Истощение людских резервов в русской армии в 1917 г.

Истощение людских резервов в русской армии в 1917 г.
Гаврилов Л.М., Кутузов В.В. Истощение людских резервов в русской армии в 1917 г.
// Первая мировая война. М., 1968. С.145-157.

Одним из малоизученных вопросов истории первой мировой войны является проблема кризиса людских ресурсов России в 1917 г. Необходимость разработки этой проблемы вызывается отсутствием в литературе единого взгляда по коренным вопросам статистики, характеризующей численность кадровой армии накануне войны, количества мобилизованных, численности в 1917 г. как всей, так и действующей армии, а также запасных войск внутренних округов. Изучение темы осложняется отсутствием в архивах многих важных документов и бессистемностью имеющихся в наличии материалов. Исследовавший вопрос о статистических данных по мобилизации русской армии С.К. Добророльский, который занимал в 1914 г. должность начальника Мобилизационного отдела Генерального штаба, писал: «В наличности не оказалось ни одного полного комплекта последнего перед войной мобилизационного расписания; не оказалось важнейших актов с распоряжениями о мобилизации, отданных в июле и августе 1914 г.; не оказалось подробных отчетов по материальному снабжению армии, которые велись в Мобилизационном отделе, и многих других документов»{1}. Составители известного статистического сборника «Россия в мировой войне 1914-1918 годов (в цифрах)» отмечали: «К сожалению, статистика минувшей войны чрезвычайно скудна, и особо скудна она в части, характеризующей участие в войне бывшей царской России»{2}.
В историографии первой мировой войны утвердилась точка зрения, будто людские ресурсы России практически были неисчерпаемы и проблемы истощения людского запаса, остро стоявшей в Германии и Франции, в России не существовало. Эта мысль получила отражение в работе Н.А. Таленского, отметившего,
[145]
что к началу 1917 г. в германской коалиции «людские ресурсы были почти истощены, в то время как царская Россия только за счет переформирования своих 16-батальонных дивизий в 12-батальонные сформировала 40 новых дивизий»{3}. На наш взгляд, сформирование новых дивизий за счет сокращения числа батальонов в каждой дивизии было чисто организационной мерой, которая нисколько не свидетельствует о благополучии с людскими ресурсами, скорее наоборот, это увеличение армии на 40 дивизий без увеличения числа солдат само по себе явилось отражением кризиса людских резервов. В книге Д. В. Вержховского и В. Ф. Ляхова, вышедшей недавно вторым изданием, также проводится мысль об исчерпании людских ресурсов во Франции и Германии, но остается незамеченным истощение людских резервов в России{4}. Иного взгляда придерживался Добророльский. В его работе говорится, что «после 1 мая 1916 г. возникло уже опасение истощения людских ресурсов даже такой богатой населением страны, как
Россия»{5}.
Для изучения вопроса о людских ресурсах России в 1917 г. нами были исследованы статистические материалы органов учета о численности кадровой армии, о числе мобилизованных, о численности действующей армии и запасных полков внутренних округов в 1917 г., а также переписка правительственных кругов и генералитета по этому вопросу.
В литературе численность кадровой армии России определяется цифрами от 1 284 155 до 1423 тыс. человек{6}. Такое расхождение указывает на плохую организацию учета личного состава армии еще до начала первой мировой войны.
Не менее противоречивые данные имеются о числе мобилизованных на войну (мы включаем в это понятие как военнообязанных, призванных со дня объявления войны, так и кадровую армию России). Добророльский называет цифру 13 300 тыс. человек{7}, статистические сборники: «Россия в мировой войне
[146]
1914-1918 годов (в цифрах)» — 15 798 тыс.{8} и «Мировая война в цифрах» — 19 млн.{9} Преимущественное распространение в литературе получили две последние цифры{10}.
По вопросу об общей численности армии во время Октябрьской революции в литературе имеются расхождения — ее численный состав определяется от 7 млн. до 15 млн. человек{11}.
Все перечисленные вопросы (т. е. численность кадровой армии, мобилизованных и общая численность армии в 1917 г.) еще ждут своего исследователя. Значительные расхождения имеются также по вопросу о численности действующей армии во время Октябрьской революции. Диапазон этих противоречий простирается от 1,6 млн. до 10 (млн. человек{12}. Это объясняется тем, что формы учета действующей армии были различны. Управление дежурного генерала Ставки вело учет реальных боевых сил, а интендантство — всех тех, что состоял на довольствии, т.е. включая лиц гражданского населения, обслуживающих тыл действующей армии. Эти две формы учета несопоставимы, и смешение их явилось
[147]
причиной многих расхождений, которые имеются в нашей литературе. Примером этого являются таблицы 10 и 13{13} в сборнике «Россия в мировой войне 1914-1918 годов (в цифрах)». Произвольное объединение составителями сборника в отдельные таблицы данных дежурного генерала и интенданта привело к появлению ошибочных данных по ряду вопросов, а многие исследователи без должного анализа брали данные этих таблиц и вводили их в научный оборот.
Противоречивые данные имеются также в литературе по вопросу о численности войск внутренних округов России в 1917 г.{14} Вышеуказанный статистический сборник явился также источником ошибок в определении численности войск тыла. Составители сборника отождествили данные численного состава пехотных запасных полков внутренних округов России с численностью войск тыла вообще, а также списочный и наличный состав. Так, в сборнике на стр.29 сообщается, что численность войск внутренних округов России составляла на 7 декабря 1916 г. 2 089 350, а на 1 февраля 1917 г. — 1 846 716 человек. На самом деле эти цифры определяют только число солдат, состоящих на учете в пехотных запасных полках внутренних округов России{15}. Далее, в сборнике на стр.29 (табл. 21) указывается, что к 15 сентября 1917 г. в пехотных запасных полках внутренних округов России состояло 773 519 человек. Здесь составителям необходимо было оговорить, что эти сведения характеризуют только наличный состав солдат. Списочный же состав к этому времени составлял около 1400 тыс. солдат. Помимо этого, приводимая в сборнике табл. 21 содержит целый ряд цифровых ошибок, что объясняется тем, что составители сборника опубликовали ведомость, которая включала предварительные данные. Нами была найдена ведомость, составленная несколько позднее и включающая более точные сведения{16}.
Недостатком сборника является также то, что в нем отсутствуют ссылки на документы, на основе которых составлялись эти таблицы. Для своего времени сборник «Россия в мировой войне 1914-1918 годов (в цифрах)» сыграл определенную положительную роль, сведя воедино большое количество статистических данных о России в первой мировой войне, но для современного уровня исторической науки он устарел. Между тем
[148]
некоторые ошибочные его сведения остаются в нашей литературе и по сей день. Примером этого может служить публикация в «Военно-историческом журнале», №7 за 1964 г. «Некоторые цифры первой мировой войны».
Проблема истощения людских резервов России имела известное международное значение. Мысль о неисчерпаемости ее людских резервов имела широкое распространение среди военных и политических кругов Запада и сыграла определенную роль в расчетах Англии и Франции при создании Антанты, а затем и при выработке стратегических планов войны. Союзные правительства при проведении всех крупных военных операций оказывали давление на русское командование с целью перенесения главных усилий на плечи русской армии. Постоянные требования об активизации боевых действий на русском фронте преследовали одну цель — ценой огромных жертв достичь облегчения положения союзных армий на Западном фронте. «Одна только Россия, — писал об этом в 1915 г. Черчилль, — может обеспечить союзников значительным численным превосходством, которое потребуется им для разгрома армий центральных держав»{17}. Прогрессивный английский историк В.В. Готлиб писал об отношении союзных правительств к России: «Было также хорошо известно, что Запад в его борьбе с Германией находится в зависимости от миллионов русских солдат и от стабильности Восточного фронта. Уже 9 августа 1914 г. президент Пуанкаре считал, что „пришло время для России начать наступление, чтобы облегчить тяжесть, которую приходится нести Бельгии и нам». 9 сентября он писал, что Россия оказывает Франции „ценную помощь». 19 октября Пуанкаре требовал применения русской „движущей силы»»{18}.
Получая столь существенную помощь, стоившую русской армии огромных потерь, союзные военные руководители быстро об этом забывали, как только русская армия попадала в тяжелое положение и в свою очередь нуждалась в помощи. В кампании 1915 г., когда главные силы германской армии теснили русскую армию на Восточном фронте, союзные войска не пришли ей на помощь. По словам Черчилля, о помощи русской армии со стороны западных держав в это время «не было и речи». В октябре 1915 г. Черчилль писал, что «наши операции на Западе» никак не помогли России, которая в течение пяти месяцев подвергалась «главному давлению врага»{19}. Те же мысли выразил в своих мемуарах английский статс-секретарь по иностранным делам Эдуард Грей, отметивший, что во время битвы на
[149]
Марне 1914 г. «единственная надежда продержаться до конца на решающем театре военных действий была на то, что Россия активизирует наступление на Востоке… Только благодаря энергии и огромному самопожертвованию, которые были проявлены Россией при этом наступлении, союзники были спасены осенью 1914 г. Чтобы спасти союзников, искренняя помощь и вся сила России потребовались на ранней стадии войны»{20}.
Поскольку союзные державы возлагали большие надежды на русскую армию, естественно, что в течение всей войны они пристально изучали состояние людских ресурсов и (Возможности пополнения резервами русской действующей армии. Генералы П.И. Аверьянов и Д.С. Шуваев обращали внимание царской Ставки на повышенный интерес различных военных представителей союзников к людским резервам России. 13 сентября 1916 г. военный министр Шуваев писал в Ставку, что английский военный агент полковник Нокс «высказал в весьма осторожной и деликатной форме, что его личные наблюдения привели его к убеждению, что наша армия несет, по-видимому, огромные потери, требующие для их возмещения высылки огромного количества пополнений, вследствие чего, по-видимому, можно опасаться быстрого израсходования запаса военнообязанных и в России»{21}; поэтому он дал понять, что ему «необходимо располагать точными данными о величине еще не призванного нами запаса военнообязанных»{22}.
Неприглядное положение с людскими резервами в России военные круги Петербурга были вынуждены скрывать от союзников. Шуваев по этому поводу писал: «Имея в виду, что сообщение полковнику Ноксу действительной величины нашего запаса военнообязанных, несомненно, вызвало бы в Англии большие тревоги и опасения и в значительной мере понизило бы в мнении английского правительства ценность и значение России как союзника в общей борьбе с центральными державами, я не признал возможным дать разрешение на ознакомление полковника Нокса с действительным состоянием нашего людского запаса и приказал ограничиться сообщением ему лишь общих сведений»{23}.
Нокс считал, что Россия располагала в то время запасом непризванных военнообязанных не менее 3-33/4 млн. человек, т. е. преувеличивал его в 2-2,5 раза. Шуваев понимал, что долго нельзя будет скрывать истощение людского запаса в России, так как после призыва «последних возрастов ратников 2-го разряда и особенно после досрочного призыва в январе
[150]
1917 г. новобранцев 1919 .г… всему миру станет известно, что в России уже призваны под знамена решительно все военнообязанные»{24}.
Вопрос о состоянии русской армии и ее людских резервов интересовал также и французскую военную миссию, возглавляемую генералом Жаненом. Русское командование представило французам сведения о численном составе действующей армии, запасных частей фронта и внутренних округов России на октябрь 1916 г.{25} и подробную информацию о динамике численности русской армии с начала войны по 1 января 1917 г.{26}
Проблема истощения людского запаса, поставившая под угрозу возможность продолжения войны в масштабах, определенных военными обязательствами перед союзными державами, встала во весь рост перед военными руководителями и царским правительством в конце 1916-начале 1917 г. Эта проблема настолько затрагивала интересы господствующих классов России, что стихийно возникла широкая дискуссия, в которой активное участие приняли военный министр Д.С. Шуваев, начальник Генерального штаба П. И. Аверьянов, начальник штаба верховного главнокомандующего М.В. Алексеев, временно исполнявший эту должность В.И. Гурко, главнокомандующие фронтами Н.В. Рузский, А.Е. Эверт и А.А. Брусилов, дежурный генерал и генерал-квартирмейстер Ставки, группа членов Государственного совета и Государственной думы, принимавшая участие в Особом совещании по обороне государства (28 человек), и, наконец, Николай II. Все основные отделы и управления штаба верховного главнокомандующего, Военного министерства и Генерального штаба, ведавшие вопросами личного состава армии и людскими резервами, спешно составляли секретные доклады и записки, проливавшие свет на проблему состояния людских резервов, пытаясь найти новые источники людского запаса.
Одним из первых документов, отразивших тревожное состояние дела с пополнениями действующей армии, было письмо П.И. Аверьянова дежурному генералу Ставки П.К. Кондзеровскому от 11 сентября 1916 г., написанное в момент, когда по существу прекратилось поступление пополнений на Юго-Западный фронт, что явилось одном из причин тою, что так называемый Брусиловский прорыв не получил развития из оперативного в стратегический. «Уже в августе 1916 г.,— говорилось в этом письме,— действующая армия находилась в некомплекте, достигавшем в некоторых дивизиях даже до 50-60%, каковое обстоятельство, как указывал штаб верховного главнокомандующего, задерживало развитие активных операций»{27}. Аверьянов писал, что его ужасает «действительное положение с наличным людским
[151]
запасом в России, что пополнение армии людьми стало положительно угрожающим…, мы близки к полному истощению людского запаса». При самых оптимистических расчетах, по его мнению, армия могла рассчитывать на 1 млн. вполне годных для строя новобранцев, который был единственным запасом для пополнения армии с 1 ноября 1916 г. Кондзеровский 15 октября 1916 г. составил справку на имя начальника штаба Ставки, в которой подтвердил, что «в окончательном выводе мы в пределах устава о воинской повинности еще располагаем:
а) ратников 2-го разряда (37-40 лет), призыв коих намечен 25 октября — около 350 тыс.;
б) новобранцев призыва 1919 г., призыв намечен 2-3 января 1917 г.— около 700 тыс.;
в) белобилетников, из которых осторожнее считать годными для пополнения армии половину,— около 200 тыс.;
г) остальные два возраста ратников 2-го разряда — около 140 тыс.
Итого около 1400 тыс. человек»{28}.
Генерал Алексеев по поводу этой цифры в тот же день написал: «Это совсем ничтожная цифра, с которой воевать трудно»{29}. Еще в июне 1916 г. Алексеев предъявил Мобилизационному отделу Генерального штаба требование, чтобы людской резерв в запасных частях округов был доведен до 2 млн. человек переменного состава{30}. Шуваев также считал, что русская армия в недалеком будущем встретится с затруднениями содержать боевой состав армии по установленным штатам. В его письме Алексееву от 13 сентября 1916 г. указывалось, что вместе с последним досрочным призывом новобранцев 1919 г., который планировалось провести в январе 1917 г., призванными окажутся все военнообязанные в пределах действующего устава о воинской повинности, а именно 46 возрастов ратников 1-го и 2-го разрядов (по 23 возраста в каждом разряде), пять досрочных призывов новобранцев (1915, 1916, 1917, 1918 и 1919 гг.{31}).
Русская буржуазия не могла остаться безучастной к вопросу истощения людских резервов в стране. Встревоженные неумелым ведением войны царскими генералами и истощением людского запаса в России, грозившим свертыванием боевой активности фронта, видные буржуазные деятели подали Николаю II «всеподданнейшую записку о мероприятиях, необходимых для успешного ведения и окончания войны»{32}. В этом документе
[152]
получила ясное выражение классовая позиция буржуазии, выступившей с критикой самодержавия в вопросах ведения войны. Документ подписан 28 членами Государственного совета и Государственной думы, принимавшими участие в заседании Особого совещания по обороне государства. В их числе мы видим руководящих деятелей кадетской партии: П.Н. Милюкова, В.А. Маклакова, Н.В. Некрасова, Н.Н. Львова, А.И. Шингарева, председателя Государственной думы октябриста М.В. Родзянко, прогрессиста А.И. Коновалова, одного из лидеров-националистов В.В. Шульгина и ряд крупных промышленников и банкиров. Записка посвящена очень важному, по словам авторов, «для судьбы нашего отечества» «тревожному и даже грозному» вопросу «дальнейшего комплектования личного состава нашей армии». «Грозную опасность отечеству» авторы записки увидели в истощении людского запаса России, что могло сказаться на дальнейшем ведении войны. Осознав весь грозный смысл и возможные последствия этого явления, лидеры буржуазии забили тревогу, испугавшись, как бы царское правительство не было принуждено заключить сепаратный мир с Германией.
Решаясь высказать критические замечания в отношении военного руководства, буржуазные лидеры понимали, что этим они вторгаются в область, которая считалась прерогативой монарха, и поэтому делали это в осторожных выражениях. Но все же они достаточно ясно высказали мысль, что речь идет по существу о том, где взять людей для продолжения войны. Заявляя о «безусловной необходимости довести войну до победного конца», буржуазные лидеры указывали на то, что в тылу страны «во всех важнейших отраслях народного труда и в том числе и в производствах, работающих на удовлетворение всех многочисленных и обширных потребностей армии», ощущается острый недостаток рабочих рук.
Буржуазия этим самым защищала в первую очередь свои корыстные интересы, так как дальнейшее сокращение рабочей силы в стране угрожало сокращением баснословных доходов, получаемых владельцами предприятий от выполнения военных заказов. Отражая интересы военных заводчиков и предпринимателей, желавших оставления в тылу необходимого для эксплуатации числа рабочих, буржуазные лидеры вынуждены были заговорить о бережливости «людских жизней».
«В армии прочно привился взгляд,— говорилось в записке,— что при слабости наших технических сил мы должны пробивать себе путь к победе преимущественно ценой человеческой крови»{33}. В связи с этим делалось предложение, чтобы военачальники заботились о сокращении боевых потерь армии, ибо «легкое
[153]
расходование людской жизни… недопустимо, потому что человеческий запас у нас далеко не неистощим»{34}. Кроме того, в записке было высказано пожелание о возвращении «на заводы квалифицированных рабочих с заменой их соответствующим числом подлежащих освидетельствованию и признанных годными для несения военной службы белобилетников и оставшихся в стране ратников 2-го разряда»{35}.
В качестве выхода из положения в записке предлагались следующие источники пополнения армии «людским материалом»: привлечение к военной службе «инородцев», освидетельствование белобилетников, увеличение числа бойцов «за счет тыловых частей и, в частности, устройство лечебных заведений для легкораненых вблизи фронта», «бережливое расходование человеческого материала в боях». Общий запас в России исчислялся запиской в 26 млн. военнообязанных в возрасте от 18 до 43 лет. Исключив из этого числа призванных с начала войны до конца 1916 г. 14,5 млн. человек, остается еще цифра в 11,5 млн. человек.
В записке отмечалось, что на первый взгляд это число достаточно велико и еще долгое время могло бы питать армию людскими резервами. Но следовавшая затем раскладка этого остатка людского запаса сводила на нет надежды и возможности долгое время питать армию за счет этих людей. Оказывалось, что из этого числа 2 млн. составляли вообще отсутствующие люди: оставшиеся в занятых неприятелем областях, эмигранты и дезертиры; 5 млн. было негодных по физическим данным; 3 млн. не могли быть призваны, так как составляли минимальное в стране число работоспособных мужчин, работающих в оборонной промышленности, на транспорте и в государственном аппарате. Таким образом, цифра понижалась до 1,5 млн. человек; они составляли последний реальный запас, на который могла рассчитывать армия. Эти данные приблизительно совпадали с данными Аверьянова, Шуваева и Алексеева. В записке указывалось, что эти 1,5 млн. «составляют весь наш свободный людской запас армии в стране, а следовательно, при дальнейшем пополнении нашей армии в количестве 300 тыс. человек в месяц нам через пять месяцев придется вести войну, расходуя запасные батальоны — эту основу боевой мощи всякой армии без возможности их пополнения»{36}.
Главные требования буржуазии — отказ от дальнейшего увеличения армии за счет еще не призванных рабочих и крестьян центральных районов страны и возвращение на заводы квалифицированных рабочих — были решительно отвергнуты генералитетом и царем{37}. Даже мало обязывающее пожелание
[154]
«о бережливом расходовании человеческого материала» вызвало возражение генералов. В ответной записке буржуазным деятелям, составленной 4 февраля 1917 г. генералом Гурко после консультации с командующими фронтами и одобренной царем, говорилось: «Однако какое-либо давление на начальников в этом чрезвычайно деликатном вопросе, несомненно, повлекло бы к угашению в них предприимчивости и наступательного порыва». Не обещали генералы и сокращения боевых потерь. «Могучая артиллерия и технические средства, хотя бы такие же, как у наших противников, — писал Гурко,— весьма понизили бы наши потери, но о подобном уравнении, по крайней мере в ближайшее время, не приходится и думать»{38}.
Так на грани 1916 и 1917 гг. ясно обозначился кризис людских резервов России, зафиксированный в официальных документах и переписке высших военных и гражданских должностных лиц. Всестороннее обсуждение этой проблемы в военных и правительственных кругах положительных результатов не дало. Выход из кризиса не был найден. Дискуссия не открыла фактически никаких новых источников, которые могли бы существенно улучшить пополнение людскими резервами действующей армии. Положительное значение обсуждения проблемы состояло лишь в том, что замалчивать или скрывать далее истощение людского запаса было уже невозможно. Дискуссия на огромном документальном и статистическом материале доказала, что царизм завел армию в тупик, зафиксировала и подтвердила наличие кризиса людских ресурсов в стране. И если при этом царизм, а позже Временное правительство пытались все же проводить политику продолжения войны и предпринимать наступательные операции, то это было свидетельством авантюризма самодержавия и буржуазии.
Особенно обострился кризис людских ресурсов русской армии при Временном правительстве, которое не только продолжало империалистическую войну, но и стремилось вести ее более активно. Последний призыв, проведенный царским правительством в феврале 1917 г., несколько смягчил кризис людских резервов в стране. Если к 8 февраля 1917 г. в запасных пехотных полках внутренних округов России насчитывалось 1 855 002 человека и из них реально можно было направить на фронт 878 146 человек{39}, то к 8 марта 1917 г. в них уже насчитывалось 2 161 629 человек и из них реально можно было направить на фронт 1 163 670 человек{40}.
Временное правительство, готовя июньское наступление, стало усиленно перебрасывать маршевые роты на фронт. Только за период с 8 июня по 15 июля 1917 г., по данным Управления
[155]
дежурного генерала Ставки, в действующую армию поступило 807 маршевых рот и 30 запасных полков в составе 290 900 человек{41}.
Направив основную массу людского резерва из запасных полков в составе маршевых рот на фронт и не ожидая нового притока мобилизованных в запасные части, Временное правительство пошло на чрезвычайную и крайнюю меру, дав распоряжение об отправке на фронт запасных полков в полном составе. По данным Мобилизационного отдела Генерального штаба, летом и осенью 1.917 г. в действующую армию было отправлено 119 запасных полков{42}. Эта мера указывала не только на израсходование последних контингентов обученного запаса, но и на исчерпание мобилизационных возможностей страны. Накануне Октябрьской революции из-за резкого сокращения пополнений некомплект действующей армии значительно увеличился. Штабы всех без исключения фронтов систематически посылали телеграммы в Ставку и Главное управление Генерального штаба (ГУГШ), в которых заявляли о росте некомплекта в частях, о недостатке прибывающих пополнений и настойчиво требовали принять меры по обеспечению действующей армии людскими резервами.
Но Временное правительство уже было не в состоянии прислать требуемое количество пополнений на фронт. Мобилизационные возможности страны были исчерпаны, а запасные части тыла обескровлены. Пехотные запасные полки внутренних округов России были основным источником пополнения людскими резервами фронта, и сокращение их численного состава в период правления буржуазного Временного правительства наглядно показывает истощение людских резервов в России. Если в начале марта 1917 г. пехотные запасные полки реально могли направить на фронт 1 163 670 человек{43}, то к 1 октября 1917 г.— только 343 841{44}.
В результате нарастающего некомплекта действующей армии сократилась ее численность. Это систематическое падение численности действующей армии зафиксировано Управлением дежурного генерала Ставки и его органами в войсках, которые вели учет реальных боевых сил и ежемесячно составляли по армиям и фронтам ведомости по форме «А», содержащие сведения о численности офицеров, чиновников и солдат по трем графам: по штату, по списку и налицо. Не менее важное значение для определения численности действующей армии в октябре 1917 г.
[156]
имеет числовая однодневная перепись, проведенная 25 октября 1917 г.{45}
Изучение ведомостей по форме «А» и данных переписи позволило проанализировать сокращение численного состава действующей армии от февраля к октябрю 1917 г. Если на 1 марта в действующей армии налицо было офицеров, чиновников и солдат 7 185 446{46}, то к 25 октября — только 5 412 833{47}. За этот период действующая армия сократилась на 1 772 613 человек.
Одной из основных причин истощения людского запаса явилась технико-экономическая отсталость страны, вынуждавшая вести войну за счет привлечения в ряды армии и для ее обеспечения огромного числа людей. Примером может служить тот факт, что при численности действующей армии в 6 млн. человек на октябрь 1917 г. интендантство кормило еще свыше 6 млн. человек, которые состояли в частнопредпринимательских организациях и предприятиях тыла, обслуживающих действующую армию.
Технико-экономическая отсталость страны, просчеты при проведении мобилизации и хищническое, небережливое расходование людского запаса обусловили неудовлетворительную постановку дела пополнения армии обученными людскими резервами.
Одной из существенных причин истощения людских резервов был тот факт, что Антанта смотрела на Россию как на неисчерпаемый резерв человеческого материала, который в неограниченном количестве можно было использовать как пушечное мясо в своих империалистических целях. С первых же дней войны Россия несла тяжелое бремя, возложенное на нее в планах военных боевых действий союзников. Это вызвало большой расход людских ресурсов России за период войны.
Истощение людских резервов явилось отражением кризиса буржуазно-помещичьего строя России в 1917.
[157]
Примечания:

{1} С.К. Добророльский. Мобилизация русской армии в 1914 году. М., 1929, стр.5-6.
{2} «Россия в мировой войне 1914-1918 годов (в цифрах)». М., 1925, стр.1.
{3} Н.А. Таленский. Первая мировая война (1914-1918 гг.). М., 1944, стр.71.
{4} Д.В. Вержховский, В. Ф. Ляхов. Первая мировая война 1914-1918 гг. М., 1964, стр.198.
{5} С.К. Добророльский. Указ. соч., стр.145.
{6} С.К. Добророльский (указ., соч., стр.143) и А.М. Зайончковский («Мировая война 1914—1918 гг.», т.I. «Кампания 1914-1915 гг.» М., 1938, стр.20) определяют численность в 1 284 155 человек; Ю.Н. Данилов («Россия в мировой войне 1914-1915 гг.» Берлин, 1924, стр.39) — около 1300тыс.; «Военно-исторический журнал», 1964, №7, стр.77-1360 тыс.; М.Павлович («Мировая война 1914-1918 и грядущие войны». Л., 1925, стр.200) и Е.И. Мартынов («Царская армия в Февральском перевороте». М., 1927, стр.17) — 1400 тыс.; «Россия в мировой войне 1914 1918 годов (в цифрах)», стр. 20-1423 тыс.
{7} С.К. Добророльский. Указ. соч., стр.146. Эта цифра подтверждается в справке, составленной 4 февраля 1917 г. в Управлении дежурного генерала Ставки полковником В. И. Моторным на имя начальника штаба верховного главнокомандующего (ЦГВИА, ф.2003, оп.2, д.288, лл.246-250).
{8} «Россия в мировой войне 1914—1918 годов (в цифрах)», стр.20.
{9} «Мировая война в цифрах». М., 1934, стр.12.
{10} В историографию этого вопроса мы включаем те работы, авторы которых в числе людей, мобилизованных на войну, включали кадровую армию России. Цифру 15 798 тыс. приводят в своих работах: П.И. Лященко. История народного хозяйства СССР, т.2. М., 1956, стр.612; Г.И. Шигалин. Военная экономика в первую мировую войну (1914-1918). М., 1956, стр.55; П. Голуб. Солдатские массы Юго-Западного фронта в борьбе за власть Советов (март 1917 г. — февраль 1918 г.). Киев, 1958, стр. 17; А.Л. Сидоров. Финансовое положение России в годы первой мировой войны (19141918). М., 1960, стр. 529; И. Петров. Стратегия и тактика партии большевиков в Октябрьской революции. М., 1964, стр.136 и др. Цифру 19 млн. называют: «История гражданской войны в СССР», т.I. M., 1935, стр.24-25; А. Зайончковский. Указ. соч., стр.21; А.Я. Грунт, Ф.Н. Фирстова. Россия в эпоху империализма. 1907-1917 гг. М., 1960, стр.86; «Военно-исторический журнал», 1964, №7, стр.77.
{11} Численность армии в 7 млн. человек называют: С.М. Кляцкин. Начальный период строительства армии Советского государства (октябрь 1917 — январь 1918).—«История СССР», 1962, №2, стр.91; Г.И. Шигалин. Указ. соч., стр.53; в пределах 10 млн. человек — Л.С. Гапоненко. Солдатские массы Западного фронта и борьбе за власть Советов (1917). М., 1953, стр.6; X.И. Муратов. Революционное движение русской армии в 1917 г. М., 1958, стр.148; Ф.Л. Шурыгин. Революционное движение солдатских масс Северного фронта в 1917 г. М., 1958, стр.99; 12 млн. человек — Е.П. Городецкий. Демобилизация армии в 1917-1918 гг. — «История СССР», 1958, №1, стр.4; 14 млн. человек — А.И. Черепанов. Под Псковом и Нарвой, февраль 1918 г. М., 1963, стр.14; 15 млн. человек — П.И. Лященко. Указ. соч., стр.613.
{12} С.М. Кляцкин утверждает, что на фронте находилось 1590 тыс. бойцов (указ. соч., стр.91); «История гражданской войны в СССР», т.I, стр.246-247 — около 2 млн.; X.И. Муратов (без Кавказского фронта) — 4 406 561 (указ. соч., стр.81); С.Е. Рабинович — около 7 млн. («Борьба за армию в 1917 г.». М., 1930, стр.5); Л.С. Гапоненко — свыше 8,5 млн. (указ. соч., стр.95); М.И. Капустин — 10 млн. бойцов («Солдаты Северного фронта в борьбе за власть Советов». М., 1957, стр.308).
{13} «Россия в мировой войне 1914-1918 годов (в цифрах)», стр.23, 24.
{14} В сборнике «Россия и мировой воине 1914-1918 годов (в цифрах)» на стр.19 указывается, что на 1 июня 1917 г. во внутренних округах России насчитывалось 1804 тыс. военнообязанных, а в книге «История Великой Октябрьской социалистической революции» (М., 1957) на стр.150 сообщается, что накануне Октября в запасных и тыловых частях насчитывалось 4 млн. солдат.
{15} ЦГВИА, ф.2003, оп.11, д.5, лл.30-31, 134-135, 179-180.
{16} Л.М. Гаврилов. Состояние резервов фронта накануне Октября. — «История СССР», 1967, №4, стр.27.
{17} Цит. по кн.: В.В. Готлиб. Тайная дипломатия во время первой мировой войны. М., 1960, стр.119.
{18} Там же, стр.66-67.
{19} К.Б. Виноградов. Буржуазная историография первой мировой войны. М., 1962, стр.110.
{20} В.В. Готлиб. Указ. соч., стр.97.
{21} ЦГВИА, ф.2003, оп.2, д.273, л.15об.
{22} Там же, л.16.
{23} Там же, л.16—16 об.
{24} Там же, л.16 об.
{25} Там же, лл.5, 7-10.
{26} Там же, д.288, лл.246-250.
{27} Там же, д.273, л.26об.
{28} ЦГВИА, ф.2003, оп.2, д.273, л.4об.
{29} Там же, л.4.
{30} Там же, л.27.
{31} Там же, л.16об.
{32} Записка 28 членов Особого совещания по обороне государства, сохранив­шаяся в фонде Ставки, не датирована (там же, оп.11, д.5, лл.141-146 и копии, лл.213-218). Ответ на эту записку, составленный генералом Гурко, с резолюцией царя: «одобряю» датирован 4 февраля 1917 г.
{33} ЦГВИА, ф.2003, оп.2, д.273, л.145.
{34} ЦГВИА, ф.2003, оп.2, д.273, л.145об.
{35} Там же, л.146.
{36} Там же, л.142.
{37} Там же, лл.136-140.
{38} Там же, л.140.
{39} Л.М. Гаврилов. Указ. соч., стр.20.
{40} Там же, стр.21.
{41} ЦГВИА, ф.2003, оп.2, д.509, л.63.
{42} Там же, ф.2000, оп.3, д.2719, л.678.
{43} Л.М. Гаврилов. Указ. соч., стр.21.
{44} Там же, стр.28.
{45} Материалы этой переписи обнаружены нами в ЦГВИА и опубликованы в журнале «История СССР» №2 за 1964 г.
{46} ЦГВИА, ф.2003, оп.11, д.8, лл.49а, 50-51, 69-70, 129-130, 132-133, 139.
{47} Л.М. Гаврилов, В.В. Кутузов. Перепись русской армии 25 октября 1917 г. — «История СССР», 1964, №2, стр.90-91. Подсчет численности действующей армии произведен нами на основе вышеуказанных источников.

Ссылка на первоисточник

Рейтинг
( Пока оценок нет )
Загрузка ...
Исторический дискуссионный клуб