Амброджо Контарини у Ивана III Великого:
«Затем мы вышли из того покоя и медленно прошли к столу. Обед длился дольше обычного, и угощений было больше, чем всегда. Присутствовало много баронов государя. По окончании обеда мне предложили встать из-за стола и подойти к его высочеству, который громким голосом, чтобы все слышали, объявил мне о своем разрешении отправиться в путь; он проявил также большую дружественность по отношению к нашей светлейшей синьории. Я же поблагодарил его высочество, как полагается.
Затем мне была поднесена большая серебряная чаша, полная медового напитка, и было сказано, что государь приказывает мне осушить ее всю и дарует мне эту чашу. Такой обычай соблюдается только в тех случаях, когда хотят оказать высшую честь либо послу, либо кому-нибудь другому. Однако для меня оказалось затруднительным выпить такое количество — ведь там было очень много напитка! Насколько я помню, я выпил только четвертую часть, а его высочество, заметив, что я не в состоянии выпить больше, и заранее зная к тому же об этом моем свойстве, велел взять у меня чашу, которую опорожнили и пустую отдали мне. Я поцеловал руку его высочества и ушел с добрыми напутствиями.»
Сигизмунд Герберштейн у Василия III:
«Государь обедает иногда три или четыре часа. В первое мое посольство мы обедали даже вплоть до первого часа ночи. Ибо, как на совещания о сомнительных делах они тратят часто целый день и расходятся только тогда, когда зрело обсудят и решат дело, точно также и на пиршества или попойки они употребляют иногда целый день и, наконец, расходятся только с наступлением тьмы. Государь часто чтит пирующих и кушаньями, и напитком. После обеда он не занимается никакими более важными делами; мало того, по окончании обеда, он обычно говорит послам: «Теперь ступайте!» После отпуска Послов, те самые, которые сопровождали их во дворец, снова отводят их обратно в гостиницы, говоря, что они имеют поручение остаться там и повеселить Послов. Приносят серебряные чаши и много сосудов, каждый с определенным напитком, и все стараются о том, чтобы сделать Послов пьяными. А они прекрасно умеют приглашать людей к попойке, и, когда у них нет другого повода к выпивке, они начинают, наконец, пить за здоровье Цесаря, брата его, Государя и, напоследок, за благополучие тех, кто, по их мнению, обладает каким-нибудь достоинством и почетом. Они думают, что при произнесении имени таких лиц никто не должен отказываться от чаши и даже не может.»
Рафаэль Барберини у Ивана IV Грозного:
«Государь подавал ему знак подносить; и всякий раз как подавалось ему питье, чтоб не оставаться в долгу, пил он обыкновенно за здоровье кого-нибудь из сидящих за столом, о чем тотчас же давал тому знать один из приближенных государевых дворян, и тот немедленно вставал со скамьи, а вслед за ним и все прочие, и поклонившись опять мы садились; а эта церемония так часто происходила, что от этих движений у меня, вместо того, чтоб досыта наесться, час от часу все еще усиливался аппетит. Государь, всякий раз, когда брал кубок из рук у кравчего, прежде чем начинал пить, три раза крестился. Таким образом, более трех битых часов сидели мы за столом, где мало пили, зато как нельзя больше происходило шуму за питьем; и вот уже не мало было из этих бояр, что допьяна напились…
Государь все еще оставался на своем месте, и подозвал к себе послов, которым подавал, каждому своеручно, кубок вина; но они, будучи заранее предуведомлены о нравах и обычае страны, принимали из рук его кубок…преуниженно кланялись ему по-турецки; потом выпивали все до дна, либо отведывали только, как кому было угодно; потом отдавали кубок присутствующим, и не говоря ни слова, уходили. Когда эти послы были таким образом отпущены, государь подозвал и меня, и так же, как и тем послам, подал мне своеручно кубок вина…Но тотчас же, после этого, как послам, так и мне, хмель сильно разобрал голову, так что, позабыв все приличие и скромность, бросились мы все, скорее в двери; с такою поспешностью не выбегали, быть может, из храма Божьего, даже книжники и Фарисеи, с какою мы выбежали оттуда. Тут с трудом должны мы были проходить чрез покои, по причине толпы хмельных, теснившихся в беспорядке и впотьмах, пока наконец добрались до дворцового крыльца, от которого в шагах еще двадцати или более, ожидали нас с лошадьми слуги, там же обедавшие с нами.»
