Крещение Руси и наследие язычества

Крещение Руси и наследие язычества

Почему Владимир выбрал христианство

Автор Петр Стефанович

Я думаю, не нужно много говорить о том, что принятие христианства Русью — событие огромной исторической важности. Русь приобщилась к одной из вели­ких мировых религий и вместе с тем к богатейшему культурному наследству. Вне христианствской традиции невозможно помыслить сегодняшнюю Россию. Очень важно, а вместе с тем естественно, что крещение Руси стало важнейшим элементом нашей национальной памяти.

Вместе с тем надо ясно понимать, что те образы прошлого, которые живут в исторической памяти общества, и те факты, которые строгая критика исторических ис­точников позволяет оценить как более или менее достоверные, могут отстоять друг от друга весьма существенно. Особенно большой эта дистанция между образами и фактами оказывается тогда, когда речь идет о событиях древности, о которых слишком мало аутентичных данных, и к тому же эти данные весьма непоследовательны и даже противоречивы.

В полной мере это относится и к Крещению Руси. Сам факт принятия христи­анства на Руси в качестве официальной государственной ре­лигии при Влади­мире в конце X века не подлежит сомнению. Об этом сообща­ют разные источ­ники, в том числе иностранные и происходящие из того вре­мени, например византийские данные или рассказ сирийского историка конца X века Яхъи Антиохийского. Яхъя был современником событий, писал, что называется, «по горячим следам». И, рассказывая о событиях 989 года (а его, собственно, интересовала в первую очередь история Византии, взаимо­отно­шения Византии с арабским миром), Яхъя пишет о договоре византий­ского императора Васи­лия, правившего в то время, и некоего князя русов. По имени он его не назы­вает, но мы знаем, что это был Владимир.

«И заключили они между собой договор о свойстве, и женился царь русов на сестре Василия, после того, как он [Василий] поставил ему условие, чтобы тот крестился и весь народ его страны, а они [русы] народ великий. И не при­­числяли себя русы тогда ни к какому закону и не признавали ника­кой веры. И послал к царю русов царь Василий впоследствии митропо­литов и епи­скопов, и они окрестили царя и всех, кого обнимали его земли. И отпра­вил к нему сестру свою, и она построила многие церкви в земле русов».

Однако и это сообщение, и другие сообщения очень кратки. Детали этих событий, которые так интересуют нас сегодня, указываются только в несколь­ких древнерусских сказаниях, или преданиях, из которых наиболее подробно летописное сказание.

Предания эти во многом расходятся, а кроме того, являются позднейшими рас­сказами, записанными тогда, когда Крещение Руси стало уже фактом более или менее отдаленного прошлого, которое новые поколения могут и приукра­ши­вать, и по-своему интерпретировать. Например, рассказ «Повести времен­ных лет» о Крещении Руси — знаменитый хрестоматийный рассказ — сложился как текст только в конце XI — начале XII века, то есть спустя более ста лет после самого события. При этом, как выяснено уже современными исследо­вателями, с тек­сто­логической точки зрения рассказ «Повести временных лет» имеет очень сложные происхождение и внутреннюю структуру; в предшест­вующем лето­писании, которое велось до «Повести временных лет, то есть до начала XII века, он был изложен в ином виде (или даже в иных видах, редакциях). В этом рассказе мы видим сложное переплетение каких-то, по-видимому, реальных фактов, но в то же время и оценок, суждений идео­логов и интел­лектуалов уже более позднего времени, эпохи, наступившей спустя десятки лет после самого Крещения и после правления Владимира. Ну и нако­нец, в этом рассказе есть и сказания фольк­лорного характера, записанные в лето­пись как предание, бытовавшее устно.

Начинает летописец со знаменитого рассказа о выборе веры. Под 986–987 го­дами говорится сначала о том, что ко двору киевского князя Владимира Свято­славича приходили прозелитические посольства магометан, иудеев, католиков и православных, а затем — что сам князь, посоветовавшись с боярами и старца­ми, то есть элитой тогдашнего общества, послал своих послов к волжским бол­гарам, немцам и грекам, разведать, так сказать, об их верах. В этом рассказе видны легендарные черты фольклорного предания. В духе былинных сказаний князь общается с представителями других стран и государств. В частности, именно здесь помещены знаменитые слова князя в ответ на проповедь мусуль­манина, запрещавшего употребление алкоголя: «На Руси веселье есть пить». Тем самым он отверг запрет на употребление алкоголя. Здесь, в этом же рас­сказе, используются ходячие выражения устного происхо­ждения. Например, советники князя говорят о проповедниках: «Князь, своего никто же не хулит, но хвалит». Совсем как в народной пословице, известной и сегодня: «Всяк кулик свое болото хвалит». Ну и можно приводить еще целый ряд подобных примеров.

Вместе с тем в этом же рассказе помещено произведение чисто церковного характера, так называемая «Речь философа» — сравнительно пространное рас­суж­дение об основах христианской веры с кратким пересказом Библии. Якобы это была проповедь византийского миссионера, пришедшего в Киев. Это текст в осно­ве переводной с греческого, сложный, богословский, разительно отли­чающий­ся от стиля и содержания летописи.

Далее под 988 годом «Повесть временных лет» рассказывает о походе Руси на византийскую колонию в Крыму, город Корсунь (или Херсонес по-гречески), о переговорах Владимира с греками и договоре с ними. Договор предусма­три­вал крещение Владимира по греческому обряду и брак его с царевной Анной, сестрой правившего в тот момент императора Василия, того Василия, о кото­ром упоминал Яхъя Антиохийский. Анна была порфирородная царевна, то есть родившаяся в особых царских, императорских покоях в Константино­польском дворце. И брак с ней, конечно, сильно повысил бы статус Владимира и статус того общества, того государства, которое за ним стояло. Получив Анну, Влади­мир, согласно «Повести временных лет», возвращает Корсунь Ви­зантии.

Ну и нако­нец, весь летописный рассказ завершается описанием креще­ния киев­лян и всей Руси в Киеве. А особенно и в первую очередь выделяется кре­щение многочисленных сыновей Владимира. Согласно летописи, их на тот момент у Владимира было двенадцать. Приводится также похвала Владимиру и «рус­ским сынам, новым людям христианским», как выражается древний книжник. В этой части летописного рассказа о Крещении Руси более всего чувствуется политическая тенденциозность в изложении событий. Летописец явно хотел оправдать политику киевского князя, который сумел навязать Ви­зантии свою позицию. Ну и кроме того, летописец хотел прославить лично самого князя.

В какой мере сообщения летописи можно считать достоверными? Это очень сложный вопрос, и ответы современных историков на него сильно разнятся. Как в любом мифе, тем более с политическим подтекстом, мы имеем дело со смесью реальности, легенды и пропаганды. Например, ничто не обязывает нас верить рассказу о посольстве в Киев разных миссионеров и посольствах князя Владимира в разные другие страны. Мы знаем, например, что визан­тийская миссия, и особенно как раз в конце Х века, практически не работала.

Но сам религиозно-политический расклад, который нам описывает состави­тель «Повести временных лет», отражал реальность. Киев в самом деле имел контакты и мог выбирать между христианством (причем в двух его ветвях, православии и католичестве), исламом, иудаизмом — религиями, которые представляли могущественные государства той эпохи: соответственно Ви­зантия, Рим, Арабский халифат и Хазария. Выбор был обусловлен, видимо, степенью развития отношений с соответ­ствующей страной и конкретными политическими обстоятельствами. И то и другое говорило в пользу Византии, и окончательное решение Руси, конечно, было неслучайным.

С другой стороны, в некоторых древнерусских текстах, создавав­шихся неза­ви­симо от летописи, есть существенные отклонения и расхождения от «Повес­ти вре­менных лет» в изложении фактических событий. Например, существен­но отличается информация о Крещении Руси в одном из древнейших произведе­ний древнерусской литературы «Память и похвала князю русскому Владимиру» Иакова-мниха (то есть монаха). Согласно «По­вести вре­менных лет», князь Владимир крестился в 988 году, захватив Корсунь. Между тем Иаков-мних пишет, что кре­щение Владимира и взятие Корсуня не были прямо связаны: князь крестился в Киеве еще в 987 году, а захватил Корсунь и женился на Анне не в 988 году, а в 989-м. Кстати говоря, именно 989 годом датирует креще­ние русов и Яхъя Антиохийский. В летописи захват Херсонеса никак не объяс­ня­ется, а по Иакову и некоторым другим источникам полу­ча­ется, что брать Херсонес Владимиру нужно было, чтобы добиться у Ви­зантии выдачи царевны Анны. Императорская семья, видимо, отчаянно не хо­тела породниться с диким варваром, каким греки представляли себе князя Руси.

У современных ученых есть серьезные основания верить скорее Иакову, а не «Повести временных лет». А значит, есть основания представлять историю Крещения Руси существенно иначе по сравнению с привычным нам со школь­ной скамьи летописным рассказом.

Но отличаются не только версии фактических событий. Отличается также общее объяснение причин и последствий Крещения. Расхождения мы видим как в разных древних источниках, так и между древними текстами и оценками современной науки. Например, митрополит Иларион, первый русский на мит­рополичьей кафедре в Киеве, в знаменитом «Слове о законе и благодати», написанном им около 1050 года, видел главную причину Крещения Руси в бого­вдохновенном личном решении князя Владимира:

«…И вот на него, во дни свои живущего и землю свою пасущего правдою, мужеством и умом, сошло посещение Вышнего, призрело на него всемилостивое око благого Бога…»

Решение князя Иларион приравнивал к апостольскому подвигу, а самого Вла­димира — к первому христианскому императору, святому Константину. Значе­ние Крещения осмыслялось в эсхатологическом ключе: отныне народ Руси мог рассчитывать на спасение на неизбежном и скором Страшном суде. Детали были не так важны — важен был сам перелом от язычества к «закону и благо­дати», и на этом переломе заострялось внимание.

В летописном предании представлена другая объяснительная модель, прибли­женная к политическим и культурным реалиям истории Руси: решение кре­ститься Владимир принимает не единолично, а по совету с элитой, а также с учетом опыта предшественников — прежде всего бабки, княгини Ольги, кото­рая крестилась в Константинополе. Важен династический момент: Влади­мир следует заветам мудрой бабушки и передает завет своим сыновьям, будущим правителям Руси. В оценке последствий Крещения в летописи выделяется посредническая роль Корсуня (Херсонеса) как «передаточного звена» между Византией и Русью, а также приобщение Руси к сообществу цивилизованных государств.

Современная светская наука смотрит на события не с точки зрения спасения (будь то одного человека или всего народа) и даже не столько из перспективы отношений элиты Руси с соседними государствами, сколько с точки зрения развития государственности, культуры и социально-экономических отно­шений в самой Руси. Ключевое слово в современной оценке — интеграция. Принятие христианства в огромной мере способствовало развитию граж­данско-государственных отношений на Руси и сплочению населения, которое признава­ло одни ценности и одну власть. Рука об руку с развитыми монотеи­стическими религиями шли завоевания цивилизации, также способ­ствовав­шие интеграции населения, — прежде всего письменность.

Язычество соответствовало обществу со слабой коммуникацией, сохранением межплеменных различий, поверхностными внешними контактами, преоблада­нием силовых методов решения конфликтов. Языческие общинные культы поддерживали единство и обособленность локальных общностей. А диффе­ренциация общества, выделение личности из родовых и общинных связей, мобильность и миграции населения, более глубокие отношения с раз­витыми цивилизациями — все эти факторы расчищали путь монотеизму, де­лавшему акцент на индивидуальный религиозный опыт и претендовавшему на транс­граничный, всемирный охват.

Естественно, именно верхушка общества должна была первой вступить на путь разрыва с язычеством, и естественно, что для приднепровской Руси этот путь лежал в направлении Византии, откуда христианство начало распространяться на север, преимущественно в славянские области, еще в IX веке. Об этом есть и археологические данные, и данные письменных текстов. Так, например, в 944 году Русь и Византия заключили мирный договор, текст которого дошел до нас: из него хорошо видно, что какая-то часть той элиты Руси, которая уча­ствовала в заключении договора, была уже христианской. Эти люди скрепляли соглашение христианской клятвой. Решительным шагом на этом пути распро­странения христианства из Византии на север было крещение княгини Ольги в Константинополе.

Интеграция населения явно осознавалась как насущная задача при дворе Владимира Святославича, и это отражало зрелость общества, которое уже достигло достаточно высокого уровня развития.

Один из вопросов, связанных с последствиями принятия христианства, это проблема сохранения некоторых элементов язычества в быту и менталитете русских людей и взаимодействия их с православием и православной церковью.

Христианство сменило язычество как религиозную систему. Но оно не могло искоренить или заменить разного рода верования и представления, так или иначе связанные с иррациональным и сакральным, — верования не только собственно религиозные, но и магического характера, мифологические, фольклорно-сказочные, осмыслявшие потусторонний мир и посмертную судьбу человека. Этот комплекс идей, образов и практик был связан с повсе­днев­ностью и бытом, особенно простых людей, далеких от книжной культуры и сложных догматических построений христианского богословия. Лешие и домовые, при­меты и гадания, лечебные и любовные заговоры, заложные покойники и кален­дарные обряды — вот о чем идет речь.

Питательная среда этих верований и представлений — тесное взаимодействие с природой, сельскохозяйственный цикл, семейно-родственные взаимоотно­шения, простые (даже инстинктивные), но сильные эмоции, такие как страх, любовь и т. д. Конечно, в язычество они хорошо вписывались — язычество как рели­ги­озная система, собственно, и выросло из этих верований и пред­ставлений. Но с христианскими догматами и этикой они во многом не имеют ничего общего, а часто и прямо им противо­речат. С ортодоксальной церковной (или же, наоборот, последо­вательно атеистическо-рациональной) точки зре­ния, их назы­вают суевериями и предрас­судками. И тем не менее эти суеверия и предрассудки пережили не только Крещение Руси, но благо­получно живут «в массах» и сегодня, несмотря на явные черты магизма и пантеизма, отдающие некоей языческой архаикой.

Сосуществование православия как государственной религии на Руси и этого не- или внехристианского комплекса верований и практик некоторые ученые XIX–XX веков называли двоеверием. Они имели в виду двойственность со­зна­ния — христианского и языческого одновременно. Сегодня от этого терми­на отказываются, так как он неадекватно описывает религиозное сознание сред­невекового (да и не только средневекового) человека.

Сам термин «двоеверие» происходит из полемической церковной литера­туры — как византийской, так и древнерусской. Церковные проповедники (в том числе, например, такой известный проповедник, как Феодосий Печер­ский) подразумевали под двое­верцами тех, кто внешне, для видимости признал себя христианином и даже стал ходить в церковь и выполнять какие-то христи­анские обряды, но при этом не отказался от веры в языческих богов. Например, в одном из древнерусских поучений против язычников «христианами, двое­верно живущими» названы такие, кто верует «в Перуна, и в Хорса, и в Мокошь, и в Симарьгла, и в вил, кото­рых, как говорят невежественные, тридевять сестриц, считают их богинями и приносят им жертвы и режут кур, молятся огню, называя его Сварожичем, обожествляют чеснок, и когда у кого будет пир, тогда кладут его в ведра и чаши, и так пьют, веселясь о своих идолах».

Очевидно, речь шла о сознательной приверженности язычеству как религи­озной системе и описывалась ситуация первоначального распространения хри­стианства, когда язычество не было забыто. Между тем приметы, «бытовая» магия или сказочная мифология — это все вещи, которые живут и сегодня и которые в том или ином виде в той или иной степени признают и люди, вполне искренне считающие себя христианами.

Как показывает закрепление в XIV веке термина «крестьянин» как обозначения простого человека, живущего плодами рук своих, большинство населения Руси к этому времени идентифицировали себя как христиан («крестьянин» — это и есть христиа­нин). Однако борьба с «суевериями» продолжалась и в более позднее время, и даже временами — как, например, в XVII веке, в эпоху церков­ных реформ, — особенно усиливалась. Это может даже создать иллюзию, что позже были времена некоего «языческого возрождения». На самом деле, конечно, речь шла не об отходе населения от официальной Церкви, а наоборот, о повышенном давлении на население со стороны церковников — на население, которое уже считало себя верующими христианами. Это давле­ние было обус­ловлено осо­быми обстоятельствами эпохи Реформации и Контр­реформации, и особых результатов оно не принесло. Неортодоксальные веро­вания и прак­тики сохра­нялись — на смену средневековым скоморохам, допу­скавшим откло­нения от христианской морали, пришла демократическая сати­ра XVII века, крити­ковавшая официальную Церковь, затем сатира сменилась широкомас­штабной общественной секуляризацией уже в XVIII–XIX веке, а сегодня объяв­ле­ния о колдуньях и приворотных средствах можно легко найти в разных СМИ.

Термин «двоеверие» подразумевает явление узко очерченное — время перво­начального утверждения христианства среди населения. В случае с Древней Русью это эпоха XI–XII веков; возможно, местами, в «медвежьих углах» госу­дар­ства, где жило еще язычество, — до начала-середины XIII века. Никаких сви­детельств о сохранении веры в языческих богов с этого времени у нас уже нет. А между тем «нетрадиционные» верования и практики в том или ином виде сохранялись.

Более того, само православие в его, так сказать, практическом применении — то есть как набор представлений и обрядов, которые практико­вались широ­кими кругами населения, — испытывало влияние неких архаиче­ских воззрений и практик, глубоко укорененных в повседневности. Это приво­дило к своеобраз­ному синкретизму, который называют народным христиан­ством или народ­ным православием. Например, когда простые люди главным «богом» называют Николу, гром объясняют как грохот колесницы Ильи-пророка, перед Великим постом празднуют Масленицу, а на Троицу по­минают предков и т. д. Да и само христианство в важнейших элементах — сим­волах, фигурах пантеона, сюжетах христианской истории и т. д. — начинало жить своей, особой, часто довольно специфической жизнью, вызывая причуд­ливые формы святости, особую мифо­логию, новые (причем неожиданные) формы индивидуального и массового благочестия. При этом возможны были взаимо­влияния и отталкивания от дру­гих конфессиональных и национальных тради­ций христианства, «обратные» влияния (т. е. возникновение в народном фольк­лоре образов, выглядящих как будто архаически, но на самом деле на­веянных литературной традицией, развившейся уже в рамках христианства).

Скорее, таким образом, надо говорить не о «двоеверии», а о некоем синкре­тизме религиозного сознания, допускающем признание разных (не двух, не трех, а многих) форм сакрального и иррационального, но — в случае средне­вековой Руси — «под зонтиком», «омофором» официального христианства. После Кре­щения Руси христианство не столько отменило или вытеснило «народные» верования и практики, сколько задало для них новую систему координат и ограничений. В такой ситуации мы, в сущности, живем и сегодня, с той только разницей, что секуляризованные общество и государство допу­скают выбор между разными «зонтиками» господствующих религий или даже воз­можность не пользоваться этими зонтиками вовсе, если вы атеист или агностик.

Такая множественность религиозных идентичностей, возможность выбора в своем личном религиозном решении — это то, к чему мы привыкли сегодня, то, что считаем естественной чертой современной цивилизации. Но не надо забывать, что эта возможность выбора заложена в христианстве, в истинно христианском понимании личной, добровольной связи человека с Христом, когда-то сознательно и добровольно выбравшим свой крестный путь. Хри­сти­анство — это та религия, которая позволяет и даже ждет свободного выбора человека. Из этой свободной воли выросла современная цивилизация, пусть даже она осознает себя сегодня вне веры и вне конфессии. В этом смысле Крещение Руси имело не только религиозное значение, но и духовное, циви­ли­зационное. И оно началось с выбора: сначала отдельных личностей, таких как княгиня Ольга, потом всего общества во главе с его лучшими представи­телями. И выбранный путь принес нам приобщение к цивилизации, в основе которой лежит свободное и ответственное решение — выбор, воля как принцип внутренней духовной и общественно-гражданской жизни. В этом, по моему глубокому убеждению, и состоит великое историческое и даже, как сказали бы сегодня богословы, прообразовательное, символическое значение Крещения Руси, события, перевернувшего судьбу народов Восточной Европы тысячу лет назад.

Ссылка на первоисточник
Рейтинг
( Пока оценок нет )
Загрузка ...
Исторический дискуссионный клуб