Торговля и разбойники стародавней Рязани.

Торговля и разбойники стародавней Рязани.

После религии самое могущественное влияние на развитие народного быта, как известно, оказывает торговля. Торговая деятельность в Рязанском краю прежде всего обуславливалась его отношением к водным путям сообщения в древней России. Ока с давних времен была одною из главных торговых жил восточной Европы. В эпоху домонгольскую по ней шел водный путь из Киева в Болгарию. С XIII в. направление торговых путей несколько изменилось. С упадком матери русских городов и запустением Южной Руси жизненные силы народа отошли далее к северу и сосредоточились около берегов Москвы; богатый болгарский край также пришел в упадок, и роль посредницы между русской и азиатскою торговлей перешла на Золотую Орду. Рядом с путем из Оки вниз по Волге существовал другой путь, из Оки вниз по Дону. Последний особенно оживился с тех пор, как мимо берегов Черного и Азовского морей направилось главное движение Европейско-Азиатской торговли в Средние века, и Приазовская Тана сделалась складочным местом этой торговли в конце XII и начале XIII века. Таким образом, вместо прежнего движения от северо-востока на юго-запад русская торговля частью приняла новое направление: от северо-запада, т.е. от Новгорода, Твери и Москвы, к юго-востоку на Волгу и Дон. Ока и при новом направлении сохранила свое прежнее посредствующее значение. Волжская дорога не имела для Рязани такой важности как путь по Дону, отчасти по ее значительному уклонению на север, отчасти потому, что с Окою вступала в соперничество Клязьма, которая сокращала переезд от Москвы до Волги. Кроме того, для северной России существовала еще третья ветвь Волжского пути верхнее течение самой Волги.

Между Окою и Доном, по указанию источников, существовали две главные дороги: западная сухопутная и восточная водная с небольшою переволокою. Последняя довольно подробно описывается в наказе Ивана III к Агриппине: «А ехать ему Якуньке с послом турецким от Старой Рязани вверх Пронею, а от той реки Прони по Рановой, а из Рановой Хуптою вверх до Переволоки, до Рясского поля». Переехав небольшое пространство по Рясскому полю, путники снова садились на суда, и по рекам Рясе и Воронежу спускались на Дон. Хотя нет прямых указаний на то, чтобы этот путь служил проводником торгового движения, и такие речки, как Хупта и Ряса, по своему мелководью не могли носить больших судов, нагруженных товарами; но при обилии лесов они, без сомнения, были гораздо полноводнее тогда, нежели в настоящее время; а весною и осенью были судоходны во всяком случае. Не забудем при этом, что к свите восточных послов обыкновенно присоединялись купцы со своими товарами; очень могло быть, что и турецкого посла в 1502 г. также сопровождал торговый караван. Другая дорога от Оки до Дона обозначена в известном «хождении Пимена». Из Переяславля Рязанского путешественники отправились на юг сухим путем: суда везли за ними на колесах и спустили их опять на воду где-то в верхнем течении Дона. На тот же путь намекает свидетельство Герберштейна: «Здесь (у Донкова) купцы, отправляющиеся (конечно, из Московии) в Азов, Кафу и Константинополь, нагружают свои суда; что обыкновенно делают осенью в дождливое время года, потому что в другое время Танаис в этих местах по мелководью не может поднимать нагруженных судов». «Едущие из Московии в Азов сухим путем – говорит Герберштейн несколько ниже – переправляются через Танаис около Донкова, старинного и разрушенного города; а отсюда направляют путь немного к востоку». Поход Димитрия Ивановича в 1380 г. к устью Непрядвы также заставляет предполагать довольно хорошо известный в те времена путь, соединявший среднее течение Оки с верховьями Дона. Кроме естественных затруднений прямая дорога в Азов и Кафу представляла большие опасности от степных обитателей; поэтому купцы делали иногда объезд на запад по литовским владениям.

Более подробностей мы знаем о сухопутном сообщении средней России с Прикаспийскими странами, благодаря запискам Контарини. Постоянная опасность при переезде через степи заставляла русских и татарских купцов не иначе отваживаться на это долгое путешествие, как присоединяясь к свите какого-нибудь знатного посольства и собираясь в значительном числе. «Ежегодно государь Цитраканский, именуемый Казимом, пишет Контарини, отправляет посла своего в Россию к великому князю не столько для денег, сколько для получения какого-либо подарка. Этому послу обыкновенно сопутствует целый караван татарских купцов с джедскими тканями, шелком и другими товарами, которые они променивают на меха, седла, мечи и иные необходимые для них вещи». Караван, с которым путешествовал сам автор, состоял из 300 человек русских и татар, имевших при себе более 200 заводных лошадей, для прокормления своего на пути и для продажи в России. Из слов путешественника выходит, что главной целью караванов, отправлявшихся из Персии, Бухарии и Золотой Орды была Московия: но, во-первых, под Московиею здесь можно разуметь всю северную Россию; во-вторых, чтобы достигнуть Москвы, надобно было проходить по Рязанской области; следовательно, в этой торговле русских с Востоком значительную долю участия принимали рязанцы. В числе русских купцов, с которыми Контарини познакомился в Цитрахани очень могли быть и рязанские торговцы. Впрочем, в русских летописях мы имеем прямое указание на то, что и в Рязань приходили купцы с татарскими послами; именно, под 1397 г. читаем: «Тохтамышев посол Темир Хозя был на Рязани у великого князя Олега; а с ним много татар и коней и гостей». Кроме восточных тканей, шелка, соли и многочисленных конских табунов татары продавали рязанцам большое количество пленников; причем последним часто приходилось выкупать своих родственников и земляков. Так в рассказе о царевиче Мустафе мы видели, что татары вышли из Рязанской земли со множеством полону, потом остановились в степи, и открыли торг, послав к соседям предложение выкупать пленных; а рязанцы не замедлили воспользоваться этим предложением. Статья о пленниках в договорных грамотах с Москвою также указывает на ту важную роль, какую они играли в отношениях рязанцев к татарам.

Независимо от выгод, которыми пользовались жители Рязанской области вследствие транзитной торговли и непосредственной мены с восточными народами, этот край, изобилующий разного рода естественными произведениями, сам по себе привлекал много торговых людей, которые приходили сюда для покупки меду, воску, хлеба, рыбы, мехов, кожи, сала и пр. Река Москва служила проводником торговой деятельности между Рязанью и северо-западными русскими областями. Нет никакого сомнения в том, что предприимчивые новгородцы вывозили отсюда сырые материалы и сбывали их в Западную Европу. О непрерывных торговых отношениях между жителями Московского и Рязанского княжества свидетельствуют статьи о мытах и пошлинах, которые постоянно включались в договорные грамоты. «А мыты нам держати старые пошлые, а новых мытов нам не замышлять, ни пошлин, а мыт с воза в городах и всех пошлин деньга, а с пешехода мыта нет; а тамги и всех пошлин с рубля алтын, а с лодьи с доски по алтыну, а с струга с набои два алтына, а без набои деньга; а с князей великих лодьи пошлин нет». В договорах московских князей с тверскими статья о мытах и пошлинах гораздо полнее, нежели в договорах с рязанскими; вообще торговый класс в Рязани своим числом и предприимчивостью, по-видимому, далеко уступал тому же классу в других больших княжествах.

Между условиями, которые стесняли развитие торговой деятельности, первое место занимало плохое состояние безопасности. Не говоря уже о частых войнах и татарских набегах, дороги и в мирное время не были безопасны от разбойничьих шаек, которые находили себе широкое приволье в дремучих лесах посреди редкого населения. О величине подобных шаек и страхе, который они внушали, дает некоторое понятие путешествие Пимена: Олег Иванович, простившись с митрополитом, велел боярину Станиславу проводить его до реки Дона со значительным отрядом и на походе наблюдать большую осторожность от нападения разбойников. Из рассказа Контарини видно, что, только проехавши Переяславль Рязанский, путешественники вздохнули свободно, потому что опасности миновались. Иван III, отправляя обратно турецкого посла в начале XVI в., наказывал Агриппине Рязанской, чтобы она дала ему провожатых сотню и более, да на сотню накинула бы десятка три своих казаков; кроме того, деверь ее князь Федор должен был от себя выставить еще 70 человек. Воспоминания об удалых разбойниках до сих пор в полной силе живут между рязанским населением. Предания народные обыкновенно связывают с ними курганы и остатки древних укреплений; между тем как наоборот, шайки грабителей не любили соседства крепостей и укрывались в лесных трущобах.

С понятием о разбойниках прежнего времени находится в связи славное имя казаков. Всем известно, что городовых казаков не должно смешивать ни с донскими, ни с волжскими, ни с кайсаками известными у татар. К какому же разряду мы отнесем тех людей, которые под именем рязанских казаков являются в битве с царевичем Мустафою под 1444 г.? Вооружение их на этот раз составляли копья, рогатины и сабли; по причине глубокого снега они действовали на лыжах. По всем признакам это было легкое войско, которое противополагалось пешей рати. Другое известие о рязанских казаках находим в наказе Ивана III. Из слов: «на сотню десятка три своих казаков понакинь», можно заключить, что эти люди принадлежали именно к городовому (станичному) служилому сословию. Тут же, несколько ниже, казаки противополагаются лучшим ратным людям: «и ты бы у перевоза десяти человеком ослободила нанявшись казаком, а не лучшим людям ратным». Далее Иоанн приказывает ратным людям сопутствовал послу только до Рясской переволоки: «а ослушается кто и пойдет самодурью на Дон в молодечество, их бы ты Аграфена велела казнити». О каком же молодечестве говорит Иоанн, как не об донских казаках? Эти два известия, летописи и наказа, подтверждают то мнение, что в XV веке с одной стороны образуется в Рязанском княжестве особый класс служилых людей из передовой украинской стражи; а с другой в Придонских степях собирается вольница из русских беглецов – разбойников.

Ссылка на первоисточник
Рейтинг
( Пока оценок нет )
Загрузка ...
Исторический дискуссионный клуб