Финно-угорские народы

Финно-угорские народы

Владимир Напольских в «Родине слонов»

Где была прародина финно-угров? Как на них повлияли контакты со степняками-ариями? И осталось ли что-нибудь от палеоевропейских языков, вытесненных финно-угорскими?

Продолжаем изучать историю финно-угорских народов с членом-корреспондентом РАН, доктором исторических наук Владимиром Владимировичем Напольских.

 

Стенограмма эфира программы «Родина слонов» с членом-корреспондентом РАН, доктором исторических наук Владимиром Владимировичем Напольских.

М. Родин: Сегодня мы продолжим изучать историю финно-угорских народов. Когда начинаешь читать российские учебники, очень часто картина такая: славяне откуда-то пришли на территорию, где обитали местные финно-угорские, скорее всего, племена. Потом тюрки пришли на территорию, где обитали местные, скорее всего, финно-угорские племена. И возникает ощущение, что это вечные автохтоны, которые расселены по огромной территории, и история их неизвестна, или она теряется далеко-далеко в глубине веков.

Современная наука достаточно много знает, и мы говорили в своё время про генетику финно-угров. Сегодня мы будем говорить о том, что нам лингвистика и в меньшей степени археология об этом говорит.

Финские языки восходят к прауральской группе. Расскажите, что это за языки, где они были распространены, и что мы сейчас о них знаем? 

В. Напольских: Надо немного уточнить. Мы говорим о народах уральской языковой семьи. Это большое объединение языков, которые считаются родственными, потому что имеют общий компонент, восходящий к древнему т.н. прауральскому языку.

Уральская языковая семья распадается на самодийскую группу, это небольшая группа, живущая на территории Западной Сибири. Самый крупный народ из них – это ненцы, живущие у нас в тундре как в Западной Сибири, так и в европейской части России. Кроме того, ещё селькупы, нганасаны и энцы, народы очень немногочисленные.

Вторая группа языков, входящая в уральскую языковую семью – это финно-угорская группа, делящаяся в свою очередь на более мелкие подразделения. Это угорские языки, куда входят языки хантов и манси, живущих в Сибири, и называемые обско-угорскими языками, а также венгерский язык, самый крупный язык уральской языковой семьи (на нём говорит более 14 млн. человек). Далее, двигаясь на запад, мы находим пермскую группу языков. Это удмуртский и коми. Точнее, два современных литературных коми языка: просто коми или коми-зырянский, и коми-пермяцкий. Далее мы находим марийский язык, опять-таки два литературных языка: марийский и горномарийский. Далее мы находим мордовские языки: эрзянский, мокшанский. Далее в Прибалтике у нас большая группа близкородственных прибалтийско-финских языков. Это прежде всего финский язык, эстонский, а также карельский, ижорский, вепсский и практически исчезнувшие ливский и водский языки. И, наконец, саамская группа языков. Обычно называют один и говорят, что это саамский язык. На самом деле следует говорить о группе языков, распространённой у населения северной Фенноскандии. У нас на Кольском полуострове живут саамы, а также в Норвегии, северной Швеции и Финляндии.

Вот те народы, которые говорят на языках уральской языковой семьи.

М. Родин: Она действительно очень широко распространена: от Европы и Фенноскандии аж до Дальнего Востока.

В. Напольских: Нет, никак не до Дальнего Востока. От Норвегии до Таймыра, так скажем.

М. Родин: Что мы знаем о предыстории этих языков? О том самом общем прауральском языке.

В. Напольских: В данном случае перед нами предыстория. То есть та часть истории, которая не освещена письменными источниками и в узком смысле слова к области знания исторической науки не относится, поскольку история изучает прежде всего письменные источники. А мы здесь погружаемся в глубокую древность, когда письменных источников у нас ещё не было, причём и в помине, не то, что на нашей территории. На нашей территории они вообще появляются поздно. Скажем, первое упоминание вообще о каких-нибудь финно-уграх – наверное, упоминание у Тацита I в. н.э. Это упоминание феннов, народа, живущего далее за эстиями, т.е. за балтами. Фенны Тацита – это, скорее всего, предки современных саамов, не финнов.

К этому времени эти языки давным-давно уже разделились. Их общая предыстория восходит к очень глубоким временам. Для того, чтобы их изучать, нам приходится работать не столько с письменными источниками, сколько работать с реконструкцией. Прежде всего, сравнительно-историческое языкознание нам даёт реконструкцию состояния финно-угорского праязыка, самодийского праязыка, и, наконец, общую прауральскую реконструкцию. По этой реконструкции мы можем судить о культуре людей. Простая логика, придуманная ещё в XIX в., и называемая по-немецки «Worte und Sachen», т.е. «слова и вещи», предполагает, что раз мы реконструируем слово, то значит предмет, которым это слово называется, если надёжно реконструируется это слово, был известен людям, говорившим на этом праязыке. То есть, допустим, если мы в уральском праязыке можем реконструировать слово «телевизор», т.е. оно по всем законам уральских языков есть в нганасанском языке, в саамском, и, скажем, в мордовском каком-нибудь, эрзянском, и при этом соответствия праязыковые, значит, они смотрели телевизор. Другого вывода тут быть не может, скорее всего. Конечно, мы там реконструируем не телевизор, а несколько другие предметы.

Это первый путь, путь сравнительно-исторического языкознания. Второй путь – это археология, которая не даёт нам данных о языке, самоназваниях, этнической принадлежности населения, но она нам рассказывает о культурных изменениях в жизни людей. И позволяет опустить нашу лингвистическую реконструкцию, которая немного повисает во времени и пространстве, на конкретную почву. Т.е. мы можем представить себе, где обитали какие общности, чем они жили, в каких жилищах, как добывали себе пищу, где проходили возможные границы между этими культурными общностями. Не обязательно они должны совпадать с языковыми, но тут уже вступают в дело более сложные механизмы доисторической реконструкции.

Далее у нас есть физическая антропология, т.е. расоведение. Как современная, так и палеоантропология, которая позволяет нам видеть физический тип людей, как он менялся в истории.

У нас есть генетика, которая мало что даёт нового, честно говоря. Не очень понятен энтузиазм современных СМИ в том числе по поводу генетики. Потому что по истории уральских народов я ничего особо нового для себя там не извлекал. Но она подтверждает и, может быть, уточняет данные физической антропологии во многом. Т.е. позволяет нам установить биологические связи популяций, за которыми могут стоять этнические и культурные, языковые процессы, переселения, брачные отношения и т.д. 

Далее у нас есть другие разделы языкознания. Такие, как ономастика, названия народов – этнонимия, или географические названия – топонимия. Правда, как правило, они нас не вводят в слишком большую древность, но тем не менее тоже могут способствовать пониманию древности.

Наконец даже палеобиогеография, наука об изменениях природной среды, границ природных зон обитания растений и животных, очень многое может нам сказать о предыстории человечества. Жизнь людей в древности сильно зависела от этих причин.

Как-то совмещая все эти данные, мы можем реконструировать древность, происхождение в том числе уральских народов.

М. Родин: Я так понимаю, именно благодаря в первую очередь совмещению лингвистических данных и данных палеобиологии, палеоклиматологии удалось локализовать зону, где обитали носители уральских языков.

В. Напольских: Здесь опять работает старый метод «Worte und Sachen», только в своём частном варианте, который использовался сначала даже не в уралистике, а в изучении предыстории индоевропейских народов ещё в первой половине XIX в. Метод этот, его конкретный пример, называется «лингвистическая палеонтология». Т.е. мы реконструируем праязыковой словарь, как правило это этимологический словарь данной группы языков. У нас есть такой уральский этимологический словарь, сделанный венгерскими коллегами в 1980-х гг. Он относительно новый, потому что, скажем, индоевропейского такого же качества словаря у нас нового нет.

Мы можем оттуда выбрать названия животных, растений, каких-то элементов ландшафта, характеризующих природную среду, и наложить их на карту того времени, когда по нашим предположениям существовал уральский праязык. Если у нас есть названия жирафа, бегемота, павиана – они должны помещаться в африканскую саванну. А если будет белый медведь, морж и десять названий снега – ну, наверное, где-то на побережье арктических морей. Грубо говоря, такой простой подход.

Для уральского праязыка у нас сложились некоторые реперные называния животных и растений, которые помогают нам локализовать примерно территорию, где должны были жить люди, говорившие на этом праязыке. Это прежде всего названия темнохвойных деревьев западносибирской тайги: ель, пихта, лиственница, сибирский кедр. Они надёжно реконструируются на прауральском, прафинно-угорском уровне. Также названия некоторых рыб: это сиговые рыбы, нельма, осётр и стерлядь: для прафинно-угорского и самодийского отдельно, а для прауральского общей этимологии нет, и линь. А также названия множества животных, таких, как, например, северный олень, который указывает нам на относительно северную локализацию. С другой стороны ёж, который лишь в прафинно-угорском реконструируется, который указывает на относительно южную локализацию.

Всё это наложив на карту той эпохи, когда существовал уральский праязык, которую нам дают палеогеографы, мы можем указать ареал, где жили все эти виды животных и растений. Значит, носители этого праязыка должны были обитать не обязательно в этом же самом ареале, но по соседству с ним. Так или иначе, их территория должна соотноситься.

Для уральского праязыка это достаточно обширный регион от средне-верхнего течения Енисея из района где-то устья Ангары на востоке до современного верхнего Прикамья на западе. Такая полоса современных южно-таёжных лесов.

М. Родин: Т.е. это Западная Сибирь от Урала до Саян.

В. Напольских: Да, можно сказать, почти до Саян. И, видимо, с включением Предуралья, по крайней мере прикамского, может быть, верховья Печоры. Это та территория, где обитали растения и животные, названия которых были известны носителям уральского праязыка.

А чтобы понять, где жили сами уральцы, мы должны посмотреть на археологическую карту, посмотреть, какие у нас есть археологические культуры. И в общем мы увидим, что как раз эта территория, юг и центр Западной Сибири и Предуралье – это всё археологические культуры, образующие некую общность, происхождение которой связано либо с востоком, с Сибирью, либо с югом, с территорией современного Казахстана. В отличие от культур, которые находятся западнее, в волго-окском междуречье, на средней, верхней Волге или в Прибалтике. Эти культуры имеют более западное, центральноевропейское происхождение. Они уже никак не связаны с теми территориями, которые мы по методу лингвистической палеонтологии считаем прауральскими.

Следовательно, этот уральский-западносибирский блок археологических культур и надо связывать с уральской прародиной.

М. Родин: То есть мы можем лингвистические данные совместить с археологическими, и уже потом смотреть, как развивается и то, и другое параллельно, и делать какие-то выводы.

В. Напольских: Да. В определённой степени именно так. Мы не сказали о датировке. Если мы говорим об уральском праязыке, речь идёт, вероятно, о VI-V тысячелетии до н.э. Это период, когда он существовал. Распасться он должен быль где-то в конце V тысячелетия, по моим представлениям. А если мы говорим о более поздних стадиях, то прасамодийский просуществовал, как единство, до рубежа эр, а прафинно-угорский просуществовал где-то до середины III тысячелетия до н.э.

М. Родин: Я так понимаю, когда мы говорим про общий финно-угорский язык, это юго-западная часть того большого уральского ареала. Это ещё ближе к южному Уралу.  

В. Напольских: Да, возможно, что относительно уральской прародины прародина финно-угров несколько сместилась к западу, и может быть даже к югу. Во всяком случае, например, у нас есть такой важный факт, что именно в финно-угорском праязыке, в отличие от прауральского, появляются заимствования из индоевропейских языков, точнее из арийских или индоиранских языков после распада индоевропейского. Вот из древних предков индоиранских или индоарийских языков у нас есть ранние заимствования в финно-угорском праязыке. Таких заимствований нет в прауральском. Начался контакт. А древние арии должны были обитать на территории, по всей вероятности, евразийских степей.

Важно, что среди заимствований есть такие маркирующие природную зону и культурные контакты слова, как «пчела», «мёд» и «воск». Т.е. носители уральского праязыка, по-видимому, не знали этих названий, по крайней мере ничего никак не реконструируется. И в самодийском ничего подходящего реконструировать невозможно. А носители финно-угорского праязыка заимствовали эти названия из очень ранних стадий праарийского. Т.е. либо они сместились к юго-западу, вступив в контакт со степью, где жили арии, либо арии активизировались и проникли в лес.

М. Родин: Мы говорим по сути про исторические времена. Я так понимаю, существование единого финно-угорского языка, III-II тысячелетие до н.э., этот уже эпоха бронзы.

В. Напольских: Нет. Единый финно-угорский язык должен был распасться в середине III тысячелетия до н.э.

М. Родин: Но это уже всё равно бронза.

В. Напольских: Это наиболее адекватная дата. Тут, конечно, вопрос корректности наших датировок и методов датирования – это отдельный разговор. Это ещё не совсем бронза в лестной зоне, самое начало, может быть, её.

М. Родин: Я имею в виду общемировой культурный контекст.

В. Напольских: Общемирового культурного контекста в данном случае нет. Потому что неолит нашей лесной зоны и зоны Плодородного полумесяца – это разные вещи. В зоне Плодородного полумесяца неолит – это начало земледелия, и начинается земледелие и скотоводство чуть ли не в Х тысячелетии до н.э. А в лесной зоне неолит – это просто начало изготовления керамики. Никакого земледелия и скотоводства нет. И самую раннюю керамику сейчас в VI тысячелетие уводят, елшанская культура даже иногда VII тысячелетием датируется. Правда, это не совсем лес, видимо, лесостепь. Т.е. более позднее и совсем другое по качеству явление. Соответственно, когда мы говорим об этих археологических эпохах, они разные на разных территориях. И по времени, и по сути. 

М. Родин: Я имею в виду, что примерно в это время уже начинают развиваться египетская, месопотамская цивилизации.

В. Напольских: Безусловно.

М. Родин: Есть в Болгарии уже местная балканская металлургическая провинция.

И дальше, если мы переходим к более позднему времени, я так понимаю, что распад финно-угорской группы происходит в контакте с индоевропейским бурлением синташтинской культуры, того, что происходит юго-западнее. Правильно?

В. Напольских: Да. В дальнейшем развитии этого юго-западного сектора уральцев, т.е. будущих финно-угров, важную роль, безусловно, сыграли контакты с индоевропейским населением, причём двух очагов.

С одной стороны это степняки, которые, начиная с конца IV-III тысячелетия в связи со сложением собственных металлургических традиций в Причерноморье и Предкавказье, начинают проявлять интерес к источникам металла, и начинают проникать на южный Урал в поисках его источников и вступают в контакт с лесным населением. И начало праарийских и прафинно-угорских контактов связано не только с тем, что прафинно-угры продвигаются на юг и на запад, в более тёплые и удобные территории, но и с тем, что арии идут на север и на восток в поисках металла. И эти контакты степняков-ариев, начавшись где-то в начале, может быть в первой половине III тысячелетия до н.э., продолжаются для некоторых народов вплоть до Нового времени. В Венгрии ясы, говорившие на осетинском языке, доживают по-моему чуть ли не до XVIII-XIX вв. Я сейчас не помню, как датируются последние ясские словари. А в Поволжье мы можем точно говорить, что пермские языки, предок удмуртского и коми, заимствовали из языка осетинского типа, самые поздние арийские заимствования проникают тысячу лет назад.

И вторая группа, которая повлияла на развитие финно-угорского праязыка и культуры народов, говоривших на финно-угорских языках – это центральноевропейские индоевропейцы, т.е. предки балтов, славян, германцев. Которые откуда-то из дунайско-карпатского региона начинают свою экспансию активно с начала, по крайней мере, III тысячелетия до н.э. на север и на северо-восток и проникают в Прибалтике вплоть до, скажем, южной Финляндии, а на территории Центральной России вплоть до верхней Волги и даже вплоть до территории Нижегородской области и Чувашии. Варианты культуры шнуровой керамики и боевых топоров, у нас известны две такие культуры – это фатьяновская и балановская культурные общности. Баланово – это нижегородщина, и даже марийское Поволжье, чуть не до Вятки они доходят. Они тоже, видимо, приносят сюда какой-то металл. И, самое главное, они приносят сюда, безусловно, скотоводство.

М. Родин: Я правильно понимаю, что финно-угры именно у индоевропейцев заимствовали производящее хозяйство и металлы? Это видно по языку, например?

В. Напольских: Да, это видно по языку. Названия металлов в финно-угорских языках в огромном количестве заимствованы из арийских. Многие названия домашних животных также имеют арийское происхождение. Некоторые названия домашних животных могут восходить к языкам балтского типа, балто-славянским, языку-предку балтских языков на очень древнем уровне. Есть слова и относительно загадочные, которые не имеют арийских и балтских соответствий. Но тут удивляться не стоит. Например, в пермских языках, в удмуртском и коми, слово для лошади, «вал» в удмуртском языке, или «вол» для коми, не имеет никаких индоевропейских параллелей. Но соответствующим этимологически словом у обских угров называют, по-моему, лося. Т.е. был возможен перенос какого-то названия дикого животного на домашнее по внешнему сходству. Это нормально, что термины не всегда могли заимствоваться, а могли изобретаться.

М. Родин: Получается, финно-угры приходят к производящему хозяйству в III-начале II тысячелетия до н.э., уже к моменту распада этой общности?

В. Напольских: Да. Для прафинно-угорского языка, который распался в середине III тысячелетия до н.э., мы не можем говорить о наличии производящего хозяйства. А вот для финно-пермского (от удмуртов и коми до саамов и финнов) и угорского (ханты, манси, венгры) отдельно в обоих случаях появляются названия домашних животных, культурных растений и какие-то сопутствующие термины.

М. Родин: Мы понимаем, что языки – это одно, культура – это другое, а генетика и антропология – третье. Мы знаем, что уральцы очень разные. Даже финно-угры очень разные. Какие-то – европейцы, какие-то – больше монголоиды. Что мы можем сказать про антропологию уральской языковой семьи?

В. Напольских: Во-первых, нет ничего удивительного в том, что люди разные. Язык действительно распространяется не обязательно вместе с генами и населением. Не только для таких древних общностей, как уральская или индоевропейская. Мы можем видеть и тюрков, скажем. Тюркские языки практически взаимопонятны. Турок в состоянии до некоторой степени понимать уйгура, и при некотором напряжении даже алтайца или сибирского татарина. Но и тут мы видим совершенно разные антропологические типы, хотя разошлись пути этих народов всего полторы тысячи лет назад, может быть две.

Что касается антропологических типов, которые мы находим среди уральцев, то тут действительно очень большой разброс. На востоке мы находим типичных монголоидов, очень ярких, архаичных. Обычно их вписывают куда-то в североазиатскую расу, таких, как нганасан, например, или группы восточных ненцев, энцев, да и среди селькупов есть типичные монголоиды.

Затем монголоидность постепенно ослабевает, и в конечном счёте мы находим на крайнем западе финнов и эстонцев, типичных скандинавов, высокорослых часто, блондинов с голубыми глазами. Или венгров, которые не содержат в себе ничего монголоидного. При этом на востоке рядом с финнами живут саамы, которые антропологически довольно сильно отличаются от значительной части финнов, или по крайней мере от того финского стереотипа, который у нас в глазах стоит. Саамы – люди невысокого роста как правило, необязательно блондины, хотя у них может быть и светлый цвет волос и глаз, но тем не менее попадаются чаще шатены или рыжие. У них специфическое строение лица, плоское. Уплощённый, курносый нос.

А в Поволжье мы находим очень большой разброс от монголоидных типов до европеоидных. Даже если взять какой-то небольшой компактно живущий народ, например удмуртов, полмиллиона человек говорит на удмуртском языке, земледельческое население живёт компактно на небольшой территории, никуда не кочевало. Но среди удмуртов мы находим прямо таки альбиносов, бледнолицых европеоидов с голубыми глазами, хорошей профилировкой лица, и вплоть до черноволосых с плоским лицом. С эпикантусом тоже можно встретить людей. Т.е. явно имело место смешение разных типов: монголоидов с востока и разных европеоидов с запада.

Но в том числе мы находим очень интересные типы, которые парадоксально сочетают в себе особенности этих двух расовых групп. Мы находим среди уральцев, среди удмуртов, коми, манси, хантов, даже ненцев, и не только среди уральцев: среди северных русских, татар, чувашей и т.д. людей, у которых с одной стороны светлая кожа, светлые волосы (могут быть блондины, рыжие), глаза зелёного или голубого цвета, но при этом плоское лицо, относительно невысокий рост, большие размеры туловища и более короткие конечности. Т.е. парадоксально сочетаются признаки монголоидной расы с признаками, которые для монголоидов совершенно нехарактерны. Такие типы разбросаны по всей уральской территории. Чаще всего они встречаются у обских угров, у манси, например. Очень много среди удмуртов, среди марийцев, саамский тип тоже близок к этому типу.

Раньше считалось, что это плод встречи монголоидов с востока и северных европеоидов с запада. Но уже работы антропологов в 1980-х гг. показали, что эти признаки образуют устойчивое сочетание. Т.е. чем сильнее выражена, грубо говоря, эта бледнолицесть, светлая пигментация, тем сильнее выражена плосколицесть. Трудно объяснить эти признаки смешением. Это не плод смешения, это совершенно нечто особенное. И сегодня точка зрения на этот расовый тип состоит в том, что перед нами реликтовая раса, которая существовала с глубокой древности на северной периферии расселения человечества, а севернее уральцев никого нет в Евразии, и которая сочетала в себе черты как монголоидного расового сплава, так и европеоидного. И таким образом сохранилась в виде отдельных рефугиумов на севере. На востоке она была частично накрыта вуалью монголоидной, на западе – более поздней европеоидной. Но отдельные группы всё-таки сохранились. Хотя с уверенностью можно сказать, что не только уральцы принадлежали к архаичному расовому типу. Саамы тоже являются носителями этого урало-лапоноидного типа. Именно саамы представляют собой, по-видимому, остаток какого-то древнего населения, довольно поздно перешедший на финно-угорский язык, что видно и по их языку, и по их своеобразной культуре. Т.е., по видимому, к этой уральской расе принадлежали не только люди, говорившие на уральском праязыке, но и какие-то другие группы, населявшие северо-восток Европы до уральской экспансии. В данном случае у нас нет совпадения расы и языка даже на древнем уровне. 

М. Родин: Обобщу коротко, и, может быть, упрощая: по центру есть особенная древнеуральская раса, которая по краям с запада покрывается европеоидной, а с востока – монголоидной.

В. Напольских: Можно и так сказать.

М. Родин: Когда мы говорим про III-II тысячелетие, когда распадается финно-угорская группа, я так понимаю, они начинают активно расселяться, в том числе на запад, в европейскую равнину, и т.д. Что послужило причиной такому широкому распространению? 

В. Напольских: Здесь не обязательно говорить об активном расселении. Хотя, конечно, имели место прямые миграции групп. Здесь речь идёт о том, что мы уже сказали: язык не обязательно распространялся вместе с людьми. Как престижная речь, как речь, которая при данных условиях жизни, при данной культуре становится важной. Как мы наблюдаем и в современном мире. Ведь то обстоятельство, что в России сейчас все говорят по-русски, связано не только с тем, что русские везде расселились, а просто потому, что русский обладает определёнными качествами, благодаря которым люди на нём говорят. То же самое было и раньше. Просто там действовали другие механизмы. Не всегда мы можем точно их представить с нашей современной точки зрения.

Скорее всего, здесь имело место сочетание нескольких факторов. С одной стороны это фактор экологический. Менялся климат. В эпоху атлантикума, IV-III тысячелетие до н.э., когда был относительно тёплый влажный климат, происходит распространение на север в Восточной Европе широколиственных лесов, очень благоприятные условия в долинах рек. И идёт экспансия центрального населения из волго-окского междуречья на север. Возможно, эти люди говорили на каких-то неизвестных нам языках, возможно, на каких-то относительно близких к праиндоевропейскому. Тут ничего про них сказать нельзя, у нас пока нет оснований говорить что-либо. С другой стороны, экспансия культуры шнуровой керамики и боевых топоров тоже связана с благоприятными условиями продвижения на север первобытных скотоводов.

Затем климат меняется. Наступает период суббореала с похолоданием и дальнейшим увлажнением климата. Широколиственные леса на севере сокращаются, ареал их смещается к югу. А на севере и даже в средней части восточной Европы возобладали леса таёжного или подтаёжного типа. А хвойный лес гораздо менее продуктивен. Дубрава – это жёлуди, жёлуди – это кабаны, и т.д. А в хвойном лесу кто живёт? Ну, белка, ну, соболь. Но с этим всё сложнее становится: одно дело кабан, другое – эти товарищи. Примитивно объясняю, но тем не менее биопродуктивность западносибирского региона ниже.

Произошло повышение уровня рек. С этим связано, возможно, и угасание на севере культуры боевых топоров и шнуровой керамики. Просто поймы рек, где они со своими стадами процветали, были затоплены, а в междуречье они уйти не могли. Там, во-первых, сидели аборигены, которые их не очень любили, судя по всему. А во-вторых, что им там делать? Железного топора ещё не было, подсекой заниматься сложно. И им надо было куда-то деваться. А для уральцев таёжное окружение было родным.

М. Родин: Т.е. их экологическая ниша распространилась на запад, на юг, и они вместе с ней.

В. Напольских: Грубо говоря, да.

М. Родин: И не факт, что сами физически. Просто их культура туда распространилась.

В. Напольских: Они, их культурные навыки, возможно, какие-то группы населения.

Второй фактор, который был важен в этот период конца III-начала II тысячелетия до н.э., это повсеместное распространение металла в лесной зоне, бронзы. После сейминско-турбинского транскультурного феномена, раньше датировавшегося серединой II тысячелетия, сейчас уже начало его датируется концом III тысячелетия до н.э., бронзовое производство, грубо говоря, было принесено в лесную зону. Бронза – это революция. Это относительная независимость от источников, поскольку кремень везде с собой таскать не будешь, а металл можно переплавлять. Соответственно, проще создавать орудия труда, оружие, и т.д.

М. Родин: Ремонтируется проще.

В. Напольских: Носителями бронзовой культуры оказались люди, жившие в Прикамье и на Урале. В Прикамье у нас глинистые песчаники, источник меди. На Урале тоже огромное количество ресурсов. Кроме того, из Сибири, с Алтая шёл металл. Это ещё по сейминско-турбинской культуре показано, как алтайский металл оказывался на Урале, уральский – не Верхнем Поволжье, и т.д. Т.е. шло движение с востока на запад. И именно восточные группы, уральская и прикамская, оказались в этом плане продвинутее по сравнению с группами центра Восточной Европы, центра современной европейской России.

В-третьих, это распространение скотоводства в лесной зоне. И опять у восточных групп скотоводство появляется раньше в следствие контактов с ариями возможно ещё на Урале.

Оказавшись в этих условиях наиболее приспособленными к новым обстоятельствам, уральцы в культурном отношении, по-видимому, выигрывают, и их язык становится постепенно побеждающим на территории Восточной Европы.

М. Родин: И именно поэтому они здесь так широко распространены. И славяне, которые приходят, встречают их здесь как местное автохтонное население.

В. Напольских: Естественно. Потому что славяне появляются гораздо позднее.

М. Родин: Финно-угры пришли ведь тоже не на пустое место. Расскажите про палеоевропейцев, которые здесь жили и с которыми они, судя по всему, тоже каким-то образом смешались. 

В. Напольских: Если мы считаем, что уральский праязык надо связывать с западносибирско-приуральским, прикамским неолитом, грубо говоря, то дальше на запад есть как минимум три блока неолитических культур, которые имеют разное происхождение.

Первый блок– это культуры ямочно-гребенчатой керамики, или, как их иногда называют, ямочно-гребенчатой керамики льяловского типа по называнию льяловской археологической культуры. Это волго-окское междуречье, самый центр Восточной Европы.

Второй блок культур – это прибалтийская гребенчатая керамика, которая распространена была на территории восточной Прибалтики, Финляндии. Третий блок культур – это северная Фенноскандия. Это культуры т.н. арктического неолита, это культуры типа Комса, Фосна на севере Норвегии, Финляндии, и т.д. 

Первые два блока связаны своим происхождением с культурами мезолита Восточной и Центральной Европы, т.е. территории современной Польши, Беларуси, Центральной России. Т.е. это люди, которые изначально жили в широколиственной природной среде. А арктический неолит – это потомки культур круга аренсбургской, маглемозе. Это побережье Анцилового моря, будущего Балтийского моря. Это создатели т.н. раковинных мусорных куч, которые эксплуатировали ресурсы этого моря-озера и вдоль побережья продвигались на север Фенноскандии.

Вот эти две группы, центральноевропейская и североевропейская, и составляли древнее население Восточной Европы до распространения там финно-угорских языков. На каких языках эти люди говорили, у нас нет данных, потому что топонимику столь глубокого уровня мы анализировать не умеем. Максимум, что мы можем сказать, это о топонимии дорусской Восточной Европы, и даже восстанавливать, какие где языки были распространены. Ну и, может быть, где-то века до V н.э. что-то можем сказать по топонимике.

Единственное, что есть – это следы субстратного языка. Т.е. необычные слова, странная лексика в западных финно-угорских языках, прежде всего в саамских. Саамы отличаются от остальных финно-угров и своей традиционной культурой, и антропологическим типом от соседей, по крайней мере, своих. И в саамском языке есть интересная особенность: слова, которые обычно в языках хорошо сохраняются и почти во всех финно-угорских языках являются одинаковыми, в саамском языке совершенно другие. Например, слово, обозначающее воду, которое мы реконструируем в прасаамском языке, не похоже на «воду» в любых языках мира.

М. Родин: Т.е. оно заимствовано из какого-то палеоевропейского языка, который не сохранился?

В. Напольских: Оно откуда-то взялось. Но откуда оно возьмётся? Обычно слово для воды крайне редко заимствуется. Зачем заимствовать слово для воды, которую каждый день употребляем?

То же самое со словом для дерева, которое во всех финно-угорских языках происходит от одного корня, а в саамском – от другого. То же самое и со словом «земля», «снег», «ветер». Много таких слов. Причём это слова т.н. базовой лексики, которые обычно не заимствуют. Это может быть объяснено только тем, что предки саамов говорили на каком-то языке, а потом постепенно перешли на финно-угорский. Когда мы сегодня видим угасание любого языка, переход людей на русский язык, дольше всего помнят слова такого рода. Счёт до десяти могут забыть, а как называлась вода ещё помнят.

М. Родин: Получается, финно-угорским сверху накрыло.

В. Напольских: Мы называем этот слой в саамском языке субстратным, т.е. подслойкой под финно-угорским. Может, это последний реликт языков населения арктических культур северной Фенноскандии. Хотя тут сложно судить.

М. Родин: Как мы приходим к историческому периоду? Как и на какие культуры разделяются финно-угры?

В. Напольских: С переходом не везде и не всё ясно. Впереди ещё железный век, который внёс очень радикальные изменения. Уже в I тысячелетии до н.э. начинает распространяться земледелие. В первые века до н.э. появляется железо в лесной зоне, и это позволяет перейти к подсеке. Тут начинаются процессы уплотнения населения, борьба за землю. Это возникновение, видимо, каких-то вождеств, городищ. Т.е. войны. Возникает консолидация племён, вследствие чего, возможно, и происходит консолидация некоторых общностей, которые и привели к сложению современных финно-угорских языков. Дальше эпоха Великого переселения народов с её потрясениями. Потом Средневековье с возникновением новых государств. Для Поволжья очень значима Волжская Булгария IX-XIII вв., во время существования которой сложились основы всех современных народов Поволжья.

М. Родин: Если брать современные, или те, которые мы улавливаем в историческую эпоху, насколько финно-угорские языки друг на друга похожие, насколько культуры похожие? Мы можем говорить про общность?

В. Напольских: Нет, нельзя говорить ни о какой общности. Мы можем говорить о том, что русский и английский языки похожи?

М. Родин: Нет, конечно.

В. Напольских: Вот русский и английский языки родственны примерно в той же мере, в какой родственны, скажем, финский и венгерский. Да, можно найти отдельные слова, которые похожи, и даже попытаться вставить фразу, подобрав специально слова, которая будет где-то как-то понятна. Но это будет лингвистической игрой. А расхождение языков очень велико.

С культурами, естественно, тоже. Потому что есть охотники на дикого оленя нганасаны и европейский народ венгров.

М. Родин: И хозяйство везде разное в зависимости от экологических ниш.

В. Напольских: Конечно. Финно-угры ближе к своим соседям. Удмурты или марийцы ближе по культуре к чувашам или даже к татарам и русским, чем к тем же манси.

М. Родин: Насколько эта картина понятна и ясна, или ещё есть какие-то вопросы?

В. Напольских: Конечно, вопросов более чем достаточно. Существует масса дискуссий. Та версия, которая здесь излагается – это моя версия. Подозреваю, что многие коллеги могут с этим поспорить. Я понимаю, кто и о чём будет спорить. И это вполне правомерно. Это наука, которая развивается, в которой всегда есть вопросы. И я думаю, что мы никогда не придём к окончательному знанию.

М. Родин: Много вопросов, я так понимаю, о смычке археологических культур и языков. Спорят до сих пор, насколько я понимаю, относится ли дьяковская культура к финно-уграм.

В. Напольских: Разумеется. Эти вопросы, и не только. Если наука будет существовать и развиваться, вопросов, я думаю, на столетия вперёд достаточно.

Ссылка на первоисточник
Рейтинг
( Пока оценок нет )
Загрузка ...
Исторический дискуссионный клуб