Октябрьская революция: мифы и реалии единства русской истории

Октябрьская революция: мифы и реалии единства русской истории

Егор Яковлев и Дмитрий Пучков в цикле «От войны до войны» переходят к главному событию на этой дистанции первой трети ХХ века – к Октябрьской революции. Кроме собственно перипетий подготовки и осуществления вооружённого восстания в Петрограде особое внимание уделяется мифам и реалиям единства и преемственности отечественной истории. А именно: правда ли, что за большевиками стояли патриотические силы императорского Генерального штаба и вообще элитное офицерство? или, если это не совсем так. – почему именно эти силы потом верой и правдой служили Советской России?..

Дмитрий Пучков. Я вас категорически приветствую! Егор, здравствуй.

Егор Яковлев. Добрый день.

Д.П. По-моему, мы подкрались к самому главному.

Егор Яковлев. Да, это точно.

Д.П. Ну и конечно же, контингент волнует главный вопрос современности: правда ли, что за спиной большевиков стояли офицеры Генерального Штаба?

Егор Яковлев. А я вот как раз хотел разобрать эту тему. Начнём с того, как она вообще появилась. Автор популярных книг на историческую тему Олег Стрижак, насколько я понимаю, брат хорошей очень телеведущей Ники Стрижак, написал пост в ЖЖ под названием «Приснился мне сон». И сон ему приснился как раз вот на эту тему – о том, что Октябрьская революция стала возможной только потому, что за спиной большевиков стояли генералы Генерального Штаба. Идея эта понравилась, потому что она в первую очередь укладывается в рамки современной мифологии: Иосиф Виссарионович Сталин с самого начала был имперец. И собственно, в изложении Стрижака эта история как раз о том, что мудрый имперец Сталин с самого начала работал с самой патриотичной частью старой российской элиты – её генералитетом, вместе они совершили Октябрьскую революцию, спасая историческую Россию. Но есть, правда, ещё более абсурдная история про то, что Сталин – это на самом деле сын российского разведчика и путешественника Пржевальского, поэтому он очень на него похож. Но поговорим об истории с генералами. На самом деле, конечно же, она имеет некоторые основания под собой, но совсем не те, которые указал в своём посте Олег Стрижак. Но что более удивительно, это то, что версия прижилась, и многие вполне респектабельные историки её повторяют, абсолютно некритически относясь к тому, что написал Стрижак. Ну а на самом деле даже начало его поста заставляет задуматься о том, насколько глубоко автор изучил тему.

Вот он пишет: «Когда я в разговоре касаюсь до этой темы, мне разу говорят: «А где доказательства, документы?» А я говорю: «А укажите истинный заговор, который оставил по себе хоть клочок бумаги с уличающей записью».»

Ответим: например, заговор декабристов оставил по себе огромное количество документов, включая «Русскую правду» Пестеля и Конституцию Муравьёва-Апостола, т.е. программы переустройства Российской империи после того, как заговорщикам удастся взять власть.

Д.П. Это какие-то гигантские клочки остались.

Егор Яковлев. Да, гигантские клочки, но есть и более современные примеры. Вот долгое время наука билась над вопросом, существовали ли в реальности заговоры против Иосифа Сталина со стороны Зиновьева, Каменева и Троцкого, и были найдены документы, которые свидетельствуют, что да, действительно, существовали. В частности, французский историк Пьер Бруэ, знаменитый биограф Троцкого, обнаружил в архиве письмо пасынка Троцкого – Льва Седова, в котором тот ему сообщает, что в Советском Союзе создан оппозиционный блок, в который вошли зиновьевцы и группа Стен-Ломинадзе. Это письмо было опубликовано, сейчас специалисты по вопросу хорошо об этом осведомлены. Т.е. мы видим, что заговоры-то на самом деле оставляют весьма и весьма много следов, если их искать.

То же самое, в принципе, можно сказать и о заговоре Гучкова против Николая Второго, о котором мы рассказывали, потому что он оказался отражён в громадном количестве документов и воспоминаний, свидетельств, и, в принципе, сейчас мы имеем весьма и весьма много материала, чтобы его реконструировать, и историки, на самом деле, это сделали. Поэтому аргумент, что заговоры не оставляют никаких документов – это абсурд, согласиться с этим просто невозможно.

Д.П. Я, наверное, глупость спрошу, как бывший милиционер: а вот материалы судебных процессов, на которых раскрывалась вся сущность этого зиновьевско-бухаринского блока – это, значит, не считается, да?

Егор Яковлев. Нет, но материалы судебных процессов, на которых раскрывалась сущность, они, безусловно, были ангажированы в том смысле, что обвиняемые говорили не только то, в чём они были реально виноваты, но и то, что нужно было следствию. Т.е. к ним, как и к любому историческому источнику, нужно относиться критически. И вот Пьер Бруэ – в чём заслуга историка и другого историка – Арча Гетти, который доказал документально, что Троцкий вёл переписку со старыми большевиками, со своими сторонниками внутри Советского Союза, его заслуга в том, что он получил независимые доказательства того, что существовала какая-то реальная антисталинская активность со стороны троцкистов. Это серьёзная научная проблема.

Д.П. С моей точки зрения, звучит, как некоторого рода безумие. Т.е. я некоторым образом государству служил и в нём работал, в государственных организациях, в рамках которых совершенно чётко очевидно, даже безо всяких попыток свержения власти, например, есть какое-то управление, в котором один человек начальник, а другой хочет им быть, и у того своя группировка, а у этого своя, и они друг друга старательно подсиживают. Всё держится в рамках закона, естественно, никто никого не душит, не убивает, яды в компот не подсыпает в столовой, но, тем не менее, идёт серьёзная борьба. Говорить о том, что один человек имеет огромную полноту власти в государстве, а другие радостно на это смотрят, согласные с тем, что он всё делает правильно, делает так, как они хотят – ну это немыслимо, по-моему. Естественно, будут самые разнообразные группировки, которые хотят занять его место. Я, уж извини – углубимся: закончилась революция, и если у руля оказался товарищ Сталин, а для массы совершенно очевидно, что должен был оказаться товарищ Троцкий – с какого перепугу тут Сталин? Ну давайте предпримем усилия, чтобы оказался товарищ Троцкий. А поскольку эти люди, выросшие на конспиративной работе антигосударственной борьбы и прочее, немедленно будет задействован весь арсенал средств от легальных до нелегальных, и мы сделаем всё, чтобы тебя убрать, а своего поставить. Считать, что этого не было, по-моему, безумие. Протоколы допросов – это просто кусочек мозаики, который ложится в общую картину. Естественно, есть и какие-то другие кусочки мозаики, например, письмо такое, письмо сякое, а говорить про то, что заговоров не было – ну, блин, братва, вы как-то, вообще, так нельзя.

Егор Яковлев. Это большая интересная тема, которую мы уже в будущем году будем обсуждать, а сейчас просто заметим себе, что заговоры, как правило, оставляют следы, и очень часто следы документальные.

Д.П. Естественно.

Егор Яковлев. Вот примеры, которые я привёл, достаточно красноречивы.

Д.П. Тут вот, с моей точки зрения, опять-таки, если есть какой-нибудь, был замечательный писатель Варлам Шаламов, который описывал невероятные ужасы ГУЛАГов. Вы разберитесь, а кто такой был Варлам Шаламов? Член троцкистской организации, ненавидевший всё и вся вообще происходящее, и свою ненависть в специфически художественной форме, будучи наделён соответствующим литературным талантом, вот он там излагал вот так. Читать интересно, а как только начинаешь сопоставлять: что-то у тебя, Варлам, здесь не бьётся, там не бьётся. Так для начала расскажи – так ты был членом антиправительственной организации, участвовал в каких-то действиях заговорщиков? Ну, наверное, да. За это тебе срок дали, да? Так чего ты стонешь-то? Я не знаю, давай сейчас вот посмотрим на какого-нибудь режиссёра Сенцова, который с рюкзаком взрывчатки бегает, получает 20 лет, а потом будет писать, случись чего у нас, а потом он будет писать, что его ни за что посадили, и он в Якутске там отбарабанил 20 лет ни за что. Извините.

Егор Яковлев. Да-да-да, перейдём к следующей сентенции. Вот Олег Стрижак пишет: «Хорошо, говорю я, считайте, что всё нижеизложенное мне приснилось. Удачно, что жанр сновидений избавляет меня от докуки дотошных ссылок на источники, всем известные». Вообще такие вот заявления, что какие-то основания освобождают меня от права ссылаться на источники, сразу говорят о том, что перед нами что-то такое, не очень уверенное в себе, потому что уверенное в себе всегда ссылается на источники – откуда ты это взял.

Д.П. Тут чего скрывать-то, непонятно?

Егор Яковлев. Да-да, и, в принципе, перед нами далее фантазия, безусловно. Начинает Стрижак с записки Ленина от 24 октября 1917 года, которую мы в прошлый раз упомянули, Стрижак называет её «панической», и действительно, она производит впечатление чрезвычайного волнения у Владимира Ильича, и он в этой записке, мы сегодня позже её полностью зачитаем, а сейчас коротенькие цитаты: «Теперь всё висит на волоске, нельзя ждать – можно потерять всё». И далее у Ленина 2 совершенно загадочные фразы, пишет Стрижак: «Кто должен взять власть – это сейчас неважно, пусть её возьмёт Военно-революционный комитет или другое учреждение»; «Взятие власти – есть дело восстания, его политическая цель выяснится после взятия». Ленин напуган удалением Верховского, и вот из упоминания Верховского Олег Стрижак делает вывод, что генерал-майор Верховский, бывший военный министр, которого Керенский уволил, это глава военного заговора генералов, который себя обнаружил предложением заключения немедленного мира с немцами. Вот он был глава военного заговора, который состоял в неких отношениях с большевиками. Доказательства два – упоминание в записке Ленина и то, что Верховский потом служил в Красной Армии. Но в Красной Армии служило почти 80 тысяч офицеров царской армии, и понятно, что далеко не все они были с большевиками. А упомянул его Ленин только по одной простой причине – как раз потому, что Верховский предложил заключить мир с Германией, а Керенский его уволил и фактически объявил изменником. Это свидетельство для Ленина только об одном – что Керенский не готов заключать мир…

Д.П. Который надо заключить, с точки зрения Ленина.

Егор Яковлев. Керенский будет вести войну до победного конца, а армия вести её не может, что Верховский убедительно доказал, на самом деле, Временному правительству, я об этом в прошлый раз рассказывал. И это значит, что оборонять Петроград невозможно, и рано или поздно Петроград будет взят, вот сейчас немцы передохнут и возьмут Петроград. Взятие Петрограда – это взятие революционного центра, это ликвидация Петроградского Совета, который является авангардом революции, и значит серьёзнейший удар по самой революции. Поэтому Ленин так резко и реагирует, и никакого секрета, никакого намёка на военный заговор здесь нет. Всё совершенно естественно, никаких таинственных фраз тут нету, всё это понятно, прозрачно и, так сказать, это только для незнающих людей, которые не погружались в тему, может казаться каким-то таким секретом страшным.

Дальше Стрижак нам сообщает, что Ленин зря тревожился – военным министром стал заместитель Верховского генерал-аншеф Маниковский, который тоже был в заговоре. Доказательство, что Маниковский был в заговоре, тоже ровно одно – Маниковский впоследствии тоже служил в Красной Армии. Ну, напомню, что, как и множество других генералов, Маниковский потом пошёл служить в Красной Армии, но это абсолютно не значит, что Маниковский работал на большевиков или тем более стоял за спиной большевиков в октябре 1917 года.

Д.П. Этак можно договориться, что все они были крипто-большевики.

Егор Яковлев. Да. Дальше сообщается, что в заговоре Октябрьского переворота был и командующий армиями Северного фронта генерал-аншеф Черемисов. Черемисов увёл подальше от Петрограда единственную опору Временного правительства – конный корпус генерала Краснова.

С Черемисовым там ситуация интересная: Черемисов – это действительно человек «левых» взглядов, но сложно сказать, в какой степени его «левые» взгляды были искренними, а в какой диктовались инстинктом самосохранения. Дело в том, что значительная часть офицерства, особенно тех, которые служили где-то недалеко от Петрограда, просто вынуждена была быть «левой», потому что Петроград был страшно «левым». Он был «левым» с разными оттенками – он мог быть меньшевистским, эсеровским или большевистским, но, скажем, «правому» командиру было очень сложно – скорей всего, его бы убили, что и происходило регулярно, особенно в момент каких-то всплесков: либо сразу после Февраля, либо после Корниловского мятежа, офицерам «правых» взглядов тяжело было с солдатами ужиться. Поэтому командиры с развитым инстинктом самосохранения всячески демонстрировали свои «левые» и демократические взгляды. Вот и Черемисов был таким, однако же, несмотря на свои «левые» взгляды, он… невозможно, последние исследования доказывают, что он не был резким противником Керенского и занимал достаточно двоякую позицию. Когда Керенский к нему приехал, бежав из Петрограда, Черемисов отказал ему в посылке верных войск не потому, что он состоял в заговоре, а потому что этих верных войск не было – там по соседству заседал Военно-революционный комитет, который самого Черемисова при начале агитации похода на Петроград мог бы запросто расстрелять. Поэтому Черемисов тактично порекомендовал Керенскому отправиться дальше в Могилёв, взять там верные войска и возвращаться назад уже с ними, но тут появился комиссар Войтинский и генерал Краснов, которые убедили Керенского, что они смогут отбить Петроград у большевиков с помощью корпуса, которым командовал Краснов. Все эти данные не позволяют нам совершенно трактовать поведение Черемисова ни как участника заговора, ни даже как конкретного симпатизанта большевиков. Кстати, тут Стрижак пишет, что впоследствии он служил в Красной Армии и громил Юденича – это неправда, Черемисов эмигрировал и всю свою дальнейшую жизнь прожил в Европе.

Д.П. И никого не громил, да?

Егор Яковлев. Да, никого не громил. Поэтому с конструкцией Верховский-Черемисов-Маниковский здесь совсем беда. К сожалению, или там к счастью, но это просто вымысел.

Что касается Сталина, дальше здесь следует пассаж о том, что среди… сейчас, секундочку. Дальше следует обоснование легенды о том, что мотором вот этого сотрудничества с генералами среди большевиков был, конечно же, Сталин, потому что надо представить его имперцем. Излагается это так: «Сталин приехал в Петроград из Сибири 12 марта, отобрал у Молотова руководство газетой «Правда» и заявил два своих главных тезиса: вся власть в России должна принадлежать Советам, а войско должно быть первым союзником пролетариата. Ленин приехал из Швейцарии 3 апреля. В прежние годы Ленин и Сталин сильно враждовали». Ну это очень сомнительно утверждение – не Ленин ли называл Сталина «чудесным грузином»?

«Имелись подозрения, что именно Ленин устроил арест Сталина в 1913 году» — открытие!

«Сталин категорически не принял тезисы Ленина» — это откуда известно? Совершенно непонятно.

«Плеханов назвал эти тезисы бредом. В большинстве своём социал-демократы заключили, что Ленин окончательно порвал с марксизмом». Последние утверждения правдивые, но здесь не рассказано о том, что Ленину удалось убедить партию большевиков в том, что он прав. Здесь, кстати, не рассказано, какие, вот про тезисы Сталина рассказано, а про тезисы Ленина не рассказано. Я напоминаю, что смысл «Апрельских тезисов» в том, что революция на Феврале не заканчивается, потому что у власти теперь буржуазия, и буржуазия не сможет удовлетворить народные чаяния: она не сможет дать народу мир, не сможет дать хлеб, не сможет дать новую, истинно народную власть. Поэтому необходимо углубить революцию, передать власть Советам, которая и накормит, и заключит мир.

Дальше тут совершенно какая-то загадка, непонятно, о чём речь, но степень загадочности возрастает: «Известно, что Сталин и Ленин несколько часов говорили с глазу на глаз. После этого разговора Сталин стал в партии первым после Ленина». Неизвестно, о чём здесь говорится, но вот видимо…

Д.П. «Будешь первым после меня», – сказал Ленин.

Егор Яковлев. На самом деле, конечно же, Сталин не стал первым после Ленина. Сталин был одним из лидеров большевистской партии, но сказать, что вот он прямо выдвинулся на второе место, абсолютно невозможно. Скорее Стали был просто важным, ответственным, авторитетным членом партии, но наряду с целым рядом других товарищей, и скорее, я думаю, исторически справедливо будет сказать, что между Февралём и Октябрём на второе место после Ленина выдвинулся именно Троцкий, потому что он сумел завоевать авторитет, как выдающийся оратор, и получил реальный пост, на котором он мог управлять массами – он стал, как я рассказывал в прошлый раз, председателем президиума Петроградского Совета, т.е. он стал по сути государственной фигурой, фигурой в новой государственной советской системе.

«В ЦК большевиков было создано военное бюро, которое возглавили Сталин и Дзержинский» — это не так, точнее, не совсем так. В партии большевиков уже давно существовало т.н. «военка», т.е. военная организация, которая должна была заниматься организацией военизированных отрядов пролетариата, и возглавляли её совсем не Сталин и Дзержинский, а возглавляли её такие большевики, как Подвойский, Кедров и Невский. И дальше здесь приводится правдивый факт о том, что с военной организацией большевиков сотрудничал генерал-квартирмейстер Генерального Штаба, т.е. один из руководителей разведки, Николай Михайлович Потапов. Это правда, но Н.М. Потапов, в версии Стрижака, сотрудничал лично со Сталиным, а на самом деле сотрудничал он с руководством военной организации, в первую очередь с большевиком Кедровым, с которым они были знакомы раньше. Это, действительно малоизученный момент, я предполагаю, но это только гипотеза, что Николая Потапова сподвигла на сотрудничество с большевиками информация о сепаратных переговорах за счёт России, которую вели союзники. Действительно, такая информация поступала и по дипломатическим, и по разведывательным каналам. Разведчика могла такая позиция побудить на сотрудничество именно с большевиками, потому что цель большевиков была вырвать Россию из заведомо невыгодного на данный момент союза с Антантой. Но пока у нас нет каких-то документов, это только гипотеза. Но Потапов, который сотрудничал с Кедровым и с Подвойским, он всё-таки был одиночкой, и это доказывает тот факт, что фактически все его сослуживцы после Октябрьского восстания, после Октябрьской революции, они практически все примкнули к Белой Армии или стались в эмиграции, только немногие люди пошли с Потаповым. Ну, в качестве самой, может быть, яркой фигуры можно назвать полковника Николая Шварца, который впоследствии в Красной Армии некоторое время разведкой. Он остался, они оба остались в Советском Союзе и благополучно дожили до послевоенной эпохи, после Второй мировой войны уже. Ну а говорить о некоем разветвлённом заговоре и о генералах, которые тем более стояли за спиной большевиков, нет никаких оснований.

Далее Стрижак указывает на то, что многие царские генералы служили в Красной Армии, и сообщает нам: «Известно, что в начале сентября 1917 года группа генералов – Самойло, Петин и другие – составили секретный план действий во благо России: немедленный мир с Германией и Австро-Венгрией, немедленная демобилизация вконец разложенной армии, выставление против германских и австрийских войск завесы…» Завеса – это интересный термин, который на самом деле был введён после заключения Брестского мира. Завеса – это система войск, но которую нельзя было называть армией, потому что армия по Брестскому миру была демобилизована, поэтому назвали это словом «завеса» — это система войск, которые прикрывали границу и в случае немецкого наступления они должны были, отступая, уничтожать все стратегические объекты, чтобы они не достались противнику. Эта завеса действительно была создана, но инициатором создания этой завесы был генерал Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, который здесь, странно, не упомянут, и он привлёк остальных генералов царской армии на свою сторону. Но происходило это уже после взятия власти большевиками. И опять же, канал Бонч-Бруевича – Бонч-Бруевич был братом Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича, первого управделами Совнаркома и очень близкого друга Ленина. Эта линия, опять же, вела к Ленину, а не к Сталину, поэтому увязывать Бонч-Бруевича с Потаповым, с Маниковским и всеми остальными оснований нет, это отдельная группа, действия которой были вызваны уже последующими историческими событиями, т.е. это не один какой-то заговор, это разные совсем истории.

Д.П. Мне непонятно основное: они что сказать-то хотят – что революцию сделали не коммунисты, страну строили не коммунисты, и товарищ Сталин, видимо, коммунистом и верным ленинцем тоже не был, он был каким-то мифическим имперцем, да?

Егор Яковлев. Ну, примерно так, да.

Д.П. Имперец – от слова «перец».

Егор Яковлев. На самом деле, конечно, ситуация развивалась совершенно иным образом, и не генералы стояли за большевиками, а государственническая деятельность большевиков вовлекала в свою орбиту разных людей, в т.ч. и военнослужащих, в т.ч. и генералов. Первым таким влиятельным офицером, который здесь не упомянут, а на самом деле это была важнейшая фигура – это был, конечно, Михаил Степанович Свечников, про которого я прошлый раз рассказывал, которого, ну я не скажу – распропагандировал, но которого убедил, повлиял лично Ленин во время своего проезда через Финляндию, и Свечников со своими офицерами – с офицерами 106-ой пехотной дивизии готовился поучаствовать в вооружённом восстании в Петрограде, причём это был такой секретный резерв Ленина, о котором многие не знали. Но я напомню, что Ленин был крайне недоволен тем, что ЦК в Петрограде стало искажать его идеи, а ЦК было абсолютно не настроено на вооружённое восстание в Петрограде, и Ленин сделал очень сильный политический ход – он начал формировать свою боевую силу, которая могла выступить в неожиданный момент и решить исход событий в свою пользу – в пользу Ленина, в пользу большевиков. Это был своего рода Засадный полк Владимира Ильича, который, на самом деле, и сработал. Вот Свечников – это военный профессионал, который первым перешёл на сторону большевиков, и с помощью которого, безусловно, была завоёвана власть 25 октября 1917 года.

Ну а теперь перейдём непосредственно к истории Октябрьского вооружённого восстания.

Д.П. Повторюсь, извини: т.е. вообще непонятно – это какое-то натягивание совы на глобус. Вы чего сказать-то хотите? Это к чему всё – что они не были большевиками, не были коммунистами, вновь организованный Советский Союз не двинулся по пути коммунизма? Что это были не коммунистические стройки, что нацизм немецкий напал не на коммунизм наш, советский? Это про что вообще?

Егор Яковлев. Я так понимаю, что это не очень умелые попытки, при всём уважении, спрямить историю. Вот мы говорили о непрерывности русской истории – это вот попытки осуществить эту непрерывность, но с помощью фальшивой фактологии. На самом деле, конечно, царские генералы пошли служить большевикам по совершенно разным причинам: некоторые пошли, исходя из идейных соображений, некоторые – потому что они увидели, что большевики реально отстраивают государство, а не какая-то другая партия. Некоторые, наверное, и по карьерным – были царские офицеры, которые пошли служить к большевикам с комплексом Бонапарта – например, Тухачевский был в этом замечен, был подполковник Муравьев, например, который первый командующий при большевиках Петроградским военным округом, который совершенно явно был обуреваем комплексом Наполеона, но причины были разные, но причины военного заговора, где военные манипулировали большевиками или хотя бы были равноправны с большевиками и конкретно со Сталиным, это, конечно, совершенно не соответствует действительности.

Д.П. Я бы со своей стороны, так сказать, со стороны простолюдина, я бы сказал, что эти люди пошли служить своей стране, а точнее, продолжили служить своей стране, в которой сменилась власть. Когда-то у нас закончился коммунизм, а мы всё равно служить продолжали – как военные, так и не военные, и чего – надо было всё бросить и бежать за кордон, как проделала масса других товарищей? Я не разделяю такой точки зрения, ну и они, наверное, не разделяли. Ну да, теперь власть вот такая, а страна-то осталась прежняя.

Егор Яковлев. Это правда, но справедливости ради надо отметить, что причины всё-таки были очень разные. Повторюсь: некоторые, действительно, воспринимали продолжение своей службы, как служение России вне зависимости от того, какая там власть. Некоторые пошли, исходя из соображений выживания, потому что уехать не удалось, а выживать нужно было. Большевики давали работу, а значит, зарплату, паёк, жильё и т.д. Некоторые из карьеристских соображений, поэтому все были разные, и все по-разному себя потом проявили, и мы будем ещё об этом говорить – как сложилась судьба тех, кто здесь остался.

Д.П. Есть, как ты понимаешь, большинство, а есть мелкие группки. Я думаю, что большинство – они просто служили. Извини, перебил, давай.

Егор Яковлев. Очень важный факт: партия большевиков не была монолитна. В принципе, это вытекает из того, что я уже раньше сказал – отношения ЦК к позиции Ленина, и хотя Ленин 10 октября 1917 года на первом совещании ЦК, на котором ему удалось присутствовать за долгое время, продавил-таки резолюцию о подготовке к вооружённому восстанию, но противники вооружённого восстания не смирились. Явными противниками главными были Зиновьев и Каменев, но есть ощущение, что в ЦК, в принципе, настроения были очень разные: некоторые поддались интеллектуальному энергетическому нажиму Владимира Ильича, но как только вышли из квартиры меньшевика Суханова, где всё это происходило, там интересная семья у меньшевика Суханова – сам он был меньшевиком, а жена его была большевичкой, и вот пока он был в отъезде, на её квартире прошло совещание ЦК большевиков, на котором и было принято решение брать власть. Часть меньшевиков колеблющихся исходила из того, что в июле-то опыт был неудачный, власть-то нас расстреляла, и если мы сейчас пойдём, нас вообще просто закопают. Всё, первый раз не получилось, второй раз права на ошибку нету, но ощущения уверенности в своих силах не было, на самом деле. И был второй момент: они считали, что легитимнее и правильнее дождаться Второго съезда Советов, который был назначен на 20 октября, потом его перенесут на 25-ое, и, воздействуя на депутатов съезда, добиться того, чтобы съезд Советов мирным путём забрал власть у Временного правительства. Но эта точка зрения основывалась на той посылке, что Временное правительство власть эту спокойно отдаст, и таким образом произойдёт бескровная смена власти, Временное правительство не сможет сопротивляться воле народа, воле масс, ну а Владимир Ильич цинично исходил из того, что Временное правительство власть не отдаст, что оно пошлёт верные ему власти с фронта, что оно будет топить революцию в крови, что оно будет топить Совет в крови, а в крайнем случае отдаст Петроград немцам, которые сделают то, что не удалось ему. И вот в этом как раз и заключалась основа конфликта. Любопытно, что у Ленина были свои сторонники как раз в Финляндии, т.е. центр вооружённого восстания вызревал там, и руководитель армейского и флотского комитета Ивар Смилга в этом смысле мнение Ленина абсолютно разделял, он писал: «Совершенно очевидно, что если мы будем пассивно ожидать 20-ое число, то никакого съезда и не будет. Необходимо дать отпор нападающим «оборонцам», и не только на словах, но и на деле. Кризис нарастает с чрезвычайной быстротой». Поэтому Ленин первоначально задумывался о том, чтобы брать власть уже сейчас, т.е. 10-го они решили, а 11-13 октября в Петрограде проходил съезд Советов Северной области – одной из областей Российской республики. И вот первоначально Ленин и Смилга задумывались о том, чтобы на основе этого Съезда начать движение за взятие власти, что делегаты этого съезда станут той общественной силой, которая поведёт всех остальных за собой. Но не получилось по нескольким причинам. Во-первых, Зиновьев и Каменев развернули широчайшую агитацию за свою точку зрения. Они обратились к массам с воззванием следующего содержания: «Мы глубоко убеждены, — писали они, — что объявлять сейчас вооружённое восстание – значит, ставить на карту не только судьбу нашей партии, но и судьбу русской международной революции. Нет никакого сомнения – бывают такие исторические положения, когда угнетённому классу приходится признать, что лучше идти на поражение, чем сдаться без боя. Находится ли русский рабочий класс сейчас в таком положении? Нет, и тысячу раз нет». К мнению Зиновьева и Каменева примыкали значительные силы из лево-эсеровского лагеря, которых большевики в перспективе рассматривали, как союзников. В частности, левый эсер Комков в эти дни говорил: «Уже за несколько дней перед Всероссийским съездом нам, левым эсерам, работавшим на фабриках, заводах и в казармах, было ясно, что большевистская партия мобилизует свои силы не только на тот случай, если Всероссийский съезд создаст однородную социалистическую власть и объявит власть Советов. Нам стало ясно, что они готовят восстание, захват власти до Всероссийского съезда Советов, и в том вопросе мы с ними радикально разошлись. Мы указывали, что такой метод принудителен по отношению к Совету, метод захвата Петроградским гарнизоном при поддержке части рабочего класса, захват власти, который нужно будет преподнести Совету рабочих и солдатских депутатов. Этот метод казался нам опасным, с одной стороны, и нецелесообразным — с другой. Нам казалось, что, если после того, как коалиционная власть обанкротилась, после того, как она изжила то минимальное содержание, которое заключала в себе в первые дни, … нам казалось, что можно безболезненно удалить этот пережиток, если будет созван Всероссийский Съезд Советов».

Ну понятно, что Ленин всему этому не сочувствовал, он считал такие заявления откровенно глупыми, считал, что Временное правительство просто так власть ни за что не отдаст, и готовился ещё сильнее надавить на ЦК, чтобы оно начало реальную подготовку к вооружённому восстанию, потому что пока что никакой подготовки не было – вот резолюцию они издали, и ничего не происходит. В связи с этим Ленин потребовал созыва ещё одного собрания ЦК, которое произошло 16 октября, и оно было уже расширенным, на нем присутствовали не только собственно члены ЦК, но и представители фабзавкомов, т.е. фабрично-заводских комитетов, рабочие, представители Петроградского Совета, и вот на этом расширенном заседании стали обсуждать, что делать. Была зачитана резолюция Зиновьева и Каменева, последние слова произвели очень сильное впечатление, и вопрос стоял таким образом, что рабочая масса колеблется, представители партий, которые работали непосредственно на заводах, которые ходили в казармы, они говорили, что колеблются люди. Вот если их съезд Советов призовёт, то они пойдут, а если большевистская партия – могут не пойти. Вот я упоминал большевика Невского, который был руководителем «военки», он говорил: «Я должен обратить внимание собрания на ту массу трудностей, на которые нам пришлось натолкнуться. Партия не может надеяться на победу, игнорируя сознание масс. В некоторых губерниях крестьяне говорят, что в случае восстания они не дадут хлеба». Кроме того, боялись забастовки железнодорожников – что железнодорожники перестанут подчиняться, если большевики возьмут власть, т.е., по сути, власти-то у них никакой и не окажется. И основная мысль сомневающихся заключалась в том, что для масс вопрос будет стоять так: а нужно ли сейчас жертвовать или рисковать своей жизнью, если всё равно через неделю будет съезд Советов, и может быть получится взять власть бескровно. А сейчас произойдёт восстание, гражданская война, может быть, они погибнут. Вот для обычных рабочих, солдат вопрос стоит именно так.

Потом выступил Ленин, Ленин изложил всю свою аргументацию, вслед за ним выступил Зиновьев, Зиновьев изложил свою, и победила точка зрения Ленина. Но нельзя сказать, что она победила безоговорочно. За ленинскую резолюцию было подано 19 голосов, против проголосовали двое – понятно, кто, и четверо воздержались.

Д.П. А кто это был?

Егор Яковлев. Зиновьев и Каменев. За резолюцию Зиновьева проголосовали шестеро, против – 15, трое воздержались. Но всё равно, против было 15, шестеро за, 3 воздержались, т.е. 9 человек не были уверены в позиции Ленина. Это, в принципе, была… т.е. всего с перевесом в 6 голосов. Это, в принципе, была победа, конечно, но не слишком убедительная. Причём Каменев настолько был то ли уверен в собственной правоте, то ли уверен в неправоте Ленина, он настолько радикально настаивал на своей точке зрения, что он подал заявление о выходе из ЦК – это был очень сильный ход. А после этого они с Зиновьевым отправились в газету «Рабочий путь» — это большевистский орган, и захотели там опубликовать воззвание к массам с требованием прекратить подготовку к вооружённому восстанию, что это всё погубит. Но там им никто ничего не дал опубликовать, естественно, и тогда они отправились к А.М. Горькому, который издавал газету «Новое слово». И вот в этой газете, Горький с ними согласился, он был согласен в этот момент , и он опубликовал их воззвание и присоединился к нему, чем расконспирировал призыв Ленина к вооружённому восстанию.

Д.П. Атас!

Егор Яковлев. Ленин был… Вот штрих к организации внутри большевиков, да. Ленин был просто в бешенстве, Ленин был просто вне себя, каких только неприличных слов не сказал про Каменева и Зиновьева. Он потребовал исключить их из партии, сказал, что будет… по этому поводу ещё раз собрался ЦК, там всё это обсудили, и требование Ленина было отклонено большинством голосов, т.е. Зиновьева и Каменева ЦК защитил, но обязал их ничего не предпринимать без одобрения ЦК и не осуждать решения ЦК. Т.е. внутри ЦК была полнейшая демократия…

Д.П. Как-то я себе партию большевиков не так представлял – что это вообще такое?

Егор Яковлев. А вот, такая вот ленинская демократия. Но Ленин был просто в бешенстве, он рвал и метал, т.е. для него это был серьёзнейший удар.

Д.П. Это для всех. Что это такое? Это для всей организации удар. А если с той стороны люди сидели бы, собравшись и подготовившись вас тут быстро ликвидировать всех, зачистить площадочку?

Егор Яковлев. Да, но справедливости ради надо сказать, что слухи о готовящемся выступлении ходили и без Зиновьева и Каменева, и конечно, А.Ф. Керенский прекрасно знал, что что-то такое намечается. Но как он говорил – я в прошлый раз рассказывал, что к нему уже Бьюкенен приходил, говорил: что это такое, почему вы не раздавите большевиков? А Керенский ему говорил: вот сейчас они выступят, и тогда мы их возьмём, а если мы на них первые нападём, то массы наоборот подумают, что это наших бьют, Советы разгоняют. Поэтому Керенский пытался действовать очень-очень осторожно. У него возникла мысль, которую, кстати, поддержал Черемисов, как ослабить социальную базу большевиков – а нужно вывести Петроградский гарнизон на фронт.

Д.П. Как просто.

Егор Яковлев. Произошло это на крайне, кстати, неприятном фоне. Дело в том, что вот я в прошлый раз рассказывал немного про Моонзундскую операцию – она как раз проходила в эти дни, с 12 по 20 октября. Но я рассказывал в том контексте, что англичане не поддержали, так вот, это происходило как раз в эти числа, и сдача Моонзундского архипелага произвела самое неприятное впечатление вообще на все слои общества и на все политические силы. Опять же, как и в случае со сдачей Риги, центральное Временное правительство обвиняло большевиков, хотя как раз балтийские матросы, которые большевикам симпатизировали, там, в принципе, было много большевиков, они крайне героически обороняли эти Моонзундские острова, о чём можно прочесть в романе Валентина Пикуля знаменитом.

Д.П. «Моонзунд».

Егор Яковлев. Да. А вот рабочие, солдаты и те политические партии, которые с ними работали, они восприняли это совершенно иным образом: они восприняли это таким образом, что острова специально сдали, опять же, для того, чтобы немцам сдать Петроград. И самые здравомыслящие из них, даже понимая, что никто ничего специально не сдавал, вместе с тем осознавал, что просто уже нечем держать немцев, если прямо сейчас мир не предложить, там через некоторое время они сейчас соберутся и просто придут. Никак их не сдержать. У Керенского как раз появилась мысль о том, что нужно уже, пора переводить столицу из Петрограда в Москву, это не большевики, кстати, придумали первые, это у Временного правительства был такой план. Слухи об этом тоже разнеслись по городу, ну и рабочие и солдаты подумали, что всё понятно, в общем, — эти уезжают, оставляют тут нас на немцев, значит, немцам отдают давить революцию. Ну и собственно, Владимир Ильич-то как раз, убеждая своих соратников, на это и упирал – что вы что, вот всё уже, немцы уже рядом, сейчас Керенский уедет, немцы придут, и всё – и никакой революции не будет, будет корниловщина снова, корниловцы с немцами договорятся.

И вот на этом фоне Ленину удаётся продавить подтверждение резолюции о подготовке вооружённого восстания, но всё-таки что-то такое Ленин, как-то на него повлиял разговор товарищей о том, что массы могут не пойти за большевиками. Повлияло это в том смысле, что уже 16 октября, т.е. параллельно с заседаниями ЦК Троцкий продавливает в Петроградском Совете создание Военно-революционного комитета, а параллельно в ЦК создаётся Военно-революционный центр. В чём разница: Военно-революционный центр, куда вошло 5 человек – это Сталин, Дзержинский, Урицкий, Бубнов и Свердлов, это Военно-революционный центр именно большевиков, а Военно-революционный комитет – это Военно-революционный комитет Петроградского Совета, т.е. это некий беспартийный орган, или скорее даже надпартийный орган, который может взять на себя дело организации вооруженного восстания. И впоследствии, уже после смерти Ленина, между Сталиным и Троцким развернётся большой скандальный спор по поводу участия этих двух персон в вооруженном восстании. Сталин будет говорить: я вот в Военно-революционном центре был, а Троцкого там не было. А Троцкий ему отвечал, что я был в Военно-революционном комитете, а тебя-то там не было. Но, во-первых, Военно-революционный центр должен был влиться в Военно-революционный комитет, как большевистский орган управления и надзора, а сам Ленин настаивал на том, чтобы «витриной» был Военно-революционный комитет, и именно таким он и стал, и для того, чтобы, кстати, подчеркнуть его надпартийность, его председателем был назначен левый эсер Павел Лазимир. Особенно он себя в этом качестве не проявил, там реальное управление осуществлял Троцкий, а также Подвойский и Антонов-Овсеенко, большевики, но вот формально там присутствовали представители других партий – левые эсеры и анархисты. И вот этот Военно-революционный комитет и начинает подготовку к вооружённому восстанию, реальную уже подготовку. Но опять же, Троцкий явно продавливает очень осторожную линию, он не провоцирует Временное правительство и не делает ничего, что могло быть истолковано, как прямая атака на Керенского. В первую очередь Военно-революционный комитет занимается пропагандой. Это подаётся, как ответ на решение войск… как ответ на решение перевести войска на фронт.

Д.П. Типа, отправить войска в Казань, да?

Егор Яковлев. Да, что-то типа этого. По всем гарнизонам ходят агитаторы ВРК, рассказывают реальную, с точки зрения большевиков, ситуацию, что город хотят сдать немцам, что буржуазия не дремлет, готовится корниловская реставрация – это заговор против рабочих и солдат. Нужно сопротивляться. И в результате ВРК уже к 23 числу добивается двух грандиозных побед: 1.Троцкому лично удаётся распропагандировать гарнизон Петропавловской крепости, Троцкий произносит зажигательную речь, после чего предлагает всем сторонникам ВРК отойти в левую сторону, всем противникам – в правую. Основная масса, 99%, отходит влево и кричит, говорит, что будет с ВРК до самого конца, Временное правительство должно быть низложено. Но это ещё не всё. После таких грандиозных успехов представители ВРК отправляются в Петроградский военный округ, в штаб и сообщают, что отныне любое решение Петроградского военного округа должно визироваться комиссарами Военно-революционного комитета. Командующий Петроградским военным округом полковник Полковников, конечно же, от такого обалдевает – т.е. фактически у него из-под носа уводят власть. Но как и большинство военных, которые служат в Петрограде или где-то около, он понимает, что резких движений делать, в общем, не надо, и он пытается с ВРК договориться. Керенский бьётся в истерике, но непонятно, что ему делать. Постепенно верные ВРК войска занимают главные точки города, вся вот эта история с занятием телефона и телеграфа началась ещё 23 числа, по большому счёту, это было не делом одного дня. И со стороны это выглядит, как такая мирная смена власти: просто потихоньку Временное правительство утрачивает рычаги управления – оно ни позвонить не может, ни приказать никому ничего не может, хотя, вроде, легитимность его остаётся.

Но Ленин этим не доволен, Ленин боится – и справедливо боится – что пока вся вот эта мирная революция потихонечку происходит, из Могилёва подъедут какие-нибудь верные Керенскому части, как он говорит, «корниловские», возьмут и задушат революцию. И вот тут Ленину приходит известие об отставке Верховского, и Ленин понимает, что, скорее всего, решение о подавлении революции каким-то способом – либо верными частями с фронта, либо отдачей Петрограда немцам – принято, и этим, собственно, и вызвано его вот это вот паническое письмо к соратникам. Параллельно что предпринимает Керенский: Керенский едет в предпарламет, если помните, был собран предпарламент, Керенский пытается заручиться его поддержкой, для того чтобы большевиков уничтожить. Происходит это как раз 24 октября, в тот момент, когда Ленин узнаёт про Верховского. Керенский выступает, мобилизуя весь свой ораторский талант, он сообщает, что это он представитель демократии, это он принесёт России мир и процветание, а большевики сейчас ввергнут Россию в кровавый хаос, и вообще они открывают дорогу бронированному кулаку Вильгельма. Ну особенно он, естественно, обрушивается на Ленина, но в тот момент он не получает поддержки ни от кого практически, и вот почему: ему оппонируют меньшевики и эсеры, и Мартов, лидер меньшевиков, обращаясь к Керенскому, говорит: «Хорошо, мы можем вас поддержать, вы можете предотвратить кризис, но для этого вы должны сделать 2 вещи: немедленно объявить о земельной реформе, и второе – немедленно обратиться с предложением мира к немцам». Т.е. по сути, он повторяет то же самое, что говорил Верховский. Разъярённый Керенский уезжает, не принимая никакого решения, и остаётся без поддержки предпарламента, без поддержки социалистических и большевистских партий, по сути, оказывается в политической изоляции. Он отдаёт робкий приказ разгромить большевистскую газету «Рабочий путь», правда, параллельно же он отдаёт приказ закрыть крайне «правые» газеты, которые тоже в это время выходили в Петрограде. Заниматься этим приходится юнкерам, т.е. курсантам военных училищ, им удаётся закрыть на несколько часов «Рабочий путь», но тут приходят революционные солдаты, караул меняется, и газета снова начинает выходить. А правые газеты так и не выходят. Поэтому Керенский и полковник Полковников к 24 октября практически в городе сделать ничего не могут, и только приходит женский батальон знаменитый, и курсанты, юнкера, которые становятся в оцепление вокруг Зимнего дворца. Т.е., по сути, Зимний дворец остаётся единственным островком в Петрограде, где нету власти Петроградского Совета.

Д.П. А кто в Зимнем дворце в тот момент находился?

Егор Яковлев. В Зимнем дворце находились все министры Временного правительства. Керенский на следующее утро оттуда уезжает.

Д.П. Это было административное здание или жилище царя и его семьи? Что они там делали?

Егор Яковлев. Они там заседали. Керенский там жил. Когда он стал министром-председателем, он поселился в бывших покоях Александра Третьего, что, кстати, произвело крайне неблагоприятное впечатление.

Д.П. Молодец какой!

Егор Яковлев. А вообще это было административное здание, да, где заседало Временное правительство. И вот Временное правительство, по сути, оказывается заперто в этом Зимнем дворце, а защищают его юнкера и женский батальон.

Д.П. Женский батальон – это про который кино было, да?

Егор Яковлев. Да.

Д.П. Я на всякий случай, потому что граждане всё время думают, что штурм Зимнего – это большевики напали на царя.

Егор Яковлев. Нет. Интересный такой факт – что советы немедленно провести реформу поступили не только от Мартова, но и от американской миссии Красного Креста. Я рассказывал в прошлый раз, что там приехал полковник Томпсон и полковник Роббинс, возглавляли эту миссию, они, естественно, под прикрытием работали, это были разведчики. Сам Томпсон был крупным предпринимателем, и они уже строили планы вложения больших денег в правительство Керенского.

Д.П. Я смотрю, Красный Крест столетиями исполняет одну и ту же функцию, поставляя разведчиков, где только можно, и агентов влияния.

Егор Яковлев. Да. Вот интересный факт по поводу, может, многие и не знают: когда речь идёт о финансировании большевиков, только вот эта миссия конкретно американского Красного Креста привезла миллион долларов партии эсеров, и передали её через знаменитую революционерку, бабушку русской революции Брешко-Брешковскую. Сомерсет Моэм привёз деньги меньшевикам.

Д.П. А что-то никто не рассказывает про то, что американцы спонсировали государственные перевороты в России.

Егор Яковлев. Ну вот мы рассказываем. Но они как раз спонсировали не государственный переворот, они как раз спонсировали социалистические партии, которые шли на соглашение с буржуазией, и, собственно, ради этого американцы денег и давали: чтобы только никакой революции, давайте мы тут всё как-нибудь мирно решим, а мы вам как-нибудь Транссибирскую магистраль приобретём, ещё что-то. И вот Роббинс и Томпсон, у них было вечером уже 24-го совещание, и они Керенскому тоже говорили, что нужно немедленно объявить о земельной реформе и предлагать мир, на что…

Д.П. До каких … это вмешательство в политическую жизнь суверенного государства со своим баблом, блин. А что Керенский сказал?

Егор Яковлев. Керенский не последовал их совету, интереснее, что сказал английский военный атташе Нокс, услышав. Нокс работал за своих, он сказал: «Вы сошли с ума? Если сейчас начнут делить землю в России, то через 2 года её начнут делить в Англии. Ни в коем случае!»

Д.П. Толковый был!

Егор Яковлев. Керенский до последнего надеялся, что ему удастся уничтожить Советы, но стало понятно, что ни полковник Полковников, ни генерал Багратуни, который был начальником штаба Петроградского военного округа, ничего толком поделать не могут. И тогда Керенский совершил самый, с его точки зрения, рациональный шаг – он бежал.

Д.П. Хоть в женское платье не переодевался?

Егор Яковлев. Нет-нет, это легенда, на самом деле. Он в мужском платье, но в машине американского посла уехал из Петрограда. Американцы спасли Керенского, он рванул ранним утром 25 октября, рванул из Петрограда, оставив на хозяйстве своего заместителя – олигарха Коновалова.

Д.П. Молодец!

Егор Яковлев. Он сказал: «Я поехал в Псков, вернусь с верными войсками». Вот он отправился туда к Черемисову и Краснову. А Временное правительство осталось в Зимнем дворце. Да, я немного забежал вперёд, уже на 25-ое перешёл. 24-го числа Владимир Ильич написал вот это своё знаменитое послание. Давайте его наконец зачитаем полностью:

«Товарищи! Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое.

Яснее ясного, что теперь, уже поистине, промедление в восстании смерти подобно.

Изо всех сил убеждаю товарищей, что теперь все висит на волоске, что на очереди стоят вопросы, которые не совещаниями решаются, не съездами (хотя бы даже съездами Советов), а исключительно народами, массой, борьбой вооруженных масс.

Буржуазный натиск корниловцев, удаление Верховского показывает, что ждать нельзя.

Надо, во что бы то ни стало, сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство, обезоружив (победив, если будут сопротивляться) юнкеров и т. д.

НЕЛЬЗЯ ЖДАТЬ!!! МОЖНО ПОТЕРЯТЬ ВСЁ!!!

Кто должен взять власть? Это сейчас неважно: пусть ее возьмет Военно-революционный комитет или другое учреждение…

Надо, чтобы все районы, все полки, все силы мобилизовались тотчас и послали немедленно делегации в Военно-революционный комитет, в ЦК большевиков, настоятельно требуя: ни в коем случае не оставлять власти в руках Керенского и компании до 25-го, никоим образом; решать дело надо непременно сегодня вечером или ночью.

История НЕ ПРОСТИТ ПРОМЕДЛЕНИЯ революционерам, которые могли победить сегодня (и наверняка победят сегодня), рискуя терять много завтра, рискуя потерять все.

Взяв власть сегодня, мы берем ее не против Советов, а для них.

Взятие власти есть дело восстания; его политическая цель выяснится после взятия.

Было бы гибелью или формальностью ждать колеблющегося голосования 25 октября, народ вправе, и обязан решать подобные вопросы не голосованиями, а силой; народ вправе, и обязан в критические моменты революции направлять своих представителей, даже своих лучших представителей, а не ждать их.

Правительство колеблется. Надо добить его, во что бы то ни стало!

ПРОМЕДЛЕНИЕ В ВЫСТУПЛЕНИИ СМЕРТИ ПОДОБНО!»

Ленин жил у женщины по имени Маргарита Фофанова на окраине Выборгского района, он отдал ей это послание, которое она должна была передать Крупской, Крупская должна была его, соответственно, распространить среди низовых организаций, потому что Ленин вновь потерял веру в ЦК. Потому что, вроде как, Ленин настраивал, он много говорил и с Троцким, и с Подвойским, всем объяснял много раз, что нужно не просто занимать ключевые точки и ждать съезда Советов, а нужно взять правительство, потому что правительство, пока оно имеет связь, пока оно имеет легитимность, оно сможет управлять войсками с фронта, оно сможет задавить революцию. И по большому счёту, Ленин был прав, потому что Керенскому удалось выскользнуть. Для Могилёва, для Ставки, для командования Северным фронтом Керенский оставался главой государства, и как минимум, Краснов ему подчинился.

Д.П. Это который нацистам потом служил?

Егор Яковлев. Да.

Д.П. Подонок!

Егор Яковлев. Поэтому опасения Ленина были совершенно небеспочвенны. Но Ленин не дождался событий, он уже не мог сидеть на месте. Он оставил записку: «Я ушёл туда, куда в не хотели, чтобы я уходил», и сам, надев парик, отправился в Смольный пешком. С ним был только его телохранитель Эйно Рахья, финн. И вот по сумрачному Петрограду Владимир Ильич и Рахья идут, натыкаются на конный разъезд юнкеров, прячутся. Представляете, всё могло бы сорваться.

Д.П. Экшн, да.

Егор Яковлев. Да. Потом садятся в трамвай, едут в трамвае к Смольному, в трамвае нет никого, кроме кондукторши. Ленин начинает с ней разговор, выясняется, что она придерживается почти большевицких взглядов. Ленин разъясняет ей смысл вооружённого восстания. Ленин и Рахья подъезжают к Смольному.

Д.П. Обстановка нервозная, блин!

Егор Яковлев. Ленин и Рахья подъезжают к Смольному, где на 3 этаже заседает Военно-революционный комитет, который не хочет атаковать Временное правительство и брать его в плен. Ленин пытается проникнуть, его не пускают в Смольный – у него нет пропуска. Ленин и Рахья, затесавшись в толпу, всё-таки как-то чудом пробираются, поднимаются на 3 этаж и приходят в штаб ВРК. И тут Владимир Ильич даёт волу своему негодованию. Он кричит на всех, спрашивает: почему? Где? Когда войска будут брать Зимний дворец? Никто ему ничего внятно ответить не может, но совершенно явно, что, в принципе, без появления Ленина, скорее всего, ничего бы и не было, т.е. Ленин фактически пинками заставляет закрутиться какие-то шестерёнки. Но понимая, что тут что-то точно не так, Ленин вводит план Б. Точне, Свердлов, у которого с Лениным были доверительные отношения, отправляет в Гельсингфорс секретную телеграмму с паролем, которая означает, что в Петроград должен прибывать спецназ Свечникова. И 106-ая пехотная начинает грузиться в эшелоны и выезжает в столицу для того, чтобы принять участие в штурме Зимнего, потому что Ленин, конечно, уже утратил надежды на то, что здесь вот что-то произойдёт решительное. Правда, конечно, под воздействием Ленина на следующий день и Подвойский, и Антонов-Овсеенко пытаются организовать штурм Зимнего, долгое время считалось, что руководил штурмом Зимнего Антонов-Овсеенко – он действительно руководил, только у него ничего не получилось. У него ничего не получилось, но Ленин 24-го вечером об этом не знал, он надеялся, что всё-таки получится, поэтому он отправился на квартиру своего друга Владимира Бонч-Бруевича. Поспав несколько часов, он проснулся и написал воззвание к гражданам России. Зачитаем его, оно краткое, но ёмкое:

«Временное правительство низложено. Государственная власть перешла в руки органа Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов — Военно-революционного комитета, стоящего во главе Петроградского пролетариата и гарнизона.

Дело, за которое боролся парод: немедленное предложение демократического мира, отмена помещичьей собственности на землю, рабочий контроль над производством, создание Советского правительства — это дело обеспечено.

Да здравствует революция рабочих, солдат и крестьян!

Военно-революционный комитет при Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов».

Что удалось 25-го Военно-революционному комитету – это очистить Мариинский дворец от предпарламента. Вот там никто сопротивляться не стал, все поняли, что парламент распущен, и разошлись, а вот с Зимним дворцом никак не получалось. Ленин постоянно справлялся: ну что, взяли? – Нет, не получилось. Причём надо сказать, что матросы, которые штурмовали Зимний дворец, делали это достаточно неумело, они не умели на суше воевать, руководили ими весьма неудачно. А юнкера, несмотря на то, что это были курсанты без боевого опыта, они вполне себе удачно действовали и отгоняли.

Д.П. Т.е. там был штурм, людей убивали?

Егор Яковлев. Да, они несколько раз пытались пойти на штурм, но ничего не получалось, потому что юнкерам удавалось их отогнать. Ленин приезжает в Петроградский Совет, выступает там, говорит знаменитую фразу: «Товарищи! Рабоче-крестьянская революция, о необходимости которой всё время говорили большевики, свершилась!»

Д.П. До боли знакомые фразы все.

Егор Яковлев. Да. Но Ленин волнуется, потому что в этот день должен открыться Второй Всероссийский съезд Советов. Но к его открытию Ленину нужно, чтобы Временное правительство было низложено на самом деле, а не на бумаге. А оно не низложено, оно держится, да ещё и имеет связь со Ставкой в этот момент, с Духониным. И все ждут, они там не просто сидят, а они там ждут, что сейчас с Северного фронта придут верные войска, потому что Керенский же уехал. И Керенский, надо отдать ему должное, Керенский уехал не в Могилёв, он приложил усилия для того, чтобы эти войска в Петроград пришли. Т.е. ситуация была вполне серьёзная, вопрос стоял так: кто приедет раньше – Свечников или Краснов придёт. И Второй съезд Советов, как Ленин ни ждал, но пришлось открыть ещё до получения известия о взятии Зимнего. Причём, открылся съезд Советов весьма и весьма неблагоприятно для Ленина в том плане, что большевистских министров, как мы помним, во Временном правительстве не было, а вот меньшевистские и эсеровские там были, и меньшевики и эсеры, которые съехались на съезд Советов, начали с претензий большевикам: почему наши браться там сейчас сидят в Зимнем дворце, а вы ведёте какие-то штурмы? Почему вы вообще взяли власть без санкции съезда, это же узурпация фактически? Большевики отвечали, что мы взяли её для съезда, мы взяли её, потому что наши действия основаны на решении масс, нам санкцию народ дал, а не съезд. Ну и вот уже поздно вечером прибыла 106-ая пехотная дивизия, и фактически молниеносно был взят Зимний дворец, т.е. Свечников очень умело, как высокий военный профессионал, организовал этот штурм, все министры Временного правительства были арестованы.

Д.П. Сколько человек убили?

Егор Яковлев. Там, на самом деле, минимальные были потери – меньше 10.

Д.П. Женский батальон отчаянно сопротивлялся?

Егор Яковлев. Да нет, там сопротивление было бессмысленно оказывать: во-первых, был уже потерян порыв, сил мало оставалось.

Д.П. А юнкера?

Егор Яковлев. Но очень быстро превосходящие силы сумели подавить их сопротивление. Временное правительство вывели, революционный народ хотел тут же расстрелять, но Антонов-Овсеенко не дал, т.е. вот это, кстати, интересный случай спасения каких-то классовых врагов от самосуда. Первый раз, вот я знаю, получилось это у Троцкого, который отбил у революционных матросов Чернова, лидера эсеров, во время июльского кризиса, и вот получилось у Антонова-Овсеенко, который объяснил матросам, что сейчас вот их ведут в Петропавловскую крепость, и там их настигнет революционное правосудие. Но на самом деле никого не расстреляли, всех отпустили, и даже несколько министров Временного правительства впоследствии были советскими гражданами – это Александр Васильевич Ливеровский, который был министром путей сообщения во Временном правительстве, а потом очень крупным советским инженером и военным инженером, который всю блокаду провёл в Ленинграде и участвовал в создании Дороги жизни, был награждён Орденом Ленина.

Д.П. Во жизнь покидала!

Егор Яковлев. Да, уникальный случай. Министр Третьяков, Сергей Третьяков стал агентом советской разведки в Париже, оккупированном фашистами, и был разоблачён и казнён гестаповцами. Ну и я вот рассказывал про морского министра Вердеревского – это Георгиевский кавалер, который отказался от сотрудничества с немцами, он тоже был эмигрантом в Париже, в 1945 году явился в советское посольство и получил советское гражданство, вот таким образом примирился с советской властью.

После того, как Временное правительство оказалось реально низложено, большевики действительно полностью могли торжествовать победу. Но на съезде Советов в это время развернулись воистину судьбоносные и трагические события, потому что, в общем-то, после взятия власти открывалась дорога к созданию некоего компромисса между всеми социалистическими партиями, и первые часы съезда Советов, к сожалению, были отмечены грубыми переругиваниями, хотя надо признать, что некие здравые голоса там тоже звучали. Наиболее здравым оказался Мартов, лидер меньшевиков, которые предлагал какое-то время создание общего социалистического правительства, которое бы было составлено из представителей всех партий. Но его же свои собственные соратники не поддержали, которые покинули съезд в знак протеста против вооружённого восстания, и причём, ну я не знаю, все по-разному трактуют этот поступок, но, с моей точки зрения, это была просто поза, по большому счёту, потому что если бы вооружённого восстания не было, то совершенно не факт, что меньшевики голосовали бы за создание социалистического правительства, а не продолжили бы курс на соглашательство с буржуазными партиями.

Когда меньшевики и эсеры по большей части ушли, Мартов ещё раз обратился с предложением создания такой общей коалиции, но Троцкий, возмущённый уходом эсеров и большевиков, зашёл на трибуну и произнёс гневную речь, в которой осудил ушедших со съезда, он сказал: «Восстание народных масс не нуждается в оправдании. То, что произошло, это восстание, а не заговор. Мы закаляли революционную энергию петербургских рабочих и солдат, мы открыто ковали волю масс на восстание, а не на заговор. Народные массы шли под нашим знаменем, и наше восстание победило, и теперь нам предлагают: откажитесь от своей победы, идите на уступки, заключите соглашение. С кем? Я спрашиваю: с кем мы должны заключить соглашение – с теми жалкими кучками, которые ушли отсюда и которые делают эти предложения? Но ведь мы их видели целиком, больше за ними нет никого в России. С ними должны заключить соглашение, как равноправные стороны, миллионы рабочих и крестьян, представленные на этом съезде? Нет, соглашение тут не годится. Тем, кто отсюда ушёл и кто выступает с предложениями, мы должны сказать: вы – жалкие единицы, вы банкроты, ваша роль сыграна, и отправляйтесь туда, где вам отныне надлежит быть – в сорную корзину истории».

Д.П. Молодец Лев Давыдович! Не зря про него так долго помнят.

Егор Яковлев. Да. После такой отповеди Мартов и оставшиеся меньшевики тоже ушли, но впоследствии практически все лидеры эсеров и меньшевиков считали, что это колоссальная ошибка. Дело в том, что они составляли меньшинство съезда Советов. Коалиция с левыми эсерами позволила большевикам составить большинство. Там было всего 670 депутатов, из них 300 были большевики, и примерно ещё 100 – это левые эсеры, и были ещё всякие беспартийные депутаты. В результате Второй съезд Советов не утратил кворума и сохранил свою легитимность, во всяком случае, в глазах масс, в глазах тех, кто в принципе считал Второй съезд Советов легитимным.

Так произошла Великая Октябрьская социалистическая революция, и на этом, пожалуй, мы закончим сегодня и в этом году.

Д.П. Натуральный триллер, ёлы-палы!

Егор Яковлев. Будем считать, что у нас закончился сезон.

Д.П. Я за Ильича запереживал, когда он ехал в трамвае. Там уже явно от нервности с кондукторшей беседовал: блин, всё пропало. Молодец.

Егор Яковлев. Ну безусловно, чем дальше изучаешь, тем больше становится понятно, что Октябрьский… Октябрьское восстание, я хотел сказать «Октябрьский переворот», потому что Ленин сам так называл это событие иногда, Октябрьское восстание было, безусловно, плодом работы Ленина в том виде, в каком оно произошло, потому что, если бы Ленин не предусмотрел возможность приезда спецназа из Финляндии, скорее всего, история пошла бы не так.

Д.П. Молодец!

Егор Яковлев. Поэтому, безусловно, Ленин проявил себя, как выдающийся политик, как организатор, который умеет переламывать события в свою пользу – это редкое качество и это то, что, собственно, сделало Ленина Лениным, создателем советского государства.

Д.П. Поразительно, конечно: как так в себе сочетать философа, оратора и деятеля подобного масштаба?

Егор Яковлев. Но я повторюсь: мне кажется, что Ленин очень сильно удивил своих политических противников, потому что до октября 1917 года он никогда не занимал никаких государственных постов, не был даже депутатом Государственной Думы, и многие воспринимали его, как фразёра, как человека, который умеет писать в лучшем случае интересные полемические статьи, но не способен чем-то реально управлять, и когда Ленин за это взялся, он, действительно, проявил себя ещё и как выдающийся строитель, созидатель. Поэтому, с моей точки зрения, это уникальная фигура и отечественной, и, безусловно, мировой истории.

Д.П. Круто! Ну на этот год, значит у нас всё, завершили, да?

Егор Яковлев. Ну по этой теме – да, а вообще кое-что ещё разберём.

Д.П. На что нападём дальше?

Егор Яковлев. Ну вот не устают присылать мне всякие разнообразные мифы о Владимире Ильиче и других большевиках, к сожалению, их было создано очень много в 90-е годы, и они отличаются крайней нелепостью. Самое сильное, что на меня произвело неизгладимое впечатление – это у меня был диалог с одной школьницей, которая вступила в перепалку с учителем своим, она смотрела мои лекции, наши передачи и попыталась с ним поспорить, но он её убеждал что В.И. Ленин всё-таки был американским шпионом, т.е. не английским, не немецким, но американским, впоследствии он вывозил золото из Советского Союза в американские банки. Я нашёл первоисточник этой истории и в следующей программе планирую его подробно разобрать.

Д.П. Этак мы, может, и до золота доберёмся?

Егор Яковлев. Да-да.

Д.П. Я бы вообще предложил, т.е. я помню, там какой-то персонаж перестроечный – Солоухин или что-то типа того книжку какую-то выпустил «Другой Ленин» или что-то там такое, где там коварный Ильич, спрятавшихся от наводнения на острове зайцев перебил прикладом 100 штук, нагрузил полную лодку дохлых зайцев и в лайковых перчатках загребал обратно к себе в ссылку – в Шушенском как он там жил вообще, как сыр в масле катался. В общем, книжка какая-то странная, я уж, совсем отскакивая в сторону: в нашем детстве нас воспитывали на книжках про Ленина – «Ленин и печник», «Общество чистых тарелок», Ленин плавал демонически, занимался спортом, отлично учился, прекрасно себя вёл. Ну и как ребёнок – а чего ты? Вот тебе хороший в жизни пример. И я не могу вспомнить, что меня учили чему-то плохому, вот не могу, хоть убей. Достаточно сейчас посмотреть любой детский, я не знаю, мультик, сериал, не побоюсь такого слова, про дегенератов – он на детей производит совершенно другое впечатление. Было бы круто собрать всё в кучу и ответить. Может, мы соберём с контингента какие-то вопросы, у кого возникли, ты уже один авторитетно на это дело ответишь. Можно, да?

Егор Яковлев. Давайте. Я – за.

Д.П. Подадим сигнал, когда Егору можно будет задать вопросы по поводу и наших многочисленных революций…

Егор Яковлев. По поводу цикла, который вышел в этом году.

Д.П. Да, и отдельных деятелей, и политических вопросов – задавайте, поступит сигнал, Егор на всё ответит.

Спасибо. Круто! А на сегодня всё, и в этом году всё. До новых встреч.

Ссылка на первоисточник
Рейтинг
( Пока оценок нет )
Загрузка ...
Исторический дискуссионный клуб