Отражение нравов феодального общества в «Слове Даниила Заточника» (нач. XIII в.)

Большой интерес вызывают наблюдения над идеологией представителя феодального класса, его низшей прослойки. Эти наблюдения можно сделать на основе анализа сохранившегося памятника феодальной раздробленности — «Слова» и «Моления Даниила Заточника». Произведение постоянно привлекает нашу историографию. Была сделана и попытка истолковать идеологию автора памятника. Так, И.У. Будовниц пришел к выводу, что в «Молении» впервые прозвучал голос молодого дворянства, выступавшего с требованием сильной и грозной княжеской власти, опирающейся не на бояр, а на преданных своему государю «множество воев». 

Видимо, давать столь безапелляционное объяснение очень сложному и многоплановому памятнику нельзя по ряду причин. Никакой антибоярской тенденции нет в ранней редакции памятника. Что касается требования сильной княжеской власти в период расцвета феодальной раздробленности, то это определенная модернизация эпохи и, следовательно, фактическая ошибка. Идея поддержки дворянством царской или великокняжеской власти (а не власти провинциального князя, приглашенного княжить все тем же новгородским или переяславским боярством), как ее формулирует И.У. Будовниц, характерна для эпохи Русского централизованного государства и даже для времени зарождения абсолютизма, т. е. XVII — начала XVIII в. Все это заставляет с очень большой осторожностью и вниманием отнестись к социальному содержанию реалий, терминов и понятий, которые мы встречаем в памятнике. Только с постоянным вниманием к их значению, с обязательным учетом общих социально-политических процессов феодальной раздробленности возможен анализ памятника. 

«Слово Даниила Заточника» — это произведение, несущее в себе очень четкую и ясную идейную нагрузку, заключенную в блестящую форму великолепных притч и афоризмов. Оно превосходно отражает классовую сущность древнерусского общества. Картина социального неравенства — это именно тот фон, на котором проистекает дискуссия Даниила со своим адресатом — оппонентом. Автор мыслит и оперирует в своем произведении категориями феодального общества. Для него такие понятия, как «богатый», «бедный», — отнюдь не пустой звук. Даниил превосходно знает отношение классового общества к этим прослойкам. Обращаясь к своему адресату, автор пишет: «Зане, господине, богат мужь везде знаем есть и на чюжеи стране друзи держить; а убог во своеи ненавидим ходить. Богат возглаголеть — вси молчат и вознесут слово его до облак; а убогии возглаголеть — вси нань кликнуть». Естественно, что после такой преамбулы Даниил делает вывод: «Их (т. е. богатых) же ризы светлы, тех речь честна». 

Жалуясь на судьбу, автор противопоставляет своему собственному положению участь князя, живущего в довольстве. В отличие от предыдущей притчи, где констатируется моральное превосходство богатого над бедным, в настоящем афоризме дается картина более «вещественная»: материальное убожество бедного Даниила и комфорт и довольство князя. Автор обращается к адресату: «Но егда веселишися многими брашны, а мене помяни, сух хлеб ядуща; или пиеши сладкое питие, а мене помяни, теплу воду пиюща от места незаветрена; егд[а] лежиши на мяккых постелях под собольими одеялы, а мене помяни, под единым платом лежаща и зимою умирающа, и каплями дождевыми аки стрелами сердце пронизающе». 

Но бедность в классовом обществе — не только бесправие и зависимость, нужда и голод, но и потеря социального лица, сословной принадлежности, отсутствие друзей и близких, которые отворачиваются и уходят от несчастного бедняка, от неудачника. Поразительную картину по своему реализму дает Заточник: «Друзи же мои и ближнии мои и тии отврогошася мене, зане не поставих пред ними трепезы многоразличных брашен. Мнози бо дружатся со мною, погнетающе руку со мною в солило, а при напасти аки врази обретаются и паки помагающе подразити нози мои; очима бо плачются со мною, а сердцем смеют ми ся». Тут, как видим, нет и следа христианской морали с проповедью помощи ближнему. Перед нами картина, если не сказать фотография, всемогущего антагонистического общества. Какой же вывод делает член этого общества, нарисовав такую картину? «Тем же не ими другу веры, ни надеися на брата». Видимо, лучшей формулировки не найти. 

Подобные страшные картины, естественно, заставляют с большим пониманием отнестись к автору, который с упреком пишет князю о постигших его бедах, опять сравнивая свое положение и положение патрона. Этот афоризм благодаря своему емкому содержанию и форме, приближающейся к пословице, стал классическим в древнерусской литературе: «Зане, господине, кому Боголюбиво, а мне горе лютое; кому Бело озеро, а мне чернеи смолы; кому Лаче озеро, а мне на нем седя плачь горкии; и кому ти есть Новъгород, а мне и углы опадали, зане не процвите часть моя».

Итак, ничего страшнее бедности в этом обществе, в котором находится Даниил, нет. Положение автора «Слова», видимо, усугубляется еще тем, что он живет в ссылке. Спасение свое Даниил видит только в милости князя. Его патрон один может вернуть автора «Слова» в общество, даровать ему статус равноправного его члена. Только милость князя — выход для Даниила из создавшегося положения: «Но не возри на мя, господине, аки волк на ягня, но зри на мя, аки мати на младенец. Возри на птица небесныа, яко тии не орють, не сеють, но уповають на милость Божию; тако и мы, господине, жалаем милости твоея».59 И далее: «Княже мои, господине! Избави мя от нищеты сея, яко серну от тенета, аки птенца от кляпци, яко утя от ногти носимого ястреба, яко овца от уст лвов».60 Княжескую милость Даниил сравнивает с единственным источником жизни — с дождем, оплодотворяющим землю: «Тем же вопию к тобе, одержим нищетою: помилуи мя, сыне великого царя Владимера, да не восплачюся рыдая, аки Адам рая; пусти тучю на землю художества моего». 

Заточник — истинный поэт, когда речь идет о княжеской, господской милости, о получении материальных благ от своего господина (князя или боярина). Щедрый господин ассоциируется у него с красочными художественными образами, поражающими афористичностью сравнения: «Зане князь щедр (на милость), аки река, текуща без брегов сквози дубравы, напаяюще не токмо человеки, но и звери; а князь скуп, аки река во брезех, а брези камены: нелзи пити, ни коня напоити». Такого же сравнения заслуживает и сюзерен (господин) меньшего ранга — боярин. Он сравнивается также с источником, не с рекою, а с колодцем, откуда можно при доброте боярина черпать милости: «А боярин щедр, аки кладяз сладок при пути напаяеть мимоходящих; а боярин скуп, аки кладязь слан». 

И все же, что имеет в виду автор, так много проповедующий о милостях своих господ, под понятием «милость»? Что означает оно для Заточника? Думается, что он сам достаточно четко объясняет его. Рядом с рассуждениями о щедрости господ читаем: «Доброму бо господину служа, дослужится слободы, а злу господину служа, дослужится болшеи роботы». Итак, здесь понятие «милость» является эквивалентом термина «слобода». Что же представляет собой это название? Слово «слобода» (другой вариант в тексте — «свобода») обозначает сельское поселение. Видимо, пожалование князя или другого крупного феодала заключалось в слободе, в земельной собственности и в людях, жителях поселений, возможно, уже несвободных, т. е. крепостных. Приведенная выше цитата имеет непосредственное продолжение, развивающее положение о слободе, которое очень характерно для владельца имения, земельной собственности и усадьбы. 

Заточник пишет: «Не имен собе двора близ царева [княжа — Т.] двора и не дръжи села близ княжа села: тивун бо его аки огнь трепетицею (т. е. тряпицею, тряпкой) накладен, и рядовичи его аки искры. Аще от огня устережешися, но от искор не можеши устеречися и сождениа порт». Итак, перед нами владелец собственности, имеющий ее в «держании». Термин — чрезвычайно интересный и показывающий вполне отчетливо на феодальное держание слободы. Вероятно, можно сделать следующий вывод. Князь, боярин, вообще господин награждают своей милостью, не только золотом и серебром. Эта милость может быть и «слободой», которая жалуется сюзереном. Она дается в феодальное держание. Этот термин эквивалентен понятию «держание» в Западной Европе. Предмет пожалования — «слобода». Именно та «слобода», которую упоминают новгородские документы XIII в. и летописи эпохи феодальной раздробленности. 
Отражение нравов феодального общества в "Слове Даниила Заточника" (нач. XIII в.)

Отметим еще одно весьма важное обстоятельство. Что такое крепостная зависимость, закабаление, Даниил Заточник знал превосходно. Так, совершенно четко он рисует сцену продажи отцом своих детей: «Не у кого же умре жена; он же по матерных днех нача дети продавати. И люди реша ему: «Чему дети продаешь?» Он же рече: «Аще будуть родилися в матерь, то, возрошьши, мене [пр]одадут»». 

Интересно, что Заточник в позднейшей редакции памятника проявляет интерес к некоторым понятиям, характерным для всей прослойки «служилых слуг» в целом. На это указал еще Б.А. Романов. В своей книге он писал: «Заточник XIII в. и выступает с заявкой князю не только личного права на «милость», но уже и группового на «честь»: «Княже мои, господине! Всякому дворянину имети честь и милость у князя»». 

Памятник рисует перед нами развитое классовое общество. Самое страшное, что может испытать человек, — это бедность. Подобное состояние лишает его друзей, родственников, пристанища. Более того, он теряет свое социальное лицо, свое место в обществе. Благо, счастье — это богатство, собственность, село, «свобода», которую получают «заточники» в держание за свою службу. Источник подобного благоденствия — князь. Он (или боярин) единственный, кто может осчастливить Заточника. Надо прийти к выводу, что памятник в основном сконцентрировал и превосходно отразил идеологию развивающейся мелкой, служилой, низшей прослойки феодального общества. 

Цит. по: Лимонов Ю.А. Владимиро-Суздальская Русь: очерки социально-политической истории.

Ссылка на первоисточник
Рейтинг
( Пока оценок нет )
Загрузка ...
Исторический дискуссионный клуб