Первая уния Руси с Римом.

А. В. Майоров. Первая уния Руси с Римом

  Первая уния Руси с Римом.

 

В Галицко-Волынской летописи, сообщавшей о коронации Даниила Галицкого и заключении церковной унии с Римом, есть упоминание о матери князя, которая, по словам летописца, смогла убедить сына, прежде неоднократно отвергавшего предложения о коронации и союзе церквей, согласиться на предложения папы: «Оному же одинако не хотящу, и убеди его мати его, и Болеслав, и Семовит, и бояре Лядьскые…»1. Влияние матери на решение Даниила было столь велико, что летописец ставит его выше влияния польских союзников, обещавших военную помощь против татар в случае унии.

Чем объяснить эту решающую роль княгини-матери в истории отношений Даниила с Римом? Что побудило «великую княгиню Романовую», тихо доживавшую свой век в монастыре, выйти на политическую сцену после многих лет полного безмолвия?

Важная роль галицко-волынской княгини хотя и была неоднократно отмечена историками, до сих пор остается неизученной, а причины, побудившие ее высказаться в пользу унии и коронации сына, — нераскрытыми. Впрочем, отдельные попытки определить мотивы княгини все же были сделаны. Однако они привели к совершенно противоположным и даже взаимоисключающим результатам.

Так, по мнению М. С. Грушевского, мать Даниила выступала за союз с Римом, так как ей «как католической принцессе, не могла не быть приятной перспектива королевского титула»2. И. Граля считал, что вдовствующая галицкая княгиня, оставаясь приверженницей православия, ратовала за коронацию, так как это было в интересах ее греческих родственников — влиятельного клана Каматиров, поддерживашего политическую линию никейского императора на союз с папой3.

Что же заставило Даниила прислушаться к голосу матери и согласиться с ее доводами? Этот вопрос также остается пока без ответа. Исследователи ограничиваются лишь общими соображениями насчет необыкновенного личного авторитета княгини и высокого уважения к ней, испытываемого всеми Романовичами. [33]

В литературе прочно утвердилось представление о том, что главными целями князя были получение помощи запада против монголо-татар, а также повышение своего международного статуса как «короля Руси»4. С точки зрения решения этих задач, причастность к коронации княгини-матери выглядит как лишняя подробность. Между тем, из рассказа летописца со всей очевидностью следует, что именно уговоры матери стали для Даниила важнейшим аргументом в пользу принятия нелегкого решения.

Чтобы понять роль «великой княгини Романовой», нужно рассматривать сближение галицко-волынского князя с папой в более широком историческом контексте. В этом, несомненно, сказалось влияние не только католического Запада, но и православного Востока.

Роль последнего, несмотря на несколько столетий доминирующего византийского влияния на Руси, к сожалению, недооценивается новейшими авторами. Эта роль либо полностью игнорируется, либо признается номинальной, не имевшей реального значения. Все сводится лишь к общим рассуждениям о том, как после потери Константинополя в 1204 г. правители Византийской (Никейской) империи сами искали поддержки Запада, соглашаясь ради этого на объединение церквей и верховенство папы над христианским миром. «В этих условиях, — пишет, к примеру, Н. Ф. Котляр, — коронация Даниила не могла вызвать особенных отрицательных эмоций в Никее»5.

Можно сказать, что никейское влияние вообще не рассматривается как фактор внешней политики Даниила Галицкого. Единственной специальной работой о значении коронации Даниила для русско-византийских отношений остается небольшая статья М. М. Войнара, опубликованная в 1955 году. По мнению историка, коронация означала полную независимость Галицко-Волынского княжества от Византии. Даниил не мог не отдавать себе отчета в том, что получение короны от папы исключало его из византийской мировой иерархии и переносило в систему западноевропейской церковно-политической структуры, «в орбиту западной концепции царства», со всеми вытекающими отсюда правовыми последствиями. Уния, на которую согласился князь, предполагала разрыв церковных связей с Византией6.

Идеи Войнара развивает И. В. Паславский. По его мнению, Даниил Романович, решившись принять корону от папы, тем самым оказал противодействие политике Никейской империи, направленной на подчинение русских княжеств Орде. Галицко-волынский князь искал союзников на Западе, в первую очередь, в лице римского понтифика. Коронация, по словам историка, была для Даниила «бегством от Византии на Запад»7.

Следует, однако, учитывать, что переговоры о коронации Даниила и унии с Римом разворачивались на фоне церковно-политических процессов, сопровождавшихся постоянными контактами между Никеей и папским престолом во второй половине 1240-х — середине 1250-х годов. На данное обстоятельство в свое время справедливо обращал внимание В. Т. Пашуто8. Недавно этот вопрос был вновь поднят Б. Н. Флорей9.

Вместе с тем, в большинстве работ по истории отношений Западной и Восточной церквей участие галицко-волынского, как и других русских князей, в экуменических процессах середины XIII в. остается незамеченным10, а иногда и вовсе отрицается: «Переговоры об унии Иннокентия IV с русскими князьями Александром Новгородским (1248 г.) и Даниилом Галицким (1247 г. и далее), продолжавшиеся затем при Александре IV до 1257 г., не имеют никакого отношения к истории византийской унии», — пишет В. Норден11.

Прежде всего, не подлежит сомнению, что в Галицко-Волынской Руси хорошо знали о контактах между Никеей и Римом по поводу возможного [34] объединения церквей. Более того, из сообщения летописи следует, что эти контакты явились условием переговоров Даниила о принятии папской короны и заключении церковной унии. В летописном рассказе о коронации князя упоминается признание папой Иннокентием IV «греческой веры» и обещание созвать Вселенский собор для объединения церквей: «Некентии (Иннокентий IV. — A.M.) бо кльняше тех, хулящим веру Грецкую правоверную, и хотящу ему сбор творити о правои вере о воединеньи црькви»12.

По мнению Флори, сведения о готовящемся объединении церквей поступили в Галицко-Волынскую Русь через Венгрию. Жена венгерского короля Белы IV была дочерью никейского императора Феодора I Ласкаря. В середине 1240-х гг. она играла заметную роль в налаживании контактов папы с болгарским царем Коломаном I Асенем (1241 — 1246)13. Вероятно, как считает Флоря, при ее посредничестве в 1245 г. в Болгарию было доставлено послание папы, в котором он выражал готовность созвать Вселенский собор с участием греческого и болгарского духовенства для решения всех спорных вопросов14.

Галицко-волынские князья могли поддерживать непосредственные контакты с никейскими правителями. Основанием для них могли служить родственные связи «великой княгини Романовой», дочери византийского императора Исаака II. Евфросиния Галицкая состояла в близком родстве с правящей в Никее династией Ласкарей и, очевидно, не могла оставаться в стороне от проводимой ими внешней политики, главной целью которой было возвращение Константинополя.

Никейский император Иоанн III Ватац (1222 — 1254) в отношениях с латинянами перешел к активным наступательным действиям. Важное значение имела его победа при Пиманионе в 1224 г., в результате которой Латинская империя лишилась всех своих владений в Азии. Затем Иоанном в короткое время были завоеваны острова Лесбос, Родос, Хиос, Самос и Кос, что существенно ослабило влияние Венеции в Эгейском море15.

Для продолжения наступательных действий Никейская империя нуждалась в военных союзниках. В 1230-х гг. таким союзником для нее на некоторое время стал болгарский царь Иван II Асень (1218 — 1241), при поддержке которого Ватацу удалось в 1234 г. захватить плацдарм во Фракии для последующего отвоевания византийских владений на Балканах.

В конце 1230-х гг. новым союзником Ватаца стал германский император Фридрих II (1220 — 1250). Путь к союзу между ними открыла смерть латинского императора Иоанна де Бриенна (1229 — 1237), тестя Фридриха II, с которым последний поддерживал мирные отношения16. В 1244 г. Ватац женился на дочери Фридриха Констанции, принявшей в Никее имя Анна17.

Фридрих II унаследовал представление об императорской власти как неограниченной, дарованной богом власти римских императоров18. В силу этого его отношение к созданной под эгидой папы Латинской империи было враждебным. Германский император стремился ликвидировать это государство как незаконное орудие папского влияния на Востоке19.

Опираясь на союз с германским императором и пользуясь ослаблением Болгарии после смерти Ивана II Асеня, Ватац продолжил завоевания на Балканах и к 1246 г. присоединил к своей державе территории в Северной Фракии и Македонии с городами Адрианополь и Фессалоники, а также часть Эпирского царства. Эти успехи привели к прекращению существования Фессалоникийской империи, правители которой не желали подчиняться власти Никеи20.

Альянс Фридриха с Ватацем представлял серьезную угрозу для Апостольского престола. Объявляя о низложении императора на заседании Лионского [35] собора 17 июля 1245 г., Иннокентий IV (1243 — 1254) указывал на многочисленные злодеяния Фридриха, уже дважды перед тем отлученного от церкви. Среди них наряду с оскорблениями иерархов церкви, нерадением к церковному строительству и делам милосердия, личным аморальным поведением и организацией убийства ассасинами герцога Людвига Баварского значился «нечестивый союз» с мусульманами и «греческими раскольниками». Последнее обвинение подразумевало брак дочери Фридриха с Ватацем21.

Понимая всю опасность союза германского и никейского императоров, папа приложил немало стараний, чтобы посеять вражду между ними. С этой целью понтифик попытался склонить Ватаца к переговорам об унии с Римом в обмен на обещание вернуть грекам Константинополь22.

Осенью 1247 г. в Никею прибыл посол папы монах-минорит (францисканец) Лаврентий, назначенный легатом в Греции, Армении, Иконии и Турции. Насколько можно судить по привезенной им папской булле «Censuram ecclesiasticam debitum» от 3 августа 1247 г., адресованной «патриархам, архиепископам и епископам Востока», а также двум письмам папы к самому Лаврентию, датированным 7 августа того же года, главной задачей легата было встретиться с патриархом Мануилом II (1244 — 1254) и сообщить ему о желании Иннокентия IV совершить объединение церквей на выгодных для греков условиях23.

Брат Лаврентий входил в ближайшее окружение понтифика. Под 1251 г. его как своего друга упоминает Салимбене де Адам — монах-минорит из Пармы, автор обширной хроники, повествующей о политике папского престола и истории Италии середины XIII века. Через некоторое время по возвращении из Никеи Иннокентий IV сделал Лаврентия архиепископом Антивари24. Примечательно, что Лаврентий сменил на этом посту другого минорита Джованни дель Плано Карпини, занимавшего антиварийскую кафедру на рубеже 1240-х-1250-х годов25.

Власти Никеи охотно приняли предложение папы. После отвоевания в 1246 г. Фессалоники Ватац опасался ответных действий со стороны латинян. По свидетельству Матвея Парижского, в описываемое время латинский император Балдуин II (1228 — 1261) ездил во Францию и Англию, собирая крестоносцев для защиты Константинополя и возвращения отнятых Ватацем земель26.

Из Хроники Салимбене де Адам также известно, что в марте 1249 г. в Лион к папе прибыл никейский посол монах Салимбен (тезка хрониста), владевший как греческим, так и латинским языками. Он привез письма от Ватаца и патриарха Мануила с просьбой прислать в Никею для дальнейших переговоров генерального министра Ордена миноритов Иоанна Пармского, пользовавшегося непререкаемым моральным авторитетом как на Западе, так и на Востоке27. 28 мая 1249 г. датируются письма Иннокентия IV к Иоанну III Ватацу и патриарху Мануилу, которые папа отправил в Никею вместе с посольством Иоанна Пармского28.

Вскоре после прибытия в Никею делегации Иоанна Пармского, в конце 1249 г. в Нимфее состоялся церковный собор, на котором император Иоанн III Ватац предложил признать папское plenitude potestatis в обмен на отказ папы посылать помощь латинянам в Константинополе. Однако в ходе возникших дискуссий значительные трудности вызвало обсуждение вопроса о filioque — добавлении Римской церкви в никео-цареградский Символ веры об исхождении Святого Духа не только от Бога-Отца, но и от Бога-Сына. С осуждением позиции латинян выступил один из крупнейших византийских теологов XIII в., наставник будущего императора Феодора II Никифор Влемид29. Противоречия в вопросе о filioque между обеими церквями так и остались неурегулированными. [36]

В начале 1250 г. было составлено послание патриарха Мануила II к папе Иннокентию IV с предложением созвать экуменический собор для решения всех спорных вопросов. Отправляемая на собор никейская делегация наделялась неограниченными полномочиями, и патриарх обязывался признать все решения этого собора30. Однако греки упорно отказывались принять добавление о филиокве к исповеданию веры до тех пор, пока его необходимость не будет доказана на основе Священного Писания или с помощью какого-либо divinum oraculum. Папа со своей стороны лишь выражал надежду, что греки когда-нибудь смогут признать правоту римлян и готов был ради этого согласиться со вселенским статусом греческого патриархата31.

После успешно проведенных переговоров в мае 1250 г. делегация Иоанна Пармского вернулась в Рим в сопровождении ответного посольства, везшего письма от Ватаца и Мануила32. Однако проследовать далее в Лион послы не смогли, так как были задержаны императором Фридрихом II, недовольным контактами Ватаца с папой. Никейское посольство достигло Лиона только в начале весны 1251 года33.

Ведение переговоров с папой для Ватаца отнюдь не подразумевало разрыва отношений с Фридрихом. Напротив, никейский император продолжал поддерживать своего тестя в его противостоянии с Иннокентием IV. В 1248 г. Ватац послал Фридриху большую сумму денег, а весной 1250 г. предоставил значительные военные силы34.

Смерть Фридриха II 13 декабря 1250 г. привела к коренному изменению расстановки политических сил в Европе. Преемник Фридриха, германский и сицилийский король Конрад IV (1250 — 1254) был враждебно настроен к никейскому императору. Разрыв между ними произошел после того, как Конрад изгнал из Италии семейство Ланчиа, родственников по материнской линии императрицы Анны, супруги Иоанна III Ватаца, бежавших в Никею35.

В подобных условиях латинский император Балдуин II при поддержке папы вновь стал собирать силы для борьбы с Ватацем, отправившись на Запад вербовать крестоносцев. Одновременно Иннокентий IV разослал своих проповедников с призывом к походу против Никеи36.

В итоге Ватац должен был пойти на возобновление переговоров об объединении церквей. Во второй половине 1253 г. никейский император направил в Рим новое посольство в составе двух митрополитов, Георгия Кизикского и Андроника Сардского, а также игумена монастыря Аксейя Арсения Авториана, будущего константинопольского патриарха, предоставив послам самые широкие полномочия при обсуждении условий унии. Об этом посольстве упоминает Феодор Скутариот в своих примечаниях к Истории Георгия Акрополита37.

Из писем патриарха Мануила к папе Иннокентию IV и папы Александра IV к епископу Константину Орвието можно судить об условиях унии, выдвинутых никейскими представителями: возвращение Константинополя, восстановление вселенского патриархата, отъезд из Константинополя латинского духовенства. Взамен никейская сторона признавала главенство папы в церковных делах, его право созывать Вселенские соборы и председательствовать на них, принимать присягу от православного духовенства; император брал на себя обязательство выполнять все указы папы, если они не противоречили священным канонам38.

Никейское посольство было задержано Конрадом IV и только в начале лета 1254 г. достигло Рима39. Однако продолжение переговоров вскоре оказалось невозможным из-за смерти их главных участников: 3 ноября 1254 г. скончался император Иоанн III Ватац, а спустя месяц (7 декабря) — папа Иннокентий IV. [37]

Новый никейский император Феодор II Ласкарь (1254 — 1258) был воспитан в духе идей Аристотеля и видел назначение правителя прежде всего в служении своему народу (греческой нации), ради которого он должен идти на любые жертвы40. Феодор подчеркивал приоритет эллинской культуры и греческой веры над латинской, поощрял греческих философов и богословов, проводил при дворе религиозные диспуты, присуждая победу в них своим соотечественникам41. Подобно Фридриху II, Феодор II ставил власть императора выше власти понтифика. Он предлагал новому папе Александру IV (1254 — 1261) возобновить переговоры об унии на основе принципов равенства церквей и главенства в них императора42.

Начало переговоров галицко-волынских князей с Апостольским престолом о церковной унии и коронации Даниила совпало с возобновлением переговоров об объединении Западной и Восточной церквей, проходивших по инициативе папы с властями Никеи и Болгарии, наиболее активная стадия которых пришлась на конец 1240-х — начало 1250-х годов.

Вопрос об унии с Римом обсуждался практически одновременно в Никее и в Галицко-Волынской Руси на переговорах, которые вели два близких к Иннокентию IV минорита Лаврентий и Иоанн (Джованни дель Плано Карпини). Осенью 1245 г. последний по пути в Монголию проследовал через земли Юго-Западной Руси, встретился с князем Василько Романовичем, епископами и боярами и зачитал им грамоту папы о «единстве святой матери церкви». Продолжив путешествие, Карпини весной следующего года где-то в придонских степях повстречался и с самим Даниилом, возвращавшимся из Орды. На обратном пути из Монголии в Лион в июне 1247 г. папский посланник еще раз посетил Галицко-Волынскую Русь, вновь встретился с Даниилом и Васильком, а также епископами и «достойными уважения людьми», которые подтвердили, что «желают иметь владыку папу своим отцом и господином, а святую Римскую церковь владычицей и учительницей»43.

В 1246 — 1248 гг. велась интенсивная переписка Иннокентия IV с русскими князьями, свидетельствующая о постоянных взаимных контактах44. Вскоре после возвращения из Орды Даниил Романович отправил в Лион своего посланника игумена Григория, чье имя упоминается в письме папы к майнцскому архиепископу и эрцканцлеру Священной Римской империи Зигфриду III фон Эппштайну от 13 сентября 1247 года45. В. Абрахам устанавил, что этим Григорием был игумен монастыря св. Даниила под Угровском46. В июне 1247 г. галицко-волынские князья возможно направили в Лион еще одно посольство, прибывшее туда вместе с делегацией Плано Карпини.

Переговоры папы с правителями Никеи и Галицко-Волынской Руси развивались синхронно и достигли своей кульминации практически одновременно. Посланник папы аббат Опизо из Мезано встретил Даниила в Кракове в конце июля 1253 г.47, однако добиться от князя согласия на коронацию и унию церквей ему удалось не сразу. Колебания Даниила продолжались несколько месяцев. Осенью посольство папы прибыло на Русь48.

Точная дата самой коронаций неизвестна. Наиболее вероятным временем ее совершения Абрахам называл декабрь 1253 года. Грушевский относил коронацию Даниила к последним месяцам 1253 года. М. Чубатый считал, что это событие состоялась уже после нового 1254 г., этим же годом (ок. 1254 г.) датировал коронацию и Пашуто49.

Таким образом, почти полгода папское посольство, возглавляемое легатом Опизо, провело в ожидании, пока Даниил Романович не решится, наконец, принять пожалованные ему римским понтификом королевские инсигнии и даст согласие на совершение унии церквей. [38]

Именно во второй половине 1253 г., когда шли переговоры об условиях коронации и церковной унии в Кракове, а затем в Холме, из Никеи в Рим, как мы видели, было отправлено посольство, уполномоченное заключить унию на условиях, предварительно согласованных обеими сторонами.

По-видимому, задержка церемонии коронации Даниила и терпеливое ее ожидание папскими послами, доставившими корону, но в течение целого полугодия не имевшими возможности исполнить свою миссию, были связаны с ожиданием холмским двором известий из Никеи, подтверждавших окончательное согласование условий союза с Римом и отправку полномочных представителей для заключения договора с папой.

Думать так позволяет участие в коронации русского православного духовенства. По словам Галицко-Волынской летописи, Даниил принял корону «от отца своего папы Некентия (Иннокентия IV. — A.M.) и от всих епископов своих»50. Русское духовенство с самого начала участвовало в переговорах с Римом. По свидетельству Плано Карпини, привезенные им предложения папы князья Даниил и Василько обсуждали со своими епископами51.

Необходимостью прямых контактов с никейскими властями в столь важный для мировой политики и судьбы Восточной церкви момент объясняется, на наш взгляд, поездка в Никею ближайшего сподвижника Даниила Романовича Кирилла, выдвинутого галицко-волынским князем в качестве кандидата на киевскую митрополичью кафедру. В 1246 г. на пути в Никею он достиг Венгрии, где исполнил еще одно поручение Даниила, став посредником на переговорах о заключении брака между его сыном Львом и дочерью короля Белы IV Констанцией. За содействие в заключении этого брака Бела обещал Кириллу проводить его «у Грькы с великою честью»52.

Кирилл, судя по всему, успешно исполнил свою миссию в Никее, подтвердив готовность князя Даниила Галицкого строго следовать целям проводимой никейским двором внешней политики. Наградой за это стало утверждение Кирилла новым киевским митрополитом, произведенное патриархом. Вернувшись на Русь уже в сане митрополита Кирилл через некоторое время прибыл на Суздальскую землю53.

Наряду с дипломатическими усилиями папской курии значительную роль в продвижении переговоров о церковно-политическом союзе Востока и Запада играла никейская дипломатия, важнейшим инструментом которой оставались династические связи.

Свой вклад в налаживании контактов Иоанна III Ватаца с папой Иннокентием IV внесла жена венгерского короля Белы IV Мария Ласкарина, сестра первой супруги Ватаца Ирины. О посреднических усилиях венгерской королевы можно судить по сведениям, содержащимся в адресованной ей булле Иннокентия IV, датированной 30 января 1247 года54. Папа благодарит Марию за ее «искреннее желание» способствовать воссоединению церквей. В письме сообщается о прибытии в Рим двух братьев-миноритов, посланных королевой, которые «с радостью и восторгом» рассказали о ее «настойчивых стараниях вернуть Ватаца и его народ в лоно матери церкви». В ответ понтифик предложил незамедлительно отправить в Никею послов, избрав для этого «мужей предусмотрительных и мудрых», чтобы те смогли окончательно убедить Ватаца согласиться на заключение унии55.

Возможно, таким послом стал приближенный папы монах-минорит Лаврентий, прибывший в Никею в том же 1247 году. Посредническая миссия византийской царевны Марии, супруги венгерского короля, привела таким образом к возобновлению прямых контактов никейского императора с римским папой и к началу переговоров об объединении церквей. [39]

В свете приведенных данных возникает возможность дать объяснение неожиданному, на первый взгляд, появлению в летописном рассказе о коронации Даниила в качестве одного из главных действующих лиц его матери, византийской царевны Евфросинии-Анны, чьи доводы убедили князя принять корону от папы. Галицко-волынская княгиня, несомненно, должна была поддерживать отношения со своей родственницей в Венгрии (Мария Венгерская приходилась Евфросинии Галицкой двоюродной племянницей) и быть в курсе ее посреднических усилий в переговорах Никеи с Леоном и Римом.

Вмешательство княгини-матери в дела Даниила в столь ответственный момент едва ли могло быть обусловлено какими-то проримскими настроениями или желанием способствовать приобретению ее сыном королевского титула. Это вмешательство, на наш взгляд, определялось прежде всего политическими интересами Никеи, главной задачей которой оставалось возвращение Константинополя и восстановление Византийской империи в ее прежних границах на Балканах. Для достижения этой цели использовались все средства и могли быть оправданы любые жертвы. Евфросиния Галицкая, очевидно, не оставалась безучастной к чаяниям своих соотечественников и поэтому употребила все свое влияние, чтобы удержать Даниила в фарватере никейской политики.

Следование в фарватере внешней политики Никеи проявилось также во взаимоотношениях галицко-волынского князя с германским императором Фридрихом II, на помощь которого в борьбе за Константинополь долгое время делал ставку Иоанн III Ватац. Энергичное вмешательство Даниила Романовича в австрийские дела, начавшееся во второй половине 1230-х гг., вслед за Пашуто можно с полным основанием связывать с наметившимся в это же время союзом Никеи с императором Фридрихом56.

Возникновение никейско-германского союза можно отнести к 1237 году. Создание альянса, хотя и не нашло прямого отражения в источниках, post factum подтверждается многочисленными свидетельствами. С его осуждением в марте 1238 г. выступил папа Григорий IX (1227 — 1241), крайне обеспокоенный намерениями Фридриха вернуть Константинополь Ватацу57. Весной того же 1238 г. никейские войска уже сражались в Италии на стороне императора58. Фридрих II был посредником в отношениях Никеи с Латинской империей, а также покровителем греческой церкви на юге Италии. В 1238 г. император запретил войскам крестоносцев во главе с Балдуином II, выступившим против Ватаца, следовать через свои владения, закрыв для них порты в Южной Италии59.

В рифмованной хронике Филиппа Муске, епископа Турне, сохранились сведения о том, что контакты германского императора с правителем Никеи начались еще в 1237 г., когда Ватац предложил Фридриху признать себя его ленником в обмен на обязательство освободить Константинополь и выпроводить латинского императора Балдуина II во Францию60.

Заключение военно-стратегического союза Ватаца с Фридрихом совпало с началом австрийской эпопеи Романовичей, в ходе которой галицко-волынские князья поддерживали регулярные контакты с германским императором. Первый из них произошел в начале того же 1237 года. В период пребывания в Вене Фридриха II (январь — первая половина апреля 1237 г.) состоялась его встреча с неким «королем Руси», которому император распорядился выплатить через послов пятьсот марок серебром, о чем сохранились сведения в мандате от 15 января 1240 года61. Упомянутым в документе королем Руси мог быть только Даниил Романович, находившийся тогда в Австрии. Еще одна встреча Даниила с послами Фридриха, описанная в [40] Галицко-Волынской летописи, состоялась в Прессбурге (Братислава) летом 1248 или 1249 года62.

Принятие королевской короны для Даниила Романовича было трудным решением. Оно означало, в том числе, подчинение Риму в вопросах внешней политики, во всяком случае, признание за папой роли верховного арбитра в спорах христианских правителей по поводу их. владельческих прав.

Для Романовичей это неминуемо влекло за собой отказ от причитавшихся им по линии матери прав на «австрийское наследство» и прекращение дальнейшей борьбы за престол Бабенбергов, который, по замыслу папы, должен был достаться другим претендентам. Не случайно коронация Даниила совпала по времени с отъездом из Австрии его сына Романа Данииловича и разрывом брака последнего с Гертрудой Бабенберг.

Компенсацией за эти уступки папе для галицко-волынского князя должна была стать военная помощь лояльных Апостольскому престолу католических государей в борьбе с татарами, в которых Рим усматривал угрозу для всех христиан.

За несколько месяцев до своей коронации Даниил Галицкий, получивший известие о подготовке татарами нового нападения на земли Южной Руси, обратился к Иннокентию IV с несколькими посланиями с призывом о помощи. Тексты этих посланий не сохранились, но судить о них можно по содержанию папской буллы «Cum ad aliorum», датированной 14 мая 1253 г.63, в которой написано: «недавно из посланий любезнейшего во Христе сына нашего, сиятельного короля Руссии, которому по причине соседства с ними (татарами. — A.M.) стали известны многие их секреты, мы узнали, что упомянутые татары готовятся к уничтожению всех тех, кому во многих местах по благодати Божией удалось спастись бегством, и что, доколе не остановит их Бог, они будут яростно попирать соседние с ними христианские земли»64.

Тогда же папа обратился «ко всем христианам в пределах королевства Богемии, Моравии, Сербии и Померании», а также «ко всем христианам в пределах Польши» с призывом к новому крестовому походу против татар и для его организации отправил своего легата — аббата Опизо из Мезано. В Регестах Иннокентия IV Секретного архива Ватикана сохранилась копия текстов посланий, адресованных в Чехию и Польшу и датированных 14 мая 1253 г. (Reg. orig. T. II. Ер. 931. Fol. 308). Судя по имеющейся приписке, булла такого же содержания была отправлена и на Русь65. А. Г. Великий со ссылкой на другой том Регестов (Reg. Vat. T. XXII. N0 25. Fol. 308v-309) публикует тот же текст в виде буллы, адресованной «архиепископам, епископам и всем христианам в Русции», а также его сокращенный вариант в виде буллы, адресованной «ко всем христианам в Польше», датированной 21 мая 1253 года66.

«Да понесет каждый христианин крест свой, — писал папа, поднимая христиан Центральной и Восточной Европы на священную войну с татарами, — и последует во всеоружии за знамением славы Всевышнего Царя … А чтобы ничто не помешало столь спасительному делу, всем, кто, вдохновившись этим призывом, возьмет крест, мы щедро воздадим отпущением грехов и наделим их теми же привилегиями, что и идущих на помощь Святой земле»67.

9 марта 1254 г. датируется еще одна булла Иннокентия IV («Cum te olim»), в которой он поручает архиепископу Альберту Суербееру исполнять обязанности папского легата в Пруссии, Эстонии и на Руси и продолжить дело, начатое легатом Опизо68, а в булле «Attentione vigili debent» от 19 мая 1254 г. папа призывает архиепископа, епископов и капитулы Прусской провинции вслед за христианами Чехии и Польши также объявить крестовый поход против татар69[41]

Возможно, за этими усилиями стояло искреннее желание Иннокентия IV оказать поддержку Даниилу и с его помощью создать защитный барьер против татар на Востоке Европы. Однако никаких реальных следов военной помощи галицко-волынскому князю со стороны Запада мы не видим. В 1254- 1255 гг. Романовичам фактически в одиночку пришлось вести борьбу с ханом Куремсой70.

Из приведенной выше буллы папы Иннокентия IV от 14 мая 1253 г. явствует, что Даниил Галицкий заблаговременно предупреждал Рим о готовящемся нападении татар. Источники не сохранили известий об обращении за помощью к папе галицко-волынского князя в период борьбы с Куремсой. Однако о том, что такие обращения наверняка имели место, а также о характере содержавшихся в них требований можно судить по сохранившемуся письму союзника Даниила венгерского короля Белы IV к папе, датированному серединой ноября 1254 года. Перед лицом реальной угрозы нападения татар на свое королевство Бела горько сетовал на полное отсутствие обещанной Римом помощи: вместо этого жители Германии, писал король, сами нападают на его земли, а из Франции он не получил ничего, кроме слов. Бела открыто пригрозил Иннокентию IV, что он пойдет на разрыв союза с ним и готов подчиниться германскому императору — врагу папы, если таким путем удастся получить необходимую поддержку71.

Исследователи в один голос утверждают, что именно нежелание или неспособность папы оказать галицко-волынскому князю реальную военную поддержку в отражении агрессии татар стало основной причиной разрыва отношений Даниила Романовича с Римом72.

В новейшей литературе распространено также мнение, что этот разрыв наступил сразу после кончины благосклонного к Даниилу папы Иннокентия IV и избрания новым понтификом Александра IV, сделавшего ставку на литовского короля Миндовга. В качестве доказательства приводится булла папы Александра «Catholice fidei cultum» от 6 марта 1255 г., в которой папа закрепляет за Миндовгом и его наследниками захваченные Литвой земли «Русского королевства»73.

Именно это послание папы считает свидетельством разрыва Даниила с курией В. И. Матузова, поскольку «папа позволил литовскому князю Миндовгу воевать с русскими землями и русским народом как с неверными»74. По мнению И. В. Паславского, в посланной в марте 1255 г. к литовскому королю булле Александр IV «одобряет его (короля Миндовга. — A.M.) борьбу с Даниилом и закрепляет за Литвой захваченные Миндовгом русские земли»75. «Новый папа Александр IV, — читаем у А. Б. Головко, — под предлогом неуступчивости Даниила в религиозных вопросах отказался от обещаний своих предшественников иметь Русь под защитой «престола святого Петра» и начал подговаривать литовского короля Миндовга напасть на владения Даниила»76. Дальше всех пошел Н. Ф. Кбтляр: «В письме от 6 марта 1255 г. папа позволил Миндовгу захватывать и грабить русские земли… Дабы хоть как-то «реабилитировать» папу, Чубатый допускает, что Александр IV имел в виду русские земли не Романовичей, а других князей. Но каких? Папский престол даже пытался объявить крестовый поход против Галицко-Волынского княжества…»77.

В нашем понимании булла «Catholice fidei cultum» по своему содержанию не соответствует подобным трактовкам и свидетельствует, скорее, об обратном: уния Юго-Западной Руси с Римом по-прежнему была в силе, и земли Галичины и Волыни продолжали оставаться под покровительством и защитой Апостольского престола. [42]

Обращаясь к Миндовгу, Александр IV писал: «Как с твоей стороны представлено перед нами, ты против Русского королевства и его жителей, утвердившихся на кривой дороге нечестия, с неутомимым усердием ведущий решительный бой, некоторые земли этого королевства подчинил своей власти. Как мы слышим, упомянутые земли [располагаются] вблизи языческих и неверных областей, которые ты [также] легко смог подчинить своему господству и присоединить к христианскому исповеданию. Радушно изъявляя [наше] согласие твоим просьбам, вышеупомянутые земли, но ни при каких обстоятельствах не католические, за тобой и твоими наследниками властью апостольской [утверждаем] и настоящим письмом [наше] покровительство закрепляем»78.

Таким образом, папа своей властью закреплял за Миндовгом и его наследниками отнюдь не все захваченные Литвой земли «Русского королевства», а только те из них, чьи жители пошли по «кривой дороге нечестия» (то есть отступили от Римской церкви и католического вероучения). При этом папа прямо предупреждает литовского короля о том, что за ним закрепляются только земли схизматиков, «но ни при каких обстоятельствах не католические». «Католическими» землями «Русского королевства» в начале

1255 г. папа мог именовать только земли Галицко-Волынской Руси, правитель которых Даниил Романович заключил церковную унию с Римом и принял королевскую корону из рук папы.

Подтверждением этого может служить тот факт, что и два года спустя Александр IV все еще относил Даниила Галицкого к числу «католических» правителей Руси. Из опубликованной А. Г. Великим копии буллы «Inter alia que» от 13 февраля 1257 г., найденной в Архиве Святой конгрегации пропаганды веры (APF. Miscellanea. Vol. 16. Fol. 107 — 108), следует, что, обращаясь к галицко-волынскому князю, понтифик желал ему «твердо держаться католической веры, в которую он недавно был обращен»; в этом же послании папа причислял Даниила к «правоверным государям», «придерживающимся католической веры»79.

Разрешение папы на захват русских земель, данное литовскому королю в булле «Catholice fidei cultum», несомненно, подразумевало земли в другой части «Русского королевства» и было направлено против другого правителя Руси — новгородского и владимирского великого князя Александра Невского, отказавшегося принять унию с Римом. Булла от 6 марта 1255 г. стоит в ряду других подобных документов, свидетельствующих об открытой конфронтации Рима и Новгорода в борьбе за земли Восточной Прибалтики. Важнейшими из них можно считать серию булл «Qui iustis causis» от 11 марта

1256 г.80, в которых папа Александр IV призывал католическое духовенство Швеции, Норвегии, Дании, Готланда, Восточной Германии и Польши начать проповедь нового крестового похода против язычников Водской, Ижорской и Карельской земель, то есть владений Новгорода. Ответом стали решительные военные действия Александра Невского, предпринятые в том же 1256 году.

Мы не находим никаких следов участия в конфронтации с католическим Западом середины 1250-х гг. галицко-волынского князя. Этот факт, очевидно, может быть истолкован в пользу сохранения унии Юго-Западной Руси с Римом, не утратившей силу в 1255 — 1256 годах.

Что же в таком случае могло стать причиной последовавшего затем разрыва? На наш взгляд, эту причину следует искать не столько на Западе, сколько на Востоке. Уния Галицко-Волынской Руси с Римом была частью экуменического процесса, основное развитие которого осуществлялось по линии отношений Никеи с Римом. При этом русские князья в значительно [43] большей степени ориентировались на позицию никейского императора, нежели папы.

В 1256 г. после некоторого перерыва возобновились никейско-римские переговоры по поводу объединения церквей. Инициатива исходила из Никеи. Феодор II направил в Рим двух своих представителей, которые обратились к Александру IV с просьбой прислать полномочного легата. Основой для новых переговоров должны были стать условия, согласованные ранее Иоанном III Ватацем с Иннокентием IV. Папский посланник, епископ Чивитавеккья Константин Орвието был готов к отбытию в Никею уже через десять дней. Легат получил от папы самые широкие полномочия, в том числе право созыва церковного собора и председательства на нем в качестве папского викария, а также право изменять решения собора по своему усмотрению.

Посольство Константина Орвието в сентябре 1256 г. прибыло в Фессалоники, где тогда находился никейский император. Однако к моменту прибытия папских представителей позиция Феодора II в вопросе унии с Римом претерпела кардинальные изменения. Император в это время вел успешные боевые действия в Болгарии и, видимо, под влиянием этих успехов пришел к окончательному выводу, что больше не нуждается в поддержке папы в достижении своей главной политической цели — отвоевании Константинополя81.

Свою новую позицию в отношении союза с Римом Феодор II изложил в письме, отправленном вскоре папе и кардиналам: император отказывался от подчинения греческой церкви Риму, выступая лишь за устранение противоречий между Западной и Восточной церквями и поиск компромиссов исключительно в вопросах христианского вероучения; грекам и латинянам, подчеркивалось в письме, следует приступить к совместным, глубоким и непредвзятым поискам истины82.

Изменению прежнего курса Никеи на сближение с Римом, несомненно, способствовало усиление ее позиций на Балканах. В разгар переговоров, в сентябре 1256 г., в Фессалониках состоялась пышная свадьба дочери Феодора II Марии с Никифором Дукой, сыном Михаила II Эпирского, о которой патриарх Арсений Авториан специально извещал папу83. Этот брак закладывал основы для военно-политического союза Никейской империи и Эпирского царства — двух сильнейших греческих государств, возникших после падения Константинополя в 1204 г., правители которых долгое время конкурировали между собой.

В итоге папский легат так и не удостоился аудиенции у императора. По сообщению Георгия Акрополита, после отбытия Феодора II на восток в конце октября 1256 г. посольство папы отправилось в Веррию, где пробыло до конца декабря и затем по приказу императора должно было возвращаться в Рим84. Папский легат был принят только патриархом Арсением. Патриарх направил к папе своих послов с письмом, в котором, как и в послании императора, говорилось лишь о необходимости преодоления догматических расхождений между церквями85. Все это фактически означало прекращение переговоров об унии.

Отказ от унии с Римом никейского императора в самое короткое время вызвал соответствующую реакцию со стороны галицко-волынских князей. Об этом можно заключить из буллы «Inter alia que» папы Александра IV, датированной 13 февраля 1257 года86.

Не скрывая своего раздражения, понтифик, напомнив о недавнем обращении Даниила Романовича в католичество, горько упрекал его в нарушении клятвы верности Римской церкви, совершенном, несмотря на полученные [44] от нее благодеяния: «Итак, ты, стремясь выйти из темноты безверия, которая застилала глаза твоей души даже после того, как ты возродился в купели крещения, не без Божьего вдохновения обратился в свое время к свету католической веры, без которой никто не будет спасен, и к покорности Римской церкви, обещав под присягой подчиняться ей, как верный сын, и придерживаться католической веры, также как и другие правоверные государи. Потому эта церковь, желая укрепить тебя в вере своей благосклонностью и поощрить достойными благодеяниями, возвела твою особу до вершины королевского титула. Мы позаботились, чтобы ты был помазан елеем королевского помазания, и на голову твою возложили корону. Но ты, как дошло до нашего слуха, вызвав нашу сердечную озабоченность, забыв как про духовные, так и про светские благодеяния этой церкви, проявил неуважение к благодати, пренебрег религией, нарушив данную тобою клятву, не сдержал того, что обещал в отношении покорности этой церкви и упомянутого соблюдения веры с опасностью для своей души, ущербом для веры, небрежением для названной церкви и отступничеством от Иисуса Христа»87.

Ссылка на первоисточник
Рейтинг
( Пока оценок нет )
Загрузка ...
Исторический дискуссионный клуб