Павел I требует реабилитации

Не знаю, что напишут в едином учебнике истории об этом императоре, но надеюсь, всё же, напишут честнее, чем дореволюционные справочники, которые даже его убийству посвящали обычно одну, официально одобренную, но лживую строку: «В ночь с 11 на 12 марта 1801 года Павел скоропостижно скончался в выстроенном им Михайловском дворце». Действительно скоропостижно. Действительно скончался. Вот только о том, как «благородные» дворяне зверски избивали сапогами, душили шарфом и били табакеркой в висок своего императора — ни слова.

 

 

Павел I.  

 

Павел I — тот редкий случай, когда официальный портрет далёк от традиционного парадного портрета, где оригинал стараются хоть как-то приукрасить. Здесь всё с точностью «до наоборот»: такое впечатление, что над холстом трудился не придворный живописец, а Кукрыниксы. На исковерканном историческом фоне беспощадно подчёркнуты курносый нос, безумный глаз, жёсткий воротник прусского мундира и карикатурная поза маленького человечка, безнадёжно старающегося выглядеть выше ростом.

 

Поднимался прошлым летом по той самой лестнице, по которой в ту мартовскую ночь поднимались и заговорщики. Это лестница — единственный свидетель преступления. Даже комнаты, где убили Павла, уже нет. До 1917 года о Павле старались забыть, как и о других скелетах в монархическом шкафу, а после 1917-го нашу историю интересовали в основном классовые бои. Вот и остался в нашей памяти Павел ходячим анекдотом. Или того хуже: сумасшедшим. Поэтому и прошу: если уж мы пытаемся сегодня провести некую ревизию отечественной истории, то надо по-новому взглянуть и на фигуру Павла. Он уже давным-давно терпеливо стоит в очереди на реабилитацию.

 

Вопросы возникают сразу же, как только от официоза переходишь к архивам. Один из воспитателей Павла — Порошин, чья высокая репутация не оспаривается никем, отмечал в своем дневнике: «Если бы Его Величество человек был партикулярный и мог совсем предаться одному только математическому учению, то бы по остроте своей весьма удобно быть мог нашим российским Паскалем». Даже если допустить, что воспитатель не вполне объективен, все равно очевидно, что хотя бы в этой области дела у молодого Павла шли не так плохо. Другой очевидец, гвардейский офицер Саблуков: «Павел знал в совершенстве языки: славянский, русский, французский, немецкий, имел некоторые сведения в латинском, был хорошо знаком с историей и математикой; говорил и писал весьма свободно и правильно на упомянутых языках». Чтобы прилично выучить перечисленные выше языки, нужно быть либо способным, либо хотя бы трудолюбивым человеком, но уж точно не туповатым оболтусом, на что откровенно намекает, говоря о Павле, официальная история.

 

 

 

Самые добрые отзывы и в зарубежной прессе. После поездки Павла в Европу — в ту пору все ещё наследника, незаконно лишённого матерью наследства. Газета «Меркур де Франс» пишет: «Русский князь говорит мало, но всегда кстати, без притворства и смущения и не стремясь льстить кому бы то ни было». Самое приятное впечатление Павел произвёл и на литераторов. Кстати, его приездом в Париж удачно воспользовался Бомарше. Благодаря его протекции французский король согласился прослушать чтение пьесы «Женитьба Фигаро». Оба знатных слушателя остались довольны. Так что крестным отцом знаменитого Фигаро является Павел.

 

За границей были осведомлены о сложных отношениях Павла с матерью, а потому старались как можно тактичнее обходить острые углы. Иосиф II даже отказался от идеи пригласить гостя в театр на постановку «Гамлета». Об этом попросил хозяев сам гость. Никаких аргументов он не привёл, но причина и так для всех была ясна: два Гамлета — один на сцене, а другой в зале — это перебор.

 

Да и внезапные вспышки гнева, которые действительно были присущи Павлу, редко кто старается объяснить: карикатуру нарисовать легче. Между тем, есть убедительная версия, что это следствие его неудачного отравления. «Когда Павел был ещё великим князем, — утверждает лучший знаток той эпохи историк Шильдер, — он однажды внезапно заболел; по некоторым признакам доктор, который состоял при нём (лейб-медик Фрейган), угадал, что великому князю дали какого-то яда, и, не теряя времени, тотчас принялся лечить его против отравы. Больной выздоровел, но с этого времени на всю жизнь нервная его система осталась крайне расстроенною: его неукротимые порывы гнева были не что иное, как болезненные припадки». Ясно, как тяжело приходилось окружающим, но стоит пожалеть и самого Павла.

 

 

 

Не говорится и о том, что всякий раз, приходя в себя, Павел (в отличие от Ивана Грозного или Петра Великого, которые также отличались припадками ярости) каждый раз пытался исправить совершённые им в сумеречном состоянии ошибки или устранить допущенную им несправедливость. Разумеется, когда об этом сам вспоминал. А вот докладывать государю о неприятном у нас никогда не любили, так что исправлял Павел, конечно, далеко не всё. Андрей Разумовский, один из друзей Павла, вспоминал, как однажды тот грустно признался: «Повелевать собою — величайшая власть. Я буду счастлив, если достигну её».

 

Низов вспыльчивость императора никак не коснулась. Более того, по словам Фонвизина, народ Павла даже любил. И это похоже на правду. Анекдотов о нём ходило немало, но ни один из них злым не назовешь. Например, такой. Желая приучить дворян к умеренности после излишеств царствования Екатерины II, Павел предписал, сколько блюд должен иметь за обедом каждый государственный чиновник и офицер. Встретив одного бедного майора, которому было положено иметь в обед, согласно его званию, три блюда, Павел строго спросил как тот обедал. Находчивый майор доложил, что, как и положено, съел три блюда: курицу плашмя, курицу ребром и курицу боком. Павел расхохотался, в полной мере оценив и юмор майора, и нелепость своего указа. Согласитесь, что и этот «народный Павел», мало чем напоминает его сумрачный официозный образ.

 

 

Портрет Павла I с семьёй, 1800 год. 

 

Если ко всем приведённым (и не приведённым, в силу формата статьи) свидетельствам отнестись с придирчивостью, то есть, все добрые слова о нём, как говорится, поделить на два, то и в таком случае «этот» Павел даже отдалённо не напоминает того Павла, о котором повествует русская история. Один образован, умён, весел, обладает тонким вкусом, любит Францию. Другой — недалёк, мрачен, злобен, пруссак по натуре. Самую справедливую оценку Павлу дал Василий Ключевский, кстати, обычно весьма строгий к русским государям. Как заметил историк: «Инстинкт порядка, дисциплины и равенства был руководящим побуждением деятельности этого императора, борьба с сословными привилегиями — его главной задачей».

 

 

 

Чем же так насолил Павел I дворянскому сословию, да и не только ему, за краткое время своего правления — с ноября 1796 года по март 1801? Надо признать, многим. Приведу лишь несколько примеров. Именно он первым вторгся в запретную даже для государей область взаимоотношений помещика и крепостного. Указ 1797 года зафиксировал норму крестьянского труда в пользу помещика — не более трёх дней в неделю.

 

Во-вторых, унаследовав пустую казну с огромным внутренним и внешним долгом, Павел предпринял немало усилий, чтобы найти новые источники доходов и остановить инфляцию, но опять при этом наступил на мозоль дворянству. На радость зевакам-«экономистам» император приказал однажды сжечь перед Зимним дворцом свыше пяти миллионов рублей в бумажных ассигнациях, а взамен переплавить в серебряную монету дворцовые сервизы. Обыватель отреагировал, как и положено, по-обывательски: император явно ненормален, кто же жжёт деньги?

 

РПЦ Павел не угодил своим непривычным для России экуменизмом. Военным — своей реформой. Чтобы представить масштаб потрясения, приведу такой пример. Из 132 офицеров привилегированного екатерининского конно-гвардейского полка к концу царствования Павла, осталось всего двое. Зато подпоручики 1796 года, сделав стремительную карьеру, в 1799 году были уже полковниками. В отставку было отправлено 7 фельдмаршалов, свыше 300 генералов и более двух тысяч штабных офицеров. Однозначно оценить потери и приобретения в ходе столь масштабной чистки трудно. Армию покидали как опытные офицеры, так и многочисленная накипь, гвардейские щеголи и бездельники, которых к концу екатерининской эпохи накопилась масса.

 

 

 

Канцлер Безбородко свидетельствует: «В последние годы царствования Екатерины офицеры (речь, разумеется, идёт о богатой гвардии) ходили в дорогих шубах с муфтами в руках, в сопровождении егерей или „гусар“, в расшитых золотом и серебром фантастических мундирах». И это далеко не единственное свидетельство. «Императорская гвардия, вне всякого сомнения, — наихудшее войско в государстве», — сообщал своему королю в ту пору посол Швеции граф Стендиг. А шведы в этом кое-что смыслили.

 

И ещё одно. В своей Гатчине Павел занимался не только муштрой, а ля Фридрих Великий, который был тогда в моде во многих европейских странах. Так что, грех простительный. Было, однако, и другое. В конце 18 столетия ведущими русскими полководцами было официально признано, что артиллерия не может играть в войне решающей роли. Между тем, это было опасное заблуждение. Тем более, что во Франции уже блестяще заявил о себе молодой артиллерийский поручик по фамилии Буонапарте. Так вот, именно в Гатчине Павлом была создана та артиллерия (самая современная по тем временам), что совершила свои славные подвиги в 1812 году. К счастью, Александр I в. этом смысле следовал заветам отца.

 

Если бы французам в Отечественную войну противостояла русская армия с муфтами в руках, но без артиллерии, то мировая история сложилась бы иначе. Вот и выходит: Павел I имеет полное право на реабилитацию.

 

 источник

 
Рейтинг
( Пока оценок нет )
Загрузка ...
Исторический дискуссионный клуб