конным. В пешем бою это оружие, которое скорее ищет бреши в доспехах, чем просто так бьёт наугад.

И уникальный инструмент, который называется «топор». Топорища как такового в нём нет. Это молоток с одной стороны и пика с другой. Это то, что мы бы назвали боевым молотом. Но все источники позднего Средневековья это оружие называют «топор». Не смотря на то, что у него очень часто изображается отсутствие того, что мы бы назвали с вами топором, т.е. рубящей кромки. Скорее всего, сам тип длинного древкового оружия, которым можно бить, колоть, рубить и делать всё вместе просто так называли этим словом. А именно сам инструмент, саму боевую головку топора могли именовать как-то ещё. Его очень часто называли во французских источниках «клюв воронасокола». В нашем языке привычно называть топором саму рубящую часть оружия. А для них топором называлось оружие на длинном древке, у которого этот набор функций.

М. Родин: И характерный рубящий удар: двумя руками размахиваешься и бьёшь.

В. Сеничев: Опять же, здесь самое интересное, что оружие тяжёлое на самом деле, музейные образцы невероятно лёгкими кажутся. Когда двухметровое с железными накладками оружие весит 2,5 кг, понимаешь, что люди, когда его делали, думали о своём комфорте. Должно быть приятно и удобно им махать. И, опять же, очень большое количество того, что происходит в бою на этом оружии – это игра соединений, углов, переводов. То есть там не просто забивание в противника гвоздей, а как раз это игра. Словом «игра» они обозначали приём. «Gioco» по-итальянски – это приём, или последовательность приёмов, которая выполняется для обучения обычно. И здесь как раз речь о том, что у всякого приёма есть какая-то цель. Он должен либо противника уронить, либо поставить его в положение, где он оказывается под ударом, или нанести этот удар так, чтобы из него отойти и не дать противнику ответить, и т.д.

М. Родин: Чем вызвана подборка этого набора оружия, который вы сейчас описали? Это чисто гражданское оружие, с которым мог ходить любой гражданин по итальянскому городу, или и боевое в том числе? Или это полный набор всего доступного?

В. Сеничев: Здесь зависит от манускрипта. С точки зрения того, что писал Фиоре де Либери, с большой вероятностью это модный для его времени набор того, с чем характерный тяжёлый всадник мог оказаться именно на войне, или, условно говоря, быть вызван на поединок или приехать на турнир. То есть это оружие, которое он точно может носить на себе, за исключением топора, которое он носит на себе, когда выезжает на коне. т.е. это копьё, это меч, висящий на поясе слева, кинжал, висящий на поясе справа. Это традиционное оружие рыцаря в принципе. Оно существует в этом наборе, за исключением щита.

Щит, кстати говоря, практически отпадает в конце XIV в. Он редуцируется по сути до расширенного наплечника. И в фехтовальных трактатах практически не встречается традиционный рыцарский щит треугольной или миндалевидной формы, который привычно видеть в высоком Средневековье. В позднем Средневековье практически не бывает таких щитов за редчайшим исключением. Они не описаны как типичное оружие для всадника.

Боевой топор – достаточно большое оружие. Это то, с чем чаще всего тяжёлый кавалерист, спешившись, скорее всего выходил на какие-то специальные ситуации боя, осады. Когда ему приходилось спешиваться, ему, вероятно, подавали такое оружие. Потому что оно, во-первых, эффективно против доспехов. Его острые грани могут зацепиться, попасть куда-то в бреши и очень неплохо ранить человека. Оно очень эффективно против бездоспешного человека. Опять же, острые грани, тяжёлый молоток, который дробит кости, заброневые повреждения приносит очень неприятные. То есть, видимо, это самое модное оружие того времени. И он существует в трактатах, наверное, до XVII в. Хотя понятно, что оно постепенно выходит из моды. Но трактаты, которые идут в последовательности европейской традиции в разных странах этот набор оружия продлевают и используют очень долго.

М. Родин: Вы упомянули, что там используется один и тот же меч в разных конфигурациях: его держат в одной руке, а потом двумя руками. Что такое меч в начале XV в.? Я так понимаю, это средней длинны клинок примерно метр, рукоять чуть длиннее кулака, яблоко очень неярко выражено, чтобы не мешать перехватить другой рукой если что, и простая крестообразная гарда. Как им фехтовали в этот момент?

В. Сеничев: Этот меч часто называют просто «мечом», не добавляя каких-то особых эпитетов. Хотя в немецких трактатах этого же времени у него есть специальное обозначение: «langes schwert», т.е. «длинный меч». Меч, который с одной стороны очень легко и удобно носить на поясе рыцарю. Это не большой двуручный, который появится несколько поколений позже. Это именно меч, который можно использовать с коня, можно использовать, спешившись. Общей длины имеет порядка 120 см, максимум 130 см. Есть у него одна очень важная особенность. Эта форма и этот, грубо говоря, подход к оружию входит в моду во второй половине XIV в. И связан он с тем, что клинки европейских мечей и вместе с ними мечей, которые попадают в ареал европейской цивилизации, на Руси такие мечи тоже находят, в районе Московского княжества, Новгородского, это мечи, в которых исчезает дол. Дол – это посередине меча выбранная часть материала, которая его облегчает, делает более гибким, не даёт ему ломаться. В этом смысле в конце XIV в. начинают активно появляться мечи с центральным ребром. Мечи эти гораздо уже более ранних. Если вспомнить археологическую типологию по Эварту Окшотту, это тип XV и позже.

Меч типа XVa по Окшотту
 
Меч типа XVa по Окшотту

У этих гранёных мечей очень ярко выраженное остриё. Оно сводится практически до иглы, до своеобразного шила. Они не то, чтобы плохо рубят. Они немножко, на какой-то процент, действительно хуже рубят, чем более ранние мечи. Укол для них – это действие, на которое они рассчитаны настолько же, насколько и на удар. И этим мечом можно противодействовать уже в то время утяжелённому пластинчатому доспеху, который нельзя прорубить, в котором нужно искать брешь и активно её использовать. Такой меч становится основным и наиболее модным оружием трактатов и обучения по фехтованию до, пожалуй, XVII в.

М. Родин: Как в начале XV в. им действовали? Какой хват, как наносить удары?

В. Сеничев: Если вы действовали им с коня, в ситуации, грубо говоря, конного боя, он просто выхватывался правой рукой и в одной руке держался. Им, опять же, наносились рубящие удары и колющие. Всего рубящих ударов во всей совокупности, грубо говоря, европейских источников, можно сказать, по большому счёту три. С уточнением, что его всегда можно нанести прямым и обратным лезвием, с правой или с левой стороны, ещё с дополнительными условиями. Но всегда можно ударить сверху, сбоку и снизу. Эти три простых направления, которые потом дробятся до 16-ти или 24-х, формируют сетку ударов, которая создаёт европейскую традицию фехтования.

Как только человек, у которого этот меч есть, оказывается пешком, он использует вторую руку. Он перехватывает ею возле навершия или за навершие меча, т.е. ниже правой руки. И меч внезапно обретает дополнительные свойства. Во-первых, удар усиливается. Вторая рука добавляет инерцию, мощь удара. Во-вторых, вторая рука позволяет лучше управлять клинком. Его можно всегда довернуть, сменить угол атаки. Очень резко, грубо говоря, перенаправить меч. Усилить защиту.

Самое интересное, что просто держа предмет двумя руками, принимая защиту в клинок, что не совсем типично, но, скорее всего, случалось очень часто (изрубленных клинков мы знаем очень много археологически), мы просто двумя руками гораздо крепче защищаемся, мы лучше держим соединение с клинком противника. А соединение (когда клинки соударились) – это как раз то, что большинство трактатов описывают как повод сделать что-то нехорошее с оппонентом.

М. Родин: То есть воспользоваться этим моментом.

В. Сеничев: Да. И соединение, его высота, соотношение, грубо говоря, сильного и слабого давления – это и есть основа европейского искусства, мастерства фехтования, когда из соединения происходит либо перевод, либо резкий укол, либо продавливание меча оппонента. Либо наоборот, если оппонент очень сильно на вас давит, даётся совет, например: «пусть он давит дальше, позвольте его мечу проехать дальше, сами просто нырните в сторону, подкиньте его, сбросьте». Таких советов очень много в трактатах. И видно, что эксплуатируется идея, что в соединении можно с противником сделать что-то. Мы часто видим в исторических фильмах, особенно в старых, что два противника соударились клинками и давят друг на друга. Вектор у них ровно направлен в ноль, т.е. друг на друга. Но исторически в момент соударения, если бы противник сильно бы давил, скорее всего, умный фехтовальщик просто бы чуть-чуть подвернул эфес и позволил бы его мечу проскользнуть в сторону от себя вправо или влево, а сам бы уже в открытого противника легко стал бы наносить нужный ему удар, или бы схватил его за руки и заломал. Это есть та часть фехтовального искусства, которую фехтовальные трактаты передают нам.

М. Родин: В начале XV в. Фиоре де Либери – первый достаточно подробный дошедший до нас трактат. Он происходит с территории чуть севернее Венеции, чуть ближе к Хорватии. Но, я так понимаю, мы не можем ещё говорить, что это итальянская школа фехтования. Как дальше это всё развивалось, и какие появлялись ответвления, национальные школы, и т.д.?

В. Сеничев: Здесь как раз происходит самое интересное. Ну, его можно назвать итальянцем, потому что он пишет на итальянском, хотя у нас из четырёх его манускриптов один на латыни, а остальные на среднеитальянском, причём на венецианском диалекте. Они вполне себе соответствуют тогдашнему пониманию, что такое итальянец: человек, который говорит на одном из диалектов тогдашнего итальянского. Понятно, что тогда и страны такой не было. Фиоре путешествовал очень много. По своему описанию, он был и в Германии, и в Венгрии, и в Италии, у всех мастеров учился, встречал плохих мастеров, встречал хороших мастеров.

М. Родин: Тот самый «заезжий фехтовальщик» из анекдотов.

В. Сеничев: Да. Причём он очень ругал некоторых мастеров за то, что они – ложные мастера, что они преподают хуже, чем ученики и вообще ничего не понимают. Средневековые европейцы и мастера фехтования очень ревностно своё искусство оберегали и писали, что ложные мастера учат плохо, и если делает так, значит он плохой мастер. Есть целое описание, как делать, как не делать.

Национальные школы в этом смысле появляются скорее вокруг центров, где есть запрос и деньги на это. Опять же, потому что понятно, что любой достаточно успешный военный может из своего опыта что-то преподать. И с большой вероятностью богатые дворянские, рыцарские семьи просто использовали опыт своих предков или своих, грубо говоря, клиентов, которые могли им что-то преподать. С другой стороны, мастер фехтования, для которого это основная его работа – это человек в то время не то, чтобы сильно редкий, но достаточно дорогой.

У нас сохранился такой исторический пример. Город Болонья, XV в. Записи о том, что в городе Болонья именно городским жителям преподавалось фехтование, т.е. городской общине, патрициям, которые скидывались, условно говоря, и оплачивали мастера фехтования, известны именно с XIV в. И у нас есть пара имён этих мастеров. К несчастью, от них не осталось трактатов. Может быть, мы их не откопали в глубине архивов. Может, просто они не записывали, потому что им было достаточно того, что они своё искусство несут устно. Устная традиция – это часть тогдашней традиции тоже. Не всё переходило в письменный источник.

При этом в городе Болонья есть сообщение о том, что профессор Болонского университета, преподаватель математики и астрономии Филиппо Бартоломео Дарди обучал молодёжь Болоньи своему искусству за огромные деньги. Сохранилась переписка Дарди с патрициями города о том, что ему мало платят. И от него, к несчастью, не осталось трактата.

М. Родин: Мало платят по его мнению.

В. Сеничев: По его мнению, конечно. Но с другой стороны наши коллеги, которые занимаются именно болонским, делали пересчёт того, сколько стоит обучение. Это в золоте. Пересчитывая на рубли, это от 30 до 50 тысяч современных рублей в месяц. Если учились у мастера так, как он хочет.

М. Родин: Это для одного ученика только?

В. Сеничев: Да. Видимо, это искусство, во-первых, того стоило, видимо, потому что это было престижно. Возможно потому, что оно было эффективно. Об эффективности судить можно по факту применения. У нас не так много сообщений о том, что мастера этой школы взяли и побили всех. Это отдельный вид источников, он не так хорошо известен.

С другой стороны, в немецких землях те же самые мастера с начала XV в. тоже активно начинают записывать своё искусство. И в немецких землях по сути две такие традиции. Одна из них, условно говоря, называется нативной или общеизвестной традицией. У неё не обозначен как таковой основатель. При этом мы можем проследить, что она переходит из манускрипта в манускрипт, т.е. она существует. Она начинается в так называемых манускриптах «Gladiatoria». Это три богато иллюстрированных манускрипта, невероятно дорогих по своему времени. В них фигуры бойцов в доспехах нарисованы вплоть до заклёпок. И традиция мастера Лихтенауэра, у которой идёт огромное количество учеников.

Иллюстрация из манускрипта "Gladiatoria"
 
Иллюстрация из манускрипта «Gladiatoria»

М. Родин: Чем эта школа отличается? Какие её основные характеристики?

В. Сеничев: Удивительный момент немецкой традиции Лихтенауэра в том, что от самого Лихтенауэра не осталось ни автографа, ничего. Но буквально с первых десятилетий XV в. ученики, которые приписывали себя к этой традиции, стали записывать поэму, которая по-немецки называется «Zettel», по сути просто «Поэма», в которой от имени Иоганнеса Лихтенауэра даются советы о том, как сражаться. Начинается знаменитой фразой: «Юный рыцарь, помни, что нужно любить женщин и бояться Бога», а дальше идут советы о том, как сражаться. Ровно потому, что без этого средневековый человек не мог начать ни того, ни другого. Причём эта поэма достаточно зашифрована. Она, видимо, передавалась в рифмованном виде с некоторыми оговорками на то, что её должны понимать те, кто у него учился и те, кто учился у его учеников.

М. Родин: Своеобразная мнемоническая система, да?

В. Сеничев: Да. Но при этом человеку со стороны её понять довольно трудно. Там сами удары немножко зашифрованы, немножко зашифрованы некоторые виды, грубо говоря, действий. Но при этом его ученики буквально с первых лет, как её начали записывать, моментально стали писать к ней комментарии, говоря: «В этой строфе он имеет ввиду это. Ногу поверни так, руку сюда», и т.д.

М. Родин: Сдали весь шифр.

В. Сеничев: Да. Но, опять же, это происходит внутри школ, внутри фехтовальных братств, которые как раз в XV в. начинают появляться. Опять же, на фоне того, что боевые искусства приходят в моду не только среди знати, но и среди городского населения активно. И по сути в гильдейской, цеховой системе это начинает передаваться и преподаваться.

М. Родин: Чем фехтовали и как? В чём особенность?

В. Сеничев: Немецкие школы через Лихтенауэра друг с другом родственны. В них набор оружия в принципе почти тот же. За исключением одного абсолютно уникального предмета, который называется просто «нож». Иначе говоря, «Messer». Messer – по сути, одноручный меч в самом простом понимании. Но с оговоркой, что в немецких землях гильдия мечников могла делать мечи, а гильдия ножовщиков не могла делать мечи, но вполне себе могла позволить делать большие клинки. И чтобы законодательно не конфликтовать, они делали большие-большие клинки, до метра длинной, в среднем 70-80 см, и делали им эфесы не мечей с навершием, которое заклёпывается насквозь, а как наши обычные кухонные современные ножи с двумя накладками с боков.

М. Родин: То есть огромный кухонный нож.

В. Сеничев: По сути, да. Он всегда в трактате называется «Messer». Часто его распространение связывают с тем, что не во всех немецких городах даже горожанину разрешалось носить именно меч. Хотя это вопрос обсуждаемый. В некоторых было разрешено носить именно мечи.

Это оружие стало популярно ещё по одной причине. Ввиду того, что он собирался как нож, его перекрестье заклёпывалось насквозь длинной заклёпкой, которая, если представить себе перекрестье меча, под девяносто градусов к тыльной стороне ладони как будто над костяшкой нависала. Эта заклёпка, именуемая просто «Nagel», «гвоздь» по-немецки, в трактатах первой половины XV в. описывается, рисуется и используется как дополнительная точка контроля соединения с мечом противника.

И существование Nagel’я добавляет очень большое богатство техник. Казалось бы, это небольшой кусочек железа, торчащий над костяшкой пальцев, когда держите оружие правой рукой. Но при соединении он позволяет вам довернуть руку сильнее, оставляя контроль клинка противника, и соответственно добавляет сложности техник, добавляет больше углов поражения, и т.д. Трактат Ганса Тальхоффера примерно середины 1450-х гг. Messer’у посвящает буквально несколько приёмов, но в них использование Nagel’я как инструмента победы, как не странно, весьма активно.

Т.е. оружие вошло в моду, оно было известно где-то с первых лет XV в., даже чуть раньше. Но в трактатах оно уже точно описано в середине. И по сути это один из первых примеров, когда меч без щита, кинжала в другой руке, без дополнительного инструмента, является полноценным оружием. До этого момента такого почти не встречалось. До этого момента мы знаем, что меч использовали с маленьким или большим щитом, либо это был меч для двух рук. При этом идея Messer’а стала настолько популярна, что к концу XV в. даже император Максимилиан I заказал себе несколько и щеголял, как будто он с народом. Хотя сохранившиеся Messer’ы – это отделанные золотом богатые мечи. Но с Nagel’ем и немного другим монтажом рукояти.

М. Родин: Немцы как-то по-другому длинным мечом фехтовали?

В. Сеничев: Практически так же, как и все в то время. Но мастер Лихтенауэр оставил нам несколько интересных дополнений. Он оставил представление о том, что есть удар в темп, т.н. «мастерский удар», который включает в себя и защиту, и удар одновременно. Это действие описано у немцев немного более качественно, чем у итальянцев в то время. Потом оно появится вообще во всех школах. И несколько мастерских, «волшебных», можно сказать, ударов, которые и останавливают оружие противника, и поражают его в этот же момент, характерны, хотя считаются высшим пилотажем школы. То есть просто так обычный человек их не сделает.

М. Родин: То есть это что-то вроде того, когда ты делаешь удар и мечом одновременно отводишь меч противника и этим же движением колешь.

В. Сеничев: Да. Или сбиваешь удар сверху своим ударом сверху, и этот удар сразу же попадает в голову или в плечо противника.

М. Родин: Я так понимаю, что нам сейчас лучше уходить в XVI в. и плясать от того, как усложнялись технологии производства мечей, точнее, их конструкция, и что это меняло в фехтовании.

В. Сеничев: Проходит XV в. и постепенно изменяется конструкция меча. В принципе это можно связать с большей популярностью гражданского оружия и, возможно, просто большей доступностью оружия. Это породило феномен того, что люди стали активно носить в городах разнообразнейшее оружие. Можно вспомнить биографии знаменитых героев ренессанса, которым приходилось в процессе выхода из дома за хлебом отбиваться от бандитов, кредиторов, и т.п.

При этом эфес меча начинает обрастать дополнительными средствами защиты. Кольцами, которые начинают закрывать пальцы, дужками. И к середине XVII в. обращается в полностью закрытый чашкой эфес. Но этот процесс на самом деле длился очень долго. Уже появление Nagel’я, как на Messer’е, и потом на мечах тоже появляются подобные колечки, смотрящие в сторону, уже позволяет обогатить технику и себя обезопасить.

Появление кольца для указательного пальца, который перекидывается через гарду, позволяет кроме того, что обезопасить палец, повысить контроль меча. Чуть-чуть изменить положение меча в руке. Повысить точность уколов при этом. Повысить управляемость. Ровно потому, что перекинутый через перекрестье указательный палец добавляет точку вращения ближе к центру массы меча. Соответственно, вы лучше управляете оружием. Под большой палец появляются кольца, часто на кавалерийских мечах. По крайней мере, они больше описаны в кавалерийских мечах того времени.

Всё это порождает способ фехтования, который постепенно позволяет по-другому защищать руку. Если в XV в. ударная рука была первой мишенью, которую бьют, и защищали её тем, что прятали её очень далеко, чуть ли не за спиной, либо ей специально выманивали противника, то на примере трактатов XVI в. её выносили вперёд иногда, потому что она была чуть более обезопашена. Это позволяло разнообразить, улучшить технику.

В данном случае очень богатый источник есть. Это один из мастеров Болоньи, Ахилле Мароццо. Его работа называется «Opera Nova», т.е. «Новое делоработа». Одно из ярких, красочных описаний того, что меч в одной руке в принципе уже активно можно использовать. Для того времени это вещь не самая характерная. Меч без компаньона даже в XVI в. ещё встречается редко.

М. Родин: Мы, кстати, мало поговорили про компаньонов меча. В левой руке постоянно что-то держали. Мы упомянули только баклеры, маленькие щиты. Но там же ещё были даги, плащи. Вот про это расскажите.

В. Сеничев: Левая рука, даже невооружённая, использовалась очень активно для того, чтобы противника хватать, отбивать, не давать ему двигаться. Даже в трактатах о большом мече существует такой момент, здесь маленькую цитату позволю себе из Филиппо Вади, это источник конца XV в., который пишет, что части тела человека должны быть подобны разнообразным функциям, животным, или, например, правая нога должна быть подобна Солнцу, т.е. вращаться туда и сюда, а левая подобна башне, т.е. устойчивой быть и держать опору. Так вот, левая рука у Филиппо Вади должна быть подобна волку, которая, как только можно дотянуться до цели, сразу хватает её и не упускает. Т.е. левая рука, даже если в ней ничего нет – это то, что вы активно используете в бою. Понятно, что вы не должны подставлять её под удар.

Но самым типичным компаньоном меча в одной руке для XV в. скорее ещё был маленький щит-баклер. Это то, что действительно можно было носить на поясе и схватить вместе с мечом. Вторым по частоте использования был тот самый кинжал, который и так описан, как сольное оружие, но можно подхватить его левой рукой и использовать для защиты, для атаки с необычного угла, просто для того, чтобы противника не подпускать к себе на ближнюю дистанцию.

И третий тоже из самооборонных, наверное, компонентов, который активно описан как раз у болонцев (там целая последовательность мастеров) – это плащ. Потому что плащ – типичная часть городской одежды в XV-XVI вв. Он лёгким, красивым движением должен сбрасываться с плеча и наматываться на руку. И в этот момент он превращается в своеобразный щит. Понятно, что если вас очень хорошо уколят и пробьют ткань плаща, вам повредят руку. С другой стороны, толстая суконная тряпка, намотанная на руку, позволяет вам всё-таки чуть меньше рисковать и чуть больше не давать противнику реализовывать его действия. Плащ набрасывается на оружие противника, на голову противника, если получается. Меч противника может запутаться в плаще. Если вы позволите проколоть плащ, меч застрянет в ткани, и вы можете его вывернуть или уклонить в сторону. И вот уже у вас возможность для атаки. Понятно, что для этого нужна доля секунды. На этом и построено само искусство.

М. Родин: Правильно я понимаю, что именно болонская школа фехтования именно в XVI в. впервые поставила во главу угла именно укол? Технику не рубки мечом, а именно укола.

В. Сеничев: С одной стороны, укол описан с начала XIV в. С другой стороны, болонцы как таковые, следуя, может быть, немножко традиции, уколу оставляли примерно столько же места, что и удару. Но другие итальянские мастера, которые следовали не обязательно за болонской традицией, но были, грубо говоря, во второй половине XVI в., здесь можно вспомнить Джакомо ди Грасси, например. Мы точно не знаем, откуда он происходит. Но он пошёл как раз путём того, что укол важнее. Не факт, что он учился у болонцев. Не факт, что он с ними сильно соотносился. Но в 1570-е гг. он написал трактат о том, что колоть мечом лучше. И это очень долго математически, геометрически объяснял. И, как и все приличные люди того времени, ссылался на античный опыт. Он писал, что Вегеций в своем трактате «De re militari» говорил, что пусть солдат, когда учится, учится колоть. Рубить не нужно. И он говорил, что раз римляне кололи, то и мы должны колоть.

И ди Грасси обучал уже схождению углов, правильным долям меча. Он делил меч на сложные, математически высчитанные доли. И он – один из родоначальников идеи, что укол превалирует, по крайней мере в противодействии бездоспешному противнику. Причём как в мече в одной руке, мече со щитом, мече с плащом, мече с кинжалом, так и в двуручном мече, который он описал буквально несколькими абзацами. Стоит тебе соединиться с клинком противника, вытяни левую руку и уколи. Правую вообще оставь, она тебе не нужна, пишет ди Грасси. В этом смысле, наверное, вторая половина XVI в. как раз стала переломным моментом, когда, по крайней мере в бездоспешном бою, в самообороне, условно говоря, укол стал действительно абсолютно превалировать.

М. Родин: Насколько я понимаю, после этого скорее стали брать меч одной правой рукой, а в левой начали пропадать партнёры. Потому что если ты повернёшься боком к противнику, то зона поражения уменьшается. И начали в этот момент фехтовать одной рукой.

В. Сеничев: Да. Постепенно в трактатах к XVII в. не то, чтобы одностороннее фехтование, но действительно появляется идея, что можно сделать далёкий укол вместе с выпадом. Выпады начинают как раз в XVII в. появляться, как идея. Хотя далеко не во всех школах они есть. Это только среди итальянцев, причём нескольких итальянцев, не всех поголовно. При этом идея, что можно атаковать дальше, можно вытянуться и попасть, как пишет один источник, «на три фута дальше любого другого», что, собственно, хороший длинный выпад и позволяет сделать, действительно начинает постепенно превалировать. При этом, стоит противнику оказаться на дистанции сколько-нибудь доступной для левой руки, мастера советуют схватить его.

М. Родин: Правильно ли я понимаю, что эта техника владения мечом одной рукой, уколы в первую очередь, непосредственно связана с конструкцией меча? Т. е. все эти отростки, за которые ты держишься, позволяют тонко фехтовать кистью.

В. Сеничев: Да, в том числе. Хотя мы имеем свидетельства о том, что обучали всё ещё на очень архаичных, почти открытых совсем эфесах. Действительно, оружие, дошедшее до нас со второй половины XVI-XVII вв., позволяет за счёт своей конструкции отклонять уколы, атаки противника, полноценно принимать удары эфесом, что породило уже фехтование Нового времени, когда защита возможна отбивом удара противника кулаком, что никто не мог позволить себе ни в XVI, ни в XV вв.

М. Родин: Мы ещё успеем про испанцев поговорить. Они немного на отшибе, но тем не менее они развили технику владения двуручным мечом и в то же время, насколько я понимаю, развили тактику уколов.

В. Сеничев: Сама испанская школа именуется «дестреза», т.е. «искусство», «ловкость» или «мастерство». И у испанцев интересный прецедент, который, наверное, можно проследить и в других регионах, но на их примере он очень ярко себя демонстрирует в источниках. Испанское фехтовальное искусство, условно говоря, делится на два подхода: «народное» и «истинное» искусство. Мастера, которые породили истинное искусство, были, видимо, для своего времени невероятно образованными, и во всё вкладывали геометрию и математику. Для них соотношение углов, сторон, вектор движения, радиус поворота – всё имело огромный смысл. Их трактаты наполнены достаточно интересными, логичными схемами. Всё это построено на простейшей логике пространства и времени, на том, что эффективно, если вы защищены и неэффективно, если вы не защищены. То есть само «истинное искусство» при том, что сложно описано, оно достаточно продуманное. И те, кто его сейчас реконструирует, имеют достаточно большие успехи на этом поприще. При этом народное дестреза делает почти то же самое, но построено на более простых описаниях, на более естественном движении, от чего, например, Франсиско ди Кеведо, известный испанский автор, очень ругал мастеров. И даже в своём романе описал, как поссорился с мастером фехтования, который разработал математическую модель боя, и этого мастера гонял по двору. Потому что у Франсиско ди Кеведо был действительно огромный спор с мастером истинной дестрезы.

На примере Испании можно увидеть, что люди образованные, которые, грубо говоря, продвигали идеи аналитического подхода к бою, были не то, чтобы в меньшинстве, но, наверное, высшим слоем фехтовального общества. Но при этом была огромная традиция тех, кто занимался этим нативно, естественно, от природы. И, возможно, до нас доходит меньше источников того, что естественно, и чуть больше источников того, что продумано философски. Испанцы называли свои книги «Философия оружия», «Математика оружия» не просто так.

Большой двуручный меч в этом смысле как раз происходит от естественного. Является частью народной дестрезы. Испанский двуручный меч – это не то, чтобы уникальный прецедент. Но это просто хороший пример того, что оружие, которое кажется с одной стороны неудобным, это огромная штука в рост среднего человека, порядка 170 см они доходят, очень лёгкое и управляемое. На нём человек обычно учится использовать правую и левую стороны своего тела, учится укреплять руки. При этом оно великолепно подходит для работы против нескольких противников за счёт огромной длины клинка. Клинок больше метра, обычно 130 см. Этим можно перебить любую рапиру. Любой, кто спросит у вас ночью закурить или как пройти в библиотеку, если у вас есть право ношения такого оружия и вы, прогуливаясь с дамой по улочкам Сарагосы в жаркой ночи, решите защитить себя от любого количества противников, как пишут испанцы, вы выйдете из воды сухим.

М. Родин: Но, насколько я понимаю, опыт владения монтанте тоже прежде всего основан на биомеханике. Потому что там все движения идут по кругу. Тебе не нужно ударить, потом опять замахиваться. Там всё приспособлено, чтобы ты как можно меньше усилий тратил, вращал его вокруг себя, и попробуй к тебе подойди.

В. Сеничев: Да, совершенно так. Удивительный момент: когда мы стали изучать, как описан испанский двуручный меч, мы нашли определённые сходства с тем, как описывали братья Стругацкие барона Пампу. Опасный такой вертолёт. С одной стороны, фехтование испанским двуручным мечом кажется энергозатратным. На самом деле нет. Потому что меч запускается один раз, а дальше его нужно только чуть-чуть подталкивать. Не нужно постоянно нести на себе эти 2-3 кг стали, постоянно толкать их руками. Достаточно запустить его и двигаться естественным образом всем телом.

М. Родин: Правильно ли я понимаю, что примерно в это время как раз и появилась сама идея о том, что физическую подготовку, мастерство человека можно улучшить. Вот про это расскажите.

В. Сеничев: Мастера того времени, начиная с самых ранних, описывали самое важное. Человек тренируется, и понятно, что у человека есть естественные задатки. В Средневековье характерно считалось, что человек родился, и вот он такой, какой есть. На самом деле, мастера того времени описывали и момент, что есть тренировки, диета, определённые способы развить своё тело. И уже в начале XV в. есть свидетельства о том, что банально советует бегать по утрам, правильно питаться, упражняться в определённом режиме, чтобы стать лучше. Это самое важное, что европейское боевое искусство нам показывает. Что человек может, будучи даже слабым, стать сильнее и лучше.

Ссылка на первоисточник
Рейтинг
( Пока оценок нет )
Загрузка ...
Исторический дискуссионный клуб