Корнилов и британское политическое сообщество: ориентация на военную диктатуру

Корнилов и британское политическое сообщество: ориентация на военную диктатуру

В статье на основании архивных источников, мемуаров современников и материалов периодической печати выявляются причины и последствия вмешательства англичан во внутриполитическую борьбу в России. Показана эволюция британской позиции в отношении кандидатуры на место военного диктатора.

Победа Февральской революции в России соответствовала стратегическим интересам Великобритании. Английская власть ориентировалась на Временное правительство, которое было «образовано с ясной целью продолжать войну с обновленной энергией»[5] и «бороться с разрушительными тенденциями Совета» [4, с. 214, 215]. Но политические кризисы в России заставили британцев искать «сильного человека», который не даст России выйти из войны, покончит с революцией, и будет отстаивать английские финансовые интересы в России.

Разногласия, начавшиеся между Временным правительством и Советами по вопросу переезда семьи Романовых в Англию, а также череда поражений русской армии на фронтах Первой мировой войны побуждали союзников, особенно Великобританию, активно вмешиваться во внутренние дела России. Целью вмешательства стало установление режима единоличного правления «сильного человека». «Россия не созрела для чисто демократической формы правления», — писал Дж. Бьюкенен в конце марта 1917 г. [4, с. 182].

В качестве претендентов на место диктатора фигурировали поочередно генерал М. В. Алексеев, затем генерал А. А. Брусилов, а позже адмирал А. В. Колчак. Но с назначением А. Ф. Керенского военным министром и быстрым ростом его популярности, о нем стали поговаривать как о самом вероятном кандидате на эту роль [6, с. 34 — 35]. Посол Бьюкенен считал, что «Керенский был единственным человеком, от которого мы могли ожидать, что он сумеет удержать Россию в войне. Став министром юстиции, он играл роль посредника между Советом и правительством, и оппозиция первого была преодолена, главным образом, благодаря ему» [4, с. 182]. Вот почему глава дипломатического корпуса и другие представители союзников проявляли к нему повышенный интерес. «Я постоянно вхожу также в дружбу с Керенским», — информировал Бьюкенен Военный Кабинет 10 апреля [16, р. 86]. Став военным министром, Керенский отправился в поездку по фронтам и отдельным тыловым военным округам, где произносил речи, призывая к «революционной совести» солдат и уговаривая их пойти на «почетную смерть на глазах у всего мира во имя свободы и революции» [7, с. 137]. Одновременно был принят ряд мер против братания и других нарушений воинской дисциплины. Среди них особенно выделялись циркуляр главы Временного правительства Г. Е. Львова, призывавший бороться с проявлениями анархии, и приказ военного министра № 17.

Англия не оставалась безучастной наблюдательницей. 24 мая её посол получил телеграмму от лорда Р. Сесиля, исполнявшего обязанности министра иностранных дел, что военный кабинет добивается благожелательного отношения русских социалистов и рабочих к войне, стремится рассеять ложное впечатление, создавшееся в России относительно целей Великобритании, и командирует для этого А. Гендерсона со специальной миссией [2]. Последний разъезжал по заводам и воинским частям, убеждал рабочих и солдат в необходимости выполнения союзнического долга, без которого невозможно отстоять завоевания революции. «Мы отправлялись на фронт, как проповедники священной войны» [2]. Мы и наши союзники с нетерпением ждем теперь, чтобы русский народ поскорее укрепил свою свободу и принял участие в общем наступлении союзных армий» [10]. Агитацию за продолжение войны вели и военные представители Англии. Генерал А. Нокс и его помощники выезжали на Северный, Западный и Юго-Западный фронты, добивались сохранения русской армии в боевой готовности. Британский морской атташе вел агитацию на Балтийском флоте. За наступление высказывались приехавшие в Россию посланец фабианского общества Ю. Уэст, лидер женского суфражистского движения в Англии С. Панкхерст [7, с. 147]. «The Times» писала 9 июля, что наступление в Галиции знаменует собой «новую и многообещающую фазу русской революции» [15]. Спустя неделю она отмечала: «Союзники России на Западе в данный момент даже больше заинтересованы в моральном значении побед в Галиции, чем в их стратегических и тактических результатах» [15]. Петроградский корреспондент газеты «Daily Telegraph» Вильямс заявлял, что, «поражая немцев, поражают и большевиков» [13].

Но Июльский политический кризис и Галицийская катастрофа положили начало новому витку вмешательства Англии во внутренние дела России. 17 июля «Morning Post» опубликовала статью, в которой содержалась резкая критика в адрес Временного правительства. Провал июльского наступления английская сторона возлагала на Россию. Военный атташе генерал Нокс уже 22 июля отправил в Лондон телеграмму, в которой отмечал, что «русская армия как способная на боевые действия организованная сила не существует» [14, р. 648]. Со своей стороны, Бьюкенен отмечал, что работа Керенского среди войск на фронте «совершенно парализуется» антивоенной пропагандой большевиков. «Политическая атмосфера такова, что он не осмеливается призывать войска сражаться ради победы, но только ради скорого заключения мира, потому что желание мира стало всеобщим» [4, с. 246].

События 3-5 июля казались британцам удобной возможностью для усиления диктаторских начал в управлении Россией. 17 июля Бьюкенен передал М. И. Терещенко составленную Ноксом памятную записку, в которой предлагалось провести следующие меры: 1) восстановить смертную казнь по всей России и для всех лиц, подведомственных военным и морским законам; 2) потребовать от частей, принимавших участие в «незаконной» демонстрации 16-17 июля, выдачи зачинщиков и агитаторов для предания их суду; 3) разоружить всех рабочих Петрограда; 4) ввести военную цензуру с правом конфискации газет, «подстрекающих» войска и население к нарушению порядка или военной дисциплины; 5) организовать в Петрограде и других больших городах милицию из солдат, получивших ранения в бою (в возрасте 40 лет и старше), поставив ее под командование офицеров, вернувшихся с фронта по ранению; 6) разоружить и преобразовать в рабочие батальоны все полки петроградского гарнизона, если они не подчинятся перечисленным условиям [14, р. 661 — 662]. В это же время генерал Нокс инструктировал офицеров штаба Петроградского военного округа, как лучше использовать силы карателей [16, р. 115]. В беседах с Терещенко 19 и 20 июля английский посол настойчиво советовал Временному правительству ни в коем случае не упускать столь благоприятного момента и довести начатое дело до конца, а именно раздавить ленинцев. При встрече 21 июля Бьюкенен снова напомнил Терещенко, что наступил момент для «чрезвычайных шагов». Тогда же он посоветовал ввести в состав правительства Корнилова и был удовлетворен совпадением взглядов с Керенским по этому вопросу [7, с. 153-154].

Но после провала июльского наступления союзники все больше укрепляются во мнении, что Керенскому не удастся «овладеть положением». Приветствуя меры эсеровского премьера они все больше обращали взоры на генерала Л. Г. Корнилова. Англичане первыми заговорили о новой кандидатуре военного диктатора. Бьюкенен докладывал в Кабинет, что «Керенский, несмотря на его прежние заслуги, почти, что сыграл свою роль» [4, с. 261]. По его свидетельству, представители торгово-промышленных кругов в последнем составе Временного правительства, отзывались о Керенском презрительно, считая его «слишком социалистом для того, чтобы можно было надеяться на подавление им революции [4, с. 263].

Самим британцам казалось, что Керенский слабо использовал наступление и подготовку к нему для искоренения революционного духа. Но особенно не нравились англичанам медлительность и нерешительность Керенского по отношению к большевикам. В воспоминаниях посол констатировал: «Хотя Керенский обладал теперь всей полнотой власти, необходимой для того, чтобы справиться с положением, он совершенно не сумел надлежащим образом воспользоваться своими полномочиями, разыскать и арестовать Ленина и верхушку большевиков [7, с. 156]. Выступление Керенского на Московском государственном совещании посол отразил в докладной записке в Foreign Office 21 июля. «Керенский увлекался общими местами. Он не рассказал аудитории ни о том, что он сделал в прошлом, ни о том, что он предполагает сделать в будущем» [2].

Ллойд Джордж отмечал, что правящие круги Великобритании довольно быстро разочаровались в Керенском, который, «слишком надеялся на свои ораторские способности и недостаточно подкреплял их действиями. Ситуация требовала более жесткого человека, чем был Керенский. По рекомендации Нокса и Бьюкенена правительство его величества сделало ставку на Корнилова и установление им военной диктатуры» [8, с. 68].

Таким образом, во главе России и её армии Британия желала видеть человека, который полагался бы «не только на речи», а преимущественно на силу и решительность. «Корнилов гораздо более сильный человек, чем Керенский. Если бы он смог укрепить свое влияние в армии и если бы последняя стала крепкой боевой силой, то он стал бы господином положения [4, с. 260]. Он является единственным человеком, способным взять армию в свои руки и подавить анархию в тылу» [7, с. 159 — 160]. Так представлял Бьюкенен генерала в донесении от 21 июля в Лондон. Особенно расположили к Корнилову союзников его методы. В телеграмме от 29 июля английский посол сообщал в Лондон о том, как Корнилов, «железной рукой восстанавливая дисциплину, приказав расстрелять сотню солдат и положить их тела вдоль дороги, привязав к ним дощечки с надписью, что они были расстреляны за

«грабежи и убийства», якобы совершенные ими в г. Калуше» [2]. Итак, генерал Корнилов новый военно — политический лидер, способный, как считали союзники, на подавление русской революции и доведения Мировой войны до победного конца с участием России.

С момента назначения Корнилова верховным главнокомандующим представители западных держав стали настойчиво добиваться от Временного правительства наделения его всей полнотой власти, угрожая, в противном случае, лишить Россию экономической и военной помощи со стороны союзников. По поводу просьбы главнокомандующего о подготовке артиллерии для русской армии британцы заявили министру: «Наша военная власть вряд ли согласится исполнить упомянутую просьбу, если не получит уверенности, что Корнилов будет наделен всей полнотой власти для восстановления дисциплины» [4, с. 254]. Под восстановлением дисциплины подразумевалось подавление антивоенного и революционного движения в армии. Для облегчения этой задачи Корниловым британские представители требовали включить Петроград в линию фронта и объявить его на военном положении. «Уверенность моего правительства возросла бы, если бы я смог уведомить его, что Петроград включен в фронтовую полосу и что в нем введено военное положение» [4, с. 254]: — писал в донесении в Лондон посол Бьюкенен. Осуществление этого плана позволило бы правительству и командованию свободно вывести из столицы наиболее революционные части, эвакуировать вместе с промышленными предприятиями рабочих и таким путем свести на нет очаги революции.

Через некоторое время английский посол снова обращался к Керенскому, требуя от него удовлетворения настояний Корнилова. «Я не могу взять на себя ответственности за благоприятное освещение положения перед своим правительством. Если Временное правительство не сможет дать ему достаточных гарантий поддержания порядка в тылу, а также в отношении продовольственного вопроса и транспорта, то возникнет опасность разрушения железнодорожного транспорта и угроза голода в армии. А если последнее случится, то наступит общий «паралич», к которому он должен подготовить свое правительство [7, с. 179]. Бьюкенен настойчиво рекомендовал сделать армию «действительно боевой силой», прежде всего, имея в виду полнейшее подчинение ее контрреволюционному командованию. Генерал Нокс, вызванный в Лондон для доклада о положении дел в России, убеждал членов военного кабинета в необходимости для союзников совместно обратиться к Временному правительству и посоветовать ему оказать Корнилову всемерное содействие «в тех мероприятиях, которые он хотел провести», т. е. в подавлении революции [8, с. 82 — 83].

Упорно добивались союзники введения смертной казни не только на фронте, но и в тылу. Но, ни какой реакции членов Временного правительства в решении этого вопроса отмечено не было. Бьюкенен писал по этому поводу, что «британская сторона не удовлетворена позицией правительства, старалась убедить Терещенко в необходимости применения тех же самых дисциплинарных мер в тылу, какие были санкционированы на фронте [4, с. 251]. Причем речь шла о распространении смертной казни не только на военнослужащих, но и на гражданских лиц, обвиняемых в государственной измене, а под эту категорию «преступников» намеревались подвести, прежде всего, непримиримых противников войны — большевиков. В конце концов Керенский уступил требованиям в отношении смертной казни и включения Петрограда в фронтовую полосу. «Он дал мне положительные заверения по всем этим вопросам» [2], — сообщал Бьюкенен в Лондон 18 августа о результатах своих неоднократных переговоров с министром-председателем.

Но накануне осуществления задуманных мероприятий, между Керенским и Корниловым обнаружились разногласия, которые перешедшие в открытое противостояние. У историков нет единого мнения, о причине конфликта. Существует версия, что генерал Корнилов незадолго до этого выступивший на Московском государственном совещании с требованием «сильной руки» заранее согласовал вооружённое выступление с главой Временного правительства Керенским. Он с ведома Керенского, отправил на Петроград 3-й кавалерийский корпус под командованием генерала А. М. Крымова. Но Керенский под давлением Петросовета изменил позицию и назвал 27 августа главкома мятежником. Таким образом, под предлогом введения войск для нейтрализации большевиков Корнилов получал возможность сместить Временное правительство и стать военным диктатором. По другой версии, Корнилов неправильно понял Керенского. Мятеж также мог быть провокацией Савинкова (который дал согласие на введение войск) или Львова, служившего парламентером между главнокомандующим и председателем правительства.

Реакцию союзников на случившийся конфликт между Керенским и Корниловым прокомментировал чрезвычайный комиссар Временного правительства С. Г. Сватиков, побывавший за границей в июне — августе 1917 г. со специальной миссией. В докладе, представленном Временному правительству, Сватиков отмечал, что попытка генерала Корнилова встретила на Западе самое глубокое сочувствие. «Нужно прямо сказать, что когда произошло столкновение между Керенским и Корниловым, то сочувствие Западной Европы было на стороне Корнилова» [11, с. 194 — 195].

Союзники ждали от Государственного совещания, состоявшегося в Москве 25-28 августа, больших перемен в русском правительстве. Основные надежды возлагались на генерала Корнилова. Его речь на Московском совещании произвела на них сильное впечатление. Но крайнее недовольство вызвала стачка московского пролетариата, организованная по призыву большевистской партии. Ллойд Джордж, прибыв 26 августа в Биркенхэд, заявил, что «последние известия из России нехороши и даже внушают беспокойство. Мы должны относиться терпеливо к нации, одним внезапным ударом освободившейся от гнета, продолжавшегося несколько веков» [3].

Наибольшую активность в поддержке Корнилова перед Государственным совещанием проявляла английская сторона. 15 августа в Россию прибыл из Англии эмиссар, член первой Государственной Думы А. Ф. Аладьин. Он привез для генерала специальное письмо от военного министра Великобритании лорда Мильнера, в котором одобрялась идея установления в России военной диктатуры и шаги к ее реализации [1]. Еще до прибытия Корнилова на Государственное совещание на улицах Москвы распространялись брошюры, озаглавленные: «Корнилов — национальный герой», «Русский герой Корнилов». Эти брошюры были отпечатаны на деньги британской военной миссии и доставлены в Москву и Петроград в вагоне генерала Нокса [11, с. 196].

Бьюкенен в воспоминаниях показывает осведомленность о планах переворота. «Едва успело разойтись Московское государственное совещание, — писал английский посол, — как слухи о проектируемом перевороте стали приобретать более конкретную форму. Журналисты и другие лица, находившиеся в контакте с его организаторами, говорили мне даже, что успех переворота обеспечен и что правительство и Совет капитулируют без борьбы» [4, с. 261 — 262]. В телеграмме Бьюкенену от английского военного представителя при Ставке генерала Бартера, посланной им по возвращении из Москвы, сообщалось, что «попытки к какому-нибудь перевороту можно ожидать в любой момент» [4, с. 259, 262]. При этом Великобритания приняла практически непосредственное участие в корниловском мятеже. По свидетельству полковника Р. Робинса, бывшего в ту пору помощником председателя миссии американского Красного Креста в России, английские офицеры, переодетые в русскую форму, следовали вместе с корниловскими частями со своей боевой техникой. В показаниях перед «Овермэновской комиссией» сената США Робинс говорил: «Английские офицеры, одетые в русскую военную форму, в английских танках следовали за наступавшим Корниловым и едва не открыли огонь по корниловским частям, когда те отказались наступать дальше Пскова» [11, с. 197 — 198].

Об участии английских бронемашин сообщала также и московская газета «Социал-демократ». Английская бронедивизия, входившая в состав Юго-Западного фронта, завоевала особое доверие Корнилова (когда он являлся еще командующим этого фронта) своим позорным участием в обстреле русских войск с тыла при их отступлении в начале июля под Тарнополем. Корреспонденты английских газет с восторгом сообщали тогда об этом «подвиге» своих соотечественников. По приказу ставки эта часть перебрасывалась теперь к Петрограду [6, с. 81].

После провала переворота глава британской военной миссии в России генерал Нокс в беседе с полковником Робинсом признал, что он, Нокс, был заодно с Корниловым. «Быть может, эта попытка была преждевременна, но я не заинтересован в правительстве Керенского. Оно слишком слабо; необходима военная диктатура, необходимы казаки. Этот народ нуждается в кнуте! Диктатура — это как раз то, что нужно» [14, р. 661 — 662]. Англичане также поспешили заявить Терещенко, что они не имеют «ни малейшего желания вмешиваться во внутренние дела России. Они хотят лишь как друзья и союзники предоставить в распоряжение правительства свои услуги и помочь, если удастся, избежать того, что может оказаться непоправимым бедствием» [7, с. 159]. «The Times» писала: «Мы будем оказывать поддержку каждому русскому гражданину, как военному, так и не военному, который докажет свою способность спасти Россию. Невозможно допускать, чтобы Россия могла быть спасена Советом Рабочих Депутатов» [3].

Анализ источников убеждает, что позиция английских политических верхов в отношении кандидатуры «сильного человека» менялась во многом из-за быстрых изменений и сдвигов в России и на фронте. С марта по июль 1917 г. четко прослеживается английская политика «дрейфа» между министрами Временного правительства и «остановка» на Керенском. Но Июльский политический кризис и провал военно-наступательных операций русской армией, заставил Англию пересмотреть кандидатуру Керенского и ставка была сделана на генерала Корнилова, способного, по мнению англичан, удержать Россию в войне и ликвидировать с помощью военной силы очаги революции.

The reasons and consequences of intervention of Englishmen in internal political fight in Russia are established in the article on the basis of archival sources, memoirs of contemporaries and periodicals materials. Evolution of the British position concerning the candidate to the place of the military dictator is also shown in this article.

 

Список литературы

1. Архив внешней политики Российской Империи (Далее — АВПРИ). Ф.133. 1917 г. Оп. 470. Д.5. 

2. АВПРИ. Ф.138. Оп. 470. Д.655/677. Л.40, Л.81, Л.109, Л.112.

3. АВПРИ. Ф.140. Оп. 477. Д.283. Л.136; Д. 347. Л.140.

4. Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата. Минск, 2001.

5. Вестник Временного правительства. 1917. 11 марта.

6. Иванов Н. Я. Корниловщина и ее разгром. Л., 1965.

7. Красный архив. 1927. Т. 5 (24).

8. Ллойд Джордж Д. Военные мемуары. Т.5. М., 1938.

9. Набоков К. Д. Испытания дипломата. Стокгольм, 1921.

10.Речь. 1917. 20 мая.

11.Сборник секретных документов из архива бывшего министерства иностранных дел. Вып. 16, изд. 2. Петроград, 1918.

12.Coates W.P. and Z.K. A history of Anglo-Soviet relations. London, 1943.

13.Daily Telegraph. 1917. 11 July.

14.Кпох А^№ the Russian Army 1914-1917. Vol. 2. London, 1921.

15The Times. 1917. 9 — 16 July.

16.Warth R. The Allies and the Russian Revolution. Durham, 1954.

Об авторе

Ланцев С.Н. — аспирант Брянского государственного университета имени академика И.Г. Петровского, ser-mobil@mail.ru.

 

Ссылка на первоисточник
Рейтинг
( Пока оценок нет )
Загрузка ...
Исторический дискуссионный клуб