Материальные памятники, которые можно было бы связать с иудейским культом, на территории Хазарии в VI–X вв. практически отсутствуют. Эту ситуацию можно считать парадоксальной, если учесть, что в дохазарский период в Северном Причерноморье, в том числе на Боспоре и в Крыму, памятники иудейского культа хорошо известны: это более сотни надгробий с иудейской символикой, традиционной для всего античного мира (менора, лулав, этрог), с надписями на греческом и еврейских языках. Античные манумиссии об отпущении рабов на волю под опеку общины иудеев при условии посещения ими молельни иудеев свидетельствуют об иудейском прозелитизме на Боспоре уже в дохазарскую эпоху. Впрочем, ни одно надгробие не найдено на некрополе: как правило, они обнаруживаются при вторичном использовании в более поздних конструкциях, в том числе в постройках хазарского времени в хазарской Тмутаракани (Таматархе). К 2003 г. относится находка небольшого надгробия с менорой и другими символами из слоев Х в. в Тмутаракани. Эти находки можно считать скорее «негативным» свидетельством: они говорят об отсутствии общин, которые могли оберегать кладбища. Очевидно, гуннское нашествие привело к кризису и еврейские античные общины.
Надгробная плита, найденная на окраине античного города Кепы (Таманский п-ов)
Свидетельство византийского историка Феофана о присутствии евреев в Фанагории (под 680 г.), когда Боспор был под властью хазарского «архонта», может относиться к одной из общин, переживших эпоху «Великого переселения». Тем более замечательным представляется открытие на античном поселении Вышестеблиевская-11 (в 15 км от Фанагории) сооружения, включающего серию иудейских надгробий: в землянке была обнаружена вымостка из пяти надгробий, уложенных лицевой стороной (с изображениями меноры, лулава и шофара) вниз. В центре вымостки располагалась хорошо обработанная плита с менорой и надписью квадратным арамейским шрифтом, упоминающей имя Шабтая, сына Михаэля. Авторы раскопок считают землянку культовым сооружением — подобием скинии, где стоящая плита отделяла, как завеса, святая святых. Трудно судить о самой конструкции: иудейские надгробия использовались в позднейших постройках как строительный материал. На интерпретацию, вероятно, повлияло Письмо царя Иосифа из «еврейско-хазарской переписки», где описывается первоначальная форма культа только что обращенных хазар: правитель обратившихся хазар Булан действительно велел соорудить скинию, подобную Моисеевой; эта адаптация архаического «дохрамового» культа соответствовала кочевым традициям хазар. Обобщенная датировка комплекса — II–VI вв. Существенно, что на поселении обнаружен хазарский — салтово-маяцкий — слой с остатками юртообразных конструкций.
К новым и уникальным находкам, проливающим свет на историю иудаизма на Тамани, относится надгробная плита, обнаруженная на окраине античного города Кепы: от иудейских надгробий античного времени плита отличается нехарактерным изображением меноры — сам семисвечник венчает изображение дерева с восемью ветвями. Мотив «мирового древа» свойствен тюркскому, в том числе хазарскому, искусству, но неясность археологического контекста находки не дает возможности для определенной датировки и атрибуции надгробия.
На кирпичах и блоках городища хазарского времени Шамран (Азербайджан) обнаружены изображения треугольной меноры. Эти находки не могут не напоминать позднеаварский могильник Челарево с его кирпичами с иудейской символикой.
На Северном Кавказе, вопреки известиям «Кембриджского документа», рассказывающего о жизни евреев — беженцев из Закавказья (Тогармы) среди хазар, собственно иудейские древности как хазарского, так и дохазарского времени не обнаружены. Известный оптимизм для будущих исследований, помимо находок на городище Шамран, внушают находки в столице раннесредневековой Грузии Мцхете, где обнаружены остатки иудейского квартала (см. о находке там арамейского амулета — азбучной молитвы). Что касается отдельных находок в Северокавказском регионе, прежде всего фрагментов привозной стеклянной бутылочки пилигримов с рельефной еврейской надписью из могильника Мощевая Балка (VIII–IX вв.), то связывать ее с проникновением иудаизма, по меньшей мере, некорректно. Сам погребальный обряд, как и тип погребальных сооружений могильника, — языческий. Нет сомнений в том, что вещь попала на Кубань среди прочих товаров Шелкового пути. То, что сосуд оказался в языческом погребении, недвусмысленно показывает, что воспринимался он населением, оставившим могильник, отнюдь не как культовый: наличие среди находок в погребениях предметов христианского культа характеризует вместе с тем этническую и синкретическую конфессиональную ситуацию на торговых путях Хазарии.
Ритуальные сосуды и другие предметы, упомянутые в письме Иосифа при описании устройства скинии Булана, которые хотя бы предположительно можно связать с ритуалами иудаизма, в Хазарии (не только в степной) не найдены. Показательно, что и собственно местные языческие ритуальные сосуды — чрезвычайно редкая находка в Хазарии (в отличие, скажем, от Сарматии, где они составляют обширную категорию керамики — курильницы). Для салтово-маяцкого периода известны буквально единицы языческих ритуальных сосудов. Это уникальные красноглиняные зооморфные сосуды и, возможно, два кувшина с валиками на горле из Саркела и Херсонеса. Те и другие имеют характерный орнамент — зигзаги с точками на вершинах зубцов. Фонд этих сосудов пополняется, но редко. Наверняка в Хазарии как в языческой, так и в иудейской среде использовали для обрядов в основном обычную столовую керамическую посуду (в синагогах и до сих пор используется обычная бытовая посуда).
В. Чхаидзе показывает надгробие с менорой из раскопок Таманского городища. Фото 2003 г.
Надежды найти при раскопках поселений специализированную, ритуальную керамическую посуду невелики, если только на ней не окажется соответствующей символики или надписей-граффити на иврите. Так, например, для кидуша допускалось использование любого сосуда, хотя предпочитались более красивые.
Уникальной является находка сосуда со схематическим изображением меноры (стилистически близким изображениям на надгробиях) на салтовском кухонном горшке в разрушенном погребении на территории г. Мариуполя. Следует отметить, что символические изображения наносились на тулова кухонных горшков: в Саркеле найдены два горшка с мотивами «мирового древа», близкие по начертанию знаки имеются и на другой посуде из Саркела. Вместе с тем на горшке из Мариуполя был процарапан и крест — распространенная фигура на салтовской керамике, которая не указывает прямо на христианскую символику (крест — универсальный мотив в орнаментации). Находка иудейского символа, нанесенного на кухонный горшок в «глубинке» Хазарского каганата, обнаруживает определенные перспективы в исследовании проблем иудаизма в Хазарии, связанные с раскопками «рядовых» памятников. Менора с П-образным основанием близка по рисунку некоторым изображениям на погребальных стелах, близкую аналогию являют упомянутые граффити на кирпичах из некрополя в Челареве (Воеводина).
Что касается единичного изображения «древа жизни» на щитке перстня из катакомбы Дмитриевского могильника (VIII — начала X вв.), которое иногда трактуют как семисвечник, то «древо жизни» — мотив чрезвычайно распространенный в разных областях каганата. Достаточно сравнить дмитриевское изображение с аналогичным на «реликварии» из окрестностей городища Маяки. Кроме того, надо иметь в виду, что «ветви» меноры выводятся на один уровень или располагаются рядом («горкой»), чтобы одна горящая свеча не подогревала снизу другую. Важнее, однако, другое. Погребальный обряд, тип погребальных сооружений — катакомбы, весь облик материальной культуры Дмитриевского комплекса, изображения на других перстнях могильника не дают ни малейших оснований «заподозрить» местное население в какой-либо причастности к иудейскому вероисповеданию. К тому же на могильнике найдена целая серия самых разнообразных языческих амулетов.
Отдельная тема — это магендовид («звезда Давида») — гексаграмма и пентаграмма. Последняя также известна в символике позднесредневекового иудаизма. Пентаграмма представлена в Хазарии на строительных материалах — прочерчена на кирпичах, но распространена незначительно и в контексте, к иудаизму отношения не имеющем. Пентаграмма известна также на щитках перстней, черепице византийского происхождения и др. и относится к широко распространенным в раннесредневековом мире магическим символам («печать Соломона»), в том числе в Саркеле, где пентаграмма обнаружена и на керамике.
Что касается гексаграммы, то известно лишь одно недостоверное изображение на блоке Маяцкого городища. Четкость и симметричность знака, не свойственные массе прочих маяцких граффити, не оставляют сомнений в том, что он не скопирован с блока, а «додуман» художником: шестиконечные звезды известны на раннесредневековых кирпичах из Дербента, но они скорее связаны уже с распространенной мусульманской изобразительной традицией. К той же традиции относятся и изображения гексаграмм на весовых гирьках с Таманского городища. Наконец, встречающееся в популярной литературе соотнесение шестиконечных звезд — орнамента на сарматских зеркалах — с иудейской традицией основано на недоразумении: число зубцов этого орнаментального мотива может быть различным. Орнамент с пяти- и шестиконечной звездой характерен для бляшек поясных наборов, имеющих «степное» происхождение и распространенных в Х в. как на Руси, так и в Венгрии.
Интенсивные поиски следов монотеистического культа, направленные в современных исследованиях на самый массовый материал — погребения, не привели к определенным результатам.
Нельзя исключать возможность принятия частью хазар и других насельников каганата иудейской погребальной обрядности. Говоря точнее, в равной степени нет данных ни для утверждения, ни для отрицания этого. Сложность в том, что мы не знаем, что представляла собой эта обрядность в VIII–X вв. Нет эталонов археологических; нет исторических описаний для интересующего нас региона. По каким признакам можно отличить праболгарское ямное захоронение и иудейское или мусульманское при отсутствии инвентаря и одинаковой ориентации (головой на запад, лицом на восток)?
Весьма ненадежным признаком являются деревянные конструкции без дна или с иными особенностями, вероятные остатки носилок, если попытаться интерпретировать их как признак иудейского погребального обряда. Примером может служить Волоконовский могильник (VIII — начала X вв.) на р. Оскол — 28 захоронений с преобладанием ориентировки головой на запад. При том что в ямах устанавливались деревянные «гробы-рамы» без дна, почти каждое захоронение сопровождалось сосудами и костями животных. Здесь представлены бусы, серьги, перстни, браслеты, зеркала и другие вещи. Никак не уточняет ситуацию наличие слабо выраженных заплечиков для деревянной конструкции в могиле. Деревянные рамы есть в ямных погребениях могильника Красногорский, несомненно языческого. Они часто сопровождаются захоронениями коней с предметами упряжи.
Нельзя исключать и того, что обращенных продолжали погребать в соответствии со старыми языческими нормами. В этом плане интересен пример из раннесредневекового археологического комплекса Чир-Юрт (Дагестан), в состав которого входили и две христианские церкви. Тем не менее захоронение одного из местных жителей, надо полагать, крещеного, совершено в кургане, а погребальное сооружение — катакомба. Единственный христианский признак — на стенке погребальной камеры вырезан крест. Смешение языческих и христианских признаков отмечено на могильнике Песчанка (Кабардино-Балкария) и в крымской Сугдее. Погребальное сооружение — катакомбы, при погребенных находились языческие амулеты, но на стенках трех катакомб — кресты, а руки умерших скрещены на груди. В Алании и после распространения христианства сохраняется преимущественно катакомбный обряд.
Еврейский погребальный обряд предполагает полную безынвентарность, что немало осложняет идентификацию погребальных комплексов, так как и в локальных традициях не редкость полное отсутствие вещей. При неустойчивости ориентации захоронений языческого населения Хазарии она могла случайно совпадать с ориентацией захоронений по иудейскому обряду, которые должны были быть ориентированы лицом на Иерусалим. По некоторым признакам может быть затруднительно дифференцировать конкретные иудейские и мусульманские захоронения (ориентация, безынвентарность).
Какой тип погребальных сооружений был под крымскими надгробиями, в том числе с сочетанием менор-семисвечников и «боспорских» тамг? Мы не знаем. Неизвестны в Причерноморье античные захоронения евреев, хотя пребывание их в регионе в эту эпоху несомненно.
Допускалось ли размещение могил новообращенных на древних языческих кладбищах соплеменников или же основывались новые кладбища? На ямных могильниках салтово-маяцкой культуры допускалось размещение катакомбных погребений и, наоборот, на катакомбных появлялись ямные захоронения. На Маяцком представлены и захоронения в подбоях. Но и данные примеры не совсем корректны: ямные, катакомбные и подбойные обряды в равной степени были языческими. Нас же интересует вторжение на древние кладбища «иноверцев».
Обсуждать тему синагог степной и лесостепной Хазарии можно только гипотетически. Они не найдены: остатки синагоги в Херсонесе датируются дохазарским временем. Не открыты и постройки, которые можно было бы интерпретировать как синагоги. Предположение о платформе с двумя постройками в Саркеле как о синагоге, основанное на методе исключения (не церковь, не мечеть — значит, синагога), принять невозможно. Вероятно, ввело в заблуждение представление о том, что синагога должна занимать центральное положение на поселении или его части. Но дело в том, что синагога (в отличие от христианских храмов, особенно в небольших населенных пунктах) совершенно не обязательно должна находиться в центре или на высшей точке поселения. Возможности обнаружения культовых построек зависят от продолжения раскопок на городских поселениях.
Дирхемы из клада Спиллингс 2 (о-в Готланд) с надписью на реверсе «Моисей — посланник Божий»
Проблема глубины или поверхностности восприятия иудаизма даже элитой Хазарии во многом осложняется не только данными археологии, свидетельствующими о сохранении сасанидских традиций в изобразительном искусстве — популярность мотивов «царской охоты» и т.п. на драгоценной посуде, но и сведениями восточных авторов о ритуалах умерщвления кагана как «священного царя», не совместимых с иудаизмом. Однако этот распространенный (в том числе в древней тюркской традиции) фольклорный сюжет нигде не отражал прямо исторических реалий, оставаясь скорее официозным историографическим мифом о смерти сакрализованного правителя, жертвовавшего всем ради благополучия подданных.
Новые источники по проблеме иудаизма в Хазарии появились в связи с сенсационным открытием на Готланде монетного клада с хазарскими подражаниями арабским дирхемам; Г. Рисплинг обратил специальное внимание на т.н. дирхемы Моисея — легенда на монетах гласила по-арабски: Муса расул Алла — «Моисей — посланник Божий». Выпуск «дирхемов Моисея» связан с обращением хазар при Булане (Сабриэле). Сходство «Моисеевой легенды» с данными еврейско-хазарской переписки заключается в благочестивой хитрости, которую позволили себе Булан и инициатор чекана. Булан провел сепаратные переговоры с христианским и мусульманским миссионерами, чтобы выяснить, что и тот и другой признают истинность еврейского Священного Писания. Легенда, демонстрирующая пророческий статус Моисея, не могла вызвать возражения среди почитателей Мохаммеда: Моисей признавался пророком в Коране.
В целом по данным археологии большая часть населения Хазарии в VIII–X вв. следовала традиционным культам с различающимися аланскими, болгарскими и другими традициями; материалы, свидетельствующие об исповедании монотеистических культов — иудаизма, христианства и ислама, фрагментарны.
