Монгольское иго и его последствия

Как Орда изменила Русь

Автор Антон Горский

В массовом историческом сознании тема монголь­ского нашествия XIII века и последующих отношений Руси с Ордой является одной из тем, вызывающих наибольший интерес и сильный эмоциональный отклик. Тради­ционно русско-ордынские отношения было принято характеризовать через понятие «иго».

Долгое время это «иго» обозначалось, как правило, определением «монголо-татарское» или «татаро-монгольское», но к концу XX столетия, чтобы избе­жать ассоциаций с современными народами, монголами и татарами, утвер­дилось словосочетание «ордынское иго», то есть по названию государства, «Ордынь». Ныне же понятие «иго» в научных трудах постепенно выходит из упо­требления. Большинство современных исследователей его не применяют или употребляют как минимум в кавычках. Дело в том, что эта характе­ри­стика русско-ордынских отношений не принадлежит современникам собы­тий, как можно было бы подумать. Впервые она встре­чается у польского хрониста Яна Длугоша под 1479 годом в латинской форме — «iugum», в России же слово «иго» для обозначения отношений с Ордой появ­ля­ется только в XVII столетии, то есть тогда, когда эти отношения уже стали далеким прошлым. У совре­менников же, авторов XIII, XIV, XV веков, встреча­ются разные оценки гнета со стороны Орды, и достаточно эмоционально окрашенные: это, скажем, «лютое томление бесерменское», «насилье» («бысть ослаба Руси от насилья бесермен»), «неволя» («тогда были все князья в неволе татарской»), «работа» (в смысле «рабство» — «горькая работа от иноплеменников»), но какого-то универсального понятия не суще­ствовало. Поэтому с научной же точки зрения точнее говорить о «системе зависимости русских земель от Орды».

Но если термин «иго» не встречается у современников событий и не годится как научное понятие, это не значит, конечно, что не было явления, которое им традиционно обозначали (как это нередко утверждается в совре­менной околонаучной публицистике). Зависимость русских земель от Орды, несом­ненно, имела место и осознавалась людьми той эпохи как зависимость тяжелая. Об этом говорят и приведен­ные выше определения: «томление», «насилье», «неволя», «раб­ство» — все это указания на крайне высокую степень угнетения. Тем не менее не все в этом вопросе ясно. В науке изучались в пер­вую очередь политические отношения русских земель и Орды. Сама же сис­тема властво­вания, ее инсти­туты, экономическая сторона исследованы много меньше. Причина — отно­сительная бедность сведений источников. Определен­ная ясность существует только по поводу одного из проявлений зависимости — утверждения ханами русских князей на их столах путем выдачи грамот, ярлы­ков. С 1243 года, когда в ставку к Батыю был вызван владимирский великий князь Ярослав Всеволо­дович (отец Александра Невского), и по сере­дину XV века источники содержат множество известий о поездках князей к ханам в Орду за ярлыками на княже­ние, о княжеских спорах по поводу этих ярлыков и т. п. Что же касается системы податей, функций ордынских должностных лиц, связанных с Русью, — здесь сведений немного, и имеют место определен­ные сложности в интерпретации.

В подобных случаях может помочь сравнительно-исторический подход. Заво­е­вания монголов в XIII столетии охватили огромные пространства, почти всю Евразию — от Кореи, Китая и Индокитая на Востоке до Среднего Подунавья, то есть Центральной Европы, и Малой Азии на Западе. Сведения о монгольских походах и их последствиях для разных стран отразились в источниках разно­язычных: китайских, корейских, арабских, персидских, армянских, сирий­ских, грузинских, греческих, русских, венгерских, польских, немецких, италь­янских, английских, французских. Рассмотрение особенностей монгольской власти в разных регионах способно пролить в какой-то мере свет и на изучение ее характера на Руси.

Монгольская империя использовала в своей экспансии две основных модели управления завоеванными территориями — прямое управление, через утвер­жде­ние собственной администрации на завоеванной земле, и управление через местных правителей: когда сохраняются местные князья, и через их посредство осуществляется господство. Обе модели были применены и в Восточной Евро­пе после вторжения Батыя, которое произошло в 1236–1242 годах. Степная зона от реки Урал до Дуная перешла под непосредственную власть монголов, элита местного кочевого населения — половцев — была уничтожена. То же произо­шло и в Волжской Булгарии, государстве, которое располагалось в Среднем Поволжье, и на­се­ление которого было оседлым, как и население Руси. Русские земли оказались под опосредованным — с сохранением местных князей — управлением, как и многие другие государства, оказавшиеся на крайних пре­делах монголь­ской экспансии, — Корея, страны Юго-Восточной Азии, госу­дарства Закавказья и Малой Азии, Дунайская Болгария. Эти страны, где после завоевания были сохранены местные правители, рассматривались потомками Чингисхана как плацдарм для дальнейших завоеваний: за Кореей должна была быть покорена Япония, за Закавказьем и Малой Азией — Сирия и Египет, за Русью — Польша и Венгрия. Планам этим, несмотря на неодно­крат­ные вторжения монгольских войск в перечисленные государства, не было суждено осуществиться, но система «опосредованного» управления для стран, дальше которых экспансия монголов не продвинулась, стала со временем традицией.

Сначала русские земли зависели как от ханов улуса Джучи (Золотой Орды), так и от великих монгольских ханов, сидевших в Каракоруме, столице Мон­голь­­ской империи, но с 1260-х годов Золотая Орда фактически отделяется от Монгольской империи и сохраняется только зависимость русских земель от нее. Эта зависимость выражалась в утверждении русских князей ханами на их столах путем выдачи грамот-ярлыков на княжение, в выплате податей (главной из которых был подушный налог, называемый на Руси «выходом») и обязанности русских князей оказывать ханам военную помощь (правда, эта обязан­ность прослеживается только до середины XIV века, позже таких фактов не было). Ярлыки на княжение были действенным средством держать русских князей в повиновении, потому что давали возможность поддерживать между ними конкурентную борьбу за власть; правители Орды стремились не до­пу­скать чрезмерного усиления одних князей за счет других. Автор житийной Повести о князе Михаиле Ярославиче Тверском, убитом в ставке хана Узбека в 1318 году, ярко выразился по этому поводу: «Обычаи бе поганыхъ и до сего дни: вмещущи вражду между братиею князи русскыми, себе множаишая дары възимають» — то есть сеют вражду между русскими князьями и получают от них при этом дары, которые князья приносили в ханскую ставку, для того чтобы заслужить милость хана или людей из его окружения и получить иско­мый ярлык. Для регулирования сбора податей завоевателями были проведены переписи населения: в Южной Руси уже в 1240-е годы, вскоре после похода Батыя, в большинстве других — в конце 1250-х годов, когда такое мероприятие проводилось практически во всех завоеванных монгольскими ханами стра­нах — от Ближ­него Востока до Китая. Обязанность участвовать в военных походах монголов распределялась в разных русских землях по-разному: князья Северо-Восточной Руси привлекались к таким походам относительно нечасто, а вот правителей Юго-Западной Руси (Галицко-Волынской земли), которая граничила с государствами Центральной Европы и с Литвой, во второй половине XIII века постоянно привлекали к участию в походах на Литву, Польшу и Венгрию.

При этом в разных русских землях (а Русь в середине XIII века не представляла собой единства, существовало более десятка фактически самостоятельных государств, «земель») во второй половине XIII века отмечаются неодинаковые варианты властвования монгольских правителей. В наиболее жесткие условия была поставлена Киевская земля, поскольку Киев, сохранявший вплоть до на­ше­ствия Батыя статус общерусской столицы, хотя и номинальный, рассматри­вался завоевателями как главный город всей Руси. Здесь было об­ложено данью все мужское население независимо от возраста, для контроля над сбором дани в Киеве был посажен монгольский чиновник — баскак. Ненамного более мяг­кий режим был установлен для Северо-Восточной Руси — Суздальской земли, где обложение данью коснулось только взрослого мужского населения, а баска­чество хоть и существовало, но было отменено достаточно скоро, к кон­цу XIII века. Относительно более мягкие формы зависимости отличали земли, находившиеся на периферии завоеванной монголами в Восточной Европе территории, — Новгородскую (северо-запад Руси) и Галицко-Волынскую (юго-запад Руси). Здесь не вводился институт баскачества, а дань с самого начала собиралась самими русскими князьями, а не ордынскими сборщиками. Но надо сказать, что такой порядок с конца XIII века установился и в Северо-Восточной Руси — там тоже дань стали собирать сами местные князья.

Правитель Орды, хан, на Руси именовался «царем» — это был титул более высокий, чем у кого-либо из русских князей, который соответствовал западно­европейскому «император» и византийскому «василевс». Власть ордынского хана, царя, со временем стала восприниматься как традиционная и считалась на Руси в определенной степени легитимной, законной. Способствовал ее дли­тельному сохранению и другой фактор: на Руси долго, вплоть до середины XV столетия, сохранялось опасение, что в Орде решат отойти от «опосредо­ванного», с со­хранением местных князей, властвования, и перейти к непосред­ственному владычеству в русских городах. В частности, такое опасение отра­зилось в неко­торых памятниках, посвященных Куликовской битве 1380 года, где утвер­жда­ется, что правитель Орды Мамай намеревался тогда не просто разорить Русь, а непо­средственно поселиться на ней, а население обратить в мусуль­манскую веру. В его уста вкладывали такие слова: «Приму землю Русскую, и разорю церкви христианские, и веру их на свою переложу, и велю кланяться своему Махметю». Иногда это утвер­ждение принимается за чистую монету в публицистике, но на самом деле, конечно, таких планов у Мамая не было. Однако это опасение — что будет уставновлено прямое правление Орды на территории Руси, — оно некоторое время еще жило в русских землях.

Вопрос о том, какова роль иноземного нашествия и ига в судьбах Руси, издавна при­надле­жит к числу дискуссионных, вызывающих споры в науке. Можно выделить (достаточно условно) три группы исследова­телей. Первая — это те, кто признает очень значительное воздействие завое­вателей на развитие Руси, выразившееся в создании благодаря им единого Русского (Московского) госу­дарства. Основоположником такой точки зрения был Николай Карамзин. Своеобразным развитием такого подхода стали в XX веке взгляды так назы­ваемых «евразийцев», полагавших, что Русь после завоевания вошла в особую евразийскую цивилизацию, что спасло ее от погло­щения католической Евро­пой. Другие историки (среди них Сергей Соловьев и Василий Ключевский) оценивали воздействие завоевателей на внутреннюю жизнь древнерусского общества как крайне незначительное, и полагали, что все процессы, шедшие во второй половине ХIII и в XIV веке, либо вытекают из тенденций пред­шест­вующего периода, либо, если являются новыми, то возникают независимо от Ор­ды. Наконец, для многих исследователей характерна в определенной мере «промежуточная» позиция, согласно которой влияние завоева­телей расцени­вается как заметное, но не определяющее для развития страны. Такая точка зрения преобладала в отечественной историо­графии советского периода. Воздействие завоевателей рассматривалось тогда как исключительно нега­тивное, тормо­зящее развитие Руси, в том числе и процесс объединение земель; создание единого государ­ства, с этой точки зрения, произошло не благодаря, а вопреки Орде.

При оценке воздействия завоевания на русское общество следует разделять непосредственные и долгосрочные последствия. Что касается первых, то, разумеется, нашествие Батыя и последующие походы имели катастрофические последствия в виде массовой гибели и пленения людей, уничтожения в пожа­рах культурных ценностей — как книг, так и памятников живописи и зодче­ства. В середине XIII века было разрушено примерно две трети крупнейших городов, причем из разоренных в свою очередь примерно такой же процент, около двух третей либо не возродились вовсе после раз­рушения, либо потеряли прежнее свое значение. При этом некоторые города разорялись не только во время нашествия Батыя, но и в результате последую­щих походов, начинав­шихся в силу тех или иных политических обстоятельств. Так, Владимир разо­рялся три раза: помимо разрушения в 1238 году во время нашествия Батыя — еще и в 1293 и 1410 годах. Москва — тоже три раза, во время похода Батыя в 1238 году, а затем в 1293 и 1382 годах. А, скажем, Переяславль-Залесский и вовсе пять раз подвергся разорению. Разумеется, тяжелым бременем на стра­ну ложились установленные завоевателями налоги. В результате были утра­чены некоторые ремесленные технологии, на несколько десятилетий прекратилось каменное храмовое строительство.

­Сложнее вопрос о долгосрочных последствиях, о том, насколько перемены, происходившие в русском обществе в XIII–XV веках, были связаны именно с воздей­ствием Орды. Если говорить о культуре русских земель, то влияние завоева­телей в целом можно оценить как минимальное. Здесь взаимосвязям препят­ствовал религиозный барьер между христианской Русью и сначала языческой, а затем мусульманской Ордой. Существовали и различия хозяй­ственно-экономического порядка: на Руси главным занятием населения было земле­де­лие, в Орде кочевое скотоводство соседствовало с крупными торго­вы­ми горо­дами. Заимствования имели место в той сфере, где эти два общества постоянно вступали в соприкосновение, — в военном деле. Можно, конечно, допустить, в какой-то мере под ордынским влиянием на Руси происходило то, что условно можно назвать «ожесточением нравов». Именно в ордынскую эпоху в русской литера­туре исчезает ранее существовавшее резко непри­ми­римое отношение к убий­ству как сред­ству политической борьбы; с другой стороны, на Руси распро­страняется смерт­ная казнь как правовая норма (чего не было в домон­голь­ский период). Но определить степень этого воз­действия сложно, потому что, скажем, смертная казнь применя­лась не только монголами и затем в Орде, но и у запад­ных соседей Руси существовала.

Что касается политической структуры, то если накануне нашествия на Руси существовало более десятка «земель» — самостоятельных политических образований, то к концу XV века, когда прекратилась власть Орды над Северо-Восточной Русью, на их месте мы видим фактически всего два государства, причем очень крупных по размерам: это Великое княжество Московское (вклю­чившее в себя северные и восточные русские земли — Суздальскую, Новгород­скую, часть Смоленской и Черниговской) и Великое княжество Литовское, в состав которого вошли западные и большая часть южных русских земель. Если до нашествия пределы земель были стабильными, то в ордынскую эпоху происходит, таким образом, крупномасштабный территориальный пере­дел, и карта русских земель меняется полностью. Причем приобретения в ходе этого территориального передела делали не только московские и литовские, но и многие другие князья.

Однако из этого никак не следует, что образование единого государ­ства — Московского, получившего затем название Россия, — произошло благодаря Орде. Исследования показывают, что поддержка Ордой московских князей была далеко не постоянной. Напротив, ханы стремились соблюдать баланс, не допускать усиления одних русских князей за счет других. Кроме того, крайне редки были случаи, когда территориальные изменения на Руси происходили по инициативе правителей Орды, — обычно инициатива исхо­дила от самих князей (русских или литовских), а ханы только поддерживали (а бывало, что и не поддерживали) ее. Но, конечно, само наличие с 1240-х го­дов центра верховной власти в Восточной Европе за пределами Руси создавало возмож­ность этого территориального передела. Претенденту на то или иное княжество нужно было предъявить претензии на него и добиться поддержки своих притязаний в Орде, и князья, русские и литовские, стали активно поль­зоваться такой возможностью. В конце концов в этом переделе территорий более всех преуспели именно литовские и московские князья, а другие, кото­рые временами тоже усиливались (пере­яславские, смоленские, тверские, суз­дальско-нижегородские, рязанские), в результате сошли с исторической сцены. Можно сказать, что это явление было несомненно связано с воз­дей­­ствием Орды, но это воз­действие нужно признать не прямым, а опосредо­ванным.

Другое опосредованное воздействие касалось общественного строя Руси. В эпоху, когда русские земли оказались под верховной властью Ор­ды, центр русской государственности переместился из Среднего Подне­провья на северо-восток восточнославянской территории, в Суздальскую землю. Между тем на северо-востоке русских земель в большей степени, чем в Южной Руси, ощущалось негативное воздействие природно-географического фактора. Местные условия вызывали низкую урожай­ность земле­делия и соответственно недостаточное количество прибавочного продукта, необходимого для функ­цио­нирования государственных структур. Ситуацию усугубляло начавшееся в XIII столетии общее похолодание (так называемое «малое оледенение»). При этом значительная часть и без того скромного прибавочного продукта теперь уходила за пределы страны в виде ордынской дани — «выхода». Русская государственность была поставлена, таким образом, в тяжелые экономические условия. Это неминуемо вело к большей, чем в «киевскую» эпоху, «жесткости» структур формирующегося вокруг Москвы в XIV–XV веках государства, к тен­денции укрепления в нем едино­властия правителя, великого князя. С точки зрения внешнеполитической, только такой характер государства давал воз­можность как освободиться от ордынской зависимости (что и произошло в ходе событий 1470-х годов), так и противостоять натиску с запада, со стороны сильного Литовского государства. Но в перспективе он вел к самодержавию как форме правления и крепостничеству как системе зависимости рядового населения — эти явлениям, которые утвердятся в течение XVI–XVII веков, затем, в Новое время, станут тормозить развитие страны.