Казалось бы, Чингис-хан обладал абсолютной полнотой власти, но уже в процессе разворачивающихся завоеваний он почувствовал, что расширение империи чревато и появлением сепаратизма. В1221 г. три брата — Джучи, Чагатай и Угэдэй — взяли Ургенч, столицу Хорезма, и из добычи не выделили доли отцу. Чингис-хан не хотел принимать их после этого, и лишь ближайшим соратникам — Мухали, Боорчу и Шихи-Ху-туху удалось немного смягчить хана. Он принял сыновей, но жёстко отчитал. На схожей почве происходит обострение его отношений со старшим сыном. Джучи первый получил улус, играл важную роль при хане и как многие считают, проявил признаки сепаратизма.
Выборы преемника интересны тем, что на них впервые произошло столкновение интересов центра и улусов. Воля Чингиса нуждалась в подкреплении, которое далось нелегко. С одной стороны, наметилась борьба за ханский престол iii некоторым косвенным данным на это место претендовал самый младший, при этом достаточно амбициозный Толуй, с другой — уже проявляются интересы образовавшихся улусов — к их выразителю можно отнести Чагатая, который делает ставку на слабого хана и поддерживает покладистого Угэдэя, конечно, ссылаясь на волю Чингис-хана.
Намереваясь править собственным улусом, он предпочитал Толую — прекрасному полководцу и, видимо, потенциально сильному правителю — слабого брата, которым можно было бы управлять.
Любопытно, что во время похода в Китай в 1231 г. Толуй, бывший при Угэдэе, сказал такую фразу: «Блаженной памяти родитель наш, государь, Чингис-хан, выбрав тебя, старший брат мой и царь, выбрав, как выбирают мерина, и, ошупав, как ошупывают барана, тебе лично указал на великий царский престол и на твоё величество возложил всенародное бремя. А мне ведь повелено только быть возле хана, старшего брата, чтобы будить его от сна и напоминать позабытое. И если б теперь я не уберёг тебя, то кого же стал бы будить от сна и напоминать позабытое. И именно сейчас я заступлю своего брата и государя, когда на самом деле с ним ещё ничего не случилось, но все монголы уже полны сиротской скорби, а китайцы — ликования. Я ломал хребет у тайменя, я сокрушал хребет у осетра. Я побеждал пред лицом твоим, я сражался и за глазами. Высок я станом и красив лицом». Можно истолковать данную речь, приписываемую Толую, как наличие у него великоханских амбиций, которым, впрочем, не суждено было сбыться.
Все вопросы и законы Угэдэй согласовывал с Чагатаем или с участием всех Чингизидов. Т. е. выбор Угэдэя означал стремление Чингис-хана сохранить родовой принцип управления, чего могло и не получиться, выбери он амбициозных его братьев. Этот коллективизм тоже должен был сохранить целостность империи, также как коллективное участие всех Чингизидов в походах.
Возведение Гуюка на трон после смерти Угэдэя — это, фактически, попытка создать единую упорядоченную систему наследования и, соответственно, укрепление центральной власти. Но опереться Гуюку было не на кого. Только Чагатаиды, соперничавшие с Джучидами, могли поддержать Гуюка, но и то лишь на время. Так что за Гуюком был только собственный юрт — Монголия. И вот наиболее сильный улус — улус Джучи — бросил ему вызов. Поводом для этого стал тот факт, что Бату не явился на курултай по избранию Гуюка в 1245 г., сославшись на слабое здоровье9. Попытка привести его к покорности — карательный поход против Бату в 1248 г. закончился в результате подозрительно внезапной смерти Гуюка.
Теперь очень многое зависело от того, кто сядет в Каракоруме — будет ли центр считаться с интересами улусов или попытается подчинить их. Бату сделал ставку на род Толуя — Толуидьг не имели собственного улуса и нуждались в поддержке. Бату, с одной стороны, был заинтересован в целостности империи — ведь это в целом сохранение мощи монголов, но с другой, место великого хана всё равно будет занято, и было важно, чтобы это был свой человек.
После смерти Гуюка организатором нового курултая был Бату. Он призвал всех Чингизидов в свой улус, но потомки Угэдэя и Чагатая отказались прибыть, утверждая, что согласно традиции, курултай должен быть проведён в коренном юрте — на Ононе и Керулене. И Бату провёл в 1250 г. подготовительный курултай с участием Джучидов и Толуидов, где произошло выдвижение Менгу на ханский трон. А в 1251 г., когда был организован созыв великого курултая в Монголии, Бату отправил на него своих младших братьев Берке и Буха-Тимура с большим войском для поддержки своего кандидата. Но и туда потомки Угэдэя и Чагатая не прибыли. Берке запросил указаний у Бату, и тот дал указание, опиравшееся на реальную военную силу, посадить на белый войлок Менгу, а тех Чингизидов, кто не явится за нарушение ясы — закона Чингис-хана — казнить. В результате Менгу был избран, а попытавшиеся противодействовать этому потомки Угэдэя и Чагатая были казнены.
Нельзя сказать, что даже на столь подконтрольном Бату курултае не было разногласий. Элджидай (сын Хачиуна, младшего брата Чингиса), ссылаясь на слова Чингиса о том, что править должен род Угэдэя, «пока есть от него хоть кусок мяса, который если травой обернуть и корова не съест, и если жиром обернуть, то и собака не съест», то всё равно он должен править. На это возразил Хубилай, младший брат Менгу, сказавший, что род Угэдэя сам первый нарушил ясу Чингиса. Ведь Угэдэй завещал передать власть своему внуку Ширему-ну, а её захватил Гуюк.
Менгу, по крайней мере, поначалу, оправдывал надежды Бату. Он хотя и вовсе не был его марионеткой, но пока правил, не вмешивался в дела улуса Джучи и даже сдерживал порывы своего брата Хулагу, который уже устремился на завоевание Ирана и далее неизбежно должен был столкнуться с Джучи-дами в Закавказье. Бату использовал Менгу в уничтожении Чагатаидов, но прикрывал его тылы, помогал в процессе завоевания Китая. Центр империи в это время уже не мог существовать без поддержки улусов.
Менгу, конечно, не был абсолютно покорен Бату на посту великого хана. Об этом и речи не могло быть. Просто они оба были нужны друг другу. Менгу нужен был могущественный союзник для обеспечения целостности империи, Бату нужен был союзник на ханском столе, который не затрагивал бы интересы улуса Джучи. Менгу мог свободно действовать во всех направлениях, кроме западного.
Венцом борьбы центра и улусов стало противостояние Хубилая и Ариг-Буги. Борьба двух братьев, безусловно, кроме прочего, была борьбой между монгольской традицией править, «сидя на коне», из центра и улусной политикой закрепления на завоёванных территориях. Хубилай уже, по сути, выступал как император Юань, а не как Монгольский каган.
В новых условиях Ариг-Буга не имел серьёзной опоры. Он попытался воспользоваться тем, что находился в Монголии, когда основные войска во главе с Хубилаем вели войну против Сун. Нахождение в коренном юрте, по мнению традиционалиста, давало ему право на главенство. Были, конечно, посланы приглашения на курултай всем чингизидам, но Ариг-Буга со сторонниками решили избирать, не дожидаясь их прибытия. Официально было объявлено, что улус Джучи, Хулагу и прочие поддерживают его. А Хубилай в Китае провёл свой курултай, хотя тоже объявил о его поддержке со стороны других улусов. Ариг-Буга — сторонник традиций — думал, что, опираясь на монгольский улус, он имеет больше прав. А Хубилай в этих условиях мог опереться только на Китай и монгольские войска, там находящиеся, и он порвал с традициями. Хубилай победил, и вместе с ним победила улусная система. Формально он ещё отправлял назначения правителям других улусов, но реально никак на них не влиял.
Можно отметить ещё один важный фактор, который влиял на политическую жизнь в империи, — роль ближайших ханских советников. Она менялась в процессе завоевательной политики: сначала они — боевые друзья юности, преданностью заслужившие свои места. Их наследники — это уже чиновники на службе, и о былой близости, конечно, здесь говорить не приходится.
Часто опытные командующие ставились по статусу выше даже Чингизидов. Субудай, Урянхатай, Мухали, Боорчу — их голос в важнейших вопросах звучал весомо. А в военных походах нередко был решающим. Так, Менту, направляя войска против Сун, ставил крупнейшего своего полководца Урянхатая на один уровень с собственным братом Хубилаем в вопросах командования.
Но что следует выделить особо как новый фактор политической жизни, появившийся в процессе завоеваний, так это роль местной знати. С завоеванием многочисленных народов и появлением улусов их монгольским правителям неизбежно приходится опираться на местную знать, без чего невозможно было этими улусами управлять. Большинство народов были оседлыми или полуосёдлыми, опыта управления которыми у монголов не было. А при этом неизбежно приходилось считаться с интересами местной знати, которая этот фактор использовала в своих интересах.
Елюй Чуцай, бывший чиновник династии Цзинь, защищал интересы китайского населения, русские князья Ярослав Всеволодович и Александр Ярославич использовали Бату для внутренней борьбы и для защиты от имперской политики Каракорума. Когда сначала в имперскую столицу Каракорум поехал сын великого князя владимирского Константин Ярославич, а сам Ярослав ездил в Сарай, великий каган Гуюк счёл это оскорблением — великий князь поехал к Бату, а в Монголию послал сына. Именно это, возможно, стало причиной отравления Ярослава в Каракоруме, когда тот всё-таки прибыл к Гуюку. Этим, возможно, и объясняется ориентация Александра Невского на Бату. Ему нужна была защита от империи, а Бату нужен был союзник против Гуюка.
Александр Ярославич получил в Каракоруме ярлык на разорённый киевский удел, а его младший брат, Андрей, — стольный Владимир. Между братьями возникла вражда, и Александр сделал ставку на Бату как противника имперского центра. Карательная Неврюева рать 1252 г., кроме прочего, была частью политического противостояния улуса Джучи и Каракорума. Александр мог бы и сам справиться с братом, но тогда он посягнул бы на волю великого хана, что могло привести к карательным акциям. Пусть это сделает Бату.
Александр поехал в Орду к Бату с жалобой на брата, заодно обвинив его в неплатежах дани. Бату тоже сделал ставку не на ставленника Каракорума Андрея, а на Александра. Хотя в самом Каракоруме в это время уже сидел Менгу, но Андрея-то поставила вдова Гуюка Огуль-Гаймиш в 1248-1249 гг. В результате Неврюева рать ликвидировала зависимость от Каракорума и переподчинила Русь Орде. Разворачивалась новая улусная политика, которая была уже не связана с общеимперскими делами.
Махмуд Ялвач добивался привилегии для мусульманских купцов и максимально использовал торговые возможности, которые обеспечивала империя. Джувейни и Рашид ад-Дин, ставшие видными чиновниками при Хулагуидах, также использовали монголов для защиты персидских интересов в борьбе с арабами, и их не смущали различия в религиях.
Роль местной знати увеличивалась ещё и потому, что воинские контингенты в улусах теперь уже не были чисто монгольскими, и даже были монгольскими в меньшей степени. Их интересы нельзя было не учитывать. Конечно, везде этот фактор проявлялся в разной степени. В наибольшей мере он сказывался в улусах Чагатая и степных владениях Джучи, где монголы активно включали в свои подразделения тюркские контингенты. В меньшей — в оседлых странах — Китае, Иране, Руси, но и там роль его была велика. Впоследствии близость отношений ордынских правителей с московскими князьями была не только в интересах последних.
При рассмотрении политической борьбы в Монгольской империи нельзя пройти мимо участия в ней женщин. Неоднократно женщины в империи играли важную политическую роль. Оэлун и Бортэ (мать и жена Чингис-хана соответственно) — в возвышении Чингиса. Идею о выборе наследника Чингис-хану подсказала его жена татарка Есуй. Причём сделала она это в довольно невежливой форме, намекнув, что он невечен. Чингис признал справедливость её слов и даже попенял своим ближайшим соратникам, что они не напомнили ему о бренности сущего
. Меркитка Дорэгэнэ, вдова Угэдэя, привела к власти Гуюка, Огуль-Гаймиш регентствовала после смерти своего мужа Гуюка. Р. Ю. Почекаев предполагает, что причиной возвышения Вату, который не был ни самым старшим, ни самым удачливым среди сыновей Джучи, было влияние Бортэ, поскольку мать Бату — Уки-хатун — была из племени хунгират, из которого происходила и сама Бортэ.
В монгольском кочевом обществе женщины традиционно имели больший вес, нежели во многих странах Востока. Можно также упомянуть о стремлении женщин продвинуть на престол своих детей в условиях многожёнства.
Говоря о специфике политической жизни в Монгольской империи, можно выделить основные её моменты. Прежде всего, хотелось бы отметить, что родовые принципы всегда имели важное значение в политической жизни. Это естественно, поскольку кочевая организация сохранялась, и именно она служила базисом для завоеваний.
Можно также видеть, что важной составляющей политической борьбы было противостояние имперского центра и улусов. При этом улусная организация неизбежно взяла верх над централизацией в процессе завоеваний — отсюда и распад империи.
Завоевания привели к разбуханию империи, и управлять ею централизованно из Монголии не имелось никакой возможности — улусная организация была неизбежна. К этому подталкивал и первоначально принцип семейного владения всей империей. Но появление улусов столь же неизбежно привело к расхождению их интересов с интересами центра. Тем более что центр играл роль классического паразита, а улусным правителям приходилось благоустраивать своё новое владение. Именно поэтому местная знать поддерживала улусных правителей против Каракорума, раз уж приходилось выбирать какое-то из зол.
Цитируется по: В.В. Мигин. Особенности политической борьбы в Монгольской империи в XIII в.
