К вопросу о начале писательской деятельности Ивана IV

К вопросу о начале писательской деятельности Ивана IV

«Вряд ли существует в средневековье еще другой писатель, который бы так мало сознавал себя писателем, как Грозный и, вместе с тем, каждое литературное выступление которого обладало бы с самого начала таким властным авторитетом. Все написанное Грозным написано по случаю, по конкретному поводу, вызвано живой необходимостью современной ему политической действительности. И именно это наложило сильнейший отпечаток на его произведения.» — так писал о Иване Грозном как писателе академики Д.С. Лихачёв. Какой же текст можно считать первым, написанным Грозным? Об этом пойдёт речь в статье Б.Н. Флори «К вопросу о начале писательской деятельности Ивана IV», опубликованной в журнале «Древняя Русь», N2, июнь 2004 г.


Хорошо известно, что сохранившиеся достаточно многочисленные тексты разного жанра, которые исследователи склонны считать продуктами литературной деятельности Ивана IV, относятся ко времени не ранее 1564 г. К несколько более раннему времени (июль 1563 г.) относится послание шведскому королю Эрику XIV в которое, по свидетельству официальной летописи, царь внес «многие бранные и подсмеятельные слова на укоризну его безумию»1, но, несмотря на все усилия исследователей, текст этого послания до сих пор не найден. Наиболее ранним текстом, в котором налицо очевидные следы вмешательства царя в составленный его дьяками официальный текст, является текст ответа литовским послам от осени 1563 г. Как представляется, следы вмешательства царя в подобный официальный текст могут быть обнаружены в документе более раннего времени, грамоте Ивана IV императору Фердинанду I от 20 февраля 1560 г.

Как известно, после начала Ливонской войны Ливонский Орден, считавшийся частью Священной Римской империи, главой которой был в то время Фердинанд I Габсбург, обратился к нему с просьбой о помощи. В результате император обратился к Ивану IV с просьбой прекратить военные действия. Грамоту императора доставил в Москву его гонец Иероним Гофманн. Послание Ивана IV стало ответом на это обращение2. Немецкий перевод этой грамоты Ивана IV был выпущен отдельной брошюрой в 1561 г. Его латинский перевод увидел свет в 1834 г., в 1843 г. увидел свет его русский перевод3. Таким образом, эта царская грамота вошла в научный оборот гораздо раньше, чем многие другие тексты, связанные с именем Ивана IV. Хотя готовивший к печати послания Ивана IV Я. С. Лурье склонен был отнести к их числу и грамоту Фердинанду I, он не включил ее текст в издание, так как в его распоряжении не было древнерусского оригинала. В настоящее время список с этого оригинала обнаружен в воеводском архиве г. Щецина4. Появление в нем этой копии связано с тем, что с конца 30-х г. XVI в. русско-австрийские контакты были надолго прерваны и к 1560 г. в Вене не оказалось переводчика, который мог бы перевести императору царскую грамоту. Поэтому копия с нее, выполненная каллиграфом-писцом, была послана князю Щецина Барниму Старому с просьбой о переводе5. Эта копия была опубликована обнаружившими ее польскими исследователями, и тем самым открылись возможности для изучения древнерусского послания. Знакомство с ним показывает, что текст его отличается рядом важных особенностей от обычной дипломатической переписки тех лет.

В ответе на обращение императора важное место должно было занять освещение вопроса о причинах русско-ливонской войны.

К началу 1560 г. существовало уже четкое и развернутое изложение причин войны, которое неоднократно излагалось в переписке с соседними государствами. Примером может служить текст грамоты шведскому королю Густаву Вазе, составленный незадолго до составления послания Фердинанду I, в январе 1560 г. «А ливонских людей неправды, — читается в нем, — тебе самому гораздо ведомы, за колко лет крестное целование преступили и наших даней не давали, и церкви руские разорили, и в Риге, и на Колывани и в Юрьеве концы нашими завладели и гридни, и полаты, и погребы все освоили и нашим людем в них жити не давали и как людем нашим в торгех неправды и обиды великие делали»6. Таким образом, ливонцы обвинялись в том, что они отказывались платить дань царю, отобрали у русских купцов их дома и церкви на территории Ливонии, наносили ущерб их торговле. Когда доставивший грамоту Фердинанда гонец Иеремия Гофманн расспрашивал в Москве бояр и дьяков о причинах войны, ему подробно рассказывали о том, как ливонцы обязались платить дань и не выполнили это обязательство7.

В отличие от этой общепринятой официальной версии причин войны, послание Фердинанду I открывалось обвинением ливонцев в том, что они «преступиша заповедь Божия и прияша учение люторско». Далее конкретизировались последствия такого отступления. Одно из обвинений, выдвигавшихся по адресу ливонской стороны на переговорах уже в 1554 г., состояло в том, что ливонцы «церкви христианские… освоили»8, в соответствии с этим в русско-ливонских соглашениях середины XVI в. на ливонскую сторону налагалось обязательство «церкви божьи русские… очистити». Таким образом, речь шла о захвате ливонцами православных храмов, которые они использовали затем для своих нужд9. В послании Фердинанду, однако, читаем, что, завладев православными храмами, ливонцы «церкви наши хрестьянские розбили и на тех, церковных местех сделали исход гноем человеческим». Таким образом, они захватили православные храмы, чтобы надругаться над ними самым отвратительным образом. Ни в чем подобном ливонцы, разумеется, не обвинялись во время русско-ливонских переговоров. Не выдвигают по адресу ливонцев таких обвинений ни официальная летопись времени Грозного, ни Курбский в своем рассказе о Ливонской войне10.

Аналогичным образом обстоит дело и с выдвинутым далее обвинением ливонцев в осквернении и уничтожении икон. Фактически и официальной летописи, и Курбскому известен лишь один такой случай, когда немецкий купец в Нарве «исколол» и бросил в огонь образ Николы, оставшийся в доме от останавливавшихся здесь русских купцов11. Совсем другая картина рисуется в послании Фердинанду: ливонцы «образы Господа нашего Исуса Христа и Пречистее его матери и святых апостол и святых святитель и мученик все пожгли, а иные кололи и в смрадные места пометали». Здесь в противоречии со всеми известными источниками рисуется картина не только уничтожения, но и отвратительного осквернения большого количества самых разных икон.

Вслед за этой конкретной картиной надругательств с натуралистическими подробностями изложение в тексте послания переносится в иной, более возвышенный план, сам язык текста становится подчеркнуто «высоким» по своему стилю, и в нем появляются библейские изречения. Здесь мы узнаем, что царь, беспокоясь о грешных ливонцах, долго и безуспешно пытался уврачевать их недуги, обратив их на праведный путь: «целебно ко исправлению их наводили есмя, яко пластырь масти целебныя на всяк час ко исправлению их наполагали есмя, да твердыя апостемы их вреда в мягкость преложатца». Но все увещевания и убеждения оказались безуспешными, и поэтому ливонцы «меч и огнь приемлют не нашему хотению, но по своему изволению». Излишне говорить, что никаких сведений о таких усилиях царя не сохранилось ни в каких документах, и в русской официальной переписке этих лет о них не упоминалось.

Собрание на пространстве сравнительно небольшого текста целого ряда оригинальных утверждений, отсутствующих в обычной дипломатической переписке, — довод в пользу того, что этот текст вышел из рук не обычных сотрудников дипломатической канцелярии, а самого царя.

Как известно, обосновывая права Ивана IV на Ливонию, русские политики постоянно ссылались на то, что эту землю включил в пределы Русского государства еще Ярослав Мудрый. Сообщения об этом ограничивались пересказом летописной записи о походе Ярослава в землю «чуди» и основании там града Юрьева. Послание императору Фердинанду выходит далеко за эти рамки. Из него можно узнать, что именно Ярослав Мудрый «в Юрьеве и в Колывани, и в Риге поставил церкви божии и купцам своим руским учинил в тех градех улицы». Более того, он «и со всеми вашими в Италие подлежащими торговати поволил». Несколько неожиданное в таком контексте упоминание «Италии» связано с тем, что в Москве в то время считали, что «цесарь во всей Италиской стране всем государем глава». Никаких подобных утверждений в других русских дипломатических документах этих лет не обнаруживается. Таким образом, наблюдения и над этим фрагментом послания подкрепляют сделанное выше предположение.

В пользу того, что текст послания исходил именно от царя, можно привести и еще одно соображение. Продолжение поднятой в послании темы обнаруживается в тексте ответа литовским послам осени 1563 г., в котором (как уже говорилось) налицо многочисленные следы вмешательства царя в подготовленный дьяками текст. Именно здесь снова повторяется тезис, что война — это кара для еретиков, отступивших от христианского учения: «и как они свои закон порушили и в безбожную ересь отпали, ино на них от нашего повеленья огнь и меч пришел»12. И далее царь доказывал свое право по примеру «правоверствующих царей» карать тех, кто не слушает поучений и не желает стать на праведный путь. В подтверждении своих слов он цитировал слова апостола Иуды: «овех же страхом спасайте, от огня возхищающе» (Послание Иуды, I, 23)13. Упоминаемый апостолом огонь — это огонь ада, и, подвергая наказаниям ливонцев, царь спасает их души от этого огня.

Следует еще остановиться на вопросе о цели, с которой было именно так написано это послание. Я. С. Лурье полагал, что со стороны царя это был удачный дипломатический ход, который давал возможность продолжать удачно начатую войну и одновременно не восстановить против себя «влиятельного адресата»14. Представляется более вероятным другое объяснение. Послание Фердинанду I не преследовало достижения каких-либо конкретных политических целей. Оно стало первым среди серии исходивших от царя текстов, написанных им для того, чтобы утвердить в собственном сознании превосходство над адресатом. Яркая картина беззаконий и надругательств ливонских «еретиков» должна была наглядно показать императору, в какое неудобное положение он себя поставил, ходатайствуя за них. Две позднее излюбленные интонации исходящих от царя подобных текстов, поучение и насмешка ощущаются в словах, обращенных к императору, которыми собственно и открывается текст послания: «и по беззаконию их неисправления и крестного преступления и всяких неправд и твоего гнева ярость на них да исполнитца и судятца, яко преступники закона божия».

Думается, Иван IV понимал, как и ряд других современников, что никакого реального воздействия на ход Ливонской войны Фердинанд I оказать не может, и именно поэтому позволил себе такой вызывающий жест в его адрес.

1 ПСРЛ. СПб., 1904. Т. XIII. С. 369.
2 Хорошкевич Α. Λ. Россия в системе международных отношений середины XVI века. М., 2003. С. 239.
3 О переводах послания см.: Лурье Я. С. Вопросы внешней и внутренней политики в посланиях Ивана IV // Послания Ивана Грозного. М.; Л., 1951. С. 490.
4 Erbes Munck M. Munck T. List Iwana IV Wasiljewicza do cesaria Ferdynanda I z 24 lutego 1560 roku // Slavia orientalis. 1987. № 3-4. S. 247.
5 Ibid. S. 248-250.
6 Сборник Русского исторического общества (далее — Сб. РИО). СПб., 1910. Т. 129. С. 71.
7 Посольство И. Гофмана в Ливонию и Русское государство в 1559—1560 г. // Исторический архив. 1957. № 6. С. 135—137.
8 ПСРЛ. Т. XIII. С. 240. См. также запись переговоров 1554 г.: Щербачев Ю. Н. Копенгагенские акты, относящиеся к русской истории. 1326—1569. Вып. 1 // ЧОИДР. 1915. Кн. 4. Отд. II. № 20. С. 26.
9 На переговорах 1557 г. ливонцев обвиняли в том, что они «на церковных местах… валы устроили» // Дневник ливонских послов к царю Ивану Васильевичу (веденный Томасом Хернером) // ЧОИДР. 1886. Кн. 4. Смесь. С. 9.
10 Единственную параллель к высказываниям царя можно указать в тексте сохранившегося в Таллинском архиве столбца — «Почалася брань Москвы с ливонскими немцы за то», где читаем, что ливонцы «на церковных местех паракели (от греч. παρακξλλιον) поставили». (ЧОИДР. 1886, Кн. 4. Смесь. С. 2).
11 Рассказ Курбского см.: ПЛДР: Вторая половина XVI века. М., 1986. С. 282—284; Летописный рассказ см.: ПСРЛ. Т. XIII. С. 295; Другие варианты летописного рассказа см.: ПСРЛ. СПб., 1908. Т. XXI. Ч. 2. С. 225; Псковские летописи. М., 1955. Вып. 2. С. 235—236.
12 См.: Сб. РИО. СПб., 1892. Т. 71. С. 45.
13 Там же. С. 228.
14 Лурье Я. С. Вопросы внешней и внутренней политики в посланиях Ивана IV. С. 490.

 

Ссылка на первоисточник
Рейтинг
( Пока оценок нет )
Загрузка ...
Исторический дискуссионный клуб