ДЕЗЕРТИРСТВО В РУССКОЙ АРМИИ: МОТИВЫ И ОБСТОЯТЕЛЬСТВА

 

 

ДЕЗЕРТИРСТВО В РУССКОЙ АРМИИ: МОТИВЫ И ОБСТОЯТЕЛЬСТВА
 

200-летний юбилей Отечественной войны 1812 года всколыхнул интерес как
общества, так и исследователей к этим эпохальным событиям. Среди множества
вопросов, связанных с изучением войны 1812 года, в отечественной историографии
практически не освещалась проблема дезертирства в русской армии. Зато эта тема
нашла свое отражение в околонаучной литературе. Авторы утверждают, что
«согласно многочисленным рапортам полковых командиров, сохранившимся в
архивах, 40 тыс. русских солдат дезертировали, когда вошли в 1814 году во
Францию»i. Откуда взята такая цифра? И какова методика подсчета? Оказалось,
чтобы ответить на эти вопросы, достаточно познакомиться с воспоминаниями
артиллериста А.М. Барановича «Русские солдаты во Франции в 1813-1814 гг.» В
частности, А.М. Баранович пишет: «В 1813 г., по замирении с французами, когда
нашей артиллерийской роте велено было остановиться в Еперне (Эпернэ, на р.
Марне), провинции, славящейся шампанским вином, то в шестинедельном
квартировании наши солдаты успели ознакомиться [так], с хозяевами своею
честностью и услугою, что [те] стали употреблять их на работе в виноградниках,
[для работ] полевых, при домашнем очаге…

По 6-недельном отдохновении приказано было выступать в Россию… другой же
день, для похода по сбору хотя (солдаты) и явились в парк, но не досчитались
семнадцати рядовых, бежавших к своим хозяевам, уговорившим содержать их на
своем иждивении и женить на дочерях. Когда же мы прибыли на границу России,
то слышали, что из всего войска осталось во Франции до сорока тысяч (курсив
наш. — Е.Н.) нижних чинов, о возврате которых Государь Александр и просил
короля Людовика XVIII под условием, что возвращающийся в отечество наказанию
не подлежит, если добровольно явится в полк на службу или в домашнее свое
семейство, и путевыя издержки Государь приемлет на свой счет. Но король не в
состоянии был исполнить государеву просьбу за утайкою французами беглецов, и
потому ни один не возвратился»ii.

Как видим, «горячая» информация базируется вовсе не на «рапортах полковых
командиров», а на слухах и домыслах. Хотя мемуары и являются важным
историческим источником, тем не менее относиться к заложенной в них
информации необходимо с осторожностью, сопоставляя с данными, полученными
из других источников. Тем более что в данном случае в воспоминаниях А. М.
Барановича информация о 40 тыс. дезертиров уже определена как слух.
Однако совершенно понятно, что чем меньше исторических источников введено
в научный оборот, тем больше пространства для фантазий и ничем не
подкрепленных умозаключений.

В этой связи необходим реальный анализ документов, которые в той или иной
мере объясняют природу такого явления, как дезертирство. В представленной
работе проанализирован комплекс источников, хранящихся в Архиве внешней
политики Российской империи, а также ряд документов из Российского
государственного военно-исторического архива.

Действительно, случаи дезертирства имели место в русской армии. Наиболее
часто побеги совершали рядовые. Как правило, дезертиров ловили и сурово
наказывали. Например, из материалов дела о дезертирстве, хранящемся в РГВИА,
известно, что в мае 1814 г. были пойманы рядовой 19-го егерского полка Ефим
Шумилин и рядовые 40-го егерского полка Яков Прохоров и Лаврентий Гаврилов.
Их судили военным судом при 24-й пехотной дивизии. В процессе расследования
выяснилось, что организатором побега выступил Шумилин, и это был уже второй
его побег. Военный суд постановил «вместо смерти бить кнутами, вырезав ноздри,
сослать в вечную работу на галеры»iii. Что касается Прохорова и Гаврилова, то «за
первый побег согласно Устава полевого сухопутного и Уголовного уложения
главы третей 16 и 23-го пунктовiv прогнать шпицрутенами сквозь строй через
тысячу человек четыре раза»v.

Как видим, наказание было довольно суровым. Поэтому практически не
удивляют случаи, когда дезертиры, спустя даже несколько лет боялись вернуться
на родину, не получив амнистии. Например, в январе 1819 г. российский
подданный Павел Пантелеймонов подал прошение о разрешении ему вернуться на
родину. Он объяснил, что после сражения под Лейпцигом остался в Австрии.
Можем предположить, что рядовой банально струсил, именно страх за свою жизнь
стал побудительным мотивом для бегства из армии. Впоследствии он поступил на
службу в австрийские войска. Однако к 1819 г. двухлетний срок амнистии,
определенный Всемилостивейшим манифестом 30 августа 1814 г.vi уже истек, и
граф К.В. Нессельродеvii сообщил в посольство, что ни о каком прощении не может
быть и речи. После этого о Пантелеймонове какое-то время ничего не было
слышно. К.В. Нессельроде просил графа Ю.А. Головкина, русского посла в Венеviii,
выяснить, когда рядовой будет возвращен на родину. Головкин обратился в
австрийское министерство иностранных дел, которое в ответ прислало ноту, «что
об увольнении Пантелеймонова из австрийской службы и об отсылке его в
отечество сделано было надлежащее предписание тому полку, в котором он
[Пантелеймонов] служил под именем Павла Биллецкого, но до получения еще сего
предписания Пантелеймонов из полку бежал»ix. Видимо, рядовой был так напуган
грозившим ему наказанием, что снова дезертировал, на этот раз уже из
австрийской армии.

Также из материалов виленской печати стало известно, что уже в июле 1812 г.
трое рядовых сбежали вначале из русской армии, были пойманы французами,
определены на службу во французскую армию, но сбежали и из нееx. И в
нескольких номерах газеты «Курьер» были напечатаны объявления об их розыске.
В том же 1812 г. майор Ингерманландского драгунского полка Петровский 15
августа бежал из русской армии. Как он объяснил впоследствии, «оставил
Российскую армию потому, что он поляк и что все недвижимое его имение состоит
в Минской губернии. Он не захотел воевать с единоземцами (курсив наш. — Е.Н.),
узнав о союзе из прокламации»xi. Петровский был адъютантом у виленского
губернатора А.М. Римского-Корсаковаxii, и 15 августа 1812 г. был отправлен в полк
на службу, но к полку не явился. «По рапорту сему составлен был князем Барклаем
де Толли 6 июня 1813 г. доклад Государю Императору об исключении его
Петровского из службы за неприбытие к полку, на коем собственною блаженной
памяти Государя Императора рукою написано «перешел к неприятелю»»xiii.
Известно, что в июле 1827 г. Петровский просил разрешения вновь поступить на
службу в русскую армию, однако каков был ответ Николая I, выяснить не удалось.
Хотя в нашей истории известны случаи, когда офицеры, служившие в армии
противника, возвращались в Россию и преуспевали, хоть и не на военной службе.
Например, небезызвестный Фаддей Булгарин.

Еще один любопытный случай зафиксирован в выписке из судебного протокола.
Некий Михаил Клемчук, имеющий от роду 47 лет, родом из д. Провалки, что близ
Гродно, находился в услужении и жил в д. Кальтенбрун в Силезии. Он явился к
мэру деревни и попросил составить протокол, в котором указал, что раньше
служил в Нерчинском драгунском полку, «в 1812 г. был в походах против
французской армии; неподалеку от Витебска взят со многими моими товарищами в
плен и отправлен в Данциг, где найдя способ освободится из плена, возвратился в
свою родину и тот час явился к Гродненскому военному начальству, которое
отправило меня в полк к коему принадлежал и который составил часть корпуса
назначенного для осады крепости Шпандау. И так вступил снова в оный полк, был
в походах противу фрнцузов до самого заключения мира.

В июне 1814 г. полк имел дневку в деревне Гросс-Меерздорф близ Швейдница,
что в Силезии. Пополудни надобно было мне подковать лошадь в кузнице сей
деревни. Шум инструментов, произведенный кузнецом, выходящим из лавки,
испугал лошадь, которая разорвав уздечку, убежала. Я погнался за нею, она
пробежала несколько деревень и, наконец, скрылась в лесу близ Клейнвидау. В
лесу искал я лошадь всю ночь, однако не смог отыскать даже и следов ее.
Между тем я сбился с дороги, по которой шел и не знал языка той страны, не
мог ни к кому обратиться с просьбой проводить меня к тому месту, где полк
остановился. С большими трудами пришел я наконец-то в Гросс-Меерздорф, но
войск там уже не было. Боясь наказания, решил я остаться в Силезии и пропитывал
себя трудами.

Однако всегда имел сильное желание возвратиться в свое Отечество и увидеть
своих родных. Посему прошу уездное правление употребить в пользу мою свое
заступление и просить мне прощение, дабы мог я без наказания (курсив наш. —
Е.Н.) возвратиться на родину».
Мэр деревни добавляет от себя, что «вышеозначенный Клемчук, во все время
здешнего его пребывания вел себя всегда добропорядочно, по сю пору никто ни в
чем на него не жаловался»xiv.
Иначе говоря, рядовой хотел вернуться, но боялся наказания -как мы знаем,
достаточно сурового. Однако Клемчуку повезло, дело затянулось до декабря 1826
г. А 22 августа 1826 г. вышел Всемилостивейший манифест, согласно которому
«всякого рода и звания людям, кроме евреев, отлучившимся за границу даровано
Всемилостивейшее прощение»xv. Таким образом, как указывалось в деле, «дезертир
Клемчук может возвратиться в Россию беспрепятственно»xvi.
Были случаи, когда рядовые хотели вернуться, даже несмотря на грозившее
наказание. Так, в АВПРИ хранится список маршрутов, который выдал статский
советник Г.А. Струвеxvii возвращавшимся в Отечество в 1822 г. двум российским и
одному польскому уроженцам, бывшим во французской и испанской службе:
«Андрей Кузьмук — в Варшаву, Иван Биндерф, служивший во французской армии, —
в Киев, Иван Сомаров — в испанской армии — в Пермь»xviii.
Иногда достаточно было только подтолкнуть дезертиров, и они были готовы
вернуться домой. Например, генерал-лейтенант барон Дибич сообщает министру
иностранных дел И. Каподистрия, что «Московского гренадерского полка
подпоручик Пегасовский, будучи в отпуску к минеральным водам австрийского
владения в г. Те -плиц, узнал там конноартиллерийской роты № 23 рядового Карпа
Сорокина, служащего в австрийской службе, да на обратном пути прусского
владения в м. Кроточине рядового 40-го егерского полка Семена Иванова, коих
склоня возвратиться в Россию, довез на свой счет в Варшаву и сдал тамошнему
коменданту»xix.

Не менее сильным мотивом, чем страх, был корыстный мотив. Об этом писал в
своих воспоминаниях Баранович. Можно также привести и другие примеры. Так,
некий поручик Жеребцов дезертировал из армии еще в ноябре 1812 г., после
сражения под Смолянами. Выяснилось это совершенно случайно. Московский
комендант Гессе 1-й сообщил о довольно странном поведении Жеребцова. Тот
появился в Москве в октябре 1814 г. с подорожной минского военного губернатора
Игнатьева якобы для покупки на отпущенные ему 4600 руб. парадных офицерских
шинелей. Однако сославшись на болезнь, сам к коменданту не явился, подорожную
передал через прапорщика, с которым познакомился в трактире, деньги на
сохранение не сдал, в ордонансгауз не пришелxx.

Как выяснилось в ходе следствия, поручик Воронежского пехотного полка в
ноябре 1812 г. получил ранение при Смолянах и отправился на излечение в
Белостокский госпиталь. А в октябре 1814 г. появился в Москве. Командир 2-й
бригады генерал-майор М.Ф. Наумовxxi в рапорте возмущенно указывал, что
поручик Жеребцов как был отправлен в госпиталь в 1812 г., так и до сих пор
числится отсутствующим по болезни, и никакого поручения и никаких денегЖеребцову генерал-майор не давал. Оправдываться пришлось и подполковнику
Покровскому, командиру Воронежского пехотного полка. Он уверял начальство,
что, получив из госпиталя письмо от Жеребцова, что тот ранен, немедленно
связался с комендантом Белостока с тем, чтобы Жеребцов по выздоровлению
тотчас был отправлен к своему полку. Однако из рапорта начальника госпиталя
стало известно, что Жеребцов еще в августе 1813 г. уехал из госпиталя и якобы
через Гродно без отношения направился в свой полк.

Но в полк Жребецов не явился, а более чем через год прибыл в Москву. В
«Цареградском трактире» в Москве, где он остановился, самого Жеребцова не
нашли, зато обнаружили его слугу. Тот впоследствии признался, что не крепостной
человек Жеребцова, а рядовой Воронежского пехотного полка Василий Сергеев.
По его словам, в 1812 г. «находился он в числе 90 человек в стрелках под
командою тогдашнего штабс-капитана Жеребцова, который был ранен в бою
пулею навылет и для излечения направился в Полоцкий госпиталь»xxii. Сергеев
«был командирован для отвозу раненых офицеров в г. Псков», а поскольку при
Жеребцове казенного денщика не находилось, то Сергеев принял предложение
Жеребцова стать его денщиком и отправиться с ним к родственникам в Тверскую
губернию. У родственников они находились около трех месяцев. Потом
направились в Москву, где пробыли около семи месяцев. Потом поехали в армию,
в Полоцке нашли своего полка один батальон, присоединились к нему, дошли до
Познани, где простояли два месяца. По словам Сергеева, Жеребцова отправили в
Равичи исполнять должность коменданта, пробыли они там около семи месяцев,
однако по болезни Жеребцов был сменен и прибыл обратно в Познань, батальон
отправился в Гродно, а Жеребцов и Сергеев — в Москву. Никаких документов о
назначении Жеребцова комендантом Равичей обнаружено не было. В Москве
Жеребцов неделю оставался в «Цареградском трактире», потом, по словам
рядового Сергеева, отправился к коменданту, но обратно уже не вернулся. Дело
продолжалось до 1815 г., найти поручика Жеребцова так и не удалось. Ну а
рядового Сергеева ждал военный суд при Московском ордонансгаузе.
В данном сообщении приведены наиболее характерные эпизоды. Подобных
материалов в архивах немалоxxiii. На каждого дезертира было заведено отдельное
дело. Скрупулезно выяснялись все детали.
Таким образом, среди мотивов дезертирства можно выделить корыстные мотивы
(неустроенность в армии, бесперспективность на родине, как результат — поиски
лучшей жизни), очень сильным мотивом являлся страх за свою жизнь (побег как
способ сохранения жизни), страх наказания, а также национальные и религиозные
мотивы.

Естественно, тема дезертирства в русской армии не исчерпывается только лишь
затронутыми здесь вопросами. Эта проблема требует дальнейшего изучения и ждет
своих исследователей.

ПРИМЕЧАНИЯ
i Понасенков Е. Наполеон Бонапарт — кавалер Ордена Святого Андрея Первозванного! // Аргументы
недели. 2010. 7 окт. Такую же цифру приводит в своей книге Андрей Буровский. См.: Буровский А.
Наполеон — спаситель России. М., 2009.
ii Баранович А.М. Русские солдаты во Франции в 1813-1814 гг.: Из записок арт. офицера А.М.
Барановича / Публ. К. Сивкова // Голос минувшего. 1916. № 5/6. С. 153-154.
iii РГВИА. Ф. 103. Оп. 1/208 г. Св. 10. Д. 47, ч. 2. Л. 24.
iv Речь идет о «Полевом уголовном уложении для большой действующей армии 1812 г.».
v РГВИА. Ф. 103. Оп. 1/208 г. Св. 10. Д. 47, ч. 2. Л. 24.
vi ПСЗ РИ (1649-1825). Т. 32 (1812-1815). № 25671. П. 7. №15. «Всякого рода и звания военным
людям, крестьянам и прочим обывателям, отлучившимся из отечества, жилищ и команд их
самовольно, даруем прощение, буде пребывающие внутри России возвратятся от сего числа в
течение года, а из иностранных земель в течение двух лет».vii Нессельроде Карл Васильевич (1780-1862), граф, российский государственный деятель и
дипломат, с августа 1815 г. статс-секретарь, с 9 (21) августа 1816 г. управляющий министерством
иностранных дел, с 1828 г. вице-канцлер, с 1843 г. канцлер.
viii Головкин Юрий (Георгий) Александрович (1762-1846), граф, действительный тайный советник,
сенатор, обер-камергер, член Государственного Совета, посол в Китае и Австрии. С 1819 по 1822 г.
посланник в Карлсруэ, Штутгарте и Вене.
ix АВПРИ. Ф. 1. Оп. II-14. 1819. Д. 6. Л. 7об.
x Документы и материалы, относящиеся к истории Отечественной войны 1812 года // Акты,
издаваемые Виленской комиссией для разбора древних актов. Вильно, 1912. Т. 37. С. 228, 307.
xi Отечественная война 1812 года: Материалы Воен.-учен. архива Главного штаба: В 21 т. СПб.,
1912. Т. 19. С. 391.
xii Римский-Корсаков Александр Михайлович (1753-1840), генерал от инфантерии (1801). С 17
апреля 1812 по 24 декабря 1830 г. виленский военный губернатор.
xiii Отечественная война 1812 года. С. 392.
xiv АВПРИ. Ф.1. Оп. II-14. 1825. Д. 2. Л. 4-5об.
xv ПСЗ РИ(1825-1881) Т. 1. № 540
xvi АВПРИ. Ф. 1. Оп. II-14. 1825. Д. 2. Л. 11
xvii Струве Генрих Антонович (1770-1850), с 1795 г. на российской службе, с 1815 по 1843 г.
генеральный консул в Гамбурге, с 1843 по 1850 г. чрезвычайный посланник при Ганзейских
городах.
xviii АВПРИ. Ф.1. Оп. II-14. 1822. Д. 6. Л. 1.
xix Там же. 1816. Д. 2. Л. 3.
xx РГВИА Ф. 103. Оп. 1/208а. Д. 8. Св. 12. Л. 69-71.
xxi Наумов Михаил Федорович (1757-1823), генерал-майор (1813). В 1812 г. участвовал в боевой
подготовке Санкт-Петербургского ополчения, вместе с которым Воронежский пехотный полк
влился в 1-й отдельный пехотный корпус. После окончания военных действий командовал 2-й
бригадой 25-й пехотной дивизии.
xxii РГВИА. Ф. 103. Оп. 1/208а. Д. 8. Св. 12. Л. 72.
xxiii Там же. Ф. 846. Оп.16. Д. 3628; Ф. 103. Оп. 1/208а. Св. 0. Д. 107, ч. 13; Ф. 103. Оп. 1/208а.

Е.А. Назарян

Источник

 

Рейтинг
( Пока оценок нет )
Загрузка ...
Исторический дискуссионный клуб