Народное сознание и культура севернорусского населения

Одним из, быть может, наиболее «классических» для русскоязычной этнографической традиции обществ является крестьянство Русского Севера. Несмотря на это, глубокие исследования народного самосознания и мировоззрения севернорусского населения все еще достаточно редки. Тем более ценной оказывается работа, фрагменты которой мы публикуем ниже — статья главного научного сотрудника ИЭА РАН А.В. Власовой «Народное сознание и культура севернорусского населения». посвящена отражению сознания северян XIX-начала XX века(времени непосредственно предшествовавшего интенсивной модернизации и разрушению традиционного общества) в широком многообразии различных форм материальной(и не только материальной) культуры— будь то характер использования пространства, типы сельского хозяйства, традиционный костюм или же структура локальных и региональных идентичностей.
Статья была впервые опубликована в монографии «Очерки русской народной культуры» изданной под грифом ИЭА РАН в 2009 г.. Полный текст статьи, за исключением присутствующих в печатном издании многочисленных и весьма информативных иллюстраций можно скачать здесь.
И.В.Власова. Народное сознание и культура севернорусского населения
Народное сознание и культура севернорусского населения
Использование пространства под заселение. с.Кимжа, Мезенский район.
(Из кн. Пермиловская А.Б. Крестьянский дом в культуре Русского Севера(XIX-начало XX века) Архангельск, 2005 С.18)

Весь осваиваемый Север, где формировалось севернорусское население, становился периферией Русского государства. Традиционная культура северян стала земледельческой в своей основе, правда, ее черты были свойственны не только культуре северных земледельцев, но и наличествовали у северного промыслового населения. Народная культура в целом у русских всегда была земледельческой, и именно этим определялось ее своеобразие, а северная культура стала уникальным ее вариантом. Несмотря на свою периферийность культура северян вобрала в себя и сохраняла долгие столетия общерусский характер и именно культуры земледельческого народа. Ее уникальность же была обусловлена тем, что она сформировалась у хлебопашцев, живших в условиях северной природной среды. Кроме того, культура русских северян складывалась в иноэтничном окружении, поэтому она стала «продуктивной и творческой». Ее продуктивность состояла в том, что она способствовала адаптации пришельцев-славян (русских) в новой природной и человеческой среде. Как всякой периферийной культуре, основой которой к тому же становилась разнородная культура, ей было присуще соотношение «своего» и «чужого», все время вынужденное сравнение своих и чужих ценностей (признак творчества) и выбора того, что в данной ситуации и условиях наиболее приемлемо. Так северная культура становилась «продуктом межэтнических (и межрегиональных – И.В.) связей», и тем самым «проделала тот же путь, что и общерусская культура, вобравшая в себя опыт межкультурных связей, ставших достоянием национальной культуры». Сосуществование культурно-исторических традиций, их взаимопроникновение характерно не только для общерусской, но и для региональных культур: и в той, и в других произошло напластование разновременных слоев, отразивших многообразие культурных связей.

Народное сознание и культура севернорусского населения
Соловецкий монастырь(из кн. «На поморской вольной стороне…» Архангельск, 2003 с.67)

Подтверждение этому можно увидеть в севернорусской культуре. Причем, такое видение наступает при рассмотрении любых материалов, относящихся и к ранним, и к поздним эпохам, к разнохарактерным материалам – археологическим, историческим, этнографическим данным. Например, в одном из северных районов – в Кубиноозерье, по данным археологических раскопок памятника X-XIII веков у д. Минино в 70 км от Вологды, обнаруживаются следы разных эпох и все они говорят о связях данного района. Так, связи с Северо-Западной Русью и Балтикой устанавливаются по найденным женским украшениям (подковообразным фибулам, перстням и браслетам с завязанными концами, по орнаменту на украшениях – волчьему зубу), по бытовым предметам (ножам с узким клиновидным лезвием, односторонним расческам). Отчетливые финноугорские связи выявляются по украшениям, появившимся с XII в., – зооморфным и шумящим подвескам. По найденным христианским символам XI в., так называемым скандинавским крестам, видны связи со Скандинавией. Находки керамики свидетельствуют не только об этих северо-западных, а также юго-западных связях (с верхнесухонскими, позднекаргопольскими и дьяковскими памятниками), но и об аналогии с северо-восточной керамикой, что была обнаружена в Коми и в Прикамье (ананьинская культура). Разноэтничное и разновременное по происхождению население создавало здесь специфическую местную культуру. Она складывалась не путем простого наслоения, сложения пластов. Население перерабатывало в своем сознании все имеющиеся у него знания и приобретаемые новшества, которые при освоении территорий включались в его трудовой опыт, способствовали выработке нравственных и других ценностей.

Народное сознание и культура севернорусского населения
Спасо-Прилуцкий монастырь в Вологде
(Из кн. Пермиловская А.Б. Крестьянский дом в культуре Русского Севера(XIX-начало XX века) Архангельск, 2005 С.36)

Позднее в послеархеологическую эпоху характер синтетичности и периферийности северной культуры проявлялся в сознании людей, их восприятии «своего мира» и окружающего его более широкого пространства, в своеобразной «идеологии, принимавшей различные формы маргинальности и оппозиции» по отношению к общерусской культуре. Это хорошо заметно в осмыслении северянами своего и чужого пространства, обозначенного или ограниченного ими такими вехами, как монастыри, храмы, часовни и т.д. Так, например, островные монастыри на Севере были маргиналами по происхождению, с их возникновением определялись и границы северных территорий, осознаваемые населением. Наиболее крупные монастыри (Валаамский, Палеостровский, Соловецкий, Анзерский и др.) «маркировали границы этноконфессиональной территории русских с севера и запада», создавали периферийную территорию Севера с его сакральными границами, поэтому навекà стали наиболее почитаемыми. Малые монастыри (Спасо-Каменный, Вожеозерский, Кирилло-Новоезерский и др.) располагались на водных путях во внутренних местах, которые были важны в жизни и деятельности людей, а поэтому были освящены. Третья их группа (скиты, пустыни) создавала «сакральное обрамление своих материнских обителей». Такое же периферийное положение монастырей и маркируемой ими территории выражалось в храмонаименованиях, которые давало обителям население. Среди наименований главных соборных престолов крупных монастырей преобладало имя Преображения, образ которого был символом движения русских при освоении новых и искании лучших земель («искание нового неба и новой земли»), а праздник Преображения стал профессиональным праздником поморов, символом чудесного изменения и преображения жизни. Поскольку жизнь поморов и их промысловая деятельность зависели от погодных условий, от стихии, то их сознание обращалось к надеждам на чудо и преображение жизни. Этим их мировоззрение отличалось от крестьянского, ибо земледельцы руководствовались, как правило, «логикой традиции, природосообразности, космического порядка».

Народное сознание и культура севернорусского населения
Обетный крест на берегу Мезени в с.Кимжа Мезенского района. Фото А.В. Фроловой, 2005 г.

Образ Преображения у северян дополнялся образами Троицы и Рождества Богородицы (образ домашнего очага и земли), составившие основные фундаментальные образы православной веры. Вообще храмонаименования Севера, по данным исследования А.В. Камкина, сводятся к пяти группам: во имя Господа Бога, архангелов, Богородицы, пророков и апостолов, во имя местных святых и святынь. В исторической памяти людей путем наименования храмов закреплялось представление о границах и протяженности земли, в том числе и своих приходов, а также формировался «круг региональных представлений и ценностей тогдашнего массового (религиозного – И.В.) сознания». Любой храм, даже маленькая приходская церковь, воздвигалась всем миром, а поэтому в сознании прихожан она «символизировала не только идеологическое единство волости, но и служила материальным выражением общих забот», ибо все, что есть у церкви, принадлежит всему миру, о чем знал каждый прихожанин.

Народное сознание и культура севернорусского населения
дом Гусевых конца XIXв. С. Черевково, Красноборский р-н, Архангельская обл.
(Из кн. Пермиловская А.Б. Крестьянский дом в культуре Русского Севера(XIX-начало XX века) Архангельск, 2005 С.77, оборот)

Малые монастыри создавались, как уже указывалось, при хозяйственном освоении внутренних территорий Севера. Это происходило в XV-XVII веках, когда земледельцы отходили от речных долин в мелкие речные бассейны и лесные междуречья. В этой своей деятельности монастыри столкнулись с дохристианской культурой, которая при взаимодействии с христианством была «поглощена» им. Монастыри встретились еще с одним явлением. Здесь на «краю земли» оформлялись и различные локальные группы населения со своим поведением и мышлением. В глухих северных местах в XVII в. появились старообрядческие общины со множеством толков, сохранявших свои религиозные традиции. По отношению к остальному населению они, в свою очередь, тоже становились и ощущали себя маргиналами. В этих условиях монастыри не только выполняли миссионерскую функцию, но и концентрировали опыт адаптации насельников к природно-климатическим условиям, тем самым создавали возможность для освоения северных территорий. Отсюда и известная большая роль монастырского освоения (ибо они притягивали к себе население), несколько уступавшего массовой крестьянской колонизации, но перекрывшим менее масштабную боярскую колонизацию.

Народное сознание и культура севернорусского населения
Декор современного дома. Каргополь. Фото И.А. Морозова, 1999г.

Православная вера буквально пронизывала всю жизнь и деятельность русского народа, севернорусских в том числе, начиная с освоения ими земель, адаптации в этих землях, в выработке своего опыта и традиций, становлении народного самосознания. Подтверждение этому находим на каждом шагу, обращаясь к конкретным материалам по освоению территорий, антропогенному воздействию северян на природную среду. Сразу же при заселении Севера освоенная земля получала религиозное осмысление, «включалась в сакральную географию Святой Руси», возникала ее «христианская топография», благодаря которой Русский Север воспринимался как часть общей картины мира русских. Важными элементами этой топографии и были кресты, часовни, храмы, монастыри. Их христианские наименования наложились в свое время на языческий микрокосм (перекресток, дорога, река, ключи, деревья), включили их в христианскую картину мира. Так как северный мир создавался по типу большого мира, общего для всего народа, то в нем и появились священные христианские образы Троицы, Преображения, Богородицы.

Народное сознание и культура севернорусского населения

Будничный крестьянский костюм пожилой женщины: рубаха-ворот, сарафан-косоклинник. Верховья р. Пинеги.
(Из буклета: Северный русский народный костюм конца XIX- начала ХХ в.
Собр. Архангельского гос. музея деревянного зодчества и народного искусства Архангельск, 1993)
Христианская окрашенность картины мира северных крестьян была в свое время раскрыта исследователем Севера П.С. Ефименко: в центре этого мира северные православные крестьяне видели себя, на его окраинах – язычников-«нехристей» (неславянские народы Севера), которые были для них антимиром (проявление соотношения – свой/чужой). В этом представлении отразилась и сложившаяся этническая карта Севера. В деятельности этих крестьян по освоению пространств, создания всей системы жизнеобеспечения (материальной культуры) была заложена идея устроения земли, своего малого мира, обозначенного христианскими символами-объектами. Созданная этими людьми культура и до сих пор являет «образцы» взаимодействия природной и человеческой среды, поскольку человек «не просто подстраивается под природу, а взаимодействует с ней через культуру». В таком взаимодействии формировались характер, волевые черты северян, их ментальность.

Народное сознание и культура севернорусского населения
Будничный крестьянский костюм женщины: кофта-рукава, сарафан-дольник(полосатая юбка), передник, головной убор-сборник. Вологодская губ.
(Из буклета: Северный русский народный костюм конца XIX- начала ХХ в.
Собр. Архангельского гос. музея деревянного зодчества и народного искусства Архангельск, 1993)

При освоении территорий и взаимодействии природы и человека шел процесс развития и самого населения, которое заселяло земли. Это наглядно выступает, если рассмотреть формирование различных северных локальных образований – этно- и сословно-территориальных общностей. Интересно, что они возникали как крайние, переферийные группы по отношению ко всему населению. Их крайняя принадлежность облекалась в пространственно-селенческие характеристики, осмысляемые населением. Так, крупные локальные группы были известны на Севере еще в период его заселения в XIV-XVI вв., когда их расселение, местоположение и окружающая их природа определяли и их самоназвание, и сознание, и отношение к соседям. Обычно такие группы находились в бассейнах рек – двиняне, важане, пинежане, устюжане, онежане и т.д. Более мелкие территориальные образования возникали с освоением пространств, с продвижением вглубь территорий по течениям рек, побережьям озер и морей – поморы, усть-цилёмы, пустозёры, кокшары и т.п. Эти самоназвания определяли их местонахождение. У таких групп, даже если они жили по нижнему или верхнему течению одних и тех же рек, появлялись культурные, языковые и другие отличия, а также поведенческие установки, у них могла быть и разная этническая история, которая приводила к таким различиям. На Севере это было связано с разными потоками его колонизации – со стороны Новгорода или снизу по отношению к нему из Ростово-Суздаля (новгородская и низовская колонизации Севера), что навекà оставило след в культуре населения и его самосознании.

Народное сознание и культура севернорусского населения
Будничный крестьянский мужской костюм: рубаха, порты, пояс, Архангельская губ.
(Из буклета: Северный русский народный костюм конца XIX- начала ХХ в.
Собр. Архангельского гос. музея деревянного зодчества и народного искусства Архангельск, 1993)

Сформировались здесь и «межселенческие группы» – потомки древних родовых общин. Они были остатком старых северных гнезд деревень (гнездовое расселение на Севере). С сегментацией и разрастанием гнезд возникали будущие волости (для Севера – погосты), станы, приходы. Отдельным деревням соответствовали «селенческие группы», на ранних порах в XIII-XIV вв. с семейно-родовыми связями, позднее в XV-XVII веках – со связями складников, совместно хозяйствующих, осознающих свою общедеревенскую принадлежность и различающих себя по прозвищам. Такое осмысление, особенно общее происхождение или прозвищные имена складников, сохранялись на всем дальнейшем протяжении истории деревень. Точно так же остатками древних родовых, общих по происхождению, групп были околки в деревнях, а в настоящее время в лучшем случае – однофамильцы в них, особенно если они расселены компактно. Возникали и семейно-родовые группы, имевшие общее происхождение, но по мере освоения земель расселявшиеся в разных селениях. Их родственность проявлялась в одинаково соблюдаемых обычаях, одинаковых занятиях, в общих преданиях, могли быть одинаковыми фольклор и магическая практика.

Народное сознание и культура севернорусского населения
Будничный крестьянский мужской костюм: рубаха, порты, пояс, Пинега
(Из буклета: Северный русский народный костюм конца XIX- начала ХХ в.
Собр. Архангельского гос. музея деревянного зодчества и народного искусства Архангельск, 1993)

Каждая из этих страт чувствовала себя жителями определенного пространства, ландшафта, что и закрепилось в их самоназваниях, прозвищах, а главное в самоощущениях. Для всех этих территориальных крупных и мелких групп свойственно сравнение своего сообщества с другими, с оценками тех и других, выраженное в речевых формах, а поскольку у них складывалось такое оценочное сравнение, то и вырабатывалось каждой группой определенное поведение по отношению к своему и чужому.
Многочисленные примеры осознания северянами себя и своих соседей, своих и чужих поступков, действий, поведения содержатся в разделах монографии «Русский Север: этническая история и народная культура. XII-XX века». Можно привести лишь несколько примеров. Так, население бывшего Череповецкого у. в XIX в. по вероисповеданию разделялось на старообрядцев и приверженцев официального православия-мирских. И те, и другие жили по большей части компактно, отдельно друг от друга. В этническом отношении все они были русскими, и тем не менее различали друг друга по разным признакам – физическому облику, обычаям, речи. Местные мирские осознавали, что у них во всем оставались «следы чуди», о которой они знали, и это знание передавалось из поколения в поколение. В раскольниках же мирские видели все «чисто русское». Замкнутый образ жизни, немногочисленные контакты с окружающим миром обусловили эту «чистоту». Имелась в виду их «русская» внешность и соблюдение ими исконно русских традиций. Но «чудские черты» и не могли быть у старообрядцев, ибо сюда они пришли намного позднее (с конца XVII в.), чем древние пришельцы, которые здесь встретили «чудь» и взаимодействовали с нею (XI-XII вв.).

Народное сознание и культура севернорусского населения
Девушка-повязочника в праздничном наряде с традиционным головным убором-повязкоц. д. Городецк, Пинежский р-н.
Фото А.В. Фроловой, 2004г.
(…)

От всех них отличались жители центральных районов Вологодчины, например зажиточного села Устья Кубенского (Кадниковский у.), которые были предприимчивы, богаты («живут на городской манер»), они не знали праздности, любили разные нововведения; в остальных жителях этого же уезда они видели «религиозность, честность, трудолюбие, веселость, склонность к шуткам», в их обычаях было «много хорошего, гуманного, разумного». Жители другого района – кокшары (в тотемской Кокшеньге) имели сильные отличия от соседей в нравах и обычаях. Сами они находили себя людьми «особого душевного склада»: «живут кокшары особняком, у них иные обычаи, нежели у соседей; к ним не проникает ничего чужого». А вот древние; «чудины», «чудь», о которой у них жили предания даже и в XIX в., по их мнению, совсем другие люди, с которыми они якобы не имеют ничего общего: «чудин – это невзрачный человек, обросший волосами, с белыми глазами, дикий» (летописная чудь белоглазая со светлой пигментацией волос и глаз. – И.В.). Потомки «чудин» отличались от кокшаров: «не забывают обид, очень выдержаны, честны». Своих соседей — ваган кокшары называли «толстобрюхими» (среднего роста, крепкого приземистого телосложения), но отмечали, что они «смелы, к физическому труду привычны, проворны, любят петь».
Отличали себя от соседей и жители устюгских и сольвычегодских деревень, считая себя «народом рослым, красивым, бойким», живущим в «веселых красных деревнях» (их избы из сосны красного цвета). Жителей же болотистых мест Вологодского, Кадниковского и Тотемского уездов они находили «низкорослыми, некрасивыми, бедно одетыми плюгавыми мужиченками, лапотниками», у которых «чахлые бабы и дохлые дети», и ютятся они в серых низких избах и «килейках» по болотистым местам.

Народное сознание и культура севернорусского населения

Расписная лопаска прялки. Начало XX века. Верховажский р-н, Вологодская обл.
(Собр. Верховажского краеведческого музея.) Фото И.М. Денисовой, 1992

Известны среди северян прозвища, которыми они награждали друг друга: архангельцы – «морякоеды» (питались морской рыбой), вологжане – «телятники» (есть предание, что они съели теленка с подковами), шенкурцы на Ваге – «ваги кособрюхие» (носят низко на животе пояс), двиняне по Северной Двине – «водохлебы» (занимаются сплавом леса на реке), тарножане в Тарногском Городке – «векмоеды» (охотятся и едят векму-белку).
И конечно, русское население северных уездов различало себя от своих финских соседей, хотя у них было много общего и в культуре, и в физическом облике, т.к. они жили и формировались в тесном соседстве и в одинаковых природных, социальных и других условиях. Так, вологодские крестьяне – и русские, и зыряне – «отличались крепким телосложением, имели рост более средний, лица редко правильные». Отдельными чертами облика и характера они, конечно, различались. Русские были «открыты и откровенны, размашисты даже в своих пороках; зыряне – недоверчивы, скрытны; первые – рассудительны, смышлены, любят новинку, уважают промышленность, деятельны; вторые – необщительны, слепо привязаны к родине и старине, честны в отношении к своему брату, но не таковы с теми, кого не знают, и враги всего чужого».

Народное сознание и культура севернорусского населения
Фрагмент иконы «Страшный суд» XVIII в.
(Собр. музея-заповедника Кижи.) Фото И.М. Денисовой, 2002 г.

Во всех этих характеристиках можно заметить «природосообразность» (пространственно-селенческие характеристики общностей), «соотнесенность» с нею «мировоззренческих представлений и поведенческих стереотипов» людей. Эта природосообразность с характерными чертами, поступками жителей тех или иных мест и запечатлелась в их оценках, которые они давали себе и своим соседям. Так, «унылыми и вялыми» находили жителей болот их приречные соседи. «Неприветливыми и угрюмыми» считался народ глухих волостей между Кирилловским и Кадниковским уездами. От русских, как видно, отличались зыряне, их соседи в северо-восточных уездах. На первый взгляд, зыряне были «вялы, тщедушны, робки, пасмурны», на самом деле «оказывались выносливыми к суровому климату, смелыми, к тому же хранящими обычаи дедов, честными, а если же были расположены к человеку, то гостеприимными, радушными, хлебосольными». 

 

Ссылка на первоисточник
Рейтинг
( Пока оценок нет )
Загрузка ...
Исторический дискуссионный клуб