Царская продразверстка

Продразверстка традиционно ассоциируется с первыми годами cоветской власти и чрезвычайными условиями Гражданской войны, однако в России она появилась еще при императорском правительстве задолго до большевиков.

«Кризис пшеничный и мучной»

С началом Первой мировой войны в России подорожали предметы первой необходимости, цены на которые к 1916 г. выросли в два-три раза. Запрет губернаторов на вывоз продовольствия из губерний, введение твердых цен, распространение карточек и закупок местными органами не улучшили ситуацию. Города жестоко страдали от продовольственного дефицита и дороговизны. Суть кризиса была отчетливо представлена в докладной записке Воронежского биржевого комитета совещанию при Московской бирже в сентябре 1916 г. Она констатировала, что в деревню проникли рыночные отношения. Крестьянство оказалось способно продавать менее важные предметы производства за большую цену и одновременно придерживать хлеб на черный день из-за неопределенности исхода войны и увеличивающихся мобилизаций. Страдало при этом городское население.

«Мы считаем необходимым обратить особое внимание на то, что кризис пшеничный и мучной наступили бы значительно раньше, если бы в распоряжении торговли и промышленности не оказалось некоторого неприкосновенного запаса пшеницы в виде очередного груза, лежавшего на железнодорожных станциях, в ожидании погрузки с 1915 г. и даже с 1914 г., — писали биржевики, — и если бы министерство земледелия не отпустило в 1916 г. мельницам пшеницы из своего запаса… и предназначавшегося своевременно вовсе не для продовольствия населения, а для других целей».

Записка твердо выражала уверенность, что решение кризиса, угрожавшего всей стране, может быть найдено только в полном изменении хозяйственной политики страны и мобилизации народного хозяйства[1]. Подобные планы неоднократно высказывались самыми разными общественными и государственными организациями. Положение требовало радикальной экономической централизации и привлечение к работе всех общественных организаций.

Введение продразверстки

Однако в конце 1916 г. власти, не решившись на изменения, ограничились планом массовой реквизиции зерна. Вольная покупка хлеба заменялась продразверсткой между производителями. Величина наряда устанавливалась председателем особого совещания в соответствии с урожаем и размерами запасов, а также нормами потреблений губернии. Ответственность за сбор хлеба была возложена на губернские и уездные земские управы. Путем местных обследований было необходимо выяснить нужное количество хлеба, вычесть его из общего на уезд наряда и остаток разверстать между волостями, которые должны были довести величину наряда до каждого сельского общества. Распределение нарядов по уездам управы должны были провести к 14 декабря, к 20 декабря разработать наряды для волостей, те, к 24 декабря, для сельских обществ и, наконец, к 31 декабря о своем наряде должен был знать каждый домохозяин. Изъятие возлагалось на земские органы совместно с уполномоченными по заготовке продовольствия. Крестьянин во время пахоты Фото: РИА Новости

Получив циркуляр, Воронежская губернская управа созвала 6–7 декабря 1916 г. совещание председателей земских управ, на котором была выработана схема разверстки и высчитаны наряды по уездам. Управе было поручено выработать схемы и волостных разверсток. Одновременно был поднят вопрос о невыполнимости наряда. По телеграмме Министерства земледелия, на губернию накладывалась разверстка в 46.951 тыс. пудов: ржи 36.47 тыс., пшеницы 3.882 тыс., проса 2.43, овса 4.169 тыс. При этом министр предупредил, что не исключена дополнительная разверстка в связи с увеличением армии, поэтому

«представляю Вам ныне же увеличить назначенное пунктом 1м в разверстку количество хлебов, причем в случае увеличения не менее чем на 10%, обязываюсь отнюдь не включать Вашу губернию в возможную дополнительную разверстку»[2].

Это означало, что план повышается до 51 млн. пудов.

Проведенные земствами расчеты показали, что полное выполнение разверстки сопряжено с изъятием почти всего хлеба у крестьян: в губернии тогда оставалось всего 1,79 млн. пудов ржи, а пшенице грозил дефицит в 5 млн. Этого количества вряд ли могло хватить на потребление и новый засев хлеба, не говоря уже про прокорм скота, которого в губернии, по приблизительному подсчету, насчитывалось более 1,3 млн голов[3]. Земства отметили:

«В рекордные годы губерния давала в течение всего года 30 миллионов, а теперь предполагается взять 50 миллионов в течение 8 месяцев, притом в год с урожаем ниже среднего и при условии, что население, не уверенное в посеве и уборке будущего урожая, не может не стремиться делать запасы».

Учитывая, что на железной дороге не хватало 20% вагонов, а эта проблема никак не решалась, совещание сочло: «Все эти соображения приводят к заключению, что взыскание указанного выше количества хлеба на деле неисполнимо»[4]. Земство отметило, что министерство высчитало разверстку, явно не основываясь на представленных ему статистических данных. Конечно, это было не случайным невезением губернии — подобный грубый расчет, не учитывавший реального положения дел, касался всей страны. Как было выяснено из обследования Союза городов в январе 1917 г.: «разверстка хлеба произведена была по губерниям неизвестно из какого расчета, иногда ни с чем несообразно, возлагая на некоторые губернии совершенно непосильное для них бремя»[5]. Одно только это свидетельствовало о том, что выполнить план не удастся. На декабрьском совещании в Харькове глава губернской управы В.Н. Томановский попытался доказать это министру земледелия А.А. Риттиху, на что тот ответил:

«Да, все это может быть так, но такое количество хлеба нужно для армии и для заводов, работающих на оборону, так как эта разверстка охватывает исключительно эти две потребности… это дать нужно и дать это мы обязаны»[6].

Также совещанием было сообщено министерству, что «в распоряжении управ не имеется ни материальных средств, ни средств воздействия на нежелающих подчиняться условиям разверстки», поэтому совещание исходатайствовало дать им право на открытие ссыпных пунктов и реквизицию помещений для них. Кроме того, для сохранения фуража для армии, совещание попросило отменить губернские наряды на жмых. Данные соображения были высланы власти, но не произвели никакого эффекта. В итоге воронежцами разверстка была распределена и даже с рекомендованной прибавкой в 10%[7].

Разверстка будет выполнена!

Воронежское губернское земское собрание из-за занятности председателей уездных управ, которые занимались сбором хлеба в деревнях, было перенесено с 15 января 1917 года на 5 февраля, а потом на 26 февраля. Но и этого числа кворум не состоялся — вместо 30 чел. собралось 18. 10 человек прислали телеграмму, что не могут прибыть на съезд. Председатель земского собрания А.И. Алехин был вынужден просить явившихся не уезжать из Воронежа, надеясь, что кворум соберется[8]. Лишь на заседании 1 марта решено было «немедленно» приступить к сбору. Это собрание тоже повело себя двойственно. После обмена мнениями по предложению представителя Валуйского уезда С.А. Блинова собрание выработало резолюцию для сообщения правительству, в котором фактически признавало его требования невыполнимыми:

«Размер данного на Воронежскую губернию наряда без сомнения является чрезмерно преувеличенным и фактически невыполнимым… так как выполнение его в полном объеме должно было бы повести к изъятию от населения всего хлеба без остатка».

Собрание опять указало на недостаток топлива для помола хлеба, хлебных мешков, развала железной дороги. Однако ссылки на все эти препятствия заканчивались тем, что собрание, подчинившись высшей власти, пообещало, что «общими дружными усилиями населения и его представителей — в лице земских деятелей» разверстка будет выполнена[9]. Так, вопреки фактам, были поддержаны те «чрезвычайно решительные, оптимистические заявления официальной и официозной прессы», которые сопровождали, по свидетельствам современников, кампанию[10].

Председатель воронежского земского уездного собрания А.И. Алехин. Фото: Родина/предоставлено автором Впрочем, трудно сказать, насколько были реальны заверения земств об изъятии «всего хлеба без остатка» в случае полного выполнения разверстки. Ни для кого не составляло секрета, что хлеб в губернии был. Но конкретное его количество было неизвестно — в результате земства были вынуждены выводить цифры из имеющихся на руках данных сельскохозяйственной переписи, норм потребления и засева, урожайности хозяйств и т.д. При этом хлеб предыдущих урожаев не учитывался, так как, по мнению управ, он уже ушел на потребление. Хотя это мнение кажется спорным, учитывая, что многие современники упоминают хлебные запасы крестьян и заметно выросший уровень их благосостояния в войну, другие факты подтверждают, что недостаток хлеба в деревне явно существовал. Городские лавки Воронежа регулярно осаждали малоимущие крестьяне из пригородов и даже других волостей[11]. В Коротоякском уезде, по донесениям, крестьяне говорили: «Нам самим еле достанет хлеба, а вот паны помещики имеют много хлеба и много скота, но скот у них мало реквизировали, а потому следует больше реквизировать и хлеб, и скот»[12]. Даже наиболее благополучный Валуйский уезд обеспечивал себя во многом за счет подвоза хлеба из Харьковской и Курской губерний. Когда поставки оттуда были запрещены, положение уезда заметно ухудшилось[13]. Очевидно, дело в социальной стратификации села, при которой бедняки села страдали не меньше бедняков города. В любом случае, выполнение правительственного плана разверстки было невозможно: отсутствовал организованный аппарат для сбора и учета хлеба, разверстка была произвольной, не хватало материальной базы для сбора и хранения зерна, не был решен железнодорожный кризис. Тем более продразверстка, направленная на снабжение армии и заводов, никак не решала проблему снабжения городов, которая при уменьшении запасов хлеба в губернии должна была только обостриться.

Согласно плану, за январь 1917 г. губерния должна была сдать 13,45 млн пудов зерна: из них 10 млн пудов ржи, 1,25 — пшеницы, 1,4 — овса, 0,8 — проса; столько же полагалось заготовить и в феврале. Для сбора зерна губернским земством было организовано 120 ссыпочных пунктов, по 10 на уезд, располагавшихся в 50–60 верстах друг от друга, причем большинство из них же должно было открыться в феврале[14]. Уже при разверстке начались затруднения: Задонский уезд принял на себя лишь часть наряда (вместо 2,5 млн пудов ржи — 0.7 млн, а вместо 422 тыс. пудов проса — 188), а из определенных на Бирюченский уезд 1,76 млн пудов хлеба к февралю было разверстано только 0,5 млн[15]. Разверстка наряда волостями была выпущена из-под контроля управ из-за отсутствия с деревнями надежной связи, поэтому там дело сильно затянулось.

«Целый ряд волостей совершенно отказывается от…разверстки»

Уже в период заготовок земцы скептически оценивали их результат:

«По крайней мере, в этом убеждают поступившие уже из некоторых уездов сообщения, во-первых, что целый ряд волостей совершенно отказывается от какой бы то ни было разверстки, и, во-вторых, что и в тех волостях, где разверстка была произведена волостными сходами полностью — в дальнейшем, при поселенной и похозяйственной разверстке, обнаруживается невозможность ее выполнения»[16].

Продажа шла неважно. Даже в Валуйском уезде, на который была наложена наименьшая разверстка, а население было в самом лучшем положении, дело шло плохо — многие крестьяне уверяли, что не имеют столько хлеба[17]. Там же, где хлеб был, законы диктовала спекуляция. В одной деревне крестьяне согласились продать пшеницу по цене в 1,9 руб. за пуд, но вскоре негласно отказались от этого:

«Случилось затем так, что откликнувшиеся на предложение властей не успели еще получить деньги за поставленный хлеб, как услыхали, что твердая цена на пшеницу поднялась с 1 рубля 40 коп. до 2 руб. 50 коп. Таким образом, более патриотично настроенные крестьяне получат за хлеб меньше, чем те, которые попридержали его у себя. Теперь среди крестьян царит такое убеждение, что чем больше задерживать у себя хлеб, тем больше правительство будет увеличивать твердые цены, а земским начальникам не нужно верить, так как они только обманывают народ»[18].

М.Д. Ершов, в 1915-1917 гг. и.о. губернатора Воронежской губернии. Фото: Родина/предоставлено автором Заготовительная кампания не была подкреплена и реальными средствами выполнения. Правительство пыталось преодолеть это с помощью угроз. 24 февраля Риттих прислал в Воронеж телеграмму, в которой приказывалось в первую очередь приступить к реквизиции хлеба в селениях, наиболее упорно не желающих выполнять разверстку. При этом надлежало оставлять в хозяйстве по одному пуду зерна на душу до сбора нового урожая, но не позднее первого сентября, а также на весеннее обсеменение полей по нормам, установленным земской управой и на прокормление скота — по нормам, устанавливаемым уполномоченным (даже в этом проявилась рассогласованность действий). Губернатор М.Д. Ершов, выполняя требования власти, в тот же день разослал телеграммы в уездные земские управы, в которых потребовал немедленно приступить к поставкам хлеба. Если в трехдневный срок подвоз не начнется, властям предписывалось приступить к реквизициям «с понижением твердой цены на 15 процентов и, в случае недоставки владельцами хлеба до приемного пункта, с вычетом сверх того стоимости перевозки»[19]. Никаких конкретных директив по воплощению в жизнь этих указаний правительство не предоставило. Между тем такие действия требовали обеспечения их разветвленной сетью исполнительного аппарата, который у земств отсутствовал. Неудивительно, что они со своей стороны и не пытались усердствовать в выполнении заведомо безнадежного предприятия. Распоряжение Ершова от 6 декабря оказывать полиции «всемерное содействие» сбору хлеба не сильно помогло[20]. В.Н. Томановский, обычно весьма строго относившийся к государственным интересам, на заседании 1 марта взял умеренный тон:

«С моей точки зрения, нам нужно собирать хлеб, насколько это возможно, не прибегая ни к каким крутым мерам, это будет некоторый плюс к тому количеству запасов, которое у нас имеется. Возможно, что движение железной дороги улучшится, появится большее количество вагонов… принимать крутые меры в том смысле, что „давайте, везите, во что бы то ни стало“, казалось бы нецелесообразным»[21].

«Разверстка, предпринятая министерством земледелия, определенно не удалась»

М.В. Родзянко перед самой революцией написал императору:

«Разверстка, предпринятая министерством земледелия, определенно не удалась. Вот цифры, характеризующие ход последней. Предполагалось разверстать 772 млн пудов. Из них по 23 января было теоретически разверстано: 1) губернскими земствами 643 млн пуд., т. е. на 129 млн пудов менее предположенного, 2) уездными земствами 228 млн пуд. и, наконец, 3) волостями только 4 млн пуд. Эти цифры свидетельствуют о полном крахе разверстки…»[22].

Председатель Госдумы М.В. Родзянко вынужден был констатировать, что продразверстка, затеянная министерством земледелия, провалилась. Фото: Bibliothèque nationale de France

К концу февраля 1917 г. губерния не только не выполнила план, но и недодала 20 млн пудов зерна[23]. Собранный хлеб, как было очевидно с самого начала, нельзя было вывезти. В итоге на железной дороге скопилось 5,5 млн пудов хлеба, который порайонный комитет обязывался вывезти не ранее как через два с половиной месяца. Ни вагонов для разгрузки, ни топлива для локомотивов на учете не было. Нельзя было даже перевезти муку на сушильни или зерно на размол, так как внутренними рейсами комитет не занимался. Да и топлива для мельниц тоже не было, из-за чего многие из них простаивали или готовились прекратить работу[24]. Последняя попытка самодержавия решить продовольственную проблему провалилась из-за неумения и нежелания решить комплекс реальных экономических проблем в стране и отсутствия необходимой в военных условиях государственной централизации управления экономики.

Эту проблему унаследовало и Временное правительство, которое пошло по старому пути. Уже после революции на заседании Воронежского продкомитета 12 мая министр земледелия А.И. Шингарев заявил, что губерния недодала 17 из 30 млн пудов зерна: «Необходимо решить: насколько право центральное управление… и насколько будет успешно выполнение наряда, а также может ли быть значительное превышение наряда?». На сей раз члены управы, явно впав в оптимизм первых революционных месяцев, уверили министра, что «настроение населения уже определилось в смысле подвоза хлеба» и «при деятельном участии» продорганов поручение будет выполнено[25]. В июле 1917 г. наряды были выполнены на 47%, августе — на 17%[26]. Нет никаких оснований подозревать местных деятелей, лояльных революции, в недостатке рвения. Но будущее показало, что и на этот раз обещание земцев не было выполнено. Объективно сложившаяся ситуация в стране — выход экономики из-под контроля государства и невозможность регулировать процессы в деревне — поставили крест на благонамеренных стараниях местных органов.


Примечания

1. Воронежский телеграф. 1916. N 221. 11 октября.

2. Журналы Воронежского Губернского земского собрания очередной сессии 1916 года (28 февраля — 4 марта 1917 г.). Воронеж, 1917. Л. 34-34об.

3. Государственный архив Воронежской области (ГАВО). Ф. И-21. Оп. 1. Д. 2323. Л. 23об.-25.

4. Журналы Воронежского Губернского земского собрания. Л. 43об.

5. Сидоров А.Л. Экономическое положение России в годы Первой мировой войны. М., 1973. С. 489.

6. ГАВО. Ф. И-21. Оп. 1. Д. 2225. Л. 14об.

7. Журналы Воронежского Губернского земского собрания. Л. 35, 44-44об.

8. Воронежский телеграф. 1917. N 46. 28 февраля.

9. Воронежский телеграф. 1917. N 49. 3 марта.

10. Сидоров А.Л. Указ. соч. С. 493.

11. Попов П.А. Городское самоуправление Воронежа. 1870- 1918. Воронеж, 2006. С. 315.

12. ГАВО. Ф. И-1. Оп. 1. Д. 1249. Л.7

13. Воронежский телеграф. 1917. N 39. 19 февраля.

14. Воронежский телеграф. 1917. N 8. 11 января.

15. Воронежский телеграф. 1917. N 28. 4 февраля.

16. ГАВО. Ф. И-21. Оп.1. Д. 2323. Л. 23об.-25.

17. Воронежский телеграф. 1917. N 17. 21 января.

18. ГАВО. Ф. И-1. Оп. 2. Д. 1138. Л. 419.

19. ГАВО. Ф. И-6. Оп. 1. Д. 2084. Л. 95-97.

20. ГАВО. Ф. И-6. Оп.1. Д. 2084. Л. 9.

21. ГАВО. Ф. И-21. Оп. 1. Д. 2323. Л. 15об.

22. Записка М.В. Родзянки // Красный архив. 1925. Т. 3. С. 69.

23. Вестник Воронежского уездного земства. 1917. N 8. 24 февраля.

24. ГАВО. Ф. И-21. Оп. 1. Д. 2323. Л. 15.

25. Вестник Воронежского губернского продовольственного комитета. 1917. N 1. 16 июня.

26. Воронежский телеграф. 1917. N 197. 13 сентября

Ссылка на первоисточник
Рейтинг
( Пока оценок нет )
Загрузка ...
Исторический дискуссионный клуб