|
Для немцев главной целью пораженческой пропаганды и главным результатом воцарения Ленина в России должно было быть заключение сепаратного мира с Россией, который дал бы им возможность сосредоточить всю армию на Западном фронте и разгромить армии западных союзников. На другой день после захвата власти большевиками (26 октября) большевистский Съезд советов принял «декрет о мире»; этот мир должен был быть всеобщим и демократическим, без аннексий и контрибуций, на основе самоопределения народов. Но, по существу, это была пустая риторика, ибо немцы требовали мира совершенно иного рода. 7 ноября Совет народных комиссаров, возглавляемый Лениным, послал верховному главнокомандующему русской армии генералу Духонину приказ о немедленной приостановке военных действий на фронте к о начале переговоров о перемирии с германским и австрийским командованием. Духонин отказался исполнить приказ и 9 ноября он был смещен с должности, а верховным главнокомандующим был назначен большевик, прапорщик Крыленко; 20 ноября «контрреволюционная ставка» была «ликвидирована», причем генерал Духонин был зверски убит. В ноябре советское правительство начало опубликование тайных договоров, заключенных императорским правительством с западными державами, и объявило о своем отказе от «империалистических» целей войны, предусмотренных этими договорами. 15 ноября советское правительство обратилось по радио «к правительствам и народам» всех воюющих стран с предложением начать переговоры о перемирии. Германское и австрийское правительства, конечно, согласились, западные союзники ничего не ответили на ленинский призыв, и советскому правительству пришлось действовать «сепаратно». Местом переговоров был назначен Брест-Литовск, где 2 декабря между большевиками и центральными державами был заключен договор о перемирии на всех фронтах. Переговоры о заключении мира начались в Брест-Литовске 9 декабря. Германскую делегацию возглавляли генерал Гофман (начальник штаба главнокомандующего Восточным фронтом принца Леопольда Баварского) и министр иностранных дел фон Кюльман, австрийскую — министр иностранных дел граф Чернин, советскую — Иоффе. На первом пленарном заседании советская делегация огласила свою декларацию об известных принципах мира «без аннексий и контрибуций» и о самоопределении всех «национальных групп, не пользовавшихся политической самостоятельностью», путем референдума. Кюльман и Чернин ответили, что их правительства в принципе готовы согласиться с этими условиями, однако лишь в том случае, если все воюющие державы примут эти принципы. По инициативе советской делегации мирные переговоры были прерваны, чтобы привлечь к участию в них все воюющие страны, но западные державы снова игнорировали советские призывы. Одно мероприятие советского правительства повел» к еще большему отчуждению бывших союзников. 28 января 1918 года ВЦИК (Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет) издал декрет об аннулировании всех дореволюционных займов; пункт 3-й декрета гласил: «Безусловно и без всяких исключений аннулируются все иностранные займы». Отказ западных держав от участия в мирных переговорах поставил перед Лениным и его партией тяжелую проблему. До захвата власти большевики многократно и крикливо обещали народу и армии, по приходе к власти, закончить войну «всеобщим демократическим миром, без аннексий и контрибуций, на основе самоопределения народов». Придя к власти, они очень скоро убедились, что эта популярная формула — лишь фантастическая и неосуществимая иллюзия; что мир, который они могут получить из рук германского императора, будет миром сепаратным, с аннексиями и контрибуциями и без всякой «самоопределений путем референдума». Тогда в рядах большевистской партии возникли смятение и раздоры. Те, кто был искренно предан своим идеалам и помнил о своих обещаниях, заявляли о неприемлемости капитуляции и о необходимости «революционной войны» для защиты «социалистического отечества». Троцкий, с группой сторонников, находя неприемлемой позорную капитуляцию, но видя невозможность продолжать войну при полном разложении армии, выбросил лозунг: «ни войны, ни мира», то есть отказ от подписания «похабного мира» (по выражению Ленина) вместе с заявлением о прекращении военных действий и с демобилизацией армии. Но твердокаменный Ленин имел одну мысль и одно желание: сохранить в России власть большевистской партии, и с этой целью он готов был заключить мир с кем угодно и какой угодно. В своих январских «тезисах по вопросу о немедленном заключении сепаратного и аннексионистского мира» Ленин настаивал на заключении такого мира, ибо он необходим для спасения советской власти. Однако безоговорочно-капитулянтская позиция Ленина встречала серьезную оппозицию в партии, и на заседании большевистского ЦК 11(24) января Ленин продолжал свои настояния. «…Несомненно, мир, который мы вынуждены заключить сейчас — мир похабный, но если начнется война, то наше правительство будет сметено, и мир будет заключен другим правительством». — «Нам необходимо додушить буржуазию, а для этого нам необходимо, чтобы у нас были свободны обе руки».— «Конечно, мы делаем поворот направо, который ведет через весьма грязный хлев, но мы должны его сделать» (т. 22, с. 200-202). Однако многие из партийных товарищей Ленина все еще не соглашались лезть в «весьма грязный хлев», куда их настойчиво толкал их вождь. На заседании ЦК 11 января было решено «всячески затягивать подписание мира»; за формулу Троцкого («ни войны, ни мира») голосовало 9 против — 4 («Протоколы ЦК РСДРП(б), 1917-18», Москва, 1958, с. 173), и в партии продолжалась горячая полемика по вопросу о заключении «похабного» мира. Мирные переговоры в Бресте возобновились, когда туда прибыли (в конце декабря) советская делегация, возглавляемая Троцким (в это время он был «наркоминделом»). В январе 1918 года политическое положение значительно осложнилось «активизацией» украинского вопроса. В январе 1918 года Украинская центральная рада в Киеве провозгласила Украину свободной и независимый республикой, и в Брест прибыла делегация рады для заключения, особого от Советской России, мирного договора с германскими державами. Австро-германская делегация немедленно признала и независимость Украинской республики и полномочия украинской делегации, и 9 февраля был заключен мир между Украинской республикой, с одной стороны, и Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией, с другой. По этому договору немцы обещали Украинской республике свою военную помощь, что фактически означало оккупацию Украины австро-германскими войсками. Труднее шли переговоры с советской делегацией. Троцкий настойчиво напоминал немцам о признании ими принципа «мира без аннексий и контрибуций на основе самоопределения народов», но немецкие дипломаты разъяснили, что Польша; Литва и прибалтийские провинции, оккупированные немецкими войсками, а теперь и Украина, уже самоопределились, заявив через своих представителей о своем желании отделиться от России, и потому никакие референдумы не нужны. К этому Гофман саркастически добавил,- что советское правительство в своей стране не устраивает никаких референдумов среди подвластных ему народов. Не видя возможности соглашения, 10 февраля Троцкий, от имени российской делегации и советского правительства, огласил свою известную поэтичско-политическую декларацию: «…Мы более не желаем принимать участия в этой чисто империалистической войне, где притязания имущих классов явно оплачиваются человеческой кровью… — В ожидании того, мы надеемся, близкого часа, когда угнетенные трудящиеся классы всех стран возьмут в свои руки власть подобно трудящемуся народу России, мы выводим нашу армию и наш народ из войны… Мы отдаем приказ о полной демобилизации наших армий… Мы ждем и твердо верим, что другие народы скоро последуют нашему примеру. В то же время мы заявляем, что условия, предложенные нам правительствами Германии и Австро-Венгрии, в корне противоречат интересам всех народов… Народы Польши, Украины, Литвы, Курляндии и Эстляндии считают эти условия насилием над своей волей; для русского же народа эти условия означают постоянную угрозу… Мы отказываемся санкционировать те условия, которые германский и австро-венгерский империализм пишет мечом на теле живых народов. Мы не можем поставить подписи русской революции под условиями, которые несут с собой гнет, горе и несчастье миллионам человеческих существ… Мы выходим из войны, но мы вынуждены отказаться от подписания мирного договора». В ответ на эту декларацию Германия объявила о разрыве договора о перемирии, и 18 февраля немцы взяли Двинск и перешли в наступление на широком фронте; наступление развивалось весьма успешно, поскольку деморализованные и дезорганизованные толпы солдат, бывших некогда русской армией, быстро откатывались на восток, не оказывая неприятелю почти никакого сопротивления, вопреки запоздалым призывам и приказам «главнокомандующего» прапорщика Крыленко. Теперь перед Лениным вплотную стал вопрос о существовании советской (т. е. большевистской) власти в России, и он с несокрушимой энергией стал проводить политику капитуляции перед «империалистическими разбойниками». На вечернем заседании большевистского ЦК 18 февраля, когда выяснился серьезный характер немецкого наступления, Ленин категорически потребовал немедленного обращения к немцам с заявлением о готовности принять немецкие условия мира: «Теперь нет возможности ждать. Это значит сдавать русскую революцию на слом. Если бы немцы сказали, что требуют свержения большевистской власти, тогда, конечно, надо воевать… На революционную войну мужик не пойдет… Сказать, что демобилизация прекращена, это значит слететь». На этот раз предложение Ленина было принято большинством 7 против 5, при 1 воздержавшемся. Ответ германского правительства на миролюбивую ноту советского правительства от 19 февраля содержал еще более тяжелые условия мира, чем те, которые были отвергнуты Троцким. По новым условиям Россия теряла всю территорию Польши, Литвы и Прибалтики, часть Белоруссии; должна была отдать Турции Батум, Карс и Ардаган с их округами; произвести полную демобилизацию армии; вывести войска из Финляндии и Украины и заключить мир с Украинской народной республикой. Условия эти должны были быть приняты в трехдневный срок и мирный договор ратифицирован в течение двух недель. По получении германского ультиматума Ленин столь же ультимативно потребовал от своей партии немедленной и полной капитуляции. На заседаний ЦК 23 февраля и одновременно в «Правде» Ленин категорически заявил: «Теперь политика революционной фразы окончена. Я лично, разумеется, ни секунды не остался бы ни в правительстве, ни в ЦК нашей партии, если бы политика фразы взяла верх» (т. 22, с. 276). Немецкие условия, заявлял Ленин на заседании ЦК, «советской власти не трогают», —главным или единственно важным «принципиальным» вопросом для Ленина было удержание политической власти в руках большевистской партии, то есть в его руках. Угроза ленинской отставки не могла не подействовать на членов ЦК и тетерь за принятие германского ультиматума голосовало 7 против 4, при 4-х воздержавшихся. Вместе с тем было единогласно решено «готовить немедленно революционную войну». В ночь на 24 февраля было созвано пленарное собрание ВЦИК, на котором Ленин заявил, что условия, предъявленные германским империализмом, суть,»безмерно тяжелые, безмерно угнетательские, хищнические», но что «иного выхода, как подписать эти условия, у нас нет». Утешал предсказанием, что к нам на помощь придет «наш союзник, международный пролетариат» (т. 22, с. 283). — При голосовании за принятие немецких условий голосовало 116, против 84, воздержалось 26. Германское наступление продолжалось до конца февраля и в течение каких-нибудь десяти дней немецкие войска далеко продвинулись на восток, заняв Луцк, Минск, Полоцк, Юрьев, Ревель, Псков. В конце февраля новая советская делегация (возглавляемая Сокольниковым) отправилась в Брест и 3 марта подписала немецкие условия Мира (без обсуждения их). Краткое и существенное содержание немецкого ультиматума было приведено выше. Статья 2-я основного договора содержала обязательство, что «договаривающиеся стороны будут воздерживаться от всякой агитации или пропаганды против правительства или государственных и военных установлений Другой стороны». — Основной текст договора состоял всего из 14 статей; затем следовал ряд обширных приложений, регулировавших финансово-экономические отношения между сторонами и, в частности, предусматривавших восстановление действия русско-германского торгового договора 1904 года и вознаграждение германских и австро-венгерских подданных за убытки, причиненные им во время революции. По Брестскому договору от России было отторгнуто 780 тысяч кв. км. территории с населением 56 млн. (около 1/3 всего населения бывшей Российской империи); на этой территории находилась треть железнодорожной сети страны, производилось 73% железа и добывалось 89% каменного угля (А. Чубарьян, «Брестский мир», Москва, 1964, с. 189-190). Западные границы Российской республики передвинулись в пределы Курской губернии. На съезде большевистской партии 6-8 марта 1918 года Ленин утешал своих товарищей своими обычными предсказаниями: «Международная социалистическая революция придет… Наше спасение от всех трудностей во всеевропейской революции… Если немецкая революция не наступит, — мы погибли» (это — «абсолютная истина»). Все повороты истории очень тяжелы, но надо уметь отступать: если ты не сумеешь приспособиться, не расположен идти ползком на брюхе, в грязи, тогда ты не революционер, а болтун».— «Конечно, мы нарушаем (Брестский. — С. П.) договор.., и нас поймает Гофман на нарушении мира. Только мы постараемся, чтобы он поймал не скоро» (т. 21, с. 319-328). Съезд одобрил ратификацию Брестского договора большинством 30 против 12, при 4-х воздержавшихся. Вместе с тем съезд принял секретное дополнение к резолюции, не подлежавшее разглашению ни в печати, ни в частных разговорах, о чем все члены съезда должны были выдать «личную подписку»: «Съезд особо подчеркивает, что Центральному Комитету дается полномочие во всякий момент разорвать все мирные договоры с империалистическими и буржуазными государствами, а равно объявить им войну» (т. 22, с. 344), — такова была тайная дипломатия ленинизма, только что предавшего анафеме всякую тайную дипломатию… Для формальной ратификации Брестского договора советское правительство должно было созвать (IV) всероссийский чрезвычайный съезд советов, который на заседании 15 марта, в согласии с предложением Ленина, принял решение о ратификации большинством 724 против 276, при 118 воздержавшихся. Ленин снова и снова утешал делегатов предсказаниями, что «обожравшись, империалисты лопнут», и что тогда «мы начнем вторую социалистическую революцию уже в мировом масштабе» (т. 22, с. 402, 409). По заключении мира между Германией и РСФСР должны были установиться «нормальные» дипломатические отношения, и в Москву прибыл германский посол граф Мирбах. Положение советской власти весною и летом 1918 года было чрезвычайно трудным и шатким. Правительственный аппарат и надежная армия еще не были созданы (одно время единственной надежной опорой ленинского правительства были батальоны латышских стрелков), оппозиция в стране, усилившаяся после заключения «похабного» Брестского мира, доходила до открытых восстаний, хозяйственная разруха создавала для правительства чрезвычайно трудное финансовое положение. С другой стороны, западная антигерманская коалиция начала свою маленькую «интервенцию», высадив небольшие военные отряды в Мурманске и в Архангельске, и эта маленькая интервенция наделала большой шум. При таких условиях для германского правительства было весьма важным сохранение в Москве дружественной «советской» власти. Опубликованные ныне секретные документы германского Министерства иностранных дел обнаружили, что имперское германское правительство систематически снабжало графа Мирбаха миллионами немецких марок для поддержки ленинского «социалистического» правительства. 13 мая граф Мирбах телеграфирует в Министерство иностранных дел: «…мне думается, что наши интересы требуют сохранения власти большевистского правительства… — …было бы в наших интересах продолжать снабжать большевиков минимумом необходимых средств, чтобы поддерживать их власть» (Земан, документ № 129). В мае и июне 1918 года западные державы пытались, через своих агентов, нащупать почву в Москве для выяснения возможности сближения между советским правительством и державами Антанты. Возможность такого сближения, конечно, очень беспокоила немцев, и для предотвращения этой опасности они посылали в Москву все новые и новые миллионы. 18 мая статс-секретарь Кюльман телеграфировал своему московскому послу: «Пожалуйста, тратьте большие суммы, так как весьма в наших интересах, чтобы большевики удержались у власти». 3 июня граф Мирбах телеграфировал в министерство: «Ввиду сильной конкуренции Антанты необходимы 3 миллиона марок в месяц». В меморандуме, который статс-секретарь Кюльман получил от советника Траутмана и который он «строго секретно» сообщил 8 июня статс-секретарю Министерства финансов Редерну, сообщались следующие сведения: «Во время недавних усилий Антанты в России убедить совет рабочих депутатов принять требования Антанты, принятие которых могло бы привести к ориентации России в сторону Антанты, граф Мирбах вынужден был истратить значительные суммы, чтобы предотвратить принятие какого-либо решения в этом направлении… Граф Мирбах донес, что ему нужно теперь 3 миллиона марок в месяц для расходов на этот предмет. Однако, в случае изменения политической ситуации, может понадобиться сумма в два раза большая. Фонд, который мы имели до сих пора своем распоряжении для распределения в России, весь истрачен. Поэтому необходимо, чтобы секретарь имперского казначейства предоставил в наше распоряжение новый фонд. Ввиду вышеуказанных обстоятельств, фонд этот должен быть не менее 40 миллионов марок». II июня статс-секретарь Министерства финансов Редерн сообщил статс-секретарю иностранных дел о своем согласии ассигновать 40 миллионов марок на указанный предмет. В июле 1918 года советско-германским отношениям угрожал серьезный кризис, когда во время июльского мятежа левых эсеров в Москве, 6 июля, был убит германский посол граф Мирбах. Ленин был до крайности возмущен и напуган этим террористическим актом «негодяев лево-эсерства» (по его выражению), который, как он опасался, привел советскую Россию «на волосок от войны» с Германией. Но германское правительство, конечно, не желало возобновления войны на восточном фронте и отказалось от каких-либо репрессий, удовлетворившись дипломатическими извинениями. В октябре 1918 года положение Германии и ее союзников, под ударами французско-бриританско-американских армий и в тисках «голодной блокады», проводимой британским флотом, сделалось совершенно безнадежным. Сначала один за другим отпали все германские союзники — Болгария, Турция и Австро-Венгрия, а 8 ноября рухнула и Германская империя (император бежал в Голландию) и 11 ноября на западном фронте было заключено перемирие. 13 ноября советское правительство объявило Брестский договор аннулированным. В советской литературе принято до небес восхвалять мудрость и прозорливость Ленина, проявленную им в эпоху заключения Брестского мира. При этом всегда игнорируется та весьма существенная «подробность», что от оков Брестского договора Советскую Россию освободила не социальная революция в Европе (и в частности, в Германии), которую Ленин всегда предсказывал и которая так и ни пришла, а поражение, нанесенное Германии армиями западных «империалистов» (которым Ленин пророчил близкую и неминуемую гибель). Проф.С.Г.Пушкарев |
