Проблема этногенеза славян и их наиболее ранних археологических памятников сложна и запутанна. Это обусловлено как характером самих источников, так и раз личным пониманием хода этногенеза.
Письменные источники о ранних славянах настолько скупы и противоречивы, что извлечь из них удовлетворяющую нас информацию просто невозможно. Про цесс рождения славян как нового этноса лежал в более отдаленных исторических пластах.
Начало научному изучению славянского этногенеза положила лингвистика. Именно она предложила ряд концепций о времени и месте возникновения славян. Археология вывела исследование истории славян на новый виток. Но и сейчас, не смотря на бурное развитие археологии и антропологии, очевидно, что эти пробле мы не могут решаться автономно, средствами только одних лингвистических, ар хеологических или антропологических источников.
Лингвистка по-прежнему определяет направление поисков ответов на различ ные вопросы славянского этногенеза. И, поскольку историкам, археологам и антро пологам приходится иметь дело с мозаикой различных лингвистических гипотез, следует коротко охарактеризовать их.
Славяне — это одна из ветвей индоевропейской семьи народов. Современные славяне, насчитывающие теперь свыше 300 млн человек, есть результат длительно го развития славянского этноса, дифференциации некогда существовавшей ранне славянской общности, которую в научной литературе называют ранними славяна ми, праславянами или протославянами.
Но и сами праславяне стали результатом разделения некогда существовавшей более древней общности, которую принято называть северной группой индоевро пейцев. Из нее, кроме славян, вышли также германцы и балты. Такова общая схема развития славянского этноса, принятая большей частью лингвистов.
Касаясь теоретических аспектов славянского этногенеза, исследователи, в об щем, согласны с тем, что славяне, как и балты и германцы, всего вероятней, сфор мировались в результате воздействия на северных индоевропейцев этнического субстрата в процессе их миксации с местным неолитическим населением. Микса- ция привела к глубокой трансформации обоих компонентов, из которых форми ровались славяне. Лингвисты полагают, что разделение северной группы индоев ропейцев началось вскоре после их расселения в Европе [1, 7, 57].
Но механизм разделения пришлых индоевропейцев и образования указанных народов объяснялся по-разному. Между тем изучение проблемы происхождения и ранней истории славян во многом зависит от того, какая лингвистическая схема образования славян будет принята.
Лингвисты предлагают несколько гипотез, которые можно свести к трем основ ным схемам. Одни считают, что северные индоевропейцы сразу же распались на три основ ные группы — германцев, славян и балтов и, следовательно, начало формирования этих народов может быть отнесено ко времени, когда эта часть индоевропейцев расселилась в Европе и начала смешиваться с местными племенами. Поскольку расселение в Европе северной группы индоевропейцев по данным археологии да тируется приблизительно серединой III тыс. до н. э. [2], то, в соответствии с такой схемой развития этногенетических процессов, германцы, славяне и балты возника ют в одно время (III тыс. до н. э.) и в результате сходных этнообразующих процес сов. В пользу такого представления свидетельствуют многие лингвистические дан ные, и эта гипотеза имеет сторонников среди выдающихся языковедов.
Другие исследователи предполагают, что северная группа индоевропейцев сна чала разделилась на две части — на германцев и некую лингвистическую общ ность, которая позже в результате вторичного деления дала балтов и славян. Эту промежуточную общность назвали балто-славянской. Согласно этой схеме, славя не, как и балты, являются более молодыми народами, чем германцы, и их начало уже связано с распадом балто-славянской общности. Поэтому и археологические памятники первых славян следует искать в более поздних древностях.
Основным аргументом такого представления послужили наблюдения над степе нью близости между собой германских, славянских и балтских языков. Многие сходились на том, что балтские и славянские языки по некоторым лингвистическим показателям стоят ближе друг к другу, чем к германским. Это обстоятельство объ яснялось происхождением славянского и балтского языков от общего «балто- славянского» корня. Эта идея была очень популярна и даже господствовала в лин гвистической и археологической науках до середины 1950-х гг.
Однако никто из лингвистов так и не определил черты этой общности. Пред принимались попытки составить словарь балто-славянского языка, выделить об ласть с балто-славянской гидронимикой. Но это не имело успеха. Поэтому с самого начала идея балто-славян вызвала решительные возражения со стороны многих крупных лингвистов. Она никогда не имела всеобщего признания. Решительный удар по ней нанесли сравнительно недавние как лингвистические, так и археологи ческие исследования. Так, очень убедительные материалы были получены по исто рии древних балтских племен. X. Моора привел серию доказательств в пользу очень раннего выделения балтов из древних индоевропейцев. Среднеднепровская и фатьяновская культуры III тыс. до н. э. уже могут быть отождествлены с древними балтами [3]. Балты никак не выглядят более молодым этносом по сравнению с гер манцами, и уже не остается той хронологической ниши, куда можно было бы по местить балто-славян.
Сравнительно недавно была предложена еще одна схема истоков славянского этногенеза. Предполагается, что северная группа индоевропейцев первоначально распалась на германцев и балтов. Позже на базе одной из западнобалтских групп сформировались славяне. Из такого представления следует, что славяне не восхо дят непосредственно к древним индоевропейцам, а возникают позже, уже из бал тов. Выходит, что и по этой схеме славяне более молодой этнос, нежели германцы и даже балты. Относительная молодость славянского языка доказывалась тем, что балтские языки, локализованные на сравнительно небольшом по сравнению со славянскими пространстве, отличаются очень значительной диалектной диффе ренцированностью. Степень диалектной дифференцированности во многом зави сит от древности языка. Чем он древнее, тем более развит в диалектном отноше нии. Отмечалось также, что при реконструкция славянские диалекты оказываются более молодыми, чем балтские [11, 37—39; 4].
Формально, абстрагируясь от истории развития славянского и балтского этно сов, подобная гипотеза имеет право на существование, но как одно из возможных объяснений изложенных выше лингвистических наблюдений. Однако степень диалектной расчлененности зависит не только от времени функционирования язы ка, но и в значительной степени от характера взаимодействий его с другими языка ми. Например, тот же результат с диалектами может получиться, если допустить, что балты начали свое расселение из прародины и смешение с другими этносами раньше, чем славяне. Литовский языковед В. Мажюлис прямо писал, что появление диалектов в балтском языке началось вместе с расселением балтских племен, кото рое он считал возможным относить к III тыс. до н. э. [5].
Неубедительными выглядят посылки, что славяне всегда занимали большую, чем балты, территорию. Это нужно еще доказать. Уже бесспорным является тот факт, что в древности балты занимали территорию, многократно превосходившую территорию современных балтских народов. О чем свидетельствуют гидронимика и археология [6, 81—84].
Короче говоря, без учета исторического прошлого славян и балтов предложен ный вывод выглядит, как абстракция и не может быть принят. Попытки В. Седова найти этой лингвистической идеи археологические соответствия не кажутся нам убедительными [7].
Важно заметить, что лингвистика дает достаточно материала, свидетельствую щего о большой древности славянских языков. По мнению авторитетнейших сла вистов, общеславянский язык непосредственно выходит из древнего индоевропей ского. Сумма слов и понятий, относящихся к экономике, орудиям труда, свидетель ствует о функционировании общеславянского языка в период перехода славян от каменных орудий к металлическим и развития производящих форм хозяйства [8, 101; 9, 73]. Славяне возникли уже в тот период, когда небольшая семья еще не стала основной хозяйственной и общественной ячейкой [10, 24]. Все это уводит нас к концу неолита — началу бронзового века, и у нас нет достаточных оснований омолаживать славян при сравнении их с балтами и германцами. Невозможно объ яснить, почему при равных условиях смешения древних индоевропейцев с местны ми племенами, что просматривается во всех областях, куда проникли северные ин доевропейцы, формируются балты и германцы, а славянский этногенез неизвестно по каким причинам задержался.
Именно поэтому наиболее предпочтительной, логичной и не имеющей серьез ных контраргументов представляется схема, по которой распад северной группы индоевропейцев сопровождался одновременным формированием в разных местах и на разных этнических субстратах германцев, балтов и славян.
Где же проходил процесс рождения славянского этноса, где была прародина славян?
Данные о языковых контактах ранних славян с другими народами позволяют прийти к таким общим заключениям о месте древней славянской прародины.
Длительность и интенсивность лингвистических контактов славян с балтами, сходство их языковых структур и параллельность в развитии с несомненностью указывают на территориальное соседство этих двух народов. Оно имело место в условиях индоевропейской периферии в стороне от основных культурных центров древнего мира [11].
Однако славяне не могли быть ни северными, ни восточными соседями балтов, ибо, в отличие от последних, ранние славяне, как свидетельствует лингвистика, не контактировали с древними финно-угорскими племенами. Материалы сравнительно го языкознания говорят о том, что славяне вступили с ними в контакт. В финно- угорских языках не обнаруживается лексических заимствований из общеславянского. С другой стороны, и в славянских языках отсутствуют старофинские заимствования. Следовательно, славяне вступили в контакт с финно-уграми уже после того, как про изошел распад общеславянского языка, то есть позже середины I тыс. н. э. Праславя- не и их родина были отделены от финно-уторского ареала балтским заслоном.
Обнаружение очень древних балто-иранских языковых контактов ставит под сомнение возможность помещать праславян и к югу от балтского ареала [12, 19— 20]. Отмечаются также языковые контакты балтов с фракийцами, которые были возможны на юго-западных границах балтов [13, 120— 121].
Если же обратиться к археологической карте второй половины III и II тыс. до н. э., то вполне определенно следует исключить из списка возможных праславян таких южных соседей древних балтов, как племена позднего этапа древнеямной культуры, катакомбной и срубной, типичных степных культур, ибо лингвистика не допускает локализации славянской прародины в степях [14].
Получается, что единственным местом маргинальных контактов праславян и древних балтов могла быть только западная сторона балтского мира, и славянскую прародину следует искать к западу от балтов.
Южными соседями праславян, судя по лингенетическим данным, были фракий цы и иллирийцы. Свидетельства древних контактов носителей славянских и илли рийских диалектов фиксируются, в частности, в славянской и иллирийской гон чарной терминологии, которая имеет явные черты сходства [14, 197—200].
Наличие древних славяно-германских лингвистических контактов [16] указывает на то, что праславяне соседствовали и с древними германцами, занимавшими Ют ландский полуостров и Южную Скандинавию.
Таким образом, данные о древних языковых контактах праславян с другими на родами указывают на место славянской прародины в среднеевропейском ареале. Об этом же свидетельствует и анализ общеславянской географической и зооботаниче- ской лексики, отражающей среду обитания славян периода их языкового единства. Эта среда реконструируется как лесная полоса со смешанной растительностью умеренной климатической зоны, богатая озерами и болотами [17].
В свете изложенного, первоначальную область славян и оставленную ими пер вую археологическую культуру целесообразно искать на пространстве между ареа лами древних германцев, балтов и фракийцев, то есть северней Карпат, в междуре чье Эльбы и Вислы.
Эта идея имеет хорошее лингвистическое обоснование [18], ее принимают мно- гие археологи. Именно здесь искал древнейшие славянские памятники польский археолог Ю. Костшевский. Лужицкую культуру бронзового и раннего железного веков (XIV—V) он определял в качестве первой славянской культуры. Его идеи имели и имеют много сторонников (Л. Козловский, К. Яжджевский) [19]. С первы ми славянами пытались связывать и еще более раннюю тшинецкую культуру пер вой половины II тыс. до н. э. (С. Носек, А. Гардавский) [20].
Нам представляется, что эти культуры действительно принадлежали праславя- нам, но ни лужицкая, ни тшинецкая не были первыми славянскими культурами, поскольку, как мы показали, историю славян следует начинать с III тыс. до н. э. Первая славянская культура должна удовлетворять следующим требованиям.
1. Ее ареал должен охватывать междуречье Эльбы и Вислы.
2. Время ее существования должно приходиться на середину — вторую полови ну III тыс. до н. э.
3. Она должна располагаться в зоне расселения северной группы индоевропейцев.
4. Обнаруживать генетическую связь с культурой первых индоевропейских ми грантов в том регионе.
5. Отражать процесс этнического смешения мшрантов-индоевропейцев с мест ным неолитическим населением Средней Европы [21].
Всем этим условиям отвечает только культура шаровидных амфор. В качестве самостоятельной культуры она была выделена немецким археологом А. Гетце в 1900 г., хотя памятники ее были известны еще в XIX в. Вопрос о ее происхожде нии, а также этническая интерпретация ее носителей вызвали целую серию раз личных гипотез и предположений. Великой загадкой европейского неолита назвал культуру шведский археолог И. Форссандер. Ее возникновение в течение многих лет казалось археологам «в высшей степени загадочным» [22, 150]. Ареалы культуры охватывали обширные пространства Европы — почти полностью бассейны Эль бы, Одера, Вислы, Украинскую Волынь, средний Неман и верховья Припяти, а также частично бассейны Днестра, Прута и Серета. Несмотря на большую терри торию распространения, происходившие в ней изменения даже в довольно уда ленных друг от друга районах имели идентичный характер [23, 179]. По всей этой обширной зоне распространялись одинаковые формы керамики, представленные шаровидными амфорами, имеющими по две или четыре ручки, с легким орна ментном по шейке и плечику сосуда. Имеются и неорнаментированные амфоры с четырьмя ручками. Были распространены также кубки; вазы с четырьмя ручками; конические кубки; большие сосуды с достаточно выраженными шейками. Орнаментальные мотивы отличаются суровой простотой и представляют обыч но ряды горизонтальных полос.
Украшения на сосудах нанесены штампом и типичными для посуды индоевро пейцев отпечатками шнура. Встречается также нарезной орнамент. Изделия из камня представлены одинаковыми типами пластинчатых резцов и каменных топоров, которые, несмотря на внушительные размеры территории куль туры, отличаются только разновидностью кремня, из которого они изготовлялись.
В погребальных обрядах заметны вариации. Преобладает обряд захоронения в каменных ящиках, устроенных в грунтовых могилах или под курганами. Только на Эльбе был распространен обряд захоронения в ямах. Костяки чаще вытянуты, но встречаются и скорченные, посыпанные минеральной краской охрой.
Вместе с покойником в могилу клали шаровидные и плоскодонные амфоры, от одного до трех плоских топоров или долот. Почти в каждой могиле обнаруживаются кости домашних животных — главным образом, нижние челюсти свиней. Большой интерес представляют ритуальные захоронения крупного рогатого скота, встречающиеся и на территории поселений.
Поселения известны двух типов: долговременные, состоящие из 2—3 построек сложной конструкции, и небольшие сезонные, устраивавшиеся на песчаных дюнах.
По данным антропологических исследований, носители культуры шаровидных амфор принадлежали к долихокранному с некоторой тенденцией к мезоцефалии типу. Они имели высокий рост, удлиненную голову и узкое лицо, узкий нос, мас сивный подбородок [24, 157]. Они относились к тому же антропологическому типу, что и носители ямной культуры южных степных районов Юго-Восточной Европы, а также более поздние европейские племена культуры шнуровой керамики, состав ляя вместе с ними один антропологический массив.
Особый интерес для установления этнического характера культуры шаровидных амфор представляют те элементы, которые указывают на рождение нового этноса в ареале славянской прародины и соответствуют времени появления славян. Это, прежде всего, гибридный характер культуры шаровидных амфор, обязанный ин тенсивному смешению старого и нового населения. Ее субстратом стала местная неолитическая культура воронковидных кубков, известная здесь еще с середины IV тыс. до н. э. Генетическая связь с ней культуры шаровидных амфор настолько очевидна, что многие археологи рассматривали и еще теперь продолжают рассмат ривать последнюю в качестве прямой преемницы культуры воронковидных кубков, как результат простой эволюции одной культуры в другую [25, 216]. Однако эта точка зрения не может быть принята, ибо она не объясняет происхождения тех особенностей в культуре шаровидных амфор, которых не было в предшествующей культуре и которые не могли развиться спонтанно. Своим появлением они, бес спорно, были обязаны приходом в эту область совершенно нового в культурном, этническом и даже антропологическом плане населения.
Прежде всего, в ней очень сильно выражен индоевропейский тип культуры. Это встречающиеся курганные погребения, скорченные и посыпанные охрой костяки, шнуровой орнамент в керамике, ритуальные захоронения крупного рогатого скота. Наконец, южный антропологический тип самих носителей культуры. Только на местной основе такие черты развиться не могли. Несомненно, эти элементы были привнесены расселением нового населения. Важно подчеркнуть, что это одно из самых ранних свидетельств миграции сюда нового населения с ярко обозначенной индоевропейской культурой.
Вместе с тем, культуру шаровидных амфор нельзя рассматривать как только культуру мигрантов. Она впитала в себя и многие особенности местной неолитиче ской культуры воронковидных кубков: бескурганные грунтовые могилы, вытянутые трупоположения на спине, амфоровидные сосуды с ушками, орнаменты, нанесен ные штампом; значительная роль в хозяйстве свиноводства. Все это указывает на гибридный, смешанный характер культуры шаровидных амфор, на участие в ее формировании разных этнических групп.
Важно еще раз подчеркнуть, что это первое надежное свидетельство не только индоевропейской миграции в указанный регион и не только начавшейся миксации мигрантов с местным населением, но уже — результат этой миксации, оформление новой культуры, принадлежащей уже смешанному населению. А это одно из важ нейших и необходимых условий возникновения нового этноса.
Хронологические рамки культуры шаровидных амфор — вторая половина III тыс. до н. э. — полностью соответствуют тому историческому периоду, в кото ром протекало рождение славянского этноса.
Таким образом, 1) ареал культуры шаровидных амфор, 2) время ее формирова ния и функционирования, 3) явные признаки смешения в ней разных культур и их носителей, среди которых были как представители местного неолитического насе ления, так и индоевропейские мигранты, и 4) то обстоятельство, что она выступает как первая гибридная культура этих двух этносов — все это позволяет предполо жить, что именно носителей культуры шаровидных амфор следует отождествлять с первыми славянами. Местные неолитические племена культуры воронковидных кубков, очевидно, и стали тем этническим субстратом, который определил в даль нейшем культурное и языковое развитие нового этнического образования в славян ском направлении.
Нужно заметить, что в пределах рассматриваемого региона, начиная с середины III тыс. до н. э., (когда сформировалась культура шаровидных амфор) наблюдается вполне естественная смена археологических культур.
Однако почти каждая новая обнаруживает заметные черты преемственности со своей предшественницей, что может рассматриваться в качестве доказательства участия предшествующего этноса в формировании новых последующих культур. Так, культура шаровидных амфор ко II тыс. до н. э. уступила свое место предлужицкой и тшинецкой. В середине — второй половине II тыс. до н. э. на базе названных культур развивается лужицкая (XIV—V вв. до н. э.). На заключительном этапе своего существования она испытала известное воздействие со стороны поморской культуры, но, скорее всего, смогла сохранить свой этнос, поскольку в последующее время на этой же территории ра зовьется пшеворская культура железного века, а к V—VI вв. — пражская, в славян ском характере которой никто не сомневается.
Занимая с самого начала значительную территорию, культура шаровидных ам фор обнаруживает тенденцию к расширению. На западе ее памятники появляются между Эльбой и Рейном. На востоке и юго-востоке — на Немане, Верховьях Дне стра и Прута, в Украинской Подолии.
Однако расширение славянской области наблюдалось только на ранней стадии истории этого народа. Уже в начале II тыс. до н. э. территория славянской праро дины стала систематически сокращаться. Начало было положено движением балт- ских племен из области среднего Поднепровья на север, в верхнее Поднепровье и на запад в Висло-Неманское междуречье. В результате миграции балтских племен значительная часть начальной территории славян оказалась занятой балтами, кото рые, судя по всему, смогли ассимилировать местное славянское население. Терри тория балтов стала намного больше славянской. Балты ассимилировали не только часть славян, но и неоднородного населения Верхнего Поднепровья и верховьев Оки и Волги. Это и объясняет, почему в балтских языках раньше и в большей мере, чем у славян, развились диалекты.
В начале II тыс. началось продвижение германских племен на восток вдоль юж ного побережья Балтийского моря (ясторфская культура). Они вошли здесь в со прикосновение с балтами, отделив тем самым славян от моря. В результате славяне утратили часть своих земель на севере и западе. На относительно компактной тер ритории славяне обитали до середины I тыс. до н. э., когда началась их великая ми грация за пределами прародины.
Загорульский Э. М. В поисках славянской прародины: этногенез славян // Выбраныя навуковыя працы Беларускага дзяржаунага універсітэта: у 7 т. — Минск: БДУ, 2001. — Т. 2 : Гісторыя. Філалогія. Журналістыка. — С. 28-35. — ISBN 985-445-538-6.
