Отношение к исламу в дореволюционной России по трудам церковных авторов

Отношение к исламу в XI–XVI веках

 

Преподобный Нестор Летописец
Преподобный Нестор Летописец

Посвященные исламу сочинения, созданные в Древней Руси (XI–XVI вв.), можно разделить на две неравные группы: переводные памятники антимусульманской византийской письменности разных жанров и оригинальные древнерусские сочинения на ту же тему.

По количеству памятников видно, что тематика христиано-мусульманских отношений была очень востребована на Руси, что неудивительно, учитывая непрекращающиеся и нередко драматические контакты с мусульманским миром.

Как правило, на раннем этапе наши предки черпали сведения из переводов византийских работ, а позднее – из латинских сочинений.

Переводные труды об исламе на Руси

Преподобному Иоанну Дамаскину († 780) принадлежит известная 100-я глава сочинения «О ересях», представляющая собой миниатюрный компендиум по исламу. Еще в начале XIII века это сочинение была переведено русскими монахами на Афоне по заказу святителя Саввы Сербского, который включил ее в «Номоканон» («Кормчая»). Уже тогда ее экземпляры были высланы не только в Сербию, но и в Болгарию и на Русь.

Преподобному Иоанну также приписывается «Разговор христианина с сарацином», хотя это сочинение ему явно не принадлежит. «Разговор» был переведен на славянский язык князем Андреем Курбским († 1583) в числе других творений преподобного Иоанна.

«Хроника» Георгия Амартола, составленная в Константинополе в середине IX века, включает пространную главу «О вожде сарацин Магомете». Уже в середине XI века «Хроника» была переведена в Киевской Руси на славянский язык русского извода.

Влияние этого памятника на средневековую русскую историческую литературу сложно переоценить. Большое влияние на представления средневековой Руси об исламе оказала и указанная глава «Хроники». Сведения из этой главы, дополненные сведениями на эту тему из переведенной в Болгарии «Хроники» Константина Манассии (XI в.), были использованы в Толковой Палее второй редакции ( XIV в.), а также в «Русском хронографе» (1512 г.). Во многом на нее опирался в своих противомусульманских сочинениях преподобный Максим Грек.

Феодор Абу Курра († ок. 830) известен как автор 16 антимусульманских сочинений на греческом. Один выпускник Острожской семинарии на Волыни в начале XVII века «пошел даже во Аравию» ради полемического трактата против мусульман известного «Федора Авукары». Вернувшись с греческим текстом диалогов, он перевел его в 1611 году на славянский язык.

Святой Константин Философ († 869) после посещения Багдада в составе византийской миссии Георгия Асикрета составил антимусульманское сочинение из записей его диалогов с арабами. Это сочинение не сохранилось на языке оригинала, но дошло до нас в славянском пересказе в составе «Жития Кирилла», написанном около 870 года его учениками.

Преподобному Григорию Декаполиту († 816) принадлежит «Историческое сказание о видении, которое видел один сарацин, и уверовал, и стал мучеником за Господа нашего Иисуса Христа». В славянском «Прологе» – памятнике, развившемся из перевода греческого Синаксаря, сделанного в начале XII века, под 26 ноября находится пространный пересказ этого произведения.

Византийский чин приема из ислама известен в нескольких версиях, ранняя из которых составлена была, вероятно, в конце IX– Х веках. Святитель Савва Сербский в начале XIII века сделал славянский перевод, который пришел на Русь вместе с текстом «Номоканона» святителя Саввы.

Однако имела хождение и другая версия этого чина, которую включил в свой Великий Требник знаменитый Киевский митрополит Петр Могила. Чин здесь значительно более краток, а где-то переработан. Имеются оригинальные анафематизмы, например:

– подробное анафематствование Сунны: «Отрицаешься ли от… всех учений его, законоположений и преданий его и как богопротивных, погибельных и хульных проклинаешь ли их?»;

– анафематствование всех мусульманских богословов и всего, что они ввели после Мухаммеда: «Отрицаешься ли от всех льстивых и хульных учителей турецких и всех богохульных и блядивых басней Мухаммеда и всех, кто был после него?».

Мухаммед анафематствуется более пространно и неоднократно на всем протяжении чина, чем в версии, восходящей к переводу святителя Саввы. Анафематствование «бога Мухаммеда», имеющееся в византийском чине, в чине Петра Могилы присутствует, но в несколько другой форме: неофит должен отречься «от басней Мухаммеда о некоем боге всекованном».

Святителю Самону Газскому (XI в.) принадлежит «Разговор с Ахмедом Сарацином, показывающий, что от священнодействий иереев хлеб и вино истинно и непреложно становятся телом и кровью Господа нашего Иисуса Христа». Славянский перевод диалога святителя Самона Газского был сделан, по-видимому, в конце XVI – начале XVII века.

Святителю Григорию Паламе († 1359) принадлежат два сочинения, касающиеся мусульмано-христианских отношений и полемики, – это «Письмо своей Церкви», которое он направил Фессалоникийской пастве из плена, и записанный тогда же врачом Таронитом диспут Паламы с турками и некими хионами. Упомянутый диспут очень рано был переведен на славянский язык – вероятно, в конце XIV века.

Рикольд де Монте Кроче († 1320) написал сочинение «Contra Legem Sarracenorum». Около 1360 года его перевел на греческий Димитрий Кидонис. В XV веке был сделан неполный русский перевод с перевода Кидониса и позднее включен в Великие Четьи-Минеи митрополита Макария († 1563), где это сочинение помещено под 31 июля как «Сказание о сарацинской вере».

Патриарх Геннадий II Схоларий († 1468) составил свое сочинение, в котором в диалоге с турецким султаном излагает православные догматы. Собственно полемики против ислама в диалоге нет, тем не менее оно дает представление о методах изложения христианского учения на понятном для мусульманина языке. Славянский перевод этого сочинения был включен Андреем Курбским как дополнение к «Разговору христианина с сарацином».

Оригинальные труды об исламе на Руси

К оригинальной древнерусской литературе, посвященной хотя бы частично исламу, можно отнести крайне малое число произведений.

Так, в «Повести временных лет» содержится сделанное преподобным Нестором Летописцем († ок. 1114) краткое описание мусульманской веры и обрядов – в известном эпизоде «испытания вер» святым князем Владимиром: «Веруем Богу и учит нас Мухаммед так: совершать обрезание, не есть свинины, не пить вина, зато по смерти можно творить блуд с женами… и другую всякую ложь говорили, о которой и писать стыдно». Посланный от греков православный миссионер, отговаривая князя от соблазна ислама, не касается догматических вопросов, но указывает на непотребность исполнения некоторых мусульманских обрядов. После возвращения от булгар послы князя Владимира говорят: «Ходили к болгарам, смотрели, как они молятся в храме (то есть в мечети), стоят там без пояса; сделав поклон, сядет и глядит туда и сюда, как бешеный, и нет в них веселья, только печаль и смрад великий. Не добр закон их». В истории христианской полемики это очень нетипичные аргументы. Они все показаны с точки зрения простого, нерелигиозного человека, внешним взглядом, из-за чего акценты смещаются и позволяют увидеть нечто новое в исламе, на что не обращали внимание полемисты и апологеты-интеллектуалы в пылу спора. Послы называют три аргумента против ислама.

Первый – эстетический: богослужение некрасиво, при этом подразумевается критерий земной красоты как отражения красоты небесной, божественной.

Второй – психологический: ислам не несет радости людям; мусульмане не выглядят счастливыми, при этом подразумевается, что обладание истинной религией должно преисполнять человека «веселием».

Третий – этический: мусульманский закон «не добр», при этом, опять-таки, подразумевается, что подлинная связь верующего с Богом неминуемо выльется в более доброе отношение к окружающим.

Так взгляд древнерусского человека, осмысленный и запечатленный преподобным иноком-летописцем, раскрывает иное измерение и в восприятии ислама, и в полемике с ним.

Другим древнерусским автором, упоминавшим ислам, является путешественник игумен Даниил, который в начале XII века во время морского путешествия, избрав в качестве исходного материала «Слово на Богоявление» святителя Григория Богослова, частично изложил его, обильно снабдив собственными комментариями. В них он трижды касается ислама, упоминает Мухаммеда и с возмущением описывает мусульманские омовения. Коран он описывает как «книгу лживую и скверную сарацинского жреца их Моамеда и Бохмита проклятого».

Столкновения с исламом в Древней Руси вынуждали в ряде случаев Русскую Церковь на официальную реакцию. Среди таких примеров следует упомянуть анафематствования лицам, совратившимся из христианства в ислам во время татаро-монгольского ига, которые содержатся в Соловецком и Ростовском чинах в неделю Православия: «Корнилий монах, новый еретик, отвергнувший святую веру христианскую, и монашеские обеты поправший, и приступивший к ереси магометанской, да будет проклят» [1]. Точно такая же формула употреблена и в отношении другого совратившегося в ислам монаха – Зосимы.

Кроме того, в ряде других древних чинов в неделю Православия (Московском, Архангельском, Иркутском) находится анафематствование в адрес Мухаммеда и его учения. Эта анафема, составленная, по-видимому, на Руси, отличается особой резкостью выражений. Анафеме предается сам Мухаммед как «лжепророк демонский, ругатель Христов, разоритель христиан», как «учитель богопротивной турецкой веры», погубляющий «души и тела и в пропасть адову их предпосылающий», а также анафематствуются все его преемники и «сотаинники его и лжеучителя» со всеми его «христохульными писаниями и душепагубными законоположениями» и все последователи его «от всей церковной полноты стада Христова да будут прокляты в сей век и в будущий».

Афанасий Никитин , русский купец, в 1462–1472 годах предпринял путешествие в Индию, о котором составил записи, названные «Хождение за три моря». Это по-своему уникальный памятник в контексте христиано-мусульманских отношений. «Хождение» написано не богословом, не монахом, но простым мирянином, который, как он сам признается, в путешествии вел не вполне аскетическую жизнь. Но сочинение, помимо географического, имеет и ярко выраженный религиозный смысл: основной темой является вопрос, как христианину сохранить веру в мусульманском окружении. Афанасий считает своим долгом на собственном примере дать инструкцию последующим купцам-христианам, которые решатся повторить его путь.

Последователей Мухаммеда Афанасий именует «неверными», «псами-мусульманами». Он изображает их в негативном свете – здесь «Хождение» соприкасается с традицией древнерусской письменности. Но в данном произведении это не идеологический штамп, а свидетельство личного опыта: Афанасий многократно описывает злоключения, которые претерпевали он сам и его спутники от злобы мусульман – татар, кайтаков, турков, арабов: здесь и нападения, и неоднократные ограбления, и плен, и попытки насильственного обращения в ислам. И само описание мусульманской земли красноречиво: «Здесь люди все черные, все злодеи, а женки все гулящие, да колдуны, да тати, да обман, да яд, господ ядом морят». Даже при поверхностном знакомстве с текстом видно, что индусов русский путешественник описывает со значительно большей симпатией. Но при этом только христианство для него – «путь истинный», а христиане – «благоверные»:

«О благоверные христиане русские! Кто по многим землям плавает, тот во многие беды попадает и веру христианскую теряет. Я же, рабище Божий Афанасий, исстрадался по вере христианской. Уже прошло четыре Великих поста и четыре Пасхи прошли, а я, грешный, не знаю, когда Пасха или пост, ни Рождества Христова не соблюдаю, ни других праздников, ни среды, ни пятницы не соблюдаю: книг у меня нет. Когда меня пограбили, книги у меня взяли. И я от многих бед пошел в Индию… и тут много печалился по вере христианской».

В соответствии со своей задачей, Никитин собирает и выписывает для последующих путешественников те мусульманские фразы, которые христианин может произносить без ущерба для своей веры. Именно поэтому мусульманское исповедание веры приводится только до середины – без исповедания Мухаммеда пророком. Приводится и известное кораническое название Иисуса Духом Божиим. И приведена эта цитата с той же целью, что и у полемистов: указать мусульманам на уместность христианского почитания Иисуса с точки зрения Корана.

Но первым автором, писавшим на русском языке работы, специально посвященные исламу, стал преподобный Максим Грек († 1556). Ему принадлежат три сочинения: «Слово обличительное против агарянского заблуждения и против измыслившего его скверного пса Магомета», «Слово второе, о том же, к благочестивым против богоборца и пса Магомета» и «Ответы христиан против агарян, хулящих нашу православную христианскую веру».

Преподобный Максим привнес в русскую литературу собственную полемику с исламом в классическом виде. Византийское резко негативное отношение сочеталось с ошибочными, фантастическими сведениями, почерпнутыми из латинских источников, при всем этом работы преподобного Максима не были целиком компилятивными, но содержали и самостоятельные выводы и аргументы.

Первое «Слово» преподобный Максим начинает с определения трех главных признаков истинности религии: основана ли она Самим Богом, праведна ли жизнь основателя и согласуется ли она с учением древних пророков-Боговидцев. После этого полемист доказывает, что этим признакам всецело отвечает христианство и совершенно не отвечает ислам. Для этого преподобный, помимо прочего, излагает биографию Мухаммеда, целиком составленную из бытовавших на латинском Западе фантастических легенд.

В целом разбираются обычные для средневековой христианской полемики и апологетики пункты: Божественность Христа, неискаженность Евангелия, тщетность исламского ритуала омовений, ошибки в Коране, сексуальная разнузданность мусульманского рая, несостоятельность пророческих притязания Мухаммеда, распространенность ислама.

Сочинение преподобного Максима настолько пропитано резкими и уничижительными эпитетами по отношению к Мухаммеду и его учению, что выделить из текста рациональные зерна аргументов неподготовленному читателю не очень легко, но это вполне отвечало литературной традиции того времени.

«Второе слово» преподобного Максима посвящено болезненным для христиан вопросам распространения ислама и массового отступничества от христианства среди покоренных народов: «Куда ни устремишь по вселенной мысленный взор, всюду видишь, что тьма нечестия измаильтян – противников христианства – умножается и омрачает всех… И нет нам ниоткуда никакого избавления, а напротив, касательно нас все приходит к худшему, а их положение делается все славнее». Причину тому он усматривает в прегрешениях против веры среди христиан и в том, что «кончина века сего не далеко отстоит, но находится близко и что скверный Магомет есть тот самый упоминаемый в Божественном Апокалипсисе лживый пророк и предтеча богоборного антихриста». Признак тому преподобный видит и в упадке нравственной жизни христиан, враждующих друг с другом.

При этом преподобный Максим решается на предельно трезвый взгляд: «Все это совершается по непостижимым судьбам Божиим. Поэтому хорошо и спасительно для нас… отвергнуть от мыслей наших всякое расслабление и пагубное для души отчаяние, а в особенности – льстящие нас суетные надежды, по которым мы ждем, что опять по- прежнему устроится царская держава в Константинополе, но следует нам воспрянуть от многолетнего сна великого нашего нерадения и небрежения». Находящиеся под мусульманским игом христиане не должны скорбеть, но радоваться, как радовались древние христиане, живущие под игом язычников, возможности исповедовать имя Христово.

Наконец, третье сочинение преподобного Максима, «Ответы христиан», является всецело апологетическим. Оно посвящено преимущественно способам доказательств Божественности Иисуса Христа и Триединства Божиего. В основном эти доказательства построены на многочисленных цитатах из Библии, которую, по мнению преподобного Максима, мусульмане должны признать вслед за Кораном.

Несмотря на чрезмерно оскорбительный по отношению к оппонентам тон, сочинения преподобного Максима выделяются как широтой тем христиано-мусульманских отношений, так и глубиной их анализа и оценки.

Отношение к исламу в XVII – начале ХХ века
Отношение к исламу в дореволюционной России по трудам церковных авторов

В XVII–XVIII веках в отношении ислама мало что изменилось. Новых сочинений почти не появлялось, а те немногие, что появлялись (например, сочинения архимандрита Иоанникия (Галятовского; † 1688) против мусульман «Алкоран разрушенный» и «Лебедь»), как правило, представляли собой переводы или пересказы католических работ.

Ситуация существенно меняется к XIX веку. Это было обусловлено тем, что русские образованные люди получили возможность познакомиться с самими мусульманскими источниками и, прежде всего, Кораном, поначалу – в европейских переводах, а затем и в русском. Казанская духовная академия, воспитывавшая миссионеров среди мусульман, выпустила из своих стен целый ряд православных авторов с прекрасным знанием арабского языка, которые воспользовались и тем, что развивалась арабистика в целом как в Европе, так и в России, чтобы лучше понять ислам по арабским сочинениям и, соответственно, дать православным более точные представления об этой религии.

Знакомство с исламом не ограничивалось книгами. Многие миссионеры предпринимали путешествия по мусульманским странам, а также предпринимали беседы с российскими мусульманами, получая таким образом сведения «из первых рук». К числу наиболее выдающихся миссионеров-востоковедов можно отнести Н. Остроумова, Г. Саблукова, протоиерея Евфимия Малова.

XIX век ознаменовался и значительной активизацией миссионерских трудов Русской Православной Церкви среди мусульман. В этом процессе были как свои успехи (например, обращение значительной части осетин в Православие), так и сложности, к числу которых относилась необходимость устранения ошибок, допущенных прежними миссионерами при формальном крещении татар без их катехизации – с этой задачей замечательно справился Н. Ильминский, добившийся укрепления Православия в крещенных татарах через переводы Писания, богослужения и православной литературы на татарский язык, создания системы православного татарского образования.

Во второй половине XIX века число оригинальных работ, написанных православными авторами и посвященных исламу, значительно возросло. Издавался даже «Противомусульманский миссионерский сборник». Этой тематике регулярно уделяли внимание и большинство церковных периодических изданий.

Из дореволюционных авторов, писавших об исламе, прежде всего уделим внимание тем, кои были прославлены Русской Православной Церковью в лике святых: святителям Филарету (Дроздову) и Игнатию (Брянчанинову), святому праведному Иоанну Кронштадтскому, святителю Николаю Японскому, преподобному Макарию (Глухарёву) и священномученику Александру (Миропольскому) – поскольку их труды входят в Предание Православной Церкви.

Во вторую очередь мы рассмотрим отношение к исламу других дореволюционных церковных авторов: митрополита Антония (Храповицкого), епископа Александра (Светлакова), протоиерея Евфимия Малова, протоиерея Иоанна Морева, священника Николая Боголюбского, Н.П. Остроумова, Г.С. Саблукова и пр.

***

Святитель Филарет Московский с возмущением говорил о попытках приравнять Мухаммеда к истинным пророкам Божиим. Так, отзываясь об одной книге, он пишет: «Что может быть принято, то кажется знакомым. А иного лучше бы не читать, как например, страницы, где рядом стоят Моисей, Магомет, и – не хочу выговорить – с признаками равности, обоюдно выраженными. Дрожжи революционной философии бродят в уме автора, и он еще не отстоялся для чистой истины» (Письмо к игумении Марии (Тучковой) от 3 марта 1825 г.).

Святитель Игнатий (Брянчанинов) многократно упоминал об исламе.

Так, он писал, что мусульмане, равно как и язычники, не чужды добродетелей падшего человеческого естества, которые, однако, весьма отличны от евангельских добродетелей: «Блаженны Вы, познавшие различие между добродетелями духовными и душевными, между добродетелями, свойственными одному Новому Адаму, и добродетелями, к которым способен ветхий Адам: между добродетелями евангельскими и добродетелями нашего падшего естества, добродетелями, которых не чужды идолопоклонники, магометане и все прочие люди, уклонившиеся от последования святой истине» (Письма к мирянам. Письмо 234).

Когда святитель Игнатий услышал рассказ архимандрита Макария, «что духи злые ему сказывали, что несметное число злых духов выпущено для борьбы против Церкви Православной в единении с папизмом и магометантизмом», он записал: «Нет сомнения, что действие духов – усиленное. Но поведаниям их верить невозможно: если они скажут иногда и истину, то для того, чтобы тем вернее нанести вред. В настоящее время главный труд их заключается в том, чтоб уронить все истинные идеи о Боге и о всем Божественном и возвеличить идеи о человеке в падшем естестве его… Какой папизм! Какое магометанство! Это – только маскировка; это – частные действия. Папа, Магомет служат предизображением антихриста» (Письмо. 358).

В другом сочинении святитель снова проводит сопоставления римо-католицизма с исламом: «“По плодам их узнаете их” (Мф. 7: 16), – сказал Спаситель… По плодам своим папизм весьма близко подходит к магометанству: обе эти ереси признают деянием веры и высшею добродетелью все злодеяния и все убийства, совершаемые ими во всяком обществе людей иного вероисповедания» (Понятие о ереси и расколе).

В своих письмах святитель неоднократно касается вопроса загробной участи мусульман и язычников. Он пишет: «Напрасно ж, ошибочно Вы думаете и говорите, что добрые люди между язычниками и магометанами спасутся, то есть вступят в общение с Богом! Напрасно Вы смотрите на противную тому мысль как бы на новизну, как бы на вкравшееся заблуждение! Нет! Таково постоянное учение истинной Церкви, и Ветхозаветной, и Новозаветной. Церковь всегда признавала, что одно средство спасения – Искупитель! Она признавала, что величайшие добродетели падшего естества нисходят во ад. Если праведники истинной Церкви… кончиною предварившие пришествие Искупителя, нисходили во ад, то как Вы хотите, чтоб язычники и магометане за то, что они кажутся Вам добренькими, не познавшие и не уверовавшие в Искупителя, получили спасение, доставляемое одним… средством, – верою в Искупителя?.. Признающий возможность спасения без веры во Христа отрицается Христа и, может быть не ведая, впадает в тяжкий грех богохульства» (Письмо 203).

В другом письме святитель замечает: «Только тогда вера свята и истинна, когда она – вера в святую Истину, когда она – вера, принесенная на землю вочеловечившеюся Божественною Истиною, Господом нашим Иисусом Христом. Всякая другая вера, кроме веры в святую Истину, есть суеверие. Плоды суеверия – погибель. Такая вера осуждена Богом: ею веруют идолопоклонники в своих кумиров, мусульмане в лжепророка Магомета и Коран, еретики в свои богохульные догматы и в своих ересиархов, рационалисты в падший разум человеческий. Ею будут веровать в антихриста его последователи» (Письмо 236).

Также и в «Слове о смерти», приводя рассказ блаженной Феодоры о прохождении мытарств, святитель Игнатий пишет: «Знай, что этим путем восходят и подвергаются на нем истязанию только просвещенные святою христианскою верою и омовенные святым крещением. Не приходят сюда идолослужители, магометане и все чуждые Бога: они, будучи еще живы телом, уже мертвы и погребены во ад душою. Когда они умирают, тотчас, без всякого испытания, демоны берут их как часть, себе принадлежащую, и низводят в геенскую пропасть».

Святой правденый Иоанн Кронштадтский в своих размышлениях замечает: «Только в Церкви Божией Православной бывает нетление мощей, а вне Церкви – нет, то есть ни у католиков, ни у лютеран, тем менее у евреев и магометан. Держитесь Церкви Православной искренним сердцем!» (Живой колос. I).

Также он призывает христиан по мере сил проповедовать Православие иноверцам: «Еврею, магометанину, язычнику при случае скажи, чего они лишаются чрез свое коснение в неверии, скажи им, как возвышено наше естество Сыном Божиим, как облагорожено, облагодатствовано; христиан увещевай оставить грехи ради такого благородства их природы, неверующих привлекай к вере Христовой» (Моя жизнь во Христе).

Вопрос проповеди среди мусульман занимал и святителя Николая Японского, который писал: «Двенадцать членов Синода должны быть разделены по крайней мере на четыре части. (1) Три человека для ведения текущих дел Русской Церкви. (2) Три – для ведения миссионерства внутреннего – среди раскольников, инославных, буддистов и магометан в пределах России. (3) Три – для управления миссионерства заграничного – среди католиков, старокатоликов и протестантов в Европе и Америке и язычников в Азии и проч. (4) Три – для ведения просветительной части среди православных (того, чем теперь заведует Духовное учебное управление)… Против канонов – ничего, а улучшение было бы значительное» (Дневник. 22 декабря 1898 г.).

Но гораздо более об этом предмете писал другой крупный миссионер дореволюционной России – преподобный Макарий (Глухарёв), который составил целое сочинение под названием «Мысли о способах к успешнейшему распространению христианской веры между евреями, магометанами и язычниками в Российской державе».

В этой работе, в частности, высказаны следующие идеи.

Во-первых, издать «Коран Мухаммеда на арабском языке с обличительными примечаниями, где была бы в полном свете представлена лживость сказаний его, несогласная с истинною историей Библейской, несообразность учения его с чистотою и святостью Евангелия, недостаточность и бессилие морали его в деле оправдания и спасения человеков».

Во-вторых, «напечатать Коран в два столбца, чтобы с одной стороны шел текст Корана, а с другой – текст (Библии)… чтобы с одной стороны говорил Мухаммед, а с другой – истинные пророки Божии и сама истина – Иисус Христос; чтобы всякий грамотный, сколько-нибудь рассудительный и добросовестный магометанин мог почувствовать различие между языком лжи и языком истины и чтобы само слово Божие открывало в таких душах брань с обольстительным словом отца лжи и древнего человекоубийцы».

В-третьих, «собрать все, что в древние и новейшие времена было написано в опровержение магометанства, и издать… Сочинения такого рода служили бы руководством для тех миссионеров, которые, будучи незнакомы с науками, из источников, открытых для ученых, не могут почерпать сведений, потребных при увещании грамотных магометан; между тем Миссионерское общество и само распространяло бы такие сочинения не только между иноверцами, но и между россиянами, потому что и те из них, которые не называются миссионерами, обязаны исповедовать Господа Иисуса Христа пред человеками, и всякому человеку как ближнему своему… желать, как самому себе, избавления от греха, от гнева Божия, от огня неугасимого, желать спасения».

В-четвертых, «необходимы свидетельства о божественности и неповрежденной подлинности христианской Библии; а для сего потребно издание полной Библии на языках оригинальных, с полным, по возможности, показанием различия чтений по различным древнейшим спискам, дабы видно было, что Библия, проходя через столько веков, не могла измениться в существенном, но что если при всем оном различии чтений учение Библии осталось одним и неизменным, то сие сделалось по особенному попечению Божественного Провидения в человеческом роде».

В-пятых, «дабы явно было, что священные книги Нового Завета достигли и времени Мухаммеда, и нашего века в чистоте неповрежденной, для того будет потребно издание подлинных, с переводом на русский язык, сочинений всех церковных писателей I века, некоторых II, III и дальнейших до того, в котором появился лжепророк. Таким образом, всякий ищущий истины и совестный мыслитель увидит, что основание, на котором утверждается здание учения Корана, есть слабее песка, одна ложь и обман и что где Мухаммед отвергает подлинность смерти Иисусовой, там явственно оказывается диавол, для которого в христианской религии нет ничего несноснее, как достоинство Сына Божия во Иисусе, как истина Божества Его и как смерть Его, в которой совершилось искупление человеков».

В-шестых, устроить Миссионерский институт, ученики которого, «назначаемые для обращения магометан, учились бы, помимо прочего, языку арабскому, татарскому, турецкому и персидскому. Проходили бы руководство к защищению христианской веры восточного исповедания и к обличению гибельных заблуждений, особенно в… магометанстве. Между тем воспитанники сочиняли бы миссионерские письма на языках: российском, татарском и др».

В заключении преподобный замечает: «Все могло бы также оправдано быть благополучными событиями в христианском попечении России о покоренных ей народах мусульманского суеверия. Мы имеем право, мы должны надеяться, что этот сад, не Отцом Господа нашего Иисуса Христа насажденный, наконец искоренится; что приближается время, когда здание Мухаммеда начнет так расседаться и разрушаться, что никакая человеческая рука не будет сильна поддержать его… Впрочем, известно, что и теперь магометане мало-помалу приемлют святое крещение при служении русских священников. Таким образом, все побуждает Православную Церковь к умножению миссий, чтобы и некрещенных больше крестилось, и крещенные инородцы получали лучшее наставление».

Священномученик Александр Миропольский, принявший мученическую смерть от безбожников в 1918 году, служил епархиальным миссионером. Ему принадлежит статья «Мнимое благочестие Мухаммеда (Обзор религии ислама)».

В ней он говорит о Мухаммеде как о «самозванном пророке» и пишет: «Безусловно, и в Мухаммеде, как и во всяком человеке, был некоторый остаток любви или искра божественной жизни, а потому и в нем иногда проявлялось нечто доброе, как лучик света в темной ночи. Но все же в нем преобладало самолюбие и стремление служить себе, жить для себя, а не для Бога».

Относительно мусульманского учения о Боге он говорит: «По жизни своей бог Мухаммеда в высшей степени самолюбив и грозен, а потому и внушает человеку только страх, постоянно угрожая ему осуждениями, проклятиями и геенной… Бог изображен Мухаммедом в виде страшного, грозного и мстительного существа… Бог представляется хотя и милостивым, и милосердным, и благим, но не в отношении к людям и не в целях исправления душевного настроя людей, а исключительно по своему хотению или капризу: “Бог прощает, кого хочет” (Коран. 2: 284; 3: 124; 5: 21; 4: 52; 3: 27; 9: 28 и т. д.). Итак, жизнь бога Мухаммедова состоит не в свойствах любви, благости и милости, а в каком-то недосягаемом величии и беспредельном могуществе (Коран. 13: 27; 16: 25; 35: 9)».

«Противоречия в изречениях Корана Мухаммед возлагает на самого Аллаха, пожелавшего якобы прежние правила заменить другими. А таким образом, бог Мухаммеда выходит непостоянным и непредусмотрительным. Божественный авторитет и величие Мухаммед оскорбляет, когда называет своего бога хитрецом и мстительным. Он даже привлекает бога к вмешательству в свои семейные дрязги, заставляя его защищать свою изменницу-жену, Айшу, будто оклеветанную зложелателями».

«До самого же бога ему дела нет, ибо тот живет своей непонятной для Мухаммеда жизнью. Он деспот и всеми тварями распоряжается по личному своему усмотрению. Из такого понятия о боге у Мухаммеда вытекло его мнение о безусловном предопределении проявлений человеческой жизни в делах и словах, нравственных и безнравственных (Коран. 3: 25–26; 77: 139; 2: 277, 286). Таково нелепое учение Корана, по которому Бог представляется виновником добра и зла, веры и неверия, добродетели человека и пороков его».

«Всякое зло и всякий грех с его последствиями в виде страданий в жизни человека, согласно учению Мухаммеда, суть проявления воли и жизни самого Творца. А отсюда выходит, что жизнедеятельность самого единого божества весьма беспорядочна, неустойчива, нравственно безобразна и приносит страдания».

«Мы причисляем магометанство к язычеству потому, что единый бог Мухаммеда – языческое божество по свойствам своим, а жизнь Мухаммеда и его последователей – жизнь языческая, самолюбивая, состоящая в служении своей плоти».

А Коран, по мысли священномученика Александра, «есть не что иное, как беспорядочный сборник суеверий, вымыслов и противоречий, высказанных кощунственно от имени Бога. Хотя в нем встречаются и библейские рассказы в сокращенном виде, зачастую данные только намеком, но они совсем не назидательны и извращены…»

«Дух Корана представляет собой смесь веры, безверия, наивности, фанатизма, страстности и нетерпимости… Он проповедует бездеятельность духовную и угождение плоти. Подобную книгу выдать за Божественное откровение, истинное и единственное для всего рода человеческого, может только самолюбивый и сам себя боготворящий, злонамеренный обманщик либо обманутый больной человек».

«Нравственного значения магометанские обряды не имеют никакого. У мусульман, как у древних язычников римлян, считается нравственным тот, кто в точности исполняет обряды веры».

«Мусульманский рай – это такое место, куда не пожелал бы войти ни один человек с чистой душой, ибо в нем предполагается какой-то страшный разврат. Неужели несчастные мусульмане никогда не освободятся от этих диких представлений о жизни и не устремятся на путь Божественной чистой любви, к вечному Источнику жизни ангелов и людей?»

Митрополит Антоний (Храповицкий) написал три сочинения, посвященные исламу.

Первое – «Беседа христианина с магометанином об истине Пресвятой Троицы» – представляет собой записанное в художественной форме диалога изложение православного учения о Боге. Здесь перечисляются и разбираются основные мусульманские претензии к христианству: о том, что будто бы апостол Павел исказил Евангелие, а также о том, что будто бы христиане верят в трех богов.

Мусульманин замечает, что не может принять христианские объяснения Триединства Божия через аналогии такие, как «в солнце свет и теплота одно или во рту человека дыхание и слово, а человек один… Только это все не к делу. Потому что то вещи, а то живые существа. Вот найди мне, чтоб две курицы составили одну птицу, или три льва – одного зверя, или три человека – одного. Это ты мне никогда не покажешь: все будет три человека, а не один, и богов у вас три, а не один».

На это христианин отвечает: «Из твоих признаний выходит, что люди потому только не могут верить в то, что три Лица Святой Троицы составляют одно Божественное существо, что они, враждуя друг с другом, думают, будто всякое живое существо противно другому и мешает ему, так что не может один и другой быть одним существом. Но это враждебное чувство противоположности людей слабеет, когда они не поддаются шайтану, который ссорит их и мутит их разум. Тогда они чувствуют любовь друг к другу и радуются взаимной близости своей так, что им не тесно, а радостно бывает вместе, как будто бы у них одна душа. Но Отец никогда не ссорится с Сыном и Святым Духом, и никогда не разномыслят, и шайтан не может путать Их ум, и они никогда не разлучаются друг с другом. (Итак) если даже для нас, грешных людей, бывают такие минуты просветления, когда всякая рознь исчезает между нами, то не больше ли еще сознают всегда Свое единство Отец, и Сын, и Святой Дух? И если ты и родные твои в самые разумные часы твоей жизни чувствуете единство души, то зачем называешь ложным наше учение, что Отец, и Сын, и Дух Святой один Бог, а не три бога?»

Другая работа митрополита Антония называется «В чем заключается превосходство единобожия над многобожием».

Здесь он замечает, что «разрешить такой вопрос весьма важно для проповедников нашей веры магометанам и христианам инородцам, потому что магометанские лжеучители пользуются общепринятым учением о превосходстве единобожия, чтобы глумится над нашим учением о Пресвятой Троице: “Если христианское учение об Едином Боге, Троичном в Лицах, выше учения о многих богах, то учение ислама о едином боге в едином лице еще выше христианского, потому что у нас уже полное, совершенное единобожие, а у вас не полное”».

«Единобожие не потому лучше многобожия, чтобы единица была лучше всякого другого количества. Например, о человеке Господь сказал до его падения: “Не добро быти человеку одному, сотворим ему помощника” (Быт. 2: 18). Также и ангелов Бог создал многих, а не одного. Почему же если ангелам и человекам лучше быть многим, а не одному, то все-таки Богу надо быть единому, а не многим богам?»

«Противоположность христианского единобожия с многобожием языческим, а равно и с учением магометанским и новоиудейским в том заключается, что у нас и Три Лица Единого Божества, и прочие высшие существа, принимающие участие в нашей жизни, то есть святые ангелы и обоженные человеки, все исполнены единым духом, единым началом. Живя в Боге, Святом и Благом, они все одно мыслят, одного желают, одного и того же отвращаются».

«Так ли в вере новоиудейской и магометанской? Правда, они как будто бы в единого бога веруют: “Един бог”, – говорят магометане. “И нет у него ни жены, ни ребенка”, – прибавляют они, надеясь тем укорить нас. “А если не един?” – скажем им мы. Что же это за единство, если, по новоиудейскому учению, божество в одни часы дня милостиво, в другие гневно… иногда оно так настроено, что проси чего хочешь – все получишь, а иногда – лучше не подступайся. А магометане далеко ли ушли от такого суеверия? Их божество тоже подчиняется судьбе, оно бессильно переменить ее решение, и потому несчастные “правоверные” могут только прославлять его мнимые совершенства, но не просить себе чего-либо: все уже решено заранее – кому быть добрым и кому злым, так что тщетны были бы все молитвы о благодатной помощи Божией для победы в них доброго начала над злым. Самая близость к их божеству, плененному судьбою, обусловливается не добродетелью и чистотой человека, а только покорностью. Магомет был прелюбодей, отбивал чужих жен, сам явно нарушал и даже изменял закон, данный ему якобы от Аллаха, и все это не помешало ему быть в глазах последнего выше всех святых пророков: Авраама, Иосифа, Моисея и даже безгрешного Иисуса.

При всем том многоженный Магомет был настолько любезнее всех божеству, что для угождения его блудным страстям Аллах изменял в Коране свои постановления о числе жен, дозволенных пророку, да и вообще допускал так называемые “отмены” своих постановлений.

Какое же единство божества имеют новоиудеи и магометане? Лучше бы они почитали многих самостоятельных богов, но верных одному началу святости и добродетели, чем чтить единое божеское существо, но изменяющееся в своем настроении, в своем внутреннем содержании. Судите сами, разве при почитании такого пристрастного, непостоянного божества возможно для людей следование святой добродетели?.. У них нет зараз многих богов, как у древних греков и римлян, но все-таки у них нет и единобожия, но переменный бог, как римский Юпитер, за которого нельзя было поручиться сегодня, что с ним сделается завтра».

Третья статья – «Почему Господь Иисус Христос не называл Себя Богом» – отвечает на данный вопрос, часто задаваемый мусульманами. Здесь митрополит Антоний пишет: «В противовес современному протестантскому толкованию, наша церковная экзегетика свидетельствует не о том, будто Господь старался всем слушателям Своих речей внушить веру в Свое Божество, но, напротив, что Он Свое Божество скрывал. Так, в нескольких стихирах Праздничной Минеи и Цветной Триоди Христос называется Богом таящимся, то есть скрывающимся. Свое Божество, по толкованию святых отцов, Господь скрыл до Своего воскресения не только от людей, но и от диавола, который потому только и довел иудеев до осуждения Его, что не знал Его Божества и его разрушительной силы над адским царством… Что было бы, если бы Господь начал проповедь Свою с откровения о Своем Божестве?.. Было бы то, что люди от ужаса и изумления умирали бы (см.: Исх. 33: 20). Душа наша не может перенести ясного и неприкровенного обнаружения бесконечного Существа Божия перед собой… (потому) Господь учил людей истине Своего Божества, но истину эту Он высказывал частями, дабы они убеждались в ней постепенно. И вот только тогда, когда сомневавшийся Фома осязал Его раны, уста человека впервые со всей ясностью исповедали Христа истинным Богом: “Господь мой и Бог мой”, – и Христос одобрил это исповедание».

Епископ Александр (Светлаков) написал и защитил научную работу под названием «История иудейства в Аравии и влияние его на учение Корана», в которой утверждает, что основные представления ислама: учение о Боге, об ангелах, о предопределении, о священных книгах и пророках и загробной участи – носят следы влияния позднего иудаизма. «Мухаммед при изложении истории творения находился под влиянием иудейских верований и сказаний, хотя в Коране они подверглись изменениям и представлены в извращенной форме. Все свойства, приписываемые Мухаммедом Богу, были, так сказать, постоянно на устах каждого иудея, и это облегчило Мухаммеду возможность познакомиться с ними… С идеей единства Божия в мухаммеданском учении весьма тесно связано учение о предопределении… Бог – Творец всего существующего и вместе с тем абсолютный распорядитель судеб человеческих и единый деятель во вселенной… в мире все, как прошедшее, так и будущее, доброе и худое, записано на скрижали предопределения; Бог предопределяет не только добро и зло до малейших подробностей, но даже веру и неверие, послушание и непослушание, наконец, участь человека по смерти. Бог, по Корану, представляется виновником греха, как внушающий зло, и виновником неверия, как доводящий до заблуждения».

Видным православным исламоведом XIX века был миссионер протоиерей Евфимий Малов. Его перу принадлежит много трудов касательно ислама, из которых главные: «Моисеево законодательство по учению Библии и по учению Корана», «О таинственной книге Гиллиюн. Против мухаммедан и евреев» и «Об Адаме по учению Библии и по учению Корана», где о. Евфимий, помимо прочего, критикует мусульманский догмат о том, что Сам Бог предохраняет пророков от великих грехов и прощает малые. Это придумано и противоположено учению об искуплении грешных людей Иисусом Христом. Это противоречит учению самого Корана о «пророке Адаме», но «еще более это затрагивает основателя ислама и полностью разрушает ислам как учение, так как никто другой, как он, не противоречит этому учению. Вся его жизнь и поступки ясно говорят, что Мухаммед не является истинным пророком».

Отец Евфимий желает, чтобы мусульмане «вместо того чтобы держаться ложного учения, приняли и усвоили себе непогрешимый догмат христианского учения об искуплении всех грешных людей учением и жизнью, смертию и воскресением единого безгрешного Спасителя Иисуса Христа».

Известный дореволюционный духовный писатель протоиерей Иоанн Морев одну из своих работ посвятил исламу, назвав ее «Заблуждения мусульманства». В ней он пишет: «Магомет, увлеченный мыслью о едином Боге, отверг главнейший христианский догмат о Пресвятой Троице на том основании, что, по своему невежеству и неспособности понимания богословских вопросов, усмотрел в нем признаки многобожия. Нужно заметить, что через отрицание Троичности вносится особый смысл в учение о Боге. Когда христианство учит о трех Лицах Божества, то этим самым показывает, что Бог есть Существо Любящее, как Само в Себе, так и по отношению к людям и к миру. Когда Бог представляется Существом совершенно одиноким и не имеющим в Себе равных между Собою Лиц, то на кого будет направляться и на Ком будет сосредотачиваться любовь Божия? На мир, на человека? Но они не равны Богу, ограничены и временны… Таким образом, религия Магомета, представляя Бога только в одном Лице, отняла у Него главнейшее Его свойство – любовь в ее высшем и совершеннейшем проявлении. Вместе с тем через указанный догмат внесена Магометом особенная, отталкивающая черта в учение об отношениях Бога и к людям, и к миру» – а именно, учение о том, что «один только Бог есть деятель всего существующего, единственная действующая сила вселенной и что все творения, как духовные, так и вещественные… не имеют никакой свободы, суть только слепые орудия Бога. Так, излюбленным догматом Магомета вводится суровое, грозное и всеподавляющее владычество Божие в мире… Вместе с наименованием Бога “милостивый”, “милосердный” Магомет не затрудняется называть Его “себялюбивый”, “надменный”. “грозный”, “мстительный”. В таком воззрении на Божество заключается уже основание для другой ложной мысли мусульманства о безусловном предопределении Божием… Нет нужды говорить о том, как ложно и вредно такое учение о Боге».

«Кроме неправильного учения о Боге, в Коране Магомета допущено много и другого ложного и противоречащего истине. Так, в нем проповедуется ненависть и вражда ко всем людям, которые не принадлежат к мусульманству. Как войну против неверных Магомет считал священной обязанностью каждого мусульманина, так и все отношения последнего к людям старался отравить чувством вражды, злобы и отчуждения… Понятно отсюда, какой гибельный вред представляет для человечества магометанство, проповедующее такое злобное и фанатическое учение. И действительно, история свидетельствует, что распространение мусульманства сопровождалось уменьшением и опустошением тех стран, в которых водружалось знамя Магомета».

Профессор богословия священник Николай Боголюбский был автором книги (его магистерская диссертация) «Ислам: его происхождение и сущность, по сравнению с христианством». Она состоит из трех разделов; в первом автор сообщает о биографии Мухаммеда и влиянии ее на мусульманское вероучение, во втором разделе говорится о Коране, его догматическом и нравственном учении, которое сравнивается с учением Нового Завета, наконец, третий раздел посвящен личности Иисуса Христа, Евангелию и христианству.

«В течение нескольких столетий кровавое знамя ислама широко и шумно развевалось во многих христианских странах Азии, Африки и Европы и держало в порабощении и страхе миллионы народов… В наше время существуют уже только жалкие остатки прежнего могущества мусульман, однако же ислам держится между ними очень крепко».

Религию Мухаммеда протоиерей Николай старался объяснить исключительно рационалистическими причинами: влиянием окружающей среды и заболеваниями Мухаммеда. Отвергая любое вмешательство духовных сил, автор утверждает, что «мнимые откровения архангела Гавриила» объяснялись тем, что Мухаммед был подвержен истерии и вызванными ею галлюцинациями: «Нет сомнения, что с ним происходил истерически-лихорадочный пароксизм». Упоминает, что «самозваный пророк» не был способен творить чудеса и знать сокрытое, как от него требовали современники. В целом исследование сильно зависит от представлений современных автору светских европейских исследователей ислама.

Стоит вспомнить и мирян, писавших об этих темах.

Н.П. Остроумов опубликовал несколько томов своего «Исламоведения», где подробнейшим образом описывает и анализирует учение ислама. Его перу принадлежат труды «Разбор мухаммеданского учения о лице Господа нашего Иисуса Христа», «Мухаммеданское учение о загробной жизни человека в связи с учением о кончине мира», «Недостатки мухаммеданского учения о пророках в сравнении с христианским о них учением», «Исторический очерк взаимных отношений между христианством и мусульманством» и другие. Точные, глубокие и корректно написанные исследования Остроумова могли бы принести пользу и ныне всем православным, вольно или невольно интересующимся исламом.

Другой профессор Казанской духовной академии Г.С. Саблуков предпринял колоссальный проект по кропотливому анализу на основе первоисточников и по опровержению мусульманского учения. Однако были опубликованы только две работы из этого замысла: «Сличение магометанского учения о именах Божиих с учением о них христианским» и «Сведения о Коране». Знаменитый перевод Корана на русский язык был выполнен Г.С. Саблуковым именно в рамках этого проекта. Большая часть его наследия осталась неизданной.

Упомянем также следующие работы: «Руководство к изложению и обличению догматического и нравственно-практического учения мухаммеданства» К.В. Меркурьева; «Зависимость мнимобожественных откровений Корана от обстоятельств жизни Мухаммеда» Ф.А. Смирнова; «Доказательства неповрежденности книг священного писания Ветхого и Нового Завета, против мухаммедан» Н. Ильина; «Мухаммеданский брак в сравнении с христианским браком в отношении их влияния на семейную и общественную жизнь человека» М. Машкова, а также записанную Н. Григорьевым «Беседу Богдана Колостова с татарами о Мухаммеде», книгу проф. С. Глаголева «Ислам», труды П.К. Жузе, М.А. Машанова (казаха, обратившегося из ислама в Православие), Я.Д. Коблова, Н.А. Бутми, Е. Виноградова.

Подводя итог, можно сказать, что общее отношение дореволюционных церковных авторов к исламу было скептическим. Уделяя ему внимание, они всегда подчеркивали краеугольные и непреодолимые отличия между христианским учением и мусульманским, старались дать объяснение этим отличиям и показать истинность христианских представлений. Они не боялись говорить о них, равно как и о необходимости проповедовать мусульманам истинное учение – Православие, без принятия которого, по мнению дореволюционных авторов, мусульмане не могут достичь спасения.

1. Паламарчук П. Анафема: история и XX век. М. 1998. С. 179.

Георгий (Юрий) Валерьевич Максимов, священник, клирик Московского храма преподобного Сергия Радонежского в Бусинове Московской (городской) епархии, преподаватель Московской духовной академии, член Комиссии по вопросам организации церковной миссии Межсоборного присутствия Русской Православной Церкви.

   
Ссылка на первоисточник
Рейтинг
( Пока оценок нет )
Загрузка ...
Исторический дискуссионный клуб