Одним из произведений, перешедших в северо-восточную Русь из Далмации, является Сказание об Индийском царстве.
Славянский (сербский) перевод Сказания был сделан с латинского текста, который, под названием «Послание царя индийского Иоанна к греческому царю Эммануилу», был в средние века широко распространен на Западе. Сложилось ли Послание на латинской почве или оно проникло на Запад из Византии, — этот вопрос до сих пор не решен окончательно. По вероятному мнению акад. В. Истрина, Послание в своем первоначальном виде возникло на греческом языке, что доказывается наличием грецизмов в латинском тексте. По своему замыслу оно было памфлетом на императора Мануила Комнина, деспотически относившегося к духовенству, и стремилось доказать мысль о том, что властитель должен обладать христианским смирением. Но так как указание памфлета на превосходство Иоанна, царя Индии, оскорбляло национальные чувства греков, то со смертью Мануила памфлет, потеряв значение злободневности, стал забываться, а затем и совершенно исчез на своей родине. Византия, для государственной власти которой характерны то борьба, то смешение принципов теократизма и цезаризма, действительно могла явиться благодарной почвой для создания легенды о царе Иоанне, в одном лице совмещающем духовную и светскую власть («до обеда поп, а после обеда царь»).
Латинский Запад усвоил греческий памфлет в XII в., когда шла ожесточенная борьба Запада с Востоком, принимавшая формы крестовых походов. Крестоносцы неоднократно терпели поражения в сражениях с арабами и турками. Католический Рим — организатор и вдохновитель крестовых походов — использовал странствующие легенды о богатствах далекой Индии в целях поддержания военного духа крестоносцев. Легенда о могущественном восточном царе, идущем на помощь христианам, приняла к XII в. определенные формы и подготовила почву для приема греческого памфлета. Здесь в это произведение были вставлены различные рассказы о чудесах Индии, известные в Западной Европе с древней поры по многочисленным устным и письменным источникам. В сербском переводе с этого осложненного латинского текста Сказание об Индийском царстве и перешло на Русь в самом конце XII или в начале XIII в.
Старшая русская редакция Сказания об Индийском царстве не сохранилась, и представление о ней дают заимствования из нее в Александрии второй редакции. Более сорока пяти списков Сказания, дошедших до нас, свидетельствуют о значительной популярности его среди читателей (старшие списки относятся ко второй половине XV в.).
Мануил, царь греческий, — повествует Сказание, — послал послов к Иоанну, царю индийскому, с дарами и поручением узнать о его могуществе и о чудесах и богатстве Индийского царства. Гордо и пренебрежительно отвечает Иоанн: «рьцете царю вашему Мануилу: аще хощет царьство мое и силу и богатество и люди многи ведати, и продай свое царьство, искупи собе харатьи и на той харатьи да перепиши мое царьство и силу и богатество и да прииди ко мне сам; аще восхощеши у мене быти, дам ти власть в третьих или будет в четвертых, и будеши своего царьства выше стократицею богатеством и силою». Затем идет описание чудес могущества Индийского царства и его царя Иоанна, в духе легендарной литературы путешествий, отзвуки которой уже известны были Киевской Руси по Александрии, Христианской топографии Космы Индикоплова, Физиологу и другим произведениям. Иоанн говорит о себе, что он до обеда поп, а после обеда — царь; что он имеет «под собою 3000 царей и 300», а царство его «таково: итти на едину страну 10 месяць, а на другую немощно да итти, занеже тамо соткнуся небо з землею». Далее царь описывает чудовищных людей — немых, рогатых, трехногих, великанов «9-ти сажен» и т. п., перечисляет чудесных зверей и птиц Индии — слонов, крокодилов, «петухов, на них же люди ездят», фениксов. Попутно с этим даются близкие к Физиологу характеристики зверей и птиц. Особенно же подробно рассказывается о драгоценных камнях Индии, и с эпическим гиперболизмом описываются дворцы Иоанна: «Двор у мене имею таков: 5 ден ити около двора моего; в нем же суть полаты многы златыя и сребреныя и древяни, изнутри украшены аки небо звездами, а покровены златом… В тои же полате 50 столпов чистаго злата, на всех же столпех по драгому камени; камень самфир имать свет бел, камень тонпаз аки огнь горит».
Среди описания этих чудес, пышности, золота и игры драгоценных камней мало заметны немногие религиозные мотивы и моральные сентенции «Сказания». Наиболее ясно выражена собственно одна, хорошо известная и дохристианскому Востоку, мысль о неизбежности смерти. Во время военных походов перед Иоанном «несут блюдо злато велико, на нем же едина земля; на землю зряще поминаем, яко от земля есми создани и паки в землю поити имамы». Но эта мысль уравновешивается радостным созерцанием символов величия государства: «а се с другую страну блюдо несут другое злато, на нем же драгии камень и четеи женчюг, нан же зряще величается наше господьство».
Есть в Сказании и гражданские мотивы: «а нет в моей земли, — говорит царь Иоанн, — ни татя, ни разбойника, ни завидлива человека, занеже моя земля полна всякого богатьства»; указывается и чудесный способ испытания верности граждан царю: есть у царя Иоанна в золотой палате «зерцало цкляно, аще [кто] мыслить зло на своего господаря, ино в зерцале том зримо лице его бледно аки не живо. А кто мыслить добро о господаре своем, ино лице его в зерцале зримое аки солнце».
Сказание на русской почве нередко подвергалось изменениям стилистического и идейного характера. Так, в частности, обидное предложение Иоанна греческому царю поступить на службу к индийскому царю не могло, по мысли древнерусского книжника, высоко ставившего авторитет Греции, остаться без достойного ответа. Поэтому ряд русских списков заканчивается ответом греческих послов: «государь наш царь Мануил своея греческия земли не продает, а к тебе служить нейдет, а твоего богатства не хочет, а с тобою знается честью и любовию».
В композиции Сказания есть ряд черт, характерных для восточно-византийской вопросо-ответной и приточной литературы. В нем отсутствует единая, стройно развивающаяся по ходу изложения фабула, нет внутренней закономерности в расположении отдельных эпизодов: связующим звеном между ними является только часто повторяемая и слабо вариируемая фраза «есть в моем царстве» (или: «у меня», «у нас»).
Сказание об Индийском царстве обнаруживает черты сходства с двумя крупными произведениями русского народного творчества. Акад. А. Н. Веселовский и акад. В. М. Истрин отметили родство Сказания со стариной о Дюке Степановиче. Боярин или княжеский сын Дюк Степанович едет из Индии, из славного Волын-города или из Галича в Киев ко князю Владимиру, презрительно отзывается о его стольном городе, пирах, богатырях и хвастается своим родовым богатством. Несмотря на волынско-киевское приурочение этой былины и отражение в ней русских народно-поэтических представлений, ее исконная близость со Сказанием видна и в общем описании Индии (Галича), и в отдельных поэтических образах, картинах и деталях. Хвастаясь своими родовыми богатствами, Дюк говорит:
А серебра и золота смету нет,
Широкий двор на семи верстах,
И около заборы позолочены.
Послы Владимира, «подъехав под Индию под богатую», в изумлении останавливаются и говорят:
Знать, что молодой боярин Дюк Степанович
Он послал, знать, туды весточку на родину,
Чтобы зажгали Индию ту богатую:
Ай, горит Индия та богатая.
Как подъехали они поближе де:
У них крышечки в домах золоченыя,
У них маковки на церквах самоцветныя,
Мостовыя рудожелтыми песочками призасыпаны…
Знает былина и чудесную реку:
А по той же по Индии по богатоей,
А по той-то по Корелы по проклятоей,
Потекла река да было с золотом…
и драгоценные камни, освещающие Индию — Галич:
Да когда от тыих ведь тут камешков
По всему по городу по Галичи
Всякии огни горя, лучи пекут…
Родство этих двух произведений, очевидно, объясняется тем, что русская старина о Дюке сложилась под влиянием византийской былины, основанной на том же источнике, который еще в Византии лег в основу Сказания об Индийском царстве.
На русской почве под воздействием старины о Дюке в текстах Сказания появились неизвестные латинскому оригиналу эпизоды — совет царя Ивана царю Мануилу продать царство на покупку бумаги и рассказ о конях царя Ивана. Гордый ответ царя Ивана, конечно, подсказан следующим местом старины о Дюке:
Продай-ко [обращение к Владимиру] свой стольно-Киев град
На эти на бумаги на гербовыя,
Да на чернила, перья продай еще Чернигов град,
Тогда можеш Дюково именье описывать.
В свою очередь влияние Сказания об Индийском царстве сказалось на стихе о Голубиной книге. Названия камней в Голубиной книге, например, «камням камень-мать Кармаус камень Илитор» («кармаус» не что иное, как «кармакаул» Сказания); образ Феникс-птицы, перья которой (как и в Сказании) режут кости и камни, кроят бархаты и атласы; образ Белого царя, который (подобно царю Ивану) над царями царь, а
Область его превеликая надо всей землей,
Надо всей землей, над вселенною.
— все это, повидимому, отголоски бытования Сказания об Индийском царстве в народной среде, смутные воспоминания о прочитанном и усвоенном из книг.
Переводная литература северо-восточной Руси
XIII—XIV вв.
