Подобно своим учителям и старшим товарищам-передвижникам, изображение народной жизни Рябушкин считал своим кровным делом. Эта задача представлялась ему единственно важной и неисчерпаемой. Но в ее разработку он внес много своего, принципиально нового. Для него, родившегося и выросшего в семье деревенского иконописца, народный быт был целым поэтическим миром, который он очень любил, очень хорошо знал и очень верно изображал. Тонкое понимание исторически сложившихся художественных представлений крестьянства, проявляющихся во всех мелочах его жизни — костюмах, утвари, предметах обихода, поведении и обычаях, — пронизывает каждую работу художника…
Подобно многим русским художникам и писателям, Рябушкин наиболее яркое выражение красоты и национальной самобытной русской народной жизни видел в патриархальных чертах народного характера и быта. В особых исторических условиях России конца XIX столетия такая точка зрения была своеобразной формой протеста против капитализма, разрушавшего вековые устои крестьянской жизни, несшего в деревню нищету, болезни, кабак, опустошающую человека власть денег.
Повышенный интерес Рябушкина к красоте национальных обычаев, его любовь ко всему красочному, талантливому в народной жизни были связаны, конечно, с характером его дарования, с его творческими воззрениями и пристрастиями. Но личные склонности художника совпадали, как мы видим, с большим направлением общественной мысли и несли в себе глубокое содержание. Они питались страстным желанием Рябушкина утвердить художественные особенности народного мировосприятия как некий эстетический идеал.
Именно с этим связано обращение Рябушкина к русской жизни XVII века, когда все дорогие ему черты народного быта выступали в своем, можно сказать, классически чистом виде.
Новаторство Рябушкина в области исторической картины до сих пор по-настоящему не оценено. Он принадлежал к тому поколению русских исторических живописцев, самое появление и успехи которых были подготовлены великим Суриковым. Как тонко заметил один из биографов Рябушкина, лишь фоны исторических полотен Сурикова «дали толчок для изучения обыденных явлений прошлого С. Иванову, А. Васнецову и Рябушкину».
Действительно, народный быт XVII столетия, бывший для Сурикова лишь средой фоном, на котором развертывались трагические события истории, стал для названных художников одной из главных тем творчества. В сущности, так же как и Суриков свои искания они сосредоточили вокруг проблемы национального своеобразия Руси и путей ее развития. Но если Суриков эту проблему сопоставил прежде всего с борьбой народа с его протестом, его социальной драмой, то в творчестве, например, Рябушкина она получает иное преломление. Он связывает ее с эстетическими сторонами народного быта видя именно в них наиболее яркое проявление национальной самобытности русского крестьянства. В его творчестве поиски поэтического отодвинули на второй план тему трагедии народа, драматизм уступил место лирике, социальный анализ — поэтизации народного быта, стремлению утверждать его как прекрасное.
Подобная перестановка акцентов была характерна для многих художников, сверстников Рябушкина. Суриков масштабнее и значительнее своих последователей. Но они сказали свое новое слово в исторической живописи. И Рябушкину здесь принадлежит одно из почетных мест.
А.П. Рябушкин. Сидение царя Михаила Федоровича с боярами в его государевой комнате
Ранние работы художника на историческую тему (не считая многочисленных заказных журнальных рисунков) представляют собой небольшие жанровые зарисовки быта XVII века. Они являются как бы прелюдией к тому расцвету исторической картины, который начинается в творчестве Рябушкина с середины 90-х годов XIX века.
Одной из первых работ «настоящего» Рябушкина было «Сидение царя Михаила Федоровича с боярами в его государевой комнате» (1893). Рябушкин создает выразительные тины царских советников, медлительных тяжелодумов или, напротив, хитрых и лукавых но одинаково степенных и осанистых. Художник подчеркивает в их облике колоритное соединение мужицкой простоватости с азиатской роскошью и пышностью одежд.
В «Сидении царя Михаила Федоровича» уже в полную меру проявился интерес Рябушкина к художественной стороне русского быта, к национальному декору и орнаментике, составлявшим его неотъемлемую черту. Характерно, однако, что герои Рябушкина при всей своей выразительности еще напоминают переодетых в исторические костюмы статистов. В самом построении картины художник исходил прежде всего из принципа правдоподобия сцены, не уделяя достаточного внимания декоративно-пространственной цельности полотна. Отсюда орнаментальное узорочье покрытых богатым шитьем одежд и расписных стен палаты воспринимается как некий бытовой атрибут.
Надо сказать, что эта картина была одной из немногих попыток Рябушкина изображать определенных исторических героев. Чаще всего его привлекало в историческом прошлом нечто совсем иное: повседневная жизнь народа, характерные типы русских людей XVII века, их обычаи, нравы. Но не быт сам по себе, а его красота, не изобразительная достоверность, а историческая и поэтическая правда были его целью. Вот почему его картины бесконечно далеки от какого бы то ни было приземляющего бытовизма. В них есть то эмоциональное богатство, то обилие лирических нюансов, которые служат признаком подлинной поэтичности в искусстве. В картинах Рябушкина пленяет сплетение вымысла и точного знания исторического материала, веселой насмешливости и мечтательной грусти, чувства восхищения и легкой иронии. В его жажде подлинности, точности деталей таилась страстная любовь ко всему художественно выразительному в народной жизни, к ее пестрым контрастам, сочной красочности. Эта-то любовь и заставляла его от документальной точности идти к правде художественной, вскрывая в каждой изображаемой детали ее образный и поэтический смысл. Вот почему в картинах Рябушкина всегда ощущаешь ту свободу образной интерпретации прошлого, которая выше музейной правды, превращающей историческую картину в наглядное пособие.
А.П. Рябушкин. Московская улица XVII века в праздничный день
Вот одна из крупнейших картин Рябушкина — «Московская улица XVII века» (1896). Кажется, что слышишь нестройный шум, царящий на московской улице в дни весенней распутицы. Хохот и крики уличных зевак, гнусавое пение нищих, восклицания прохожих сливаются с чавканьем и бульканьем грязи под ногами. Все здесь живет, движется с той неподдельной естественностью, которая заставляет поверить в истинность происходящего. Рябушкин обыгрывает красочность, яркость, узорное богатство одежд XVII века, всячески заостряя декоративную выразительность цветовых отношений и пятен. Поэтичны и остры характеристики различных типов посадских людей того времени. Здесь и скромно потупившаяся девушка, и простодушно-грубоватый парень, в развалку шагающий по грязи, и нарумяненная молодуха, и молодой щеголь, вызывающе смотрящий на приглянувшуюся ему красавицу, и многие другие. В их осанке, облике чувствуется удаль, веселье, простодушие.
Рябушкин обладал поразительным даром проникновения в жизнь людей далекого прошлого. Изучение летописей, исторических материалов и источников давало ему знание эпохи. Тонкая интуиция, фантазия, воображение оживляли это знание в ярких художественных образах. Когда глядишь на картины «Семья купца XVII века» (1897) или «Шуба с царского плеча» (1902), веришь, что именно такими были русские купцы и бояре. Художнику и смешны и любы их тяжеловесные нравы и наивные вкусы. В «Семье купца» он как бы пародирует приемы мастеров парсунных портретов XVII века с их статичностью и орнаментальной ритмикой. В результате мы проникаемся тем характерным для Рябушкина чувством иронического любования, которое придает его картине неповторимую остроту.
В другой большой картине «Едут» (1901) изображен московский люд XVII века, наблюдающий въезд иностранного посольства в Москву. На лицах людей, сдерживаемых стрельцами, написаны все стадии любопытства — от простодушия до настороженной недоверчивости. Живая непринужденность поведения толпы, историческая правда одежд и характеров заставляют поверить, что перед нами кусок «живой жизни», открывшееся из-за «завесы времени» яркое зрелище.
А.П. Рябушкин. Семья купца в XVII веке
Впечатление это во многом связано с композиционным построением полотна, явившимся новым словом в тогдашней русской живописи. Срезав по краям картины фигуры людей, расположив толпу по диагонали, Рябушкин достигает впечатления динамичности и фрагментарности композиции. Благодаря этому приему зритель живо представляет огромную оживленную толпу, часть которой изображена на полотне. При всей кажущейся случайности такого решения в нем есть та выверенность и образная выразительность, которые принципиально отличают картину от этюда.
Однако в целом этому полотну недостает еще того единства и чистоты стиля, которые характеризуют последние вещи Рябушкина. Кажется, что интерес к отдельным деталям изображения — уборам, лицам, одеждам — доминировал здесь над стремлением к живописной цельности.
В последующих работах Рябушкина появляется то мастерство, которое помогает ему выразить свое живое ощущение повседневной жизни прошлого. Особенно показательна в этом отношении едва ли не самая лучшая картина Рябушкина — «Свадебный поезд в Москве (XVII столетие)» (1901). В этой картине особенно отчетливо выявилось и его лирическое отношение к историческому прошлому, и умение пережить его как реальность.
Картина напоминает некое красочное видение, которое неожиданно возникло перед нашим взором. Она проникнута настроением поэтичности, таинственности, почти сказочности. Вихрем красок проносится свадебный поезд. Летят кони, едва касаясь земли, скользят легкие фигурки женщин, мерцают красные, золотистые, синие, желтые пятна одежд. Вся процессия охвачена стремительным движением. Еще немного — и шумный, сверкающий красками поезд исчезнет за «кулисой» сарая. Померкнут на куполах церквей и ветвях деревьев лучи заходящего солнца, и останется тихая московская улица с отсыревшими заборами и сараями да одинокая фигурка девушки с заплаканным лицом.
Все это создает поэтическое настроение изменчивости, мимолетности изображения, вызывающее сожаления об этой навсегда исчезнувшей, невозвратимой красоте. И, быть может, именно в этих переживаниях и состоит очарование того истолкования истории, неповторимым мастером которого явился Рябушкин.
Его позднее творчество подернуто какой-то грустной усмешкой. Это грусть поэта уходящей старой Руси, уступающей место новому укладу жизни. Но Рябушкин, в отличие, например, от Нестерова, поэтизировал не духовные идеалы старой Руси, а вместе с ними и ее предрассудки, а те стороны жизни, в которых выражалась художественная одаренность народа, его нравственное своеобразие.
Раскрытие поэзии обыденной жизни XVII века — вот задача, решение которой определяет значение исторической живописи Рябушкина. Русский национальный характер в его повседневном проявлении, народные вкусы и идеалы, выражающиеся в национальном декоре и красочности быта, прелесть городского пейзажа XVII века становятся в его картинах объектом правдивого, лирически проникновенного изображения.
Стремление воплотить художественную неповторимость русского быта XVII века в самом живописном строе, характере рисунка и трактовке формы определяет работу Рябушкина над исторической картиной. Его зрелое творчество дает нам своеобразный вариант тех исканий «национального» стиля, которые были характерны для многих художников его времени (Нестерова, Малютина, Е, Поленовой, Врубеля, Рериха и др.).
Литература: Алпатов Л.В. и др. Искусство. Живопись, скульптура, графика, архитектура. Изд. 3-е, испр. и доп. Москва, «Просвещение», 1969.
Воскресный день
Гусляр поющий
Диакон
Князь Глеб Святославович убивает волхва на Новгородском вече (Княжий суд)
Московская девушка XVII века
Московская улица XVII века в праздничный день
Новгородская церковь
Ожидают выход царя
Русские женщины XVII столетия в церкви
Семья купца в XVII веке
Сидение царя Михаила Федоровича с боярами в его государевой комнате
